Bronza

Проходя мимо купальни, услышал песенку. Услышал и замер.

…Ка-Боме… Ка-Боме… птица в клетке… когда же ты выпорхнешь? Поутру иль ввечеру? Задремали цапля и черепаха…

Приятный девичий голос напевал милую детскую песенку-считалочку.

…кто стоит у тебя за спиной, угадай-ка!

Императору вдруг стало больно и страшно. Он не хотел знать, кто мог стоять у него за спиной. Не хотел услышать вновь гулкое эхо шагов и мягкий шелест уговоров. Увидеть голодный блеск в этих глазах, почувствовать жадную настойчивость этих рук. Теперь ты будешь – Тысяча Ночей . Это имя больше подходит тому, кто родился ночью, в первый день месяца… Когда исчезает свет, разогнать тьму – восходит полная луна! Ты мой! Моя тысяча восхитительных ночей!

…птица в клетке… Ка-Боме… Ка-Боме… Кто стоит у тебя за спиной? А это господин Черт хлопает в ладоши!

Он очнулся. С глухим рыком, расшвыривая с дороги свиту, бросился в купальню. Ногой распахнул дверь, шагнул в воду, схватил певунью за плечи. Испуганно вскрикнув, девушка оборвала песню.

– Не смей… слышишь! Не смей… никогда… петь… эту… песню! – рычал на нее император, грубо встряхивая на каждое свое слово.

Голова девушки моталась из стороны в сторону. В оленьих, испуганно расширенных глазах стояли непролитые слезы. Искаженное яростью лицо императора напугало ее до смерти. Но песня больше не звучала, и страх, давящий на грудь и не дающий дышать, постепенно отступил. Император узнал девушку, и по лицу скользнула тень сожаления; ему совсем не хотелось напугать свою Жемчужину – принцессу, что выбрал для себя.

Его пальцы разжались, отпуская девичьи плечи. Успокаивая, мягко привлек девушку к себе, стал гладить по спине. Не желая объяснять свой поступок, молчал, да и не желал он ничего объяснять. Это было его прошлое. Только его постыдное прошлое.

Напуганная, та невольно прильнула к нему, ища защиты у императора от его же гнева. Прижалась щекой к горячей коже в вырезе халата. Замерев, слушала, как в его груди успокаивается яростное биение сердца. А он продолжал гладить ее по спине, по волосам, и движения его рук становились все более мягкими, ласкающими.

Почувствовав перемену в его настроении, девушка робко подняла голову. Взглядом наткнулась на родинку. Темное пятнышко на шее императора, выше ключицы, выглядело трогательно беззащитным. Приподнявшись на цыпочках, она заглянула ему в лицо и удивленно ахнула. От бабушки принцесса слышала, что порой встречаются люди с глазами цвета неба, но сейчас она смотрела в теплеющую после грозы вечернюю синеву и уже больше не могла отвести от него взгляда.

По намокшему фиолетовому шелку лениво плавали серебряные драконы, и тишина бархатными лапками неслышно кралась вокруг них. Он повел плечами, и халат, соскользнув вниз, утонул в воде. Вспыхнув, принцесса скромно потупилась под его откровенно зовущим взглядом. Улыбнувшись девичьему смущению, помогая ей справиться с неловкостью, ее маленькими ладошками он погладил себя по золотисто-смуглой груди. Осмелев, девушка прильнула к нему, отдаваясь его умелым рукам. В коридоре, в ожидании повелителя, многозначительно притихла свита. Перед дверями купальни неподвижно застыла стража.

Готовясь взойти на императорское ложе, принцесса с десяти лет обучалась искусству любви. У властителя Поднебесной не было времени – тратить его на неумеху, не знающую, как доставить мужчине наслаждение. Но все преподанные ей уроки оказались всего лишь бумажными цветами. Без цвета и запаха. Только с ним, в его объятиях, узнала она, в какие цвета окрашена и как пахнет настоящая страсть.

А он выпил ее наслаждение до капли и наполнил своим. И весь мир для нее сузился до ширины его плеч. Она слышала только его голос, его тихий смех, дыхание и стук его сердца. Тонула в синеве его глаз и не хотела спасаться из этого сияющего звездами омута.

Легкое покашливание вернуло Императора, застенчиво улыбающегося чему-то своему, тайному, в реальность. На лицах советников читалось: «Какое мальчишество – собрать важный совет и только присутствовать!» А он, почти не прислушиваясь к их голосам, уже мысленно ласкавший нежную кожу своей Жемчужины, целовавший ее сладкие губы, мечтал о скорой встрече с ней. Вчера, покидая купальню, игриво намекнул, что непременно заглянет сюда на следующий день, в это же время, и теперь, уверенный, что она ждет его там, считал минуты до окончания совета. Надеялся он напрасно. Не зря сверкнули коварным блеском глаза советников. Совет затянулся.

Тщательно, как ее учили, скрывая свое разочарование от прислуживающих ей женщин, принцесса из рода Са покинула купальню и вернулась в отведенные ей покои. Отпустив прислужниц, попросила кормилицу приготовить для нее чай. Та чуть не упала в обморок, столкнувшись в дверях с императором.

– Я же обещал! – воскликнул он весело, переступая порог комнаты.

«…в час змеи Одиннадцать Богов ждали, когда двое сойдутся в смертельном поединке. И брат убьет брата, чтобы они могли и впредь тысячи лет восседать, каждый на троне своем…

Любовь моя, брат мой, да сгоришь ты в огне моей ненависти! Воин в доспехах, не отражающих свет, вынул из ножен меч, чтобы защитить свое израненное, кровоточащее сердце.

Я люблю тебя, брат! И буду любить даже когда закончится вечность! Воин в доспехах, излучающих свет, взмахнул мечом, чтобы с улыбкой на устах проститься с ненавистью, разъедающей душу.

И бились они, возложив все свои надежды на одно лишь движение меча. И сыпались искрами со скрещенных клинков мгновения их жизни – пока отрубленная голова побежденного, схваченная за серебро волос, не закачалась в руке победителя, пачкая кровью землю у его ног…» Книга 12-ти Лун, глава четвертая

Посреди ночи принцессу разбудил с хриплым надрывом придушенный крик. Она зажгла свечу. Шепча невнятные слова, император метался на широком ложе в ее покоях. Его пальцы судорожно тискали ткань простыней, словно пытались что-то схватить или удержать. Первым ее желанием было разбудить спящего, в надежде избавить от власти ночного кошмара, но тот уже повернулся набок, простонав сквозь зубы «Энджун!».

Прозвучавшее так горестно в ночной полутьме имя наполнило сердце принцессы искренним сочувствием. Не знавшая всех подробностей, она слышала, что императору пришлось убить собственного брата, предавшего его. Любить кого-то, довериться ему, а потом убить, так и не сумев простить… Как бы ей хотелось избавить любимого от запоздалых сожалений и теперь уже бессмысленных угрызений совести! Разве брат не предал его? Разве человек, которого император любил больше жизни, не разбил ему сердце, причинив своим предательством боль, какую только можно себе вообразить?!

Она положила голову любимого себе на колени. Удерживая ладонями лицо, осторожно подула на подрагивающие стрелки ресниц. Бабушка говорила, что если подуть на ресницы спящего, то можно прогнать страшных демонов сна.

С той ночи Император больше не посещал покоев принцессы. В полумраке скупо освещенных дворцовых коридоров, закутанная в покрывало тоненькая фигурка торопливо семенила за бесшумно скользящей впереди высокой фигурой одного из стражей на мужскую половину дворца. Теперь принцесса ночевала в императорских покоях. Но долго скрывать свои отношения им не пришлось. Очень скоро по дворцу поползли слухи, что каждую ночь, словно простую наложницу, владыка Поднебесной берет на свое ложе принцессу из рода Са. И влюбленные перестали прятаться.

Девятый лунный день девятого лунного месяца – праздник Хризантем – Император объявил днем своей свадьбы. В присутствии сотен глаз, так, чтобы ни у кого больше не осталось сомнений, что во дворце Тан Джен, наконец-то, появилась настоящая хозяйка, он преподнес принцессе заколку из слоновой кости, украшенную цветком пурпурного ириса.

Разумеется, не всех устраивало, что некогда обладавший политическим весом, а ныне опальный род Са и его сторонники могут вернуть себе былое влияние при дворе, благодаря расположению повелителя. Немногим пришлось по душе, что в игре за власть дед принцессы, хитрый старый лис Ю Джин, использовав пешку, неожиданно для всех сыграет шах и мат королю.

Высокий, с лицом морщинистым, как печеное яблоко, советник Ко незаметно склонился к генералу.

– Правление предыдущего императора было временем нескончаемых войн. Мы воевали на полях сражений упорно и неотступно, продираясь к вершине власти… Желая возвыситься, мы шли за его верой в себя, самоуважением, граничащим с высокомерием, уверенные, что он не склонит головы ни перед чем… Но император не заботился о власти, его род угасал, а он как будто был доволен тем, что имел… – советник исподтишка покосился в сторону Императора. – Нынешний же, мальчишка…

К их беседе присоединился благообразный, высохший, словно старый бамбук, министр департамента налогов. Не скрывая своей желчи, произнес тихо:

– Та, в которую влюблен так, что момент кажется вечностью… Влюбленному мужчине свойственно порой делать глупости… Но для императора это глупая любовь… – И добавил, понизив голос до еле слышного шепота: – А жизнь этой девочки, если подумать, подобна горящей свече на ветру…

Отцветающие соцветия глицинии, под которой они сидели, осыпали влюбленную пару лиловым дождем маленьких лепестков. Величественный сад камней был предоставлен в их полное распоряжение. Да и кто бы посмел нарушить уединение императора, охраняемого застывшими, будто изваяния, стражами?

Тихо рассмеявшись, он прижался ухом к ее животу, поглаживая ладонью, прислушался.

– Что ты делаешь? – удивилась принцесса.

– Хочу услышать биение новой жизни!

– Глупый, это не происходит так быстро! – теперь уже рассмеялась она.

– Почему? Разве я не стараюсь каждую ночь? – спросил Император, удивленно изломав бровь. Привлек к себе, обнял.

– Не говори так громко! Они нас услышат! – ахнула принцесса, покосившись в сторону воина, стоявшего к ним спиной.

– Пусть слышат! Зато глаз на затылке у них нет, подглядывать не станут!

– Хочу девочку…

Прислонившись спиной к стволу дерева, он закинул руки за голову. Лицо Императора сделалось мечтательно-задумчивым.

– Я буду любить ее, целовать ее крохотные ножки… Ты ведь родишь мне дочку, правда? – спросил он со странной требовательностью в голосе.

– Почему дочку? – обиделась принцесса, приводившая тем временем свои одежды в порядок. Разве он не хочет сына? Разве император не верит, что она способна рожать ему таких же прекрасных сыновей, как и другие жены?

Его взгляд надолго запутался в лиловых соцветиях глицинии.

– У нее никто не отберет царство… – наконец ответил он.

Почувствовав, что своим вопросом ненароком растревожила незаживающую рану в сердце любимого, принцесса прильнула к нему, спрятала лицо у него на груди. Ей вдруг почудился чей-то недобрый взгляд за спиной.

Они встретились на узеньком мостике возле пруда с золотыми рыбками. Ей показалось, что он поджидал ее здесь. Женщины, сопровождавшие принцессу, склонившись перед генералом в глубоком поклоне, сразу же заторопились дальше, оставив их наедине.

Принцесса вскинула на него негодующий взгляд. Генерал Лун Чжуа нарушал дворцовый этикет. Он не должен был встречаться с ней лично. Со всем почтением к будущей жене императора, генерал мог высказать свою просьбу (если таковая у него имелась) в письменной форме. И это не означало, что он получил бы на нее ответ.

Но сейчас и здесь, молча, он шагнул к ней, схватил за руку, больно стиснул запястье рукой в грубой кожаной перчатке. Притянул к себе, заглянул в глаза, заставив задохнуться от тревожного предчувствия.

– Я не отдам тебе его сердце! – сказал генерал.

Отшатнувшись от него, принцесса попыталась вырвать руку.

– Нет, вы… не такой… – не поверила она.

– Нет, такой… – ответил он. – Я люблю его сильней, чем ты можешь себе представить… И мне будет нетрудно запачкаться твоей кровью…

И голос его был мрачно глух, и держал он крепко. В переполненном неутоленной страстью ревнивом взгляде она прочла свою недолгую судьбу. Голодный сторожевой пес пообещал перегрызть ей горло.

– Возвращайся домой! – генерал разжал пальцы.