Человек рождается дважды. Книга 1

ГЛАВА 16

В юрте никого не было, но Гермоген разговаривал. Колосов чувствовал, что с ним кто-то был. Старик делился своими мыслями, жаловался.

Юрий осторожно поднял уголок одеяла и замер от удивления. Гермоген завтракал, а напротив горностай обгладывал косточки и управлялся очень ловко. Он то садился на хвостик и забавно чистил мордочку, то подбегал к руке Якута и мило тормошил её лапкой. Когда Гермоген начинал ворчать, он отбегал на старое место, обиженно садился и поднимал одну лапку выше другой, как бы говоря: ну-ну, хватит, молчу. Только зачем же забываться и очищать косточки от мяса до последнего кусочка?..

Когда горностаю попадалась кость побольше и он начинал с ней возиться, старик что-то бормотал, сетовал. Зверёк испуганно посматривал по сторонам.

Странно было смотреть на эту забавную пару и их дружбу. Сейчас Гермоген был совершенно неузнаваем. Он много говорил, добродушно ворчал и даже улыбался.

Колосов неосторожно пошевелился. Зверёк замер, застыл и старик. Больше таиться было неудобно, и он сделал вид, что просыпается. Старик еле слышно чмокнул языком. Горностай метнулся в угол. Гермоген даже не поднял головы, когда вставал Колосов.

Пришёл Николай. В распахнутую дверь хлынула утренняя свежесть первого заморозка и жёлтый свет солнечного сентябрьского дня. Ещё от двери он выложил все новости. Должен подойти последний сплав. Везут журналы и газеты. Краснов в Усть-Среднекане. Вечером собрание о подготовке к зиме. Завхоз Кривобоков пошёл за утками, а убил рядом с посёлком двух медведей…

Гермоген бросил на парней сердитый взгляд, Убрал со стола, оделся и вышел.

— Как старик, смирился или Ещё ворчит? — спросил Николай.

— А ты бы не ругался, если бы у тебя развели такой Ералаш? — Колосов обвёл глазами юрту, напоминающую всё что угодно, только не жилище, и брезгливо сморщился. Рядом с печкой сушился стартёр динамо-машины, поблёскивали чёрными катушками обмотки. Под потолком висел ротор, загораживая выход из юрты. На стенах — связки деревянных зажимов, приготовленных взамен роликов. В углах — груды костылей с одетыми кусками шлангов вместо изоляторов. Куски железа, проволока, болты от кунгасов и другой хлам. Но всё это были материалы, из которых надлежало монтировать электрическое освещение посёлка.

— Ну что, займёмся? — спросил Николай.

— Давай, пока нет старика. — Колосов вытащил Ящик из-под консервов с пустыми стеклянными банками. Николай принёс запасные угольные щётки от коллектора умформера, и они занялись изготовлением элементов.

— Ты уверен, что всё получится? Не подведёт динамо-машина? — посмотрел с недоверием Николай.

— Проверял. Потерян остаточный магнетизм. Сделаем элементы, введём постороннее возбуждение. Должно всё получиться. Не боги горшки обжигают.

— Ты решительный, я бы не взялся. — Николай наклонился над паяльником, — Когда Соллогубу сказали, как мы всё собираемся делать, так он, говорят, схватился за бока: «Голым задом забить ежа собираются».

Колосов поднял голову.

— Ты думаешь, Краснов случайно нам поручил это дело? Знает, расшибёмся, а сделаем.

— Это будет видно.

— Ты что, сомневаешься? — посмотрел на него Колосов. — Думаешь, не сделаем?

— Ты, Юрка, не обижайся. Но кроме Михаила Степановича, никто не верит в эту затею. Все только посмеиваются да подшучивают. Главный инженер технического сектора давно хотел запретить, но побаивается Краснова.

— Ну и чёрт с ним, — вспыхнул Колосов. — Пусть! Я не отступлюсь, если даже десять раз не получится.

Видя, что этот разговор злит Юрия, Коля спросил:

— Как же ты уживаешься с Гермогеном?

— А так, уйду — он повыбрасывает моё барахло, что, конечно, под силу. Вернусь, как ни в чём не бывало, затаскиваю обратно. Он почти ни слова по-русски, а я ни звука по-Якутски. Он ругается, а я развожу руками и делаю удивлённое лицо. Порой разойдётся, показывает жестами — поймёт и ребёнок, но я только пожимаю плечами. Он хлопнет дверью и сядет на свою постель. Сидит не шелохнётся и пыхтит трубкой — значит сердится. Я ставлю чайник, покрепче заварку. Смотришь, и отойдёт. А что делать?

— Приятного мало, я бы ушёл.

— Зачем? Во-первых, некуда, а во-вторых, мне тут нравится. Я доволен, не знаю, как Гермоген.

К вечеру старую закопчённую юрту осветила маленькая, от карманного фонаря, лампочка. Проверили и выключили. Ещё не успели убрать мусор и грязь, как вошёл Гермоген. Он принёс из тайги приятную прохладу, жёлтые иголки лиственниц и сумку дичи. Старик посмотрел под ноги, поднял глаза на Колосова и покосился на Николаева.

Трубка мигнула несколько раз огоньком и замерла в зубах Якута. Гермоген не стал даже ругаться, а просто распахнул дверь и стоял, поддерживая её. Его решительная поза Ясно говорила: всё! Терпение кончилось. Уходите оба.

— Ты иди, Колька, а я тут попробую договориться, — шепнул Колосов. Он поставил на печку чайник, схватил метлу и с рвением принялся за уборку.

Юрий даже смахнул со спины старика иголки хвои. Не помогло. Тогда он пошёл на крайнее средство. Вытащил бутылочку спирта, консервы, балык и поставил на стол.

— Ну что же, батя. Дело к концу, осталось немного. Можно и выпить. Садись, ужинать будем.

Старик покосился, закрыл дверь и начал раздеваться. Когда немного выпили, Колосов завёл разговор:

— Вот пустим электростанцию. В юрте будет и ночью светло как днём. — Он подключил лампочку к батарее. Когда лампочка вспыхнула, старик вздрогнул.

Колосов несколько раз повторил несложные включения, стараясь их делать понятными для Гермогена. А потом, сказав, что уходит к приятелям в барак, вышел из юрты, сделал круг, вернулся обратно и стал наблюдать за окном.

В юрте вспыхнула лампа и осветила старика. Руками он прижимал контакт и с детской восторженностью рассматривал маленькую колбочку. Лицо его подобрело. Колосов тихо подошёл к двери и быстро открыл. Но Гермоген уже привычно дремал над трубкой.

…Юрий на собрание опоздал. Когда он пришёл, Краснов уже заканчивал выступление. Свет догорающей свечи весёлыми огоньками трепетал в его глазах.

— Товарищи правильно поняли задачу. Жить негде, для строительства нужна рабочая сила. Чтобы её принять, нужно подготовить жильё. — Он поправил волосы. — Значит, разорвать этот замкнутый круг можно только так. Надо строить своими силами всё, что возможно. Строить днём, вечерами, ночью. Важно — дело столкнуть с места, а там уже само закрутится.

Колосов увидел Белоглазова. Он сидел на передней скамейке, вытянув длинные ноги, и что-то шептал Николаю. Колосов тихо прошёл и сел рядом.

— Ты что, приехал совсем? — спросил он Анатолия.

— Почти. Переводят в технический сектор.

Краснов повысил голос и громко закончил:

— Начнём с заготовки леса. В воскресенье организуем поход на лесоповал. Брёвна можно сплавлять по Колыме и Среднекану. Теперь осталось разбиться на бригады и начинать.

— Давайте, ребята, отгрохаем пристройку к бараку. Одна стена уже есть. Чего там размениваться? — предложил Юрий.

— Один будешь строить? — возразил Николай. — Скоро привезут радиолампы, и рация заработает, Я буду всё время занят, и жить придётся в аппаратной.

— А я не занят? Но раз надо, — вспыхнул Юрий и обнял Анатолия, — Давай, Толька, вдвоём? Чёрт с ним. Начнём, а там помогут. Важно раскрутить.

— Вы собираетесь строить барак? — спросила Женя робко. — Возьмите и меня. Честное слово, буду всё делать. Мне самую маленькую комнатку, чтобы только поставить две койки и стол. Возьмёте?

Николай что-то пролепетал.

Юрий покосился на Белоглазова. Тот тоже мялся и наконец невнятно проговорил:

— Мне-то всё равно. Вон как Юрка,

Да чего это они? Ещё не решили сами, а уже валят на него. Значит, не хотят огорчать и предоставляют это ему, — разозлился Юрка и всё же решил спросить.

— А зачем вам, Женя, две койки?

— Не было бы необходимости, не просила. — Женя уверяла, что гарантирует свою долю… Даже может нанять, если будет нужно, человека. — Юра, что скажете вы? Они не возражают, — перевела она взгляд на парней и замолчала.

— Так и быть, Женя. Возьмём.

— Почему «так и быть»? Если это одолжение или из жалости, то я откажусь сама. А я-то шла к вам… — Её голос дрогнул.

— Не знаю, что вы там подумали, Женя. Не одолжение и не жалость, а как раз совсем другое имелось в виду. Вы не обижайтесь, я буду откровенным. Хорошо?

— Это меня и привлекает в вас.

— Как вам сказать. На пароходе я вас недолюбливал. В дороге злился. На Молтане жалел, а на сплаве уважать начал. Вот это и даёт вам право на некоторые привилегии. Другую ни за что не взяли бы.

Женя ушла радостная.

— Странная, а помочь надо, — проговорил Юрий и засмеялся — Придётся начинать строить. Пообещали, ничего не поделаешь.

Белоглазов промолчал, а Николай поднялся и вышел, забыв попрощаться.

Гермоген ещё затемно ушёл проверять ловушки. Колосов удивился, найдя на столе кусок сахару и отварную оленину. Трогательна была эта забота. Юрий сидел за столом, нарезая тонкими пластиками кусочки мяса, посыпал солью и с наслаждением подолгу жевал, стараясь продлить удовольствие, Это была первая дань признания. Первый подарок. Добрый старый ворчун. Он, наверное, и не представлял, сколько радости принёс вниманием.

— Юрка! Кунгасы! — крикнул Николай, приоткрыв дверь, и, не входя, умчался на берег.

Не часто приходят кунгасы в этот отдалённый уголок. Люди бросают всё и бегут на берег.

Из-за поворота реки вытянулась цепочка чёрных точек. Вот она приблизилась, и уже можно было различить людей. Толпа ожидающих хлынула на галечный откос. Юрий, как старожил, первым бросился в воду, поймал выброску и выбрал причальный конец каната.

— Взяли! Подёрнули! Подхватывай! Давай! — неслись по берегу весёлые крики. С визгом скрипели кунгасы, обдирая днища о камни. Каждый стремился помочь.

Люди выходили на берег грязные, худые, измученные, обросшие. Все ясно представляли, как был тяжёл осенний сплав. Их подхватывали, брали вещи и заботливо уводили в посёлок.

Скоро появился и Краснов. Его зелёная шляпа показывалась то у одного, то у другого кунгаса, а весёлый, ободряющий голос то и дело прорывался в общем шуме. Когда приехавшие разошлись по посёлку, Краснов подошёл к Колосову и шепнул:

— Дела, брат, плохи. Разгружать некому. Рабочие в лесу рубят бараки. Надо что-то предпринимать. — Он. посмотрел на штабеля груза в кунгасах. Колосов, не долго думая, взвалил на спину тяжёлый мешок и крикнул на весь берег:

— Ну, по двести пятьдесят килограммов на нос. Кто смелый, за мной!

— Правильно придумал, парень! А ну, подбрось! — громко проговорил Краснов и уже с Ящиком на спине побежал нагонять Колосова. Один за другим потянулись люди с Ящиками, мешками, тюками…

— Поберегись! Подкинь!

Пришли люди из посёлка. Непрерывная вереница тюков потянулась к складу.

— Михайло Степанович! Брось! Что, не управимся и без тебя? — остановил Краснова бородатый таёжник.

— Чем же я хуже других? Ты это что, Михеич? Думаешь зимой меня не кормить? — засмеялся он и, столкнув на затылок шляпу, подхватил новый Ящик. Таёжник проводил его добрым взглядом.

Люди не расходились, ожидая запоздавшие кунгасы, но вот показался и последний. Юрий заметил что-то знакомое в фигурах двух парней.

— Краевский! Мишка Могилевский! — радостно кинулся он в воду. — Наконец-то! Думал, и не приедете, — говорил он, помогая вытаскивать вещи. Мишка суетился, шумел, метался, собирая узлы. Спокойный и серьёзный Игорь молчаливо оглядывал посёлок.

— А где же лаборатория? — спросил он и спрыгнул на берег.

— Валерку забыли! — спохватился Мишка и принялся разбрасывать груду брезента. Под ней оказался громадный человек. Красноармейский шлем сполз с головы, открыв толстые складки на шее. Плащ лопнул по швам, и в прорехи проглядывал серый шерстяной свитер. Телогрейка лежала под головой. Человек издавал носом трели и лениво отмахивался пухлой рукой от настойчивых усилий Могилевского.

— Валерка! Среднекан, приехали! Да вставай, чёрт толстокожий! — орал он в самое ухо, встряхивая его что было сил.

— Отстань, Мишка. Могу осерчать, — пробормотал человек, повернулся на другой бок и натянул на голову телогрейку.

Колосов замер от удивления.

— Не может быть. Неужели приехал? — бормотал он растерянно, не решаясь сдвинуться с места.

— Не возись, бесполезно. Зачерпни полный и вылей за шею! — Краевский бросил Мише котелок.

— Валерка! Морда! Да ты ли это? Не может быть! — захлебываясь от восторга, встряхивал его Юрий.

— Юрка! Не ждал? А я вот взял и прикатил. Давай чмокнемся. — И, не вставая, облапил Колосова.

— Чего же ты не сказал, что Юрка твой приятель? — набросились на него ребята.

— А куда торопиться? Вот и узнали. Так Ещё интересней, — сказал он невозмутимо и уже с беспокойством спросил — А как тут по части жратвы? — Порылся в кармане и ловко закинул в рот кусок сахару.

— Голодным не будешь, — неопределённо ответил Колосов. — Отведу я вас, други, на радиостанцию к Николаеву. Я живу у Якута в юрте, и спать там негде.

— Вот это подходящее место. Там можно перехватить и олешка. Учтём! — с завистью вздохнул Самсонов. Взвалил на себя узлы и поплёлся по берегу.

Домой Колосов вернулся довольно поздно. Гермоген дремал в уголочке над трубкой и даже не поднялся. Рядом с динамо-машиной лежали две старые оси от тачки, несколько ржавых костылей, болты и куски медной проволоки, а рядом с элементами Лекланше — три вымытые стеклянные банки. Старый Якут решил помогать. Юрий не знал, как выразить ему свою признательность. Гермоген проснулся и ждал, хотя был всё так же молчалив.

Тогда Юрий тщательно вымыл в керосине старьё, аккуратно сложил, а проволоку приспособил к батареям. Старик сразу посветлел.

Колосов ещё спал, когда в дверь юрты постучала Женя. Он быстро вскочил и выглянул наружу. Женя стояла в лыжном костюме, с огромным топором на плече.

— Женя! Уморила! — схватился Юрий за голову. — Да где вы раздобыли этот топорище? Вот это лесоруб!

Девушка покраснела и, резко повернувшись, побежала. Юрий выскочил из юрты и нагнал её у барака.

— Я же не над вами, а над топором. Ну, честное слово, не хотел обидеть.

Женя посмотрела на его голые ноги и засмеялась.

— Идите оденьтесь! Вы же совсем голый. Можно простудиться.

Колосов только сейчас вспомнил, что выскочил босиком и в одних трусах, но упрямо заявил:

— Если сердитесь, то не уйду. Вот так и буду стоять.

— Не сержусь. Одевайтесь, я подожду.

Перепрыгивая через замёрзшие за ночь лужи, он побежал в юрту и быстро оделся. У здания управления уже собирались группы людей. Краснов что-то разъЯснял бригадирам. Заметив Юрия, Могилевский замахал руками и показал на Анатолия, Игоря и Валерия,

— Разве хороший подрядчик спит, когда дармовая рабочая сила простаивает? — встретил его насмешливо Мишка. — И вы с нами? Вот это будет вдохновение для лесорубов, — засмеялся он, глядя на Женю, и вдруг ахнул — Как, вас заставляют носить топор? А ну, гоните сюда эту тяжесть. Так это же настоящий колун. Кто вам его подсунул? Возьмём, когда будем возвращаться обратно! — И он швырнул его под завалину конторы. — У Юрки хватит совести возить на вас брёвна. С кем вы связались? Это же настоящий варвар. Мы вас в обиду тут не дадим. — Его жизнерадостность передалась и Жене. Она шла рядом и смеялась.

В лесу было хорошо. Ночные заморозки очистили тайгу от гнуса. Воздух казался прозрачным и холодным, как ключевая вода. На пожелтевшей хвое лиственниц и кустарника искрились застывшие капли изморози. Всюду алели рубиновые гроздья брусники. Тяжёлые ветки чёрной смородины склонялись до самой земли. Сквозь листья, как бы вырезанные из фольги, выглядывали печальные глазки Ягод.

— Красиво и тихо, как в волшебном царстве сна, — прошептала Женя.

Идти было легко. Ноги скользили по мягкой опавшей хвое. Шагов не слышно, иногда, щелкая по сухим листочкам, вдруг осыпалась замёрзшая голубица.

Шли молча, боясь нарушить торжественную тишину леса. Даже Мишка и тот приумолк. Но вот донеслось звонкое журчание ручейка. Женя не выдержала и крикнула.

— Э-э-э! Сюда! — откликнулся зычный голос Краснова.

Заперекликалась тайга, и не разобрать, где эхо, а где голоса людей. Все шли на крик Краснова.

Когда убежала Женя, Юрий задержал Михаила и осторожно спросил:

— Ну как там Нина, Валя?

— А что? Всё как будто хорошо. Матвеева работает, давно не видал, а Валька? Ну, брат, и не подходи. Видал её с кавалером. Да ты его знаешь — Женин партнёр по танцам на «Совете». Парень шикарный, не нам чета.

Колосов поперхнулся и спрашивать дальше не стал.

Участок леса оказался густым и удобным. Деревья стояли на самом берегу речки. Краснов расставил ребят и ушёл с другими бригадами. Глухо ударили топоры. Деревья, падая, ломали кустарник, сбивая хвою и сучья. Всё трещало, ухало и звенело. Потребовала для себя работы и Женя.

— Вы наберите Ягод. Вскипятите чай. Это тоже работа. И не обижайтесь: у вас всё равно нет топора, — сказал Юрий с улыбкой.

Кругом забелела щепа и пни. Стволы поваленных деревьев еле виднелись из пожелтевшей травы. Участок сразу поредел.

Юрий загрустил.

— Разрушили за несколько часов, что природа создавала веками.

Самсонов стаскивал брёвна и укладывал их на берегу, готовя к сплаву. Огромный, неповоротливый, как медведь, он кряхтел, копошился, выставляя из кустов толстую шею и лохматую голову. Краевский валил деревья на самом берегу. Он и тут был верен себе: работал молча, осмысленно, укладывая лесины рядами, чтобы их легко было взять. Белоглазов и Николаев пилили деревья на брёвна, постоянно споря из-за удобной ручки. Только один Михаил метался по участку. Он то очищал деревья, то стаскивал сучья и вершины в костры, а то бежал к Белоглазову поддерживать брёвна при распиловке.

Работы было ещё много. Юрий снова взялся за топор и принялся яростно вгонять его лезвие в жёлтый как масло надруб древесины.

Пришёл Краснов с мокрыми волосами и разрумянившимся лицом, весёлый и возбуждённый. Он перевязывал платком руку и улыбался. Шляпа, сдвинутая на затылок, придавала ему озорной вид.

— Эге, брат ты мой! Я-то думал, что вы уже заканчиваете свой участок. Столько грохота и стука, а конца не видно, — проговорил он насмешливо и остановился рядом с Юрием.

— Уж как-нибудь не меньше других. Пусть встанет любой и потягается, — задиристо бросил Юрий, вспыхнув до ушей, и ещё ожесточённее замахал топором, так что щепки полетели в разные стороны.

— А ну-ка дай. Да поучись, Я тебе покажу, как задирать нос. Тоже мне, богатырь, — засмеялся Краснов и протянул руку,

— Не дам! Да и где вам драться, — покосился Юрий на его сухощавую фигуру. — Три года занимался боксом, так что бесполезно, — буркнул он и толкнул плечом дерево. Оно плавно наклонилось и вдруг, со свистом разрезая воздух, с треском свалилось в кустарник. — Вот так! Понятно? — Юра расправил широкие плечи.

Краснов спрятал улыбку, молча прошёл к Краевскому, принёс топор и встал рядом.

— Ну держись, задира. Я ведь сибиряк, — проговорил он тихо.

И, взмахнув топором, ловко вогнал его в ствол дерева. Лиственница вздрогнула. Он вырубил клин, подсёк снизу и сразу же выколол большой треугольник. Колосов, косясь на него, продолжал кромсать щепу так, что стоял треск и гудела вершина. Краснов спокойно перешёл на другую сторону ствола и быстро, точно сделал второй надруб выше. Легко упёрся плечом, и дерево тихо повалилось.

— Берегись! — крикнул он насмешливо и вытер с лица пот. — Ну что? — посмотрел он, посмеиваясь, на Колосова. Тот тоже упёрся плечом, выгнулся так, что побагровела шея. Лиственница только жалобно затрещала.

— Ничего особенного. У вас дерево тоньше, да и гнилое. Давайте снова, — упрямо проговорил тот и, не глядя, ударил по дереву. Начал рубить и Краснов. Но Колосов уже уловил его секрет и делал всё так же. Лиственницы упали почти одновременно.

— Ну что? — заорал он весело. — Мы тоже не лаптем щи хлебаем. А ну, Игорек, засекай время, а потом Ещё замеряем толщину среза.

Подошли и остальные ребята. Краевский вынул часы. Краснов блеснул глазами, сбросил куртку и стянул на руке платок.

— Ты что же думаешь? Раз секретарь парткома, так должен тебе уступить? Нет, брат! Тут все равны, — засмеялся он и плюнул на ладони.

Рубили молча, упорно. Краснов оказался настырным, жилистым и не меньше упрямым. Стук топоров то сливался в мягкое похрипывание, то переходил в перестукивание, как у кузнецов, разливаясь дробью по тайге.

Потянуло дымком, донёсся звонкий голос Жени:

— Ребята! Чай!

— Яй! Ай, ай, — откликнулись горы.

Когда два дерева одновременно ухнули, Краевский засёк время. Стук топоров смолк. Слышалось только учащённое дыхание. Колосов вытер лицо и устало сел. Краснов лихо воткнул топор в пень и начал перевязывать руку. На платке оказалось красное пятно.

— Что такое? — бросился к нему Колосов.

— Пустяк. Загнал там, у бригады, сучок, пришлось выскабливать ножом. До свадьбы заживёт, — засмеялся он и встал. Рана на ладони кровоточила.

— Зачем же вы стали рубить?

— Так ты бы не понял, что дело не только в одной силе. Надо уметь рубить.

— Результаты Колосова лучше! — объявил Краевский.

Краснов обнял Юрку и улыбнулся:

— Люблю за характер и смекалку. Вот так и делай всегда. Ни за что не уступай! Понял? — Он увидел Анатолия и озабоченно спросил: — Как твои опыты с одновременным улавливанием касситерита? Получается?

— Потребуются грохота с большой перфорацией, и надо удлинить шлюз. Пойдёт, Михайло Степанович. Нужны, конечно, ещё опыты.

— Давай, друг, давай. Это государственной важности дело — Краснов кивнул и пошёл к другим бригадам.

Ребята подошли к костру и расселись на шероховатый ствол дерева.

— Чай так чай. Можно и пообедать, — шутили они, вытаскивая консервы.

Тушёнку намазывали на хлеб, а жирный соус Самсонов сливал из всех банок и пил прямо через край.

Юрий торопился, он хотел сплавить лес в этот же день.

— Начнём, что ли? Раньше закончим, скорей будем дома, — поднялся он.

— Брат Юрка! Имей совесть. Не глотать же мне прямо с банками? — взмолился Самсонов.

— Поехали! — кричал Юрий, скатывая брёвна прямо с берега.

Брёвна падали в воду и, отплывая, застревали на мелях. Михаил бродил по ледяной воде, расталкивая их по берегам, чтобы потом гнать до устья. Всё же образовался затор. Ребята поднялись выше, к другому штабелю.

Журчала вода. Подпёртая затором, речка бурлила, гнала гальку.

Женя сидела на обкатанном водой камне и смотрела на реку. Она представила его большую, милую голову, отдыхающую на подушке. Она сделает всё, чтобы окружить его вниманием, заботой.

Её охватила тревога и радость встречи. Приедет, и кончатся унижения, намёки и вся эта неопределённость. Но как отнесутся ребята к её маленькой тайне? Поймут ли её? Как воспримет это Колосов? Она задумалась и горько улыбнулась.

Ей захотелось сделать что-то хорошее, чем-то помочь. Не быть бесполезной. Она решительно пробралась по брёвнам до середины реки и принЯлась шестом направлять передние брёвна. Пусть ребятам будет меньше работы.

Под напором воды бревно дрогнуло, зашевелилось и неожиданно поползло, сдвигая гальку. А за ним тронулась и вся масса леса.

— Юра! — закричала она и заметалась по брёвнам, чувствуя, как всё колеблется под ногами.

— Ребята! Прорвало затор! — услышал её Миша и кинулся к берегу. Выскочил из леса и Колосов.

— Женя! Назад! — Но она не остановилась, пока не выбралась на противоположный берег. — Что же вы, Женя, сделали? Мы же можем упустить лес. Идите той стороной до устья, там перетащим! — снова крикнул он, но Миша уже брёл по перекату, черпая голенищами воду.

Он подхватил девушку на руки. Течение бурлило и сбивало с ног. Он шёл медленно, балансировал, стараясь сохранить равновесие, но ноги скользили. На середине речки уже не хватало сил двигаться, он остановился, боясь уронить Женю. Юрий понял, что Мише не справиться, и бросился на помощь, не разбирая ни глубины, ни мели. Он подхватил Женю, вынес на берег.

— Вас следовало бы вздуть! Боюсь, что разревётесь! — шепнул он сердито и побежал догонять брёвна, крикнув уже на ходу — Догадайтесь развести костёр. Пусть высушится Мишка. Чего доброго, ещё простудится.

Земля побелела от ночных заморозков. Ветки кустарника покрылись серебристым пушком. Над посёлком нависло облако серого дыма от непрерывно пылающих печек. Ночами с каждым днём становилось холодней. Колыма стала как-то неожиданно. С вечера, как и раньше, шуршала, ломалась у заберегов шуга. Мелкое густое сало, схватываясь, нарастало к закраинам полуостровками.

Сорванное течением, оно ползло вниз по всё сужающейся полоске воды. Острова росли, смерзались, превращаясь в единое движущееся белое поле, обрывая с треском неровности кромок. Издали казалось, что река стала. Но она продолжала упорно бороться.

Колосов не уходил с электростанции двое суток. Вместе с прибывшими Соллогубом и Адамом занимался монтажом, а вечерами делал внутреннюю проводку в жилых помещениях. Ночами приходилось заниматься деревянными панелями щита управления.

Рано утром он распахнул дверь электростанции и радостно закричал.

— Всё. Стала!

Электростанция была построена на самом берегу Колымы, и в открытую дверь был виден поворот реки, забитый буграми ледяной чешуи. На кромках льда, у полыней, чернели пятна и одинокие точки. Это стаи, уток сидели на закраинах и плавали по чистой воде.:

Он швырнул камень. Табунки поднялись и, сделав круг, снова рассыпались по белому полю льда. Солнечная осень, очевидно, обманула уток. По их тяжёлому полёту было видно, что им уже не улететь. Колосов вернулся и рассказал Соллогубу об оставшейся дичи. Тот вздохнул, посмотрел на Адама и, нахмурившись, принялся регулировать парораспределение.

Монтаж электростанции подходил к концу. Колосов спешил и волновался. Как-то он зашёл в контору и услышал разговор Краснова с исполняющим обязанности главного инженера технического сектора.

— С керосиновыми лампами и свечами ни петрографическая лаборатория, ни партбюро работать не могут, — убеждённо говорил секретарь парткома, — Тем более химическая лаборатория, Флотационное и дробильное отделения требуют хотя и незначительной, но электроэнергии. Без неё не обойтись. Экскаватор зимой всё равно простаивает.

— Детская затея! Ничем не оправданный риск! — с нескрываемой насмешкой перебил его главный инженер. — Мы не располагаем ни средствами, ни техническими ресурсами для всяких абсурдных затей.

— Конечно, Пётр Сергеевич, трудно делать из ничего. Но следовало бы выслушать наших специалистов. Они продумали, кажется, всё, и даже технику безопасности.

— Каких специалистов вы имеете в виду? Уж не этого ли вихрастого мальчишку? — донёсся иронический смех. — Нет, батюшка мой, мы приехали сюда работать, а не забавляться. Вы можете делать всё что вам угодно, а меня избавьте от ваших спортсменов и их советов.

Колосов не знал, куда деваться от стыда. С ним не желали разговаривать. «Спортсмен, мальчишка…» — это слышали сотрудники конторы.

— Что же вы предлагаете? — услышал он голос Краснова. — Ждать, когда построят дорогу или придут пароходы?.

— Это не моё дело! Я только специалист. Старый специалист с плохой биографией. Я-то могу сидеть и ждать. Именно сидеть. — Голос инженера перешёл на фальцет, и он старчески закашлял. — Считаю возможным завести мелкие движки и поставить в лабораторию. А для освещения микроскопов и партбюро взять умформер с радиостанции.

— Но это ещё полгода. А связь? А общежития? А клуб? Разве вас это не трогает?

— Ну, батюшка мой! Москва и та не сразу строилась. Будет дорога, придут трактора, будет и всё остальное.

— Ты слышал? — спросил его Краснов, выходя из двери.

— Слышал, а что?

— А то, что этому старому спецу следует показать по всей форме, что значит воля и творчество коллектива. Понятно теперь?

— Понятно! — У Колосова как гора с плеч свалилась.

— Потребуется — оттянем срок, но сделать надо, соблюдая все правила техники безопасности. Тут он прав. Мы не можем рисковать жизнью людей.

— Всё возможное будет сделано, — заверил Колосов.

Теперь Юрий не находил времени для отдыха. Он боялся что-либо забыть, недоглядеть. Нужно было найти, продумать, проверить изоляционные материалы, электроматериалы и аппаратуру. Помогать взялись геологи, химики и вся молодёжь поселка, кто на что был способен.

Днём в дверях электростанции неожиданно показалась широкая фигура Гермогена. Он нерешительно переступил порог и остановился у двери. Его быстрый взгляд скользнул по комнате, но сразу же потух под опустившимися воспалёнными ресницами. И уже совершенно безразлично Гермоген прошёл к столу, за которым работал Колосов. Вытащил из-за пазухи две отварные куропатки, алюминиевую миску и, положив их туда, поставил на печь. Потом снова порылся за пазухой, достал свёрток. В нём лежало несколько старых раскрошившихся галет и конфетка. Не глядя, положил на стол и быстро вышел из комнаты.

— Спасибо, догор, спасибо! Вечером буду дома! — опомнившись, крикнул Юрий. Старик как будто и не слышал. Сгорбившись и опираясь на палку, он торопливой походкой удалялся к юрте.

Колосов вернулся и нашёл Соллогуба у стола. Тот, улыбаясь, рассматривал подарки старого Якута.

— Амэрикэн! — показал он на галеты и конфету, — Джанэн! — пробормотал он удивлённо и, покачав головой, вернулся к машине.

Только сейчас понял Колосов, что старый человек принёс лакомства, хранимые им многие годы. Юрий бережно завернул подарок и спрятал в карман.

Домой он вернулся поздно и сразу заснул. Его разбудил звон чайника и грохот ведра. Проснувшись, почувствовал на ногах мех кухлянки. В юрте было жарко. В открытую дверь тянула холодная струя воздуха. Гермоген громыхал посудой, выражая крайнее недовольство, бросая злые и косые взгляды на растерянно стоявшего Николая.

— Ну не ругайся. Уйду, — бормотал тот тихо и, заметив, что Колосов проснулся, пожаловался — Ты понимаешь, ни за что не хотел пускать. Когда я всё же проскользнул, то поднял такой тарарам, хоть мёртвых выноси. Чего это он так на меня?

Юрий опустил ноги с постели и сел.

— Ну, Колька, кажется, дело идёт к концу. Включать будем ночью без предупреждения. Скажем только одному Краснову.

— Правильно. Как ещё всё получится? — кивнул Николай и принялся уговаривать Юрия. — Переходи ты в барак. Строили, мучались. — И чтобы не слышал Якут, он наклонился и тихо проговорил — На черта тебе нужен этот старик? Сидите тут, как кроты, ни слова, ни звука. С ума можно сойти.

Гермоген неожиданно выхватил трубку из зубов и разразился целой речью:

— Звери — люди хоросий много есть. Человек — люди хоросий тоже много есть, Баранчук — худой башка, сапсем думай нету, — показал он трубкой на Николая и повернулся к Юрию. — Чай есть. Очаг тоже есть. Старый человек разговор мало-мало делать будет. Не надо ходи, Юлка, — проговорил мягко и, устыдившись многословия, закрыл глаза.

Колосов обнял его за плечи и твёрдо заявил:

— Закончим, Николай, этот разговор. Никуда я не пойду. Буду жить в юрте. Мне тут хорошо.

В пять утра, когда все Ещё спали, Юрий включил рубильник, и жёлтое зарево вспыхнуло над посёлком. Гермоген встрепенулся, вскочил и, неуклюже переваливаясь, бросился к двери электростанции.

Поток света лился из всех окон, пробивался через щели дверей.

Гермоген стоял у двери в смЯтении. Он не замечал, что уронил шапку и наступил на неё ногой.

Соллогуб похлопал машину по чёрному цилиндру и разулыбался:

— А ну, пся крев! Пшёл! Пшёл! — покрикивал он громко.

Гермоген качал головой и что-то шептал. Что думал в эту минуту таёжный человек, не видевший в своей жизни простой керосиновой лампы?

Напряжение выровнялось. Юрий отошёл от щита и устало опустился на скамейку рядом с Красновым. Николай побежал в посёлок проверить, везде ли горят лампы.

Колосов неожиданно расхохотался.

— Какое теперь лицо у старой песочницы? — вспомнил он разговор инженера с Красновым.

— Это неплохо, что утёрли нос скептикам и маловерам. Но дело тут в другом, — поднялся Краснов и сдвинул упрямо брови. — Трудности будут на каждом шагу. Нужно приучать людей дерзать. Искать выход даже из безнадёжного на первый взгляд положения. Не уступать, не пасовать перед препятствиями. Ну, я пойду. — Он взял Гермогена под руку и вышел.

Захлопали двери. Со всех концов звучали голоса, слышались шаги. Электрический свет разбудил поселок.

Вечером Гермоген устроил пирушку — глухарь, куропатки. Пришёл его старый приятель Космачёв. В ожидании зимней дороги он жил на конебазе, помогая ремонтировать транспортное снаряжение. Появился и Фалько. Ему построили домик рядом с юртой, и он как старый знакомый Юрия частенько забегал вечерами. Фалько был хорошим рассказчиком. Тему рассказов он называл «борьбой умов».

Юрий давно заметил, что Фалько внимательно наблюдает за Космачёвым. Но больше всего его удивляло поведение самого старателя. Вёл он себя, по меньшей мере, неразумно, даже нагловато.

— Какой я буду старатель, если не объеду уполномоченного? — посмеивался он в бороду.

Колосов симпатизировал Космачёву и как-то завёл с ним разговор:

— Зачем тебе это нужно?! Чего тебе не хватает? Что ты мудришь, рискуешь, причиняя неприятности себе и другим?

Старатель улыбнулся:

— А зачем ты бегаешь с удочкой на реку, когда за один час бреднем можно взять столько, сколько не наловишь за неделю. Тебе лёгкая удача не по душе? Ну, и мне тоже. Ты стараешься обхитрить рыбу, но это немудрено — она дура! А вот обмануть такого, как Фалько, голову иметь надо, да и тонкую линию вести.

Больше Колосов не касался этой темы.

Теперь уполномоченный и старатель сидели за одним столом. Ели, шутили и насмешливо посматривали друг на друга.

Домик уполномоченного освещал наружный фонарь. К проволоке, протянутой между столбами, была привязана свора собак. Фалько готовил упряжки для служебных разъездов. Разжиревшие за лето псы сейчас были на диете. Их душераздирающий вой, драки и возня вызывали содрогание. Колосов морщился, но молчал. Нужно— значит, нужно. Фалько заказал новые нарты. Они красовались на крыше домика.

Космачёв покосился на свору собак и кисло усмехнулся:

— Замучаешь ты, право, старателей до смерти, пока до Нагаево доберутся. Одно от тебя беспокойство.

— Ничего не поделаешь, служба! — согласился тот и тяжело вздохнул — Не воровали бы, кто стал бы вас мучить? Ты первый всякую совесть потерял.

— Совесть на совесть, кто кого обскачет. — Старатель вытащил из кармана мешочек с домино, высыпал на стол и, перемешивая, продолжал — Наше дело — воду замутить. Твоё — за руку нас схватить. Удастся мне — хорошо! Не удастся — тебе хорошо! — Он добродушно засмеялся и ударил доминошной костью по столу, — Ходи!

Фалько стукнул костяшкой с такой силой, что закачались стены юрты.

— Поймаешь — в обиде не буду. Сумею обмануть — не обессудь, — продолжал дружелюбно Космачёв. — Путь у нас один, да тропинки разные. Ты прямо по дорожке, а я ложбинками да оврагами. Вот мне и любо тебя обойти. — Космачёв бросил кости на стол. — Не золото мне важно — всё равно прахом пойдёт. Умнее тебя хочется оказаться. Ты посмотри на себя — здоров, лапищами ко-го угодно раздавишь! А я? Где мне тягаться с тобой? А вот голова моя может оказаться и не хуже твоей, а то и получше. Как ты ни бейся, а не перехитришь ты меня! Вот и любо мне это! И какое-то уважение чувствовать к себе начинаю. Если бы ты дурак был, может, озорство мне бы и в голову не пришло. А ведь умным тебя почитают. Обмануть тебя, может, мне милей, чем пуд золота намыть. — Он поглЯдел на задумавшегося уполномоченного и сочувственно добавил — Не было бы таких, как я, что бы ты делать-то стал? Спился бы от безделья или бы затосковал.

— Значит, золотишко выносить собираешься? — резко засмеялся Фалько.

— Подумаю ещё. Вот только если ты не поможешь, придётся самому тащить.