Человек рождается дважды. Книга 1

ГЛАВА 7

Море будто засыпало. Волны ласково плескались у бортов судна. Солнце горячим краем коснулось далёкого горизонта. Кровавым заревом окрасился небосклон. Тысячами огней вспыхнуло море, и трепетная, золотистая дорога легла на запад. Вода стремительно меняла цвета, пока не стала серой и угрюмой. Ещё не потух закат, а ночь уже зажигала голубые фонарики звёзд. Потянуло прохладой. Краснов застегнул куртку и стал спускаться на нижнюю палубу.

— Михаил Степанович! — Колосов догнал его у лестницы. — Раздают ужин и опять солёная рыба. Люди ворчат, а там ещё кое-кто подзуживает: «Это, мол, вам северный паёк»,

— Пойдём!

Краснов спустился в твиндек.

— Товарищ секретарь, уже воротит! Скоро треснем от этой трески, — роптали за столом. Краснов засмеялся:

— Воротит от рыбы? Не рановато? А может быть, плохо приготовлена? Придётся попробовать. — Он взял у Колосова тарелку, дал свой жетон и, получив ужин, уселся за стол. — Жаренная на постном масле? Неплохо. Мы ведь, комсомольцы двадцатых годов, начали строить Советскую республику на ржавой селёдке. А теперь жареная треска, да ещё с пшеном, — говорил он, посмеиваясь и обсасывая кости, — Побольше бы её на Среднекан, вот бы радовались горняки. Так что, друзья, кто успел испортить желудки поджарками, оставайтесь лучше в Магадане.

— Если бы не солёная, она бы Ещё ничего, — пробурчал смущённый голос с конца стола.

— Солёная? Без соли куда хуже. У нас на приисках бывает и так… — Похваливая ужин, он начал рассказывать, как приходилось горнякам есть и без соли.

— Питаясь в салоне и наслаждаясь удобствами каюты, можно баснями приправить и плохую еду. Благо, язык без костей, — заметил Поплавский.

— В салоне? — засмеялся Краснов. — Котёл-то один. Разве что заносят рыбу головой вперёд. Хотя я этого не замечал. — Он посмотрел на Поплавского и неожиданно предложил — Вы хотели бы питаться в кают-компании? Пожалуйста. Вот мой пропуск и жетоны, а я предпочитаю здесь. Заодно можете перебраться в наше общежитие на мою койку. В тайге я соскучился по жизнерадостному коллективу. — И Краснов тут же выложил на стол свой пропуск и жетоны.

— Что же, я человек не гордый, пожалуйста. Нас этим не удивишь. Мы сами нахалы, — не смущаясь согласился Поплавский и принЯлся укладывать вещи.

Белоглазов любовно рассматривал владивостокские образцы, обтирал их носовым платком, приклеивал этикетки, раскладывал на простыне, делая заметки в записной книжке. Увлечённый своим занятием, он не слышал, как подошла Лиденька. Навалившись на него, она через плечо стала рассматривать кусок кварца. Очки Тольки сползли на ухо и упали. Он сжался и, шаря рукой по простыне, робко проговорил:

— Вы не находите, что через меня смотреть неудобно? Может быть, вы подойдёте со стороны?

— Почему неудобно? — засмеялась она и тихо шепнула — Мне так нравятся ваши булыжники и вы.

После того как Лиденька преподнесла Белоглазову ветку сирени, она не то в шутку, не то всерьёз стала интересоваться геологией и довольно решительно ухаживать за ним, посмеиваться над его неловкостью.

Толька наконец разыскал очки и, надев их, осторожно обернулся.

— Лидия, если вам и удобно, то я для себя этого не нахожу.

— А что я сделала? Подумаешь. — Она выпрямилась. — Сидит, как колдун, над своими камнями — и не притронься. Да и сам как булыжник. — Она дёрнула за угол простыни, перемешав всю коллекцию.

Лицо Тольки вытянулось, губы сжались.

— Лялина, уйдите! В дальнейшем рекомендую с булыжниками знакомиться на мостовой.

Лиденька, расстроенная, выбежала из трюма.

— Толька! Краснов ждёт нас в каюте парторга, — крикнул Колосов, перегнувшись через перила.

Белоглазов поднялся на палубу и попал в объятия Юрия, который сразу стал допытываться:

— Что это с такой поспешностью Лиденька из трюма выскочила?

— Кто бы мог подумать, что любовная лодка разобьётся о простой булыжник? Ну ладно, пошли, — уклонился Толька от дальнейших объяснений.

Валю и Матвееву они нагнали у каюты парторга. Краснов разговаривал с группой ребят из первого твиндека. Когда они вошли, он поднялся и показал на диван.

— Прошу извинить, мы сейчас заканчиваем. Рассаживайтесь. Значит, Краевский организует шахматный турнир, а в итоге проведёт с победителями сеанс одновременной игры на нескольких досках. — Он посмотрел на Могилевского. — За тобой, Миша, струнный оркестр.

— А доски и инструменты? — спросил какой-то парень.

— Это уже моя забота. А теперь давайте договоримся о самодеятельности, — кивнул он в сторону Матвеевой и, поднявшись, открыл иллюминатор. Ветер подхватил со стола исписанные листы бумаги и разметал их по полу. Колосов и Краевский одновременно наклонились и стукнулись головами.

— Как, выдержала? Для знакомства неплохо. Значит, сойдёмся, — схватился за голову Краевский.

— Если твоя выдержала, то о моей и спрашивать нечего. Тебя я уже знаю. Слышал, как ты отчитывал эту красивую мещаночку.

— Женю, — подсказал Игорь, — Странная. Будто все эти годы пролежала в мамашином сундуке с салопами и кружевами.

Краснов уже договаривался с женщинами о самодеятельности. Валя согласилась петь и, уходя, задела Колосова. Он обрадовался: значит, что-то хочет сказать,

— Юра, ты обеспечишь выпуск сатирического листка, безобразий на пароходе много. Согласен?

— Да-да! Можно идти? — спросил он торопливо и посмотрел на дверь.

— Ну раз согласен, иди.

Он выбежал на палубу и разыскал Валю,

— Ты хотела мне что-то сказать? — спросил он.

— Я-а? Ничего. Почему ты решил, что говорить должна я?

— Мне показалось.

— Тебе ещё что-нибудь может показаться. Так пусть не кажется. — Она отвернулась.

Подошёл Толька.

— Пойдём, Юрка, выпускать газету. Шатров и компания пьянствуют. В трюме не знают отдыха преферансисты, неполадки с раздачей пищи. Краснов просил срочно подготовить номер.

Валя схватила Толю за руку и стала восторгаться свечением моря, громко смеяться. Это обидело Колосова.

— Пошли, Толька! — хрипло проговорил он и, не оглядываясь, направился на нижнюю палубу.

— Юра! Юра, постой! — окликнула его Валя.

Ему очень хотелось вернуться, но он не остановился.

На нижней палубе собралась толпа. Пьяный Шатров размахивал гаечным ключом. Он был страшен, и даже собутыльники не решались к нему подойти.

— Володя, брось! — хотел было один из них утихомирить пьяного, но над головой Шатрова уже взметнулся тяжёлый ключ.

— Не трожь!

— Сколько мужчин, а с пьяным не могут справиться, — раздался из толпы женский голос.

— Пошли за матросами. Те быстро его успокоят.

Пароход покачивало. Шатров, стараясь удержаться, шагнул. Народ бросился в разные стороны.

Из трюма поднялся невысокий, широкоплечий паренёк.

— Ну и нарезался же ты, — сочувственно покачал он головой. Палуба накренилась, Шатрова бросило к борту. Он ударился о поручень и замычал.

— А вы что смотрите? Хлопец разбиться может, — проворчал парень и двинулся к Шатрову.

— Куда ты, Аркашка? Видишь, озверел человек. Не лезь, прибьёт, — пытался удержать его мужчина, но он только отмахнулся.

— Да ну, прибьёт. А если зашибётся или за борт вылетит?

— Не подходи! Убью! — снова взревел пьяный и занёс над головой ключ.

— Ну, ну, вояка. Дай ключ, а то и верно оглоушишь кого, — невозмутимо проговорил Аркадий и схватил его руку с ключом.

— Убью! — заметался тот, стараясь вырваться из рук парня, но Аркадий держал его крепко.

Шатров попробовал стряхнуть руку, но вдруг обмяк и послушно пошёл к трюму, продолжая бормотать и всхлипывать:

— Браток, братишка, меня не тронь.

— Здоровый малый. Чистый медведь. Кто он? — посыпались вопросы.

— Это тракторист Аркашка Глушков. Их тут целая комсомольская бригада сибиряков.

«Совет» прошёл пролив Лаперуза. К вечеру в бархат тёплого ветерка ворвались струи прохлады. Ветер как будто не усилился, но волны выросли и сердито бились о борт парохода.

Утром море уже бушевало. «Совет» вздрагивал, на какой-то миг замирал, а потом проваливался. Порой страшный грохот сотрясал железные стенки твиндеков, казалось, корабль бороздит боками подводные камни и вот-вот в пробоины хлынет вода.

— Плавающие льды, — сообщил мужчина, спускаясь по трапу.

С палубы через люк трюма лился синеватый свет наступающего дня. Пассажиры не вставали. То и дело доносились стоны. У Анатолия был вид как у человека, проглотившего муху. Нина закрывала рот белым платком. Валя укуталась с головой в простыню. Колосов вылез из-под одеяла и стал одеваться. Пол уходил из-под ног. Радист Николаев спал через несколько коек. Увидев, что Колосов встал, он тоже поднялся.

— Ну как, держимся? — спросил его Юра.

— Ерунда! — Он хотел улыбнуться, но вдруг отвернулся и, прикрыв рукой рот, выбежал на палубу.

— Нина Ивановна, Валя! Может быть, покушаете что-нибудь?

— Юра, не говори о еде, не надо. — Нина отвернулась к стенке.

К вечеру ветер стих, но мёртвая зыбь безжалостно швыряла пароход.

Колосов пробрался на корму. Корма то вздымалась, то падала так стремительно, что сразу пропало желание испытывать свою стойкость. У борта он увидел скорчившегося Николаева.

— Что ты тут делаешь? Здесь тебя совсем укачает.

— Ну и пусть укачивает. Может тогда скорее привыкну. А то просто стыдно, — с отчаянием пролепетал он.

Утром Колосова снова разбудил несмолкаемый грохот и гул. Льды, — догадался он и выбежал на палубу. Море было спокойно. По его глади тянулись ледяные поля. Но вот за кормой показалось солнце. Лёд заискрился. Вода между льдинами стала зелёной. Впереди показалась еле заметная тёмная полоска.

— Колыма, Колыма! — кричал радостно кто-то.

«Совет», раздвигая корпусом льды, снова вышел на голубые поляны чистой воды. Оставшиеся за кормой льды сомкнулись.

Серая линия берега была похожа на грозовую тучу, выползающую с запада.

Только вечером «Совет» вошёл в бухту Нагаева. Полукольцом чернели сопки. Скалистые берега были суровы и молчаливы. Пароход дал длинный гудок, и тучи встревоженных птиц взметнулись над скалами. Скоро можно было различить несколько домиков и горы груза. Пароход развернулся и стал на рейд. Загремели якорные цепи. Из трюмов потянулись пассажиры с вещами и заполнили палубу.

У белой кромки прибоя взлетали и рассеивались облачка: жители Нагаево салютовали первому пароходу, открывшему навигацию тысяча девятьсот тридцать второго года.

Скоро показалась, прыгая на волнах, маленькая моторка. За ней шёл катерок с небольшой баржей на буксире. Матросы спустили трап, и на палубу поднялась группа людей. Впереди высокий человек в болотных сапогах, кожаной куртке, с аккуратно подстриженной прямоугольником бородой. Он внимательно посмотрел на пассажиров и вместе с сопровождающими прошёл к капитану.

— Берзин… Директор Дальстроя… — прокатился по палубе шёпот.

Берзин появился на верхней палубе, и сразу же стихийно возник митинг. Директор Дальстроя поздравил первых дальстроевцев с благополучным прибытием. Он говорил спокойно. Серые глаза тепло смотрели на всех.

— В ближайшее время в этот порт прибудут десятки пароходов, десятки тысяч тонн грузов, но у этого порта ещё нет причала. Перед вами берег, но там нет даже стеллажей для хранения продовольствия и техники. Будущий город Магадан не имеет ни улиц, ни домов и, к сожалению, не может предоставить вам даже крова. Дорога, по которой многие из вас должны отправиться в тайгу, не является даже пешеходной тропой.

Он с улыбкой посмотрел на груды вещей, сложенных на палубе, и добавил:

— Я вижу, товарищи приготовились к высадке. Придётся чемоданы поставить пока на старые места. Сегодня на берег сойдут больные и те, кто будет заниматься подготовкой жилищ. Ваши дома, столовые и даже постели ещё в трюмах. Но завтра вырастет временный городок. Вот так, дорогие друзья. В социалистическом развитии Советской республики открывается первая страница истории пробуждения дремавшего тысячелетиями богатого края. Вам выпала честь записать на ней первые строчки. Да здравствует партия большевиков! Да здравствуют советские люди, строители социализма!

Громкое «ура» раскатилось над морем. Эхо отозвалось в сопках и, перекликаясь по тайге, замерло вдали.

После выступлений инструктор политчасти по комсомольской работе объявил задание комсомольско-молодёжным отрядам. Колосов попал на строительство палаток. Перешагивая через чемоданы, он разыскал Белоглазова и первым спрыгнул на баржу.

Нина и Валя временно разместились в нагаевской культбазе. Как только привезли вещи, Валя потащила Нину Ивановну к месту строительства палаточного городка. Тропинка пряталась в густом лесу, вела на сопку, которая разделяла Нагаево и магаданскую долину. Лес кончился за перевалом у речки. По берегу были разбросаны временные избушки и чернела избитая тракторами дорога.

Человек в замасленной одежде махнул рукой вниз по течению.

— Дойдёте до конца дороги, увидите овраг и землянки старателей. Сверните направо через просёлок, а там увидите.

Ребята рубили лес, корчевали пни, планировали площадку. Другая группа уже натягивала на фабричные каркасы двойные таёжные палатки. Работа захватила всех.

Несколько человек тащили брезент, и угол его зацепился за пень. Валя подхватила и стала помогать. Нина отбросила с дороги хворостины. Незаметно и они включились в работу. Через несколько минут Валя уже распоряжалась, заставляя перетягивать верёвки, переставлять колья. Она так отчаянно набросилась на долговязого паренька с карандашом за ухом, что тот сгоряча кинулся выполнять её указание. Когда сделал, спохватился:

— Слушайте, милая! А вы-то, собственно, кто такая?

— А что? Разве неправильно заставила переделать? — подняла Валя насмешливые глаза.

— Всё правильно, малютка. Но ты знаешь, кому забила баки? — Схватился за бока и расхохотался. — Да я же начальство. Можно сказать, командир. Командир отряда. Сам обязан вашего брата учить. Откуда ты свалилась?

На шум подошли ребята.

— Что случилось? Кто тут скандалит?

— Да вот тут ещё один командир заявился. Командует себе — и никаких гвоздей, да ещё кричит на меня. Видали такую? — показал он на Валю.

— Валя? Ты? — подбежал раскрасневшийся Колосов с топором на плече, а позади, щурясь, шёл Толя.

— Пришли посмотреть, когда можно будет переезжать в новый город, — сказала Нина.

— Нина Ивановна, и вы здесь? Ружьё и мои удочки не забыли? — беспокойно спросил Юра.

— Нет, конечно, — улыбнулась она.

— А у нас уже новое задание.

— А Среднекан? — настороженно поинтересовалась Валя.

— Придётся ждать, пока сформируют транспорт, не сидеть же это время. А что у вас тут за шум? Уже успела поскандалить с командованием? — насмешливо спросил он.

— Никакого скандала. Просто пришла ваша Валя и давай распоряжаться, — вмешался в разговор командир отряда. — А я-то развесил уши и только потом сообразил. Так и быть, сейчас дадим ей помощников. Убирай в тех палатках, — показал он рукой, — ставь топчаны, матрацы и всё такое. — Он подошёл к женщинам. — Девушки, чего без дела стоите? Помогайте, вот вам командир, — показал он на Валю. Женщины стали затаскивать топчаны, мести, убирать. Валя командовала энергично, умело подгоняя мужчин. Палатки вырастали одна, за другой.

— Ребята! Давайте до победы, ночи светлые, — предложил Юрий.

— А что, правильно. Двадцать палаток — не сто, управимся, — поддержали и другие.

Поздно ночью на очищенной площадке зеленели два строгих ряда подготовленных общежитий.

Колосов ещё днём заметил на черноглазом водителе Горшкове красную майку.

— Давай поменяемся, — предложил он.:

— Зачем?

— Хочешь новую верхнюю рубашку? Сегодня только надел, — тихо уговаривал он Горшкова.

Парень наконец понял, зачем нужна красная майка.

— Вот чудак, сказал бы сразу. — Он снял с себя майку.

— Внимание! Шапки долой! — закричал Юра, торжественно поднимая красный флаг над первой палаткой;

Все бросились к флагу.

— Ребята, мы просто недооцениваем события сегодняшнего дня, — разволновался Белоглазов. — Ведь мы заложили новый город, а кто бы мог подумать? Через столетия историки много дали бы только за то, чтобы узнать наши имена, и были бы до смерти рады, если бы смогли увидеть наши противные рожи.

— Первым строителям города, ур-ра! — заорал во весь голос Юрка.

Ребята дружно подхватили, запрыгали вокруг костра. Они смеялись и шутили, не придавая значения ни словам Тольки, ни тому, что этот день был действительно днём рождения замечательного города на самой далекой окраине Северо-Востока…