Человек рождается дважды. Книга 1

ГЛАВА 5

Только Фомин лёг, как далёкая вспышка молнии блеснула в окне и донеслись глухие раскаты грома. Он нехотя встал и закрыл окно. Ничего, надышусь на пароходе, — подумал он и посмотрел на часы. Была половина двенадцатого. Он снова забрался под одеяло, торопливо и жадно затянулся несколько раз и положил папиросу на уголок стола.

Подготовка этапа на Колыму потребовала огромного напряжения, всё это время приходилось работать до глубокой ночи. Сегодня начальник лагеря приказал выспаться и быть готовым к отъезду.

Снова несколько вспышек осветило комнату, и казалось, заурчало всё небо. Фомин закрылся с головой и, положил руку на ухо. С самого детства гроза вызывала у него неприятное чувство смятения. Раскаты грома удалялись.

— Фомин, проснитесь! — откуда-то издалека звал его Роев.

— Встаньте, товарищ Фомин, — настойчиво повторил голос над самой головой. — В лагере чрезвычайное происшествие.

Он открыл глаза и увидел озабоченное лицо старшего воспитателя.

— Да, да, побег, — торопливо говорил Роев, пододвигая стул с его одеждой. — Это большая для всех неприятность.

Администрация лагеря уже была на своих местах. Горели фонари, светились окна. Заключённые выбегали из бараков и выстраивались на поверку.

В кабинете начальника лагеря старший конвоир, молодой охранник с пухлым и круглым, как блин, лицом, сбивчиво докладывал:

— …Значит, когда пошабашили, всех як було двадцать пять у кузов и двух бойцов, усё як положено. Пиляем, значит, на подъём. А тут зараз выскойчил из переулка грузовик и уплотную в обгон. Ну, один и сиганул в кузов и усё. Пока опамятовали и остановились, дали предупредительный… — Он не закончил фразы и только махнул рукой,

— Разгильдяйство! Возмутительная халатность! Судить! Будем судить! — гремел начальник, стуча кулаком по столу.

— Виноват. Трошки растералысь. Да и у городе по инструкции применять оружие не положено, — виновато бормотал конвоир, — Мне можно идтить?

— Идите и — под арест. Я распоряжусь.

Конвоир почесал затылок и понуро вышел.

Зазвонил телефон. Начальник торопливо схватился за трубку.

— Да-да! Нашли шофёра? Ничего не заметил? Странно! Говорит, приехал и сразу в гараж? Так-так! Значит, машину с заключёнными видел? А что собой представляет водитель? Комсомолец,

не вызывает подозрений? Очевидно, соскочил по дороге. Что за преступник? Сейчас просмотрю личное дело и сообщу, — Он повесил трубку.

В кабинет быстро вошёл взволнованный командир охраны.

— Ещё одно непонятное обстоятельство. Поверка показала, недостает двух заключенных, товарищ начальник! — доложил он.

— Ка-ак?!

— Да вот так. Искали кругом — нет, как сквозь землю провалились, Непонятная чертовщина.

— Что творится, что творится… — простонал начальник лагеря и повернулся к заведующему учётно-распределительным бюро. — Дайте личные дела.

Высокий человек положил две жёлтые папки и коротко доложил:

— Один рецидивист, ничего особенного, Второй опасный преступник.

— Ещё раз проверить лагерь, опросить дневальных, бригадиров, — распорядился начальник и раскрыл личное дело, — Так, Сокол-Крамелюк по кличке Золотой, — забормотал он под нос, просматривая формуляр. — Судимости три. Этот не опасен, да и засыплется в ближайшее время. — Он отложил папку и раскрыл другую.

— Копыткин, двадцать лет. Статья. Да, тут целая семейка, отец, два брата расстреляны в тридцатом по одному делу. М-да. Убийство деревенских активистов в районе Астрахани. Как несовершеннолетнему, высшая мера заменена десятью годами. Характеристика. Подозрение в убийстве, лагерный бандитизм, нарушение режима, — Он вскочил и забегал по кабинету. — Это опасный враг. Искать! Перевернуть весь город, а найти…

Повторная поверка ничего не прибавила. В город были посланы оперативные группы. Фомину и Роеву начальник приказал до утра находиться в культурно-воспитательной части.

В лагере стихло. Туча прошла, и на небе тускло мерцали звёзды, брезжил рассвет, Фомин лежал на диване. Роев сидел за столом.

— Довольно странное совпадение. Оба беглеца из последнего вагона одного этапа.

— Вы их знаете? — поднялся Фомин.

— Нет. Они прибыли недавно. Большинство по делам — тяжёлый народ. Напрасно оставили всех в одной бригаде. В побеге одного ничего необыкновенного нет. Но куда девался второй, тут не скоро разберёшься. Если его убрали, никто не скажет.

— Почему могли убрать?

— Может быть, мешал или знал лишнее.

— Ужасно! — содрогнулся Фомин.

— Удивляться нечему. Всё худшее собрано здесь.

В дверь просунулось испуганное лицо дежурного надзирателя.

— В лагере пожар! — крикнул он.

Они выбежали из помещения.

Дровяной склад пылал, К месту пожара бежала лагерная администрация. Пока организовали тушение и сбили пламя, рассвело. В поджоге не было никакого сомнения.

Начальник отдавал последние распоряжения, К нему торопливо подошёл заведующий учётно-распределительным бюро и тихо доложил:

— У меня взлом. Похищен ряд документов, и в том числе личные дела беглецов. — Они переглянулись и бросились к конторке.

— Этим странным происшествиям, кажется, не будет конца, — проговорил Роев, подойдя к Фомину. — Пойдёмте в кабинет начальника, возможно, потребуемся.

Скоро пришёл и начальник. Он схватился за голову.

— Сегодня отправка, а тут такая кутерьма.

Его прервал дежурный с новым известием:

— Один из беглецов оказался на разводе.

— Который? — облегчённо вздохнул начальник.

— Назвался Крамелюком, а тот ли, кто его разберёт.

— Доставьте сюда и найдите оперуполномоченного, пусть тоже придёт, — распорядился начальник.

Крамелюк вошёл, остановился у порога.

— Проходите, садитесь, — кивнул начальник на стул.

Крамелюк, лениво переваливаясь, подошёл к столу и, усевшись, сладко зевнул. Но Фомин почувствовал в его тяжёлом взгляде напряжённую насторожённость. После анкетных вопросов, на которые тот отвечал бегло и точно, начальник перешёл к существу дела.

— Где вы были во время вечерних поверок? Где прятались всю эту ночь?

— Прятался? А чего мне прятаться? От кого? Передачку подкинули корешки, был бухой. Зачем напрашиваться на изолятор? Вот на поверку и не пошёл.

— Чепуха! Проверили все щели. Не морочьте голову, как вас там, Копыткин-Крамелюк? — повысил голос начальник.

— Ты вот что, начальничек! Жужжи медведю в ухо, а меня на басы не особенно бери, сорвёшься, — окрысился Крамелюк и с холодной насмешкой бросил — Проверяли все щели? Так что же, я с неба свалился?

Парень вёл себя оскорбительно. Начальник лагеря с облегчением передал дальнейшее расследование вошедшему оперуполномоченному.

— Вот бандюга! На такого нужны железные нервы, а у меня их уже нет. Износился, издёргался, — оправдываясь, проговорил он, когда уполномоченный ушёл с Крамелюком.

С утра началась подготовка заключённых к посадке на пароход. Фомин встретился с Роевым только к вечеру,

— Как там разобрались с Крамелюком? — поинтересовался он.

— Дело сложное и запутанное, — начал рассказывать Роев. — Непонятного в этой истории много, поджог склада — это, конечно, тактический приём для взлома и хищения документов. Предположения могут быть разные, но их надо подтвердить. Личность Крамелюка и его опьянение с вечера подтвердили многие. Но зачем тогда похищать личные дела? Ведь остальные бумаги не представляют никакой ценности. И момент точно подгадали. Всё складывается неудачно. Сегодня ночью посадка, а завтра уходит пароход, и концы этой истории могут легко затеряться.

«Днепрострой» вышел из Владивостока на рассвете. Когда обрывистые и скалистые берега слились в ровную коричневую полосу, пароход круто повернул на север и лёг курсом па Татарский пролив.

Наверху раздраили люки, в трюм хлынул чистый воздух, вытеснив смрад и табачный дым, скопившийся во время стоянки.

Где-то внизу постукивал гребной вал. Тихо плескались волны у железных бортов судна. В конце трюма струнный оркестр разучивал новую пьесу. За длинным, сколоченным наспех столом заключённые писали письма. Напротив Прохорова группа мужчин, собравшись в кружок, с раздирающей душу тоской напевала печальную мелодию.

Прохоров лежал на спине и невидящими глазами смотрел в потолок, повторяя: «Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело».

Грустный поток звуков уносил в далёкие, родные места, и он, сжимая веки, кусал губы.

Тыличенко отвернулся к стене. Исаак свесил ноги и нетерпеливо ёрзая, посматривал на товарищей. Наконец не выдержал:

— Вася! Ты брось считать заклёпки. А ты, Прохоров, чего смотришь на потолок? А ну, вставайте! Вот тут кое-что осталось, так пока не уволокли жулики или крысы, надо это съесть.

Он нарезал тоненькими ломтиками маленький кусок колбасы и приготовил два бутерброда.

— А соби? — поднял на него глаза Тыличенко.

— Ладно, ладно, ешь! — прикрикнул Исаак, — И потом разве ты не знаешь, что у меня болят зубы. — И он, сморщив лицо, схватился за щеку.

На другой стороне нар Прохоров увидел старичка, с которым столкнулся в тюрьме. Сейчас, окружённый группой людей, он снова читал евангелие и подолгу что-то разъяснял. Прохоров поразился, с каким вниманием и сочувствием слушали его окружающие. Из доносившихся фраз он уловил, что тот рассказывал о пришествии антихриста.

— И придёт он, как тать, ночью. И будет число его шестьсот шестьдесят шесть, — прочитал он таинственно-интригующим голосом.

— Эй ты, штундарь! — свесил голову с нар пожилой мужчина. — Хочешь читай, хочешь пой, а контру тут не разводи. Не то тряхну — и дух вон. Ишь ты, старая стерва. Думает, раз заключённый, так сразу и бросится на его приманку.

Послышались и другие недовольные голоса. Пока он спускался, люди, окружающие старика, быстро рассеялись по трюму.

Прохоров пошёл в свой угол и встретил там Фомина.

— Вы работали водителем? — спросил его воспитатель.

— Приходилось, — уклончиво ответил он.

— Организуются курсы трактористов. Заниматься будем на пароходе. Если согласны, могу записать. Только имейте в виду, работать придётся в тайге на морозе, условия тяЯжёлые.

Прохоров, не задумываясь, согласился.

— С тракторов начинал. Трудностей не боюсь. Физически здоров, если подхожу, пишите.

— Гражданин Фомин, це ж пишите и мене, — поднялся Вася. — Чи ломиком крутить, чи яку деталь отнести дюже горазд. На деревне трошки помогал трактористам, немного получалось.

— Возьмите Тыличенко, гражданин Фомин, — попросил Прохоров. — Я берусь помочь ему.

— Ну что же, можно включить и Тыличенко. Но учтите — курсы краткосрочные и придётся усиленно заниматься…

— А как же дядя Исаак? — спохватился Вася.

— Идите, идите, мальчики. Вам это нужно, у вас всё впереди. А мне уж куда с моими годами. Будете трактористами, может, меня куда-нибудь к себе. Ну там масло заливать, гайки крутить, я разве знаю? Что же делать? — бормотал он взволнованно.

— Тоди не пиду и я, — заявил Тыличенко.

— Он не пидет. Ох и надоел он мне. — Кац представил всё так, словно Вася связывает его по рукам и ногам.

Сбитый с толку непривычно жестокими словами Каца, Вася потоптался и, отвернувшись от Исаака, покорно согласился.

Занятия в кружке трактористов проходили успешно. Тыличенко учился упорно, хотя и тЯжело постигал теорию. Ему помогал Прохоров.

Пароход вёз на палубе трактора. Практические занятия проходили на месте, и Вася всё свободное время крутился около машин.

Часто приходил Кац, садился неподалёку и подолгу, не отрываясь, наблюдал. Он даже раздобыл где-то справочник тракториста, читал его Васе и, если тот плохо запоминал, ругал его как мальчишку. Прохоров видел, как тяжела для Исаака разлука с Васей, и его усилия помочь парню приобрести профессию вызывали тёплое чувство. За последнее время Кац, помогая Тыличенко, неплохо изучил трактор, но рассчитывать на их совместную работу было бессмысленным.

Но однажды Тыличенко неожиданно забастовал.

— Це як же я брошу дядю Исаака! Ни, не пиду и усе! — заЯвил он упрямо.

Пришлось Прохорову пойти к Фомину и всё рассказать.

Кац стал ходить с ним на учёбу. Занятия поглотили всё время, они и не заметили, как пролетели дни и пароход, сотрясая гудками тишину бухты, бросил Якорь.

Заключённые выстроились на палубе. Выступил Васьков.

— Многие из нас начнут здесь новую жизнь и найдут своё счастье. Не будем же осквернять этот край пороками. Оставим их за чертой берега. Партия и правительство предоставили вам большие льготы. Освобождение из лагеря — дело каждого из вас. Пусть нашим знаменем будет девиз: через труд к освобождению.

Над головами взметнулась пролетающая стайка уток и скрылась над далёкими сопками. Туда лежал их путь.