Десант в безвестность: Документальная повесть

западный берег Ондозера 2 сентября 1942 г., 2 часа 45 мин

По приказу капитана Ковалева Иван Мочихин со своей группой прикрытия перешел деревянный мост и занял оборону в пятидесяти метрах от него. Старшина установил пулемет. Разгреб песок и щебенку, сделал себе небольшую ячейку и присел отдохнуть. Остальные бойцы расположились рядом, положив на насыпь винтовки и автоматы. Его второй номер Гвасалия выложил запасной диск с патронами к пулемету и растянулся на земле, раскинув по сторонам руки.

— Хорошо, дорогой, здесь, — зевнул он, обращаясь к Мочихину. — Но у нас в Батуми лучше! Сейчас у нас бархатный сезон начинается. Море ласковое-ласковое, вода в нем теплая, а вечера темные-претемные — хоть глаз, понимаешь, коли, в трех шагах ничего не видно. А здесь наоборот — все видно…

Мочихин не слушал его. Он оглядел местность вокруг, прикидывая что-то в уме. Затем поднялся, прошелся по дороге, вернулся назад, взял пулемет и велел всем идти за ним.

— Займем позицию в стороне от дороги, а то нас с того бугра, — показал он рукой вперед, — хорошо видно. Кто по дороге пойдет, сразу заметит.

Бойцы, забрав свое оружие, направились за ним. Поднялся и Гвасалия.

— Нехорошо, дорогой, бегать с места на место, — недовольно проговорил он, — примета есть. Надо сразу выбирать — тут или там. Правильно я говорю, земляк? — тронул он за плечо сапера Михаила Перчева.

Тот рассмеялся:

— Черт его знает! Я в приметы не верю.

— Отставить разговоры! — приказал Мочихин. — Забыли, где находитесь?

Гвасалия замолчал, произнеся напоследок:

— Начальство, понимаешь, нервничает. А начальство уважать надо.

Заняв новую позицию в придорожном кустарнике, старшина послал саперов Бренера, Суркова и Синичкина заложить взрывчатку под мост и подготовить его к взрыву. А двум другим бойцам приказал найти и порвать провода связи. Когда все это было сделано, он разрешил отдыхать, а сам лег у пулемета и стал следить за дорогой, прислушиваясь к каждому шороху.

По времени в деревне вот-вот должен начаться бой, но выстрелов почему-то не было слышно. Страшно хотелось курить, и, чтобы как-то отвлечься от этого нестерпимого желания, Мочихин начал думать о доме, о матери с отцом. Эти воспоминания всегда были приятны. Забывшись, он даже не отреагировал на толчок в бок Гвасалия. И только когда второй номер толкнул его снова, Мочихин встрепенулся.

— Вано! — прошептал Гвасалия. — Шаги по дороге слышу. Понимаешь, кто-то к нам идет!

Мочихин напрягся. И он услышал жесткие шорохи на дороге, а вскоре и увидел, как более десятка вражеских солдат вышли из-за бугра, тихо переговариваясь между собой. Они направлялись по дороге в деревню. Старшина произнес тихо:

— Не стрелять! Пропустить их за мост.

Вражеские солдаты, ничего не подозревая, прошли мимо залегших в кустарнике десантников, перешли мост и вскоре растворились в темноте.

«Не заметили, — облегченно выдохнул Мочихин. — Пусть себе идут. В деревне наши их встретят. Хорошо, что сменили позицию». Но не прошло и десяти минут, как он вновь увидел этих же самых финских солдат, спешащих обратно. Один из них, встревоженный, все показывал на озеро и говорил беспрерывно. Что именно — Мочихин понять не мог, так как по-фински не знал ни единого слова. Если туда они шли с винтовками за плечами, то обратно — в руках, наизготовку. Финны словно крались, постоянно оглядываясь по сторонам.

До Мочихина вдруг дошло, почему они, не дойдя до деревни, так быстро повернули назад: заметили лодки! Он наклонился к пулемету, развернул его, тщательно прицеливаясь, и нажал на спусковой крючок. Первая очередь зацепила сразу четверых, замертво попадавших на дорогу. Остальные финны разбежались. Но тут ударили из винтовок и автоматов другие бойцы. Вражеские солдаты заметались по дороге, не зная, куда бежать — то ли назад, то ли вперед. Мочихин вновь дал длинную очередь. Финны в панике бросились кто куда. Один из них, маленький и юркий, выскочил из-под огня и зигзагами побежал к лесу. Как ни пытался достать его из пулемета Мочихин, он, петляя между сосен, успел добежать до бугра и вскоре скрылся за ним. Другие финские солдаты остались лежать, кто на самой дороге, кто на обочине.

Когда Мочихин и его бойцы прекратили огонь, они услышали выстрелы в деревне. «Наши пошли на гарнизон!»— обрадовался старшина, прислушиваясь к редкой стрельбе.

Через полчаса или чуть больше вновь установилась тишина. Однако Мочихин приказал быть всем начеку. Он понимал, что сбежавший финский солдат наверняка сообщит своему командиру о происшедшем у моста, расскажет об увиденных лодках и враг сообразит, что русские высадили десант… Одним словом, теперь финны не оставят их в покое. «А может, пронесет? Не успеет финн добраться до своих?»— с надеждой подумал Мочихин. Но неожиданно началось такое, что старшина долго не мог прийти в себя. Он никак не ожидал, что противник откроет прицельный огонь по лодкам из полковых минометов. Когда раздались первые взрывы, Мочихин решил, что стреляют по ним. Но мины ложились далеко от них. Лишь после третьего залпа старшина забеспокоился: по лодкам стреляют из минометов! Он не хотел верить этому, ведь если враг разобьет лодки — путь назад через озеро будет отрезан!

— Сурков! — с тревогой окликнул он одного из саперов. — Неужели они по лодкам стреляют?

— Кажется, по тому месту, — неуверенно ответил тот. — Мины ложатся где-то там. Может, сбегать, посмотреть?

— Сбегай! — разрешил Мочихин. — Только аккуратно.

Сурков, пригибаясь, побежал к лодкам. Минометный обстрел продолжался более четверти часа, потом прекратился. Зато спустя некоторое время из-за бугра застрочили автоматы. «Ну вот, явились!»— подумал старшина.

— Ребята! К бою! — крикнул Мочихин и снова залег за пулемет.

Финны стреляли наугад. Они пока не обнаружили, где укрывается группа, и строчили из автоматов по мосту, по кустам. Потом толпой высыпали на дорогу и, продолжая стрелять на ходу, двинулись к мосту.

Подпустив их поближе, десантники ответили дружным огнем. Мочихин израсходовал первый диск с патронами, сбросил его с пулемета, тут же вставил второй.

— Давай, Вано, а то пройдут! — торопил старшину Гвасалия.

Пулемет Мочихина вновь заработал, выкидывая пустые гильзы.

Финны наконец засекли, где укрылись десантники и перешли на прицельный огонь по кустарнику. Пули, ударяясь о камни, завизжали угрожающе в воздухе.

Вскоре к старшине подполз Сурков. И не один. С ним был Малеванчук.

— Лодки почти все разбиты! Вдребезги! Целых осталось только три, — вытерев пот с лица, сообщил он. — Надо взрывать мост и уходить… Вот матроса, — показал он на Малеванчука, — командир прислал, чтобы мы взрывали мост.

Мочихин перевел взгляд на Малеванчука.

— Да, — подтвердил тот, — капитан велел взорвать мост и всей группе идти навстречу отряду, на нас тоже давят егеря. Но он сказал: если у вас тихо. А тут…

— Да, было тихо! — сжал зубы Мочихин. — Но что мы будем делать без лодок?

— Так отходим? — растерянно спросил самый старший среди них по возрасту сапер Кузьма Синичкин. — Они же всех нас в кольцо возьмут!

— Надо взрывать мост и уходить! — настойчиво проговорил Сурков.

Некоторое время Мочихин был в замешательстве. «Капитан, конечно, не знает, что нас атакуют финны. Не знает, что и лодок теперь нет, поэтому идет сюда! Черт возьми, вот влопались! Живыми, видимо, отсюда не выбраться».

— Всем отходить за мост! — наконец приказал он. — Ползком! Вдоль дороги, по кустам!

А сам снова опустился к пулемету.

— Вано? А ты? — тронул его за плечо Гвасалия. — Давай, дорогой, и ты. Если не пойдешь, и я останусь.

— Иди, Гвасалия. Я прикрою вас, потом следом, — ответил старшина. — Как за мост перейдете, оттуда по ним вдарьте, тем временем и я переберусь.

Бойцы стали уползать за мост, а Мочихин, прикрывая их, застрочил из пулемета. Он не видел врагов, видимо, они залегли, но все равно продолжал посылать очередь за очередью туда, где они могли быть. Стрелял, пока не опустел диск. Затем, подхватив пулемет, тоже пополз к мосту.

Пока он полз по кустам до моста, его свербила одна и та же мысль: «Как теперь выбраться отсюда? Финны за гарнизон не простят!» Пожалуй, впервые Мочихин подумал, что, может, придется умереть. Нет, над этим он думал и раньше, но как-то вообще, отвлеченно. А тут нутром почувствовал — могут убить, именно его. Здесь, на чужом берегу. И от этой мысли неприятный холодок прошел по всему телу. «Не дамся! Буду жить!»— нервно успокаивал себя, прогоняя пугающую мысль о смерти.

Как только он перебежал мост, саперы подожгли бикфордов шнур. И через несколько секунд прогремел взрыв — деревянный мост взлетел в воздух. Затем бесформенная куча бревен, песка и земли рухнула в речку. А они вновь залегли на обочине дороги, поджидая врагов.

— Гвасалия! — окликнул своего второго номера старшина. — Давай патроны!

— Вано, последний диск! — предупредил аджарец, когда подполз к нему. — Стреляй мало-мало, но в цель.

Мочихин вставил диск в пулемет.

— Мне оставаться с вами или как? — спросил старшину Малеванчук.

— Ты, браток, давай обратно, — ответил Мочихин. — Что видел, все расскажешь командиру. А он пусть решает…

Малеванчук, немного помедлив, закинул свою винтовку за плечо и, пригибаясь, побежал по канаве обратно.

Финны появились по ту сторону протоки не сразу. Сначала двое из них быстро перебежали дорогу и спрятались в тех самых кустах, где только что лежал Мочихин. Притаившись, они, видимо, высматривали. Затем еще несколько егерей ринулись туда же.

Мочихин дал по ним короткой очередью. «Здесь мы, сволочи! Думаете, ушли? Дудки!»— ухмыльнулся он.

Открыли огонь по финнам и другие бойцы. Егеря ответили тем же. Вновь завязалась перестрелка. Опять над головами десантников тонко запели пули: фью-у-у, фью-у-у… Старшина боялся приподнять голову из-за камня, за которым лежал, ему казалось, что если он это сделает, одна из пуль обязательно вопьется в него. Но больше всего он боялся оказаться раненным — обуза для всех, и тогда шансов выбраться отсюда живым уже не будет никаких. И он, если не стрелял, старался меньше высовываться из-за камня.

Финны усилили огонь по залегшим десантникам. Большая группа егерей все же переправилась через речку в стороне от моста и теперь угрожала обойти наших бойцов слева. Оттуда, из леска, глухо и часто, словно жадный дятел, застучал финский пулемет «суоми». Мочихин сначала не увидел его, но когда следующая очередь срезала несколько еловых веток, заметил, где засел пулеметчик. Старшина перекинул свой «дегтярь» и ударил по нему. Но вражеский пулемет не умолкал — длинными очередями бил и бил по морякам, будто его обслуга спешила выпустить поскорее весь свой боезапас. Однако всю эту смертоносную лавину раскаленных пуль принимала на себя дорожная насыпь, которая надежно укрывала десантников. «А, гады, тоже жить хотите! Боитесь лезть напролом по дороге!»— ухмыльнулся старшина, продолжая стрелять и радуясь, что егеря не решаются идти в лобовую атаку.

Никто из бойцов не обратил внимания, когда к ним снова подполз Малеванчук.

— Командир приказал отходить! — закричал тот, не видя старшину. — Надо уходить!

Первым его услышал сапер Михаил Бренер. Он добрался до Мочихина и показал на Малеванчука. Старшина все понял.

— Прекратить огонь! — громко приказал он. — Всем отходить! — И, подхватив свой пулемет, стал отползать назад, причем делал это с каким-то жадным удовольствием — ловко и быстро.

За ним последовали остальные. Когда все вышли из опасной зоны, простреливаемой врагом, Мочихин поднялся, взмахнул рукой — «за мной!» и, пригнувшись, побежал прочь от разрушенного моста. Метров через двести взобрался по насыпи на дорогу и увидел блеснувшую сквозь деревья огромную гладь озера, уже освободившуюся от тумана.

Добежав до лодок, старшина приостановился. Нерадостная картина предстала перед ним: весь берег был усеян грудой досок и поломанных весел, некоторые лодки, отброшенные взрывами, затонули и чудовищными скелетами торчали из воды. Он с тоской посмотрел на восточный берег Ондозера — остров, с которого они приплыли сюда, был хорошо виден. И у старшины защемило сердце: неужели больше туда не вернуться? Другие бойцы тоже невольно глянули в сторону озера, а затем молча двинулись дальше по дороге. Никто из них не догадывался, что идут они навстречу своей смерти и что только одному из них — именно старшине Мочихину — суждено будет остаться в живых…