Десант в безвестность: Документальная повесть

штаб 85-й бригады 4 сентября 1942 г., 11 час

Подполковник Солдатов, отправив группу бойцов вокруг Ондозера на помощь десанту, не успокоился на этом. Он приказал радистам штабной радиостанции постоянно вызывать капитана Ковалева. И хотя прошло уже двое суток, как затих бой на западном берегу озера, комбриг все еще надеялся, что Ковалев смог ускользнуть от егерей. Он не верил, вернее — не хотел верить, что десантный отряд уничтожен. Солдатов не хотел смириться с тем, что произошло. Его не устраивало это. Все должно было быть иначе! Подполковник замучил своего начальника штаба майора Сергеева бесполезными теперь вопросами, уточнениями данных разведки, сомнениями в деталях плана операции. Раздраженный неудачей, он кричал на всех, кто попадал ему под руку.

Комиссар Девяшин как мог успокаивал его, наказывая адъютанту никого в землянку не пускать. «Война есть война! И тут уж ничего не поделаешь, Николай Кириллович, приходится и нам вкушать горечь поражений! — тихо говорил он комбригу. — Да, может быть, еще не все так плохо, как мы считаем!»

Но Солдатова это не утешало. Он хорошо помнил слова командующего армией генерал-майора Никишина: «Твой час не пришел, но он придет… Вот тогда мы спросим с тебя сполна!» Командарм спросит за провал операции! Спросит обязательно! И оправданий у него, подполковника Солдатова, не будет, да и не должно быть! «А в чем, собственно, моя вина? — пытался собраться с мыслями Солдатов. — В том, что послал людей бить врага! В том, что я как коммунист сам готов умереть за Родину! В конце концов, комиссар прав: война есть война! Не только у меня в бригаде гибнут люди!»

А ведь случись наоборот — проведи Ковалев операцию как надо, тогда не нужно было бы гадать: виноват — не виноват, тогда было бы все иначе: бойцам — медали, заслужили. В штаб армии — подробный отчет об успешной высадке десанта и разгроме вражеского гарнизона. Глядишь, всей бригаде — слава. Эх, Ковалев, Ковалев… Что же у него там могло случиться? Откуда финны так быстро подтянули к гарнизону подкрепление?

— Товарищ подполковник! — прервал его размышления адъютант, вбежавший к нему в землянку. — Старший сержант Белов докладывает с первого поста наблюдения: с западного берега приплыл раненый матрос.

— Кто?! — привстал из-за стола комбриг.

— Матрос из разведроты. Кажется, Мочихин его фамилия, — неуверенно ответил адъютант.

— Матроса срочно ко мне! — взволнованно приказал Солдатов. — Срочно!

— Его посадили на лошадь и скоро он будет здесь.

— Сразу же ко мне! — повторил комбриг. «Ну вот, сейчас будет все ясно — ушел Ковалев от финнов или нет», — разволновался Солдатов. Но, хотя в глубине души он и питал надежду на более благоприятный исход, тяжелое предчувствие подсказывало ему: нет, хороших вестей о десанте не жди — чудес на войне не бывает.

О приплывшем с вражеского берега матросе вскоре узнал весь штаб бригады. В землянку к комбригу пришли комиссар Девяшин, майор Сергеев, капитан Таран.

— Николай Кириллович, слышали о матросе? — спросил возбужденный комиссар.

Солдатов махнул рукой:

— Знаю, знаю…

Потом полез в стол, достал карту. И молча уткнулся в нее.

— Как далеко ушел Афанасьев с группой? — оторвался от карты комбриг, обращаясь к начальнику штаба.

Тот помолчал, раздумывая, затем ответил:

— Думаю, километров двадцать-двадцать пять прошел.

— Что значит — думаю, надо знать точно! На связь он выходил? — повысил голос подполковник.

— Так точно, полчаса назад. Сообщил, что происшествий нет, продолжает движение, с противником пока не соприкасался.

Майор Сергеев понял, зачем комбриг поинтересовался группой Афанасьева: если приплывший с того берега матрос сейчас сообщит, что десантный отряд разбит, значит, высланную ему на помощь группу надо будет возвращать назад.

Наконец появился и долгожданный матрос — мокрый, в одном ботинке, в изодранной тельняшке, с перевязанными руками.

— Старшина 2 статьи Мочихин по вашему приказанию прибыл, товарищ подполковник! — доложил он, остановившись в проеме землянки.

— Проходи, проходи, Мочихин, садись, — пригласил его к столу комбриг. — Рассказывай все по порядку: что у вас там произошло?

— Отряд погиб, товарищ подполковник, — помолчав, проговорил старшина. — Все погибли, в плен ни один не сдался!

— А капитан Ковалев?

— Капитан Ковалев тоже погиб.

— Как же, старшина, это случилось? По рации он сообщил, что гарнизон разбит, операция проведена точно по плану — и вдруг…

— Отряд был окружен крупными силами противника уже после разгрома гарнизона. Капитан Ковалев вынужден был занять круговую оборону в невыгодном для нас месте. Мы отбили несколько атак, потом сами пытались прорваться, но не смогли, — ответил Мочихин, опустив вниз голову.

— Ну нет, старшина, так не пойдет, — подошел к нему Солдатов. — Ты давай садись и все по порядку расскажи. Все по порядку, понял? — Комбриг подтолкнул его к столу и заставил сесть.

Мочихин рассказал все, что знал и видел: как расстреляли из минометов их лодки, как десантники вынуждены были занять оборону в болоте, как добивали враги раненых, как прятался он от финнов в воде, как затем добирался до своих.

— В карте разбираешься? — спросил старшину Солдатов, когда тот закончил говорить. — Сможешь показать, где десант занял круговую оборону?

— Смогу, если карта крупномасштабная, — ответил Мочихин.

Комбриг пододвинул к нему карту.

Старшина склонился над ней, долго изучал, потом показал:

— Вот здесь, на болотине между озерами.

— Та-ак… — протянул Солдатов. — Худшего места Ковалев, конечно, найти не мог.

— Нам ничего не оставалось делать, как занять там оборону: финны зажали нас с двух сторон, — тихо сказал старшина, словно он был виноват в том, что десантники заняли невыгодную позицию, с — Ну а раньше? Раньше, черт возьми, куда он смотрел! Финны ведь не с неба свалились на вас! — сорвался комбриг. — Нужно было пробиваться на север, а не лезть в это болото!

Мочихин встал.

— Сцди, матрос, ты здесь ни при чем! Это вот они — командиры, мать их так! — комбриг ткнул пальцем в сторону стоявшего майора Сергеева. — Они целый месяц мараковали, рассчитывали, прикидывали, чтобы затем разом погубить полторы сотни людей! Правильно говорил мне командующий армией — не умеем воевать!

— Но, товарищ подполковник… — хотел было возразить начальник штаба, но комбриг не дал ему договорить.

— Что — но?! Угробили мы с тобой отряд, вот и все «но»! — выкрикнул Солдатов. — Иди, майор, к радистам и отзывай срочно группу Афанасьева назад, пока и она не угодила в западню!

Обиженный Сергеев вышел из землянки. А Солдатов заходил от стены к стене, стараясь успокоиться.

— Старшину надо бы отправить в медсанроту, — подал голос до этого молчавший Девяшин.

— Конечно, конечно, — спохватился Солдатов, уняв в себе вспышку негодования. — Иди, матрос, залечивай раны. И благодари судьбу, что остался жив. Хотя с твоим ранением… — комбриг бросил взгляд на его руки и не договорил. — Ладно, иди, матрос. Будем живы — не помрем!

Что имел в виду подполковник, когда намекнул на его ранение, Мочихин понял только через день, уже в полевом госпитале, когда к нему пришел статный майор из особого отдела. Старшину вызвали из палаты в перевязочную, и там этот майор сначала вежливо, а затем с нажимом пытал его целых два часа: где, как, при каких обстоятельствах был ранен и почему именно в руки. Потом этот майор приходил еще несколько раз. И старшина наконец понял, что его подозревают в самостреле, а значит, в трусости и дезертирстве.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вмешался сам комбриг. О посещении Мочихина особистами ему доложил военком разведроты Корзников, который наведал старшину в госпитале.

Солдатов возмутился бесцеремонностью особого отдела и позвонил туда. Когда ему ответили, он не стал спрашивать, кто у телефона, а представившись сам, выложил:

— Говорит Солдатов. Я не вижу никаких оснований подозревать раненого разведчика. Вам достаточно было бы взять заключение у военврача. В крайнем случае, если вы не знаете, самострел легко определяется по пороховому ожогу. Да и дважды стрелять себе в руки станет только идиот! Оставьте матроса в покое. Что не ясно, я отвечу за него.

— Вы, Николай Кириллович, подумайте, как ответить за самого себя! — коротко ответили ему на другом конце провода и положили трубку.