Десант в безвестность: Документальная повесть

д. Ондозеро 2 сентября 1942 г., 2 часа

За все время — ни вчера, ни сегодня Ковалев не успел задуматься над тем, почему подполковник Солдатов в самый последний момент отстранил от командования десантом Афанасьева, а назначил его — молодого, еще как следует не освоившегося командира разведроты? «В самом деле, почему? — подумал сейчас Ковалев, идя впереди отряда. — Потому что начальник разведки не рассчитал количества лодок? Ерунда! Лодки нестандартные, рассчитать, сколько поместится в них людей, невозможно. Да еще и ветер. Может, Афанасьев срочно потребовался для другого дела?» Так и не найдя ответа на неожиданное решение комбрига, Ковалев перестал думать об этом: мало ли что могло случиться…

— Николай, утка крякает! — остановил его рядом шедший Пыринов.

Ковалев и сам услышал условный сигнал.

— Передать по цепи: стоять на месте! — обернулся он назад и остановился, прислушиваясь — сигнал это или действительно крякает на озере утка.

До деревни оставалось метров четыреста-пятьсот. Крик утки повторился еще дважды и вскоре на дорогу вышел разведчик Павел Талашев.

— У комендатуры часовой, — подойдя к Ковалеву, шепнул он. — Смирнов с Гуляковым ушли его снимать.

Десантники остановились, замерев на месте. Ковалев с нетерпением ждал условного сигнала, разрешающего продолжать движение. Времени оставалось очень мало: всего пятнадцать минут. Ровно в два часа ночи отвлекающие группы откроют перед фронтом огонь, имитируя ложное наступление. Тогда гарнизон встревожится и без большого боя не обойтись. Ковалев выждал еще минуту, но условного сигнала все не было. И он не выдержал:

— Передать по цепи: продолжать движение вперед. Всем приготовиться к бою!

— Товарищ капитан! — обратился к нему главстаршина Шевченко. — Я ухожу!

— Давай действуй, Шевченко! И быстрее, быстрее! — затем повернулся к Пыринову. — Ты тоже, Сергей! Иди. Найди батарею во что бы то ни стало! Иначе она нам спокойно уйти не даст. Она где-то там, в лесочке, на окраине деревни!

«Черт с ним, с этим часовым! Все равно теперь не успеют очухаться!»— нетерпеливо подумал Ковалев и быстрее зашагал по дороге. Остальные двинулись за ним. Послышалось лязганье затворами винтовок, автоматов. Но капитан уже не обращал на это внимания, он сам с шумом вставил диск с патронами в свой ППШ.

Вскоре дорога круто повернула от озера, лес кончился, и десантники, перевалив небольшую горку, вышли на открытое место. Справа от дороги желтело овсяное поле, впереди зачернели крайние дома Ондозера. Деревня спала. Вернее, не вся деревня, а только те дома, в которых расквартировались оккупанты. Остальные пустовали. Это Ковалев знал. Жители еще в прошлом году, когда фронт подошел близко, эвакуировались, увезя с собой все колхозное имущество. Но сейчас, ночью, десантникам предстояло прочесать все дома, потому что неизвестно, какие пусты, а в каких финны.

Ковалев приостановился, подозвал главстаршину Краевого, командира взвода автоматчиков.

— Ты, главстаршина, берешь на себя все дома до комендатуры, — приказал он ему. — А я с разведчиками комендатуру и все остальные после нее. Офицеров не убивать, штабу бригады нужен язык. И постарайся без лишней стрельбы.

Десантники вплотную подошли к деревне. Крайние дома были в двадцати шагах от них. Ковалев поднял вверх руку: всем стоять!

Только он подал команду, как поблизости послышалось четырехкратное кряканье утки — разведчики подавали сигнал, что часовой снят и можно входить в деревню. И хотя он был запоздалым, Ковалева это несколько успокоило: враг преждевременно не поднял тревогу.

Но только он об этом подумал, как из деревни вдруг раздался звонкий винтовочный выстрел, вслед за ним — второй…

— Впе-е-р-е-д! — закричал капитан и побежал по дороге вдоль домов, на ходу пытаясь определить, в каком из них находится комендатура.

Он бежал, не оборачиваясь назад и не видя, кто из десантников последовал за ним. Но он слышал их тяжелое дыхание, топот подкованных ботинок — значит, его разведчики были с ним.

— Впе-е-р-е-д!!! — снова закричал Ковалев, воодушевленный тем, что никто не отстает.

Ночная тишина вдруг разом взорвалась — застрочили автоматы, загремели первые взрывы гранат, пули с противным свистом заметались в воздухе. Послышался звон разбитых стекол. Затем крики, ругань на русском и финском языках.

Ковалев рванулся к самому большому дому — там, по его мнению, должна была быть комендатура.

Застигнутые врасплох, вражеские солдаты в панике выпрыгивали из окон домов, многие были в одном нательном белье. Но из комендатуры никто не выбегал на улицу, и Ковалев подумал, что там никого нет, хотел уже заскочить туда, но в этот момент застрочил пулемет. Пули рикошетом запрыгали по дороге рядом с Ковалевым. Капитан бросился на землю и ударил по пулемету из своего автомата длинной очередью, перекатился на другое место, чтобы по вспышке его не засек пулеметчик, и снова выпустил длинную очередь. Вражеский пулемет продолжал поливать свинцом из проема окна. Десантники залегли. Никто не хотел рисковать жизнью.

Надо было что-то придумать. Но что — Ковалев не знал. Ему еще не приходилось ходить в атаку, лезть на врага напролом. Как разведчик он был приучен к тихим, мгновенным боям: налет — и скрытный отход. Тут же эта тактика не подходила. Капитан приподнялся на локтях и повернул голову вправо — несколько бойцов из его группы лежали поблизости и стреляли по пулемету. Ковалев понял: страх сковал десантников и они будут лежать на земле под огнем до тех пор, пока их всех не убьют. И никакая сила не заставит их подняться! Он и сам боялся вот так запросто быть подстрелянным, но нужно было что-то делать!

— Слушай мою команду! — что есть силы закричал Ковалев и заставил себя встать с земли. — Все за мной! Ур-р-р-р-а!!!

Выпустив короткую очередь из автомата, капитан зигзагами бросился к комендатуре. Добежал до нее и нырнул под высокое крыльцо. Следом за ним метнулся еще кто-то. Другие остались лежать и не подчинились команде.

Ковалев мельком глянул на решившегося последовать за ним.

— Ты кто? — спросил он.

— Старшина 2 статьи Мужичек! — ответил тот.

— А… Мужичек из деревни Погребки! — вспомнил встречу с матросом на острове Ковалев.

— Так точно, это я.

— Вот что, старшина, я сейчас гранату швырну в этого гада, а ты тем моментом проскочи под окно. Сможешь?

— Смогу, — коротко ответил тот.

— Давай! — И Ковалев, высунувшись, метнул лимонку в проем окна, откуда стрелял пулеметчик.

Почти вслед за взрывом старшина Мужичек выскочил из-под крыльца и бросился под окно, прижался к стене.

Пулемет умолк.

Ковалев тоже выбежал из своего укрытия и для верности сделал несколько очередей из автомата по проему окна. А тем временем сообразительный старшина выломал дверь и вбежал в комендатуру.

— В полном порядке, товарищ капитан! Фарватер свободен, как говорят у нас на флоте! — отозвался он оттуда.

Комендатура была пуста. И только один капрал, как было видно по погонам пулеметчика, держал здесь оборону. Он лежал у окна не двигаясь, весь в крови.

Вскоре, запыхавшись, в комендатуру ввалились те, кто оставался лежать, пока командир отряда расправлялся с пулеметчиком. У всех был разгоряченный вид, глаза злые и в то же время виноватые. Ковалев не стал выговаривать, только укоризненно посмотрел на них и пошел искать канцелярию, надеясь найти там ценные документы. Он отыскал ее быстро — по старинному столу с тумбочками и небольшому сейфу в углу. Собирал бумаги, какие попадались под руку. Брал все — в штабе разберутся.

— Товарищ капитан! — позвал его кто-то. — Пулеметчик-то живой, оказывается!

Рассовав бумаги по карманам, Ковалев вернулся. Подошел к пулеметчику ближе. Действительно, капрал был еще жив. Скорчившись, он лежал на боку и зажимал руками живот. На лице никакого страха, только перекошено от боли. Рядом с капитаном склонился над раненым неизвестно откуда взявшийся военфельдшер Слатвицкий.

— Ранение в брюшную полость. Он не жилец на этом свете, — заявил военфельдшер, выпрямляясь.

Капрал застонал и судорожно стал прижимать ноги к животу.

— Пристрелить! — приказал Ковалев и вышел из комендатуры на улицу. Ему стало нехорошо от вида раненого. Он постоял недолго у крыльца комендатуры, дожидаясь выстрела, но так и не дождался. Никто из десантников не решился добить умирающего человека.

Стрельба в деревне прекратилась. С гарнизоном было покончено за полчаса. А с северо-востока еле-еле доносились отзвуки далекого боя — это роты сковывающего направления продолжали имитировать наступление, отвлекая врага.

Ковалев направился в конец деревни. Его сейчас беспокоило другое: уничтожил младший лейтенант Пыринов финскую батарею или нет? По времени уже должен бы это сделать.

— Товарищ капитан! — окликнули его. — Товарищ капитан, все в порядке. Поставленную задачу выполнили!

Из-за ближнего дома вышел главстаршина Краевой с автоматчиками.

— Никто не ушел, — приблизился он к Ковалеву. — У вас как?

— Нормально, — ответил капитан. В свою очередь спросил — Потери есть?

— Один ранен. Белоусов не увернулся от финского ножа, — доложил главстаршина.

Только сейчас Ковалев вспомнил о потерях. В горячке скоротечного боя с финским пулеметчиком он совсем забыл, что и в его группе могут быть убитые и раненые. «Ладно, фельдшер распорядится, это по его части», — успокоил себя Ковалев, а вслух проговорил:

— Нам бы раненые ни к чему.

— Что поделаешь! — развел руками Краевой.

— Ты иди со своими к комендатуре, там будем все собираться. Я скоро подойду, — сказал Ковалев и направился к озеру.

Но назад он вернулся нескоро. Около часа просидел капитан у озери. дожидаясь младшего лейтенанта Пыринова. Того все не было и не было. Ковалев начал волноваться: что могло случиться, он же опытный разведчик? Не может найти батарею? Или в темноте заблудился? От Баркова с Саповым тоже никаких вестей — хоть иди и разыскивай их сам!

Только он вспомнил о батальонном комиссаре, как перед ним появился сам Барков.

— Вот ты где, капитан! А я тебя ищу.

Ковалев, не вставая с камня, повернулся к нему:

— Военнопленных освободили?

— Нет в деревне никакого лагеря военнопленных, — ответил Барков.

— Как нет? Я же сам в бинокль видел, как их выводили на работы!

— Тогда черт знает, куда он делся! Все обшарили, нет его. Правда, один дом колючей проволокой обтянут — может, там их держали? Но в доме пусто — ни скамеек, ни нар. Мы даже ближний лес прочесали, ничего похожего на лагерь военнопленных не нашли.

— Ошибся я, что ли? — засомневался Ковалев. — Но видел же в бинокль, как человек двадцать под охраной вели по дороге!

Ковалев не ошибся. В Ондозеро действительно некоторое время финны привозили на ночлег жителей близлежащих деревень, насильно согнанных на строительство прямой дороги Ругозеро— Паданы, по которой должны были идти грузы и вооружение для войск, концентрирующихся на медвежьегорском направлении. Такая дорога, связывающая Ругозеро и Паданы, была, но она проходила через Ондозеро, просматривалась с восточного берега, и финны опасались, что машины, следовавшие по ней, могут быть подвергнуты артиллерийскому обстрелу. Поэтому они выпрямили опасный ее участок и проложили дорогу за Лайяозером, в лесу.

Но Ковалев этого не знал. Не знал он, что в эти дни командование финской 14-й пехотной дивизии производило перегруппировку своих подразделений именно по этой дороге, в нескольких километрах от Ондозера. Не знал он также, что 6-му пограничному батальону был отдан приказ усилить охрану этой дороги и егеря со специально обученными собаками в этот самый момент находились совсем рядом с деревней.

— Младшего лейтенанта Пыринова не встречали? — спросил Ковалев Баркова, снова вспомнив о вражеской батарее.

— Нет, не видел, — ответил тот.

Ковалев посмотрел на часы. Подходило время связи с бригадой, нужно было подготовить текст радиограммы.

— Идемте, надо готовиться к отходу. Главное мы сделали — гарнизон разгромили, — проговорил Ковалев. — Вот только жаль языка не сумели добыть, — с сожалением добавил он.

Ковалев поднялся с валуна.

Вернувшись в деревню, капитан разыскал радистов Якушенкова и Брюзгина. В 3.30 они передали в штаб бригады первую радиограмму: «Задание выполнено. Операция проведена точно по плану». А через минуту за деревней вдруг раздалась стрельба. Автоматные очереди и ружейные залпы, внезапно возникшие, сразу насторожили всех.

«Что это может быть? — вслушивался Ковалев в стрельбу, то разгоравшуюся, то затухающую. — Пыринов наконец-то обнаружил батарею? И ведет бой?»

Происходящее за деревней было непонятно до тех пор, пока над головами десантников не засвистели мины, которые, как ни странно, разрывались далеко от них, где-то южнее, у самого озера.

— Да это же, черт возьми, по нашим лодкам стреляют! — растерянно воскликнул главстаршина Краевой. — Точно, по лодкам!

Ковалев был в недоумении. То, что финны стреляли из минометов по тому месту, где они высадились, сомнений уже не вызывало. Но как они догадались, что лодки именно там? Как? Значит, их обнаружили еще в тот момент, когда они высаживались, иначе бы финны не стреляли по лодкам. Но почему тогда гарнизон не встретил их огнем? Почему они застали финнов врасплох? И что за ружейная стрельба справа?

Прислушиваясь к вою мин и пытаясь точнее определить, где они ложатся, Ковалев продолжал стоять в нерешительности, не зная, что предпринять. Был момент, когда он уже хотел приказать: срочно возвращаться назад, к лодкам, но выработанная в разведке привычка — ничего не делать сгоряча — сдержала его. Да и нельзя было уходить без Пыринова, Шевченко, Тимошкова! Нельзя было бросать их здесь! Чувство тревоги нарастало в нем с каждой минутой. Казалось, он все предусмотрел, все вычислил, даже возможность потерь при налете на гарнизон. Но чтобы вмиг лишиться лодок, этого он никак не предполагал. «Нет, не может быть, чтобы финны стреляли по лодкам! Этого не может быть! — пытался успокоить он самого себя. — Там группа старшины Мочихина. Скорее всего, финны их обнаружили и стреляют по ним…»

— Пыринов с Шевченко возвращаются! — крикнул Барков, прервав тревожные размышления капитана.

К Ковалеву подбежал младший лейтенант Пыринов с двумя матросами.

— Финны. Надо уходить, — запыхавшись, выпалил он.

— Говори толком, откуда взялись финны? — разозлился Ковалев. — Батарею ты нашел?

— Нет батареи ни в деревне, ни за деревней! Ее, наверное, перевели в другое место. Мы видели следы, где она раньше стояла. А самой батареи там уже нет. Мы пошли дальше по дороге, думали, что она где-то поблизости. Дошли до Шевченко — и тут финны на машинах…

— Нас кто-то предал! — вступил в разговор подошедший Шевченко. — Опоздай мы минут на пять — и попались бы в ловушку!

— Где Тимошков? — перебил его Ковалев.

— Он послал нас предупредить, товарищ капитан, а сам с бойцами остался там, на дороге. Ведет бой, — ответил Шевченко. — Но финнов много, ему долго не продержаться. Сказал, чтобы все двигались к лодкам. Он придет туда.

— Всем приготовиться к отходу! — объявил Ковалев. — И без паники! Командирам групп собрать своих бойцов и двигаться тем же порядком, каким шли сюда. Быть в боевой готовности!

— Товарищ капитан, у нас трое раненых! — вышел вперед военфельдшер Слатвицкий.

— Самостоятельно идти могут? — спросил Ковалев.

— Только один, Мелодиев. Остальных нужно нести.

— Главстаршина! — обратился капитан к Шевченко. — Раненых возьмете на себя.

— Есть взять раненых на себя, — без всякого желания проговорил Шевченко.

Отходим! — громко крикнул Ковалев и первым направился к дороге.

Но десантники не успели выйти из деревни. На южной окраине егеря настигли их. Было уже почти светло и врагов вовремя заметил старший лейтенант Шанин, замыкающий отряд. Он успел дать из автомата очередь по выскочившим из-за домов финнам, однако сам был сражен вражеской пулей.

— Занять оборону! — приказал Ковалев, хотя в душе сам же противился этому: «В лес, в лес надо уходить, пока совсем не рассвело!» Но егеря были сзади и от них так просто уже не оторваться.

Десантники рассредоточились и залегли почти на открытом месте.

Вновь завязался бой. Финны попробовали с ходу атаковать отряд, но, встреченные дружным ружейнопулеметным огнем оборонявшихся, вынуждены были отойти и укрыться за бревенчатыми стенами домов. Затем они попытались обойти отряд со стороны озера и отрезать ему дорогу назад. Выручил Краевой. Его автоматчики не позволили сделать этого. Главстаршина, разгадав маневр врага, бросился с бойцами наперерез егерям и расстрелял их почти в упор.

После неудачной атаки финны вдруг прекратили стрельбу. На некоторое время наступило затишье. Ковалев подумал, что они ждут подкрепления и решил воспользоваться паузой, уйти к лодкам. Но только он хотел отдать команду, как поблизости взметнулись разрывы мин. Егеря повели обстрел отряда из минометов. Началось самое неприятное, чего боялся Ковалев: спрятавшиеся за домами финские корректировщики в конце концов наведут своих минометчиков на прицельный огонь и тогда отряду не миновать больших потерь. Тут надо либо контратаковать, либо, оставив прикрытие, сменить место обороны.

Капитан выбрал второе. Его словно магнитом тянуло к лодкам. У него даже не возникло мысли, что лодок после минометного налета могло уже и не быть. Но размышлять, анализировать некогда, инстинкт самосохранения толкал и толкал его туда, к узкому перешейку между Ондозером и Лайяозером, где, казалось, их спасение. Только к лодкам!

Финны словно догадались, что десантники будут отступать в южном направлении, и перенесли огонь из минометов несколько вперед, тем самым усложнив отход отряда.

Ковалев решился запросить помощь у бригады. Подозвав Брюзгина, он велел ему связаться со штабом.

— Передай: веду бой на окраине деревни. Подвергся минометному обстрелу. Несу потери. Срочно прошу поддержки!

Брюзгин включил рацию, передал радиограмму и стал ждать ответа. Он почти по слогам прочитал, что отвечает штаб:

— Можете ли… нанести… удар в… район… действия… групп сковывающего направления.

— Нет. Конечно, нет! — сплюнул со злости Ковалев. — Передай им: отступаю, нужна помощь.

Капитану необходимо было, чтобы финны хотя бы минут десять не смогли преследовать отряд. Ему нужно оторваться от них, чтобы одним броском достичь лодок. А отступать к группам сковывающего направления бессмысленно — прорвать фронт его небольшому отряду там невозможно, кроме того, не дадут этого сделать и егеря, наседавшие сейчас на него.

— Передавай: нужна помощь, — повторил Ковалев.

Брюзгин взялся за ключ.

Вдруг рядом один за другим раздались два взрыва. Ковалев бросился на землю, прикрыл руками голову от падающих комьев земли и камней. Когда он, оглушенный, вновь приподнялся, то увидел, что Брюзгин лежал навзничь у рации, из его виска стекала струйка крови. Осколок мины угодил ему прямо в голову.

— Второго радиста сюда! — крикнул капитан.

Второй радист, старшина 1 статьи Михаил Якушенков, услышав, что его зовут, пополз к Ковалеву.

— Передавай в штаб: отхожу в южном направлении. Прошу поддержки!

Якушенков надел наушники и застучал ключом. Но привычного писка от работы ключом в наушниках не услышал. Он несколько раз щелкнул тумблером питания рации, снова взялся за ключ, но сигнала не было.

— Рация не работает, товарищ капитан! — снял он наушники. — Видимо, повредило взрывом…

Ковалев выругался.

— Чини! Что хочешь делай, а рация чтобы работала!

Выход остался один — под огнем противника отступать к берегу, где находились лодки. И тут Ковалев снова вспомнил о группе прикрытия Мочихина. «Нужно взорвать мост, — подумал он, — как бы финны не зажали нас с двух сторон». Капитан повертел головой и, заметив недалеко стреляющего из винтовки матроса в тельняшке, окликнул его.

Тот подполз к капитану.

— Командир стрелкового отделения старшина 2 статьи Малеванчук!

— Вот что, Малеванчук, — узнал его Ковалев, — ты давай сейчас к мосту. Там группа прикрытия Мочихина. Передай ему, чтобы взрывал мост и, если у него там тихо, пусть двигается к лодкам. И пусть готовит их к отплытию, — приказал Ковалев.

Матрос уполз.

Если бы Ковалеву знать, что старшина Мочихин уже взорвал мост и также ведет бой с противником, он не медля ни секунды поднял бы отряд и, несмотря на минометный огонь, срочно повел бы его к лодкам. А если бы он еще и знал, что основные силы финнов, брошенные на уничтожение отряда, находятся именно там, за мостом, то он наверняка пошел бы на невозможное — на прорыв фронта в северо-восточном от деревни направлении. Но этого он знать не мог. Он по-прежнему считал, что егеря к гарнизону подошли только из Ругозера…