Десант в безвестность: Документальная повесть

г. Кемь 20 сентября 1942 г., 13 час

20 сентября комбрига вызвали в штаб 26-й армии. А днем раньше туда выехал майор Сергеев. Солдатов догадывался, зачем его вызывают, и в общем-то был готов к этому. Хотя он до сих пор никак не мог понять, как Ковалев после успешной высадки десанта и разгрома гарнизона ухитрился угодить в ловушку? Подполковник знал, что за провал ондозерской операции с него спросят, и спросят строго. Но ему было все равно, какое наказание придумает командарм — дальше фронта не пошлет, а драться с ненавистным врагом он может где угодно. Наказание не страшило его, и все же настроение у комбрига было подавленным — кому хочется выслушивать нотации за ошибку других, пусть даже подчиненных тебе людей. Да и ошибка ли это? Может, роковая случайность?

Солдатов, пока добирался до штаба армии, все время думал об одном и том же — почему погиб капитан Ковалев? Где он допустил промах, позволив финнам уничтожить десантный отряд? «А если виной всему ты сам, Солдатов? Если твое нетерпение, твой азарт погубили людей? — пытался анализировать он. — Нет. Если бы я сам там был, такого бы не произошло».

Взбудораженный предстоящим разговором с генералом, комбриг стал перебирать в памяти все схожие фронтовые случаи. «В феврале под Масельгской командир шестьдесят первой бригады Конышев без приказа хотел отбить у финнов опорный пункт, но не смог. Батальоны понесли потери. Что же Конышеву? — вспоминал Солдатов. — Его, кажется, одернули…»

«Одернули, поправили! — подполковник вдруг разозлился в душе на самого себя, — к черту все аналогии! Если бы война состояла только из одних наших побед, тогда, наверное, ее и не было бы!» Неуемная натура подполковника не терпела нытья, оправданий: что сделано — то сделано. Тем более что десант выполнил свою задачу — вражеский гарнизон разгромлен. А это главное! И Солдатов отбросил от себя все мучившие его вопросы.

Не знал комбриг, что в штабе армии об этом думали совершенно иначе, не знал он также и того, что оттуда уже послан новый начальник штаба — подполковник А. К. Лазарев и что уже заготовлен приказ о передаче бригады другому командиру — полковнику А. В. Скловскому. Но даже если бы он и знал, его все равно невозможно было бы убедить в неправоте собственных действий. Именно — действий, а не бездействия!

Солдатов прибыл в штаб армии во второй половине дня. Штабные командиры увидели его таким же уверенным в себе, каким он был всегда, и ничто не выдавало его внутреннего беспокойства, скрытого за суровостью усталого лица.

Командующий 26-й армией генерал-майор Никишин принял его не сразу, заставив выжидать в приемной почти полчаса. Солдатов не любил этого и в ожидании нервничал. Ему было неприятно сидеть напротив аккуратного адъютанта, который от нечего делать перебирал бумаги на своем столе и тоже чувствовал неловкость в присутствии старшего по званию. Подполковник не выдержал этого дурацкого состояния, встал и направился в коридор. Но не успел он закрыть за собой дверь, как услышал голос адъютанта.

— Товарищ подполковник, куда же вы? Командующий ждет вас.

Солдатов вернулся в приемную, бросил на стул пыльную фуражку и направился в кабинет командарма.

— Товарищ генерал, командир отдельной 85-й морской стрелковой бригады подполковник Солдатов по вашему приказанию прибыл! — войдя, доложил он, остановившись посреди кабинета.

Никишин никак не прореагировал, вызвал своего адъютанта:

— Пригласи ко мне Козлова, — коротко бросил ему.

— Ну, подполковник, рассказывай: как воюешь? — поднял голову командарм. Лицо его было суровым.

— Бригада занимает оборону во втором эшелоне на рубеже…

— Я знаю, на каком рубеже занимает оборону твоя бригада, — перебил его Никишин. — Ты говори, как воюешь с противником.

Солдатов стушевался. Он понял, чего именно добивается от него генерал. Помедлив, проговорил:

— Второго сентября сформированный из лучших бойцов бригады десантный отряд разгромил финский гарнизон в деревне Ондозеро. Но, к сожалению, большая часть людей из отряда погибла при выполнении боевого задания.

Последнюю фразу комбриг выдавил из себя глухо и тяжело.

— Конкретно? — повысил голос генерал. — Не люблю отвлеченных слов. Сколько людей погибло?

— При разгроме гарнизона противника погибли сто двадцать пять человек, из них — старшего и среднего начсостава — четырнадцать, младшего начсостава — тридцать два, — уточнил Солдатов. Он не стал говорить о потерях, которые понесли роты отвлекающего направления.

— Сколько всего в отряде было людей? — снова спросил командарм.

— Сто двадцать шесть человек.

— Значит, вернулся только один. Так, подполковник?

— Так, товарищ генерал!

— Выходит, остальные пропали без вести.

— Я считаю, товарищ генерал, они погибли, — твердо заявил Солдатов.

— На каком основании, подполковник? Ты что, сам видел, как они погибли или сам их хоронил?

— Это подтвердил раненый матрос. Кроме того, наши посты наблюдения слышали бой в течение двенадцати часов.

— Бросьте, подполковник! — раздраженно махнул рукой командарм. — Твой раненый матрос не мог всего видеть… Да дело и не в этом. Операцию ты провалил, людей погубил. Что от тебя ждать дальше?

— Товарищ генерал, — не сдержался Солдатов. — На войне всего не предусмотришь. Но люди погибли при выполнении боевого задания, в этом я убежден. А что касается меня, то я — человек действия и готов воевать с врагом там, куда посчитаете нужным послать…

— Все это, подполковник, есть не что иное, как оправдание бездумных поступков. Он, видите ли, человек действия! Действия командира такого ранга, как ты, всегда должны быть продуманы до конца. И мало разгромить гарнизон противника, его нужно разгромить при минимальных потерях! А у тебя получилось все наоборот. Конечно, честь и слава твоим матросам за исполненный долг и вечная память, если они погибли, а не попали в плен. Но ты, подполковник, после всего случившегося не можешь командовать бригадой. Помнишь, мы здесь с тобой уже встречались? Помнишь, о чем я с тобой говорил, когда ты рвался на передовую? Еще тогда у меня закралась мысль, что в тебе сидит какой-то бес, который правит тобой, как хочет!

Теперь Солдатов окончательно понял, что его отстраняют от командования бригадой. И отстраняют именно сейчас. Для этого и вызвали в штаб армии.

— Товарищ генерал, идет война, воюем мы с коварным и жестоким врагом. Поэтому в каждом из нас должен сидеть бес, а не ангел. Нас не учили отступать, но мы отступали! Нам говорили, что наша армия всех сильней, так почему же нас бьют?! — Солдатов со свойственной ему вспыльчивостью решил высказать все, что передумал за последнее время. — Я вам отвечу почему: потому, что каждый из нас дрожит за собственную жизнь! И чтобы выжить, уцелеть, мы выдумали себе какую-то особую тактику окопной войны: зарываемся в землю и сидим — ждем, когда ослабеет враг. Ждем-пождем, а если решимся попробовать силу свою, то тоже с оглядкой. Не получается — что ж, снова назад, в окопы, в землю. И не задумываемся, что тем самым деморализуем нашего солдата! Хотя здесь, на Карельском фронте, можно вести успешные наступательные бои. Не нужно только жалеть себя!

— В этом, подполковник, ты видишь всю науку войны? — жестко спросил командарм и, не дожидаясь ответа, продолжил — Не тебе об этом говорить. Не надо большого ума, чтобы положить жизнь на поле боя, тем более не свою. Вроде бы это — святое дело: как же, за Родину ведь! Но прежде чем жизнь положить, подполковник, надо уничтожить врага, чтобы после твоей смерти он не топтал нашу землю!

Вошел начальник штаба армии Г. К. Козлов:

— Вызывали, товарищ генерал?

— Да. Хотелось бы, Георгий Константинович, чтобы вы проанализировали операцию 85-й бригады по Ондозеру, — обернулся к нему Никишин. — А то ее командир сейчас тут мне целую лекцию по военной тактике прочитал.

Начштаба армии посмотрел на Солдатова. И в его взгляде комбриг не уловил сочувствия.

— Операция, несмотря на ее конкретность, рассчитывалась в основном только на фактор внезапности, на храбрость и отвагу бойцов. В то же время детальная разведка гарнизона была проведена не полностью. Не были также учтены следующие моменты: быстрая переброска противником резервов, так как гарнизон связан рокадными дорогами, слабое обеспечение отвлекающих подразделений огневыми средствами, неверный расчет на скрытный отход десанта через озеро при явном господстве авиации противника. И наконец — неправильные действия самого командира десанта в неожиданно сложившейся ситуации. Все это и привело к фактическому провалу операции. "

— Ну, подполковник, тебя удовлетворяет такой анализ операции опытного штабного командира? — спросил Никишин.

— Хорошо размахивать кулаками после драки, — зло ответил Солдатов. Он решил, что терять ему больше нечего. — Только интересно узнать, что сказали бы мне, если бы я выиграл эту драку?

— Если бы выиграл, как выразился ты сам, эту драку, мы порадовались бы твоей удаче и подивились бы беспечности противника, — недовольно бросил командарм, — но ты ее, к несчастью, проиграл.

— Не совсем, — вдруг не согласился Козлов. — Час назад Потапов из разведуправления мне сообщил: в 32-й армии соседнее с бригадой подразделение взяло языка — финского офицера, который участвовал в бою с десантом. По его показаниям, финны потеряли более ста пятидесяти человек.

— Это заслуга тех, кто остался на том берегу Ондозера, и никак не оправдывает его просчетов! — решительно произнес Никишин. Затем, обращаясь непосредственно к Солдатову, сказал — Еще, подполковник, вопросы будут?

Тот молчал, багровея лицом.

— Тогда поезжайте в Беломорск, в штаб фронта, там решат, что с вами делать дальше, — официально объявил командарм. — А я отстраняю вас от командования бригадой.

Ни слова не говоря, Солдатов резко развернулся и быстрым шагом направился к двери. Но вдруг остановился:

— И все же, товарищ генерал-майор, на войне без жертв не обойтись. Я по-прежнему считаю, что мои люди погибли в Ондозере не зря. Побольше таких операций — и мы быстрее разобьем врага!

Никишин разозлился и хотел грубо обругать бывшего комбрига, но в это время начали передавать очередную сводку Информбюро: «…На фронтах за истекшие сутки ничего существенного не произошло». Подобная информация звучала уже несколько дней подряд.

Солдатов ушел, в кабинете командующего наступило недолгое молчание. Видимо, и Никишин и Козлов размышляли каждый о своем. Первым заговорил начальник штаба:

— И все же Солдатов, мне кажется, смелый командир. Жаль, что не удалось как следует проверить его в наступательных боях.

— Ему дай волю, он наломал бы дров! — возразил Никишин и тут же добавил — Вся наша беда, Георгий Константинович, в том, что в армии еще, к сожалению, преобладают такие командиры, как Солдатов. Они на себе рубаху разорвут, только пусти их вперед! Но совершенно не владеют сегодняшней тактикой войны. А одним шапкозакидательством сейчас противника не одолеешь. И не грешно поучиться у него воевать! В будущем это ох как пригодится…

Да, горьки и тяжелы были уроки первых попыток вырвать инициативу у врага! Но именно они помогали советским воинам набираться опыта для будущих наступательных боев на Карельском фронте. А пока шел 1942 год — год нелегкого противостояния, год накопления мускулов, год ломки старых представлений о войне и год обновления в войсках командирских кадров. Это был еще и год глубокого осмысления пройденного этапа войны…

85-я морская бригада после двенадцатимесячного пребывания в резерве, во вторых эшелонах, включилась наконец в активные бои с противником в начале 1943 года. В составе войск 26-й армии она теснила немецкие полки дивизии СС «Север» на кестеньгском направлении. Здесь бригада провела несколько успешных операций по уничтожению опорных пунктов врага. А разведчикам в апреле того же года удалось разгромить батальон немцев — в двухдневных боях противник потерял до 400 человек убитыми и ранеными.

В марте 1944 года по приказу Верховного Главнокомандующего всех моряков бригады отозвали на флот, который к тому времени остро в них нуждался, а остальные бойцы влились в разные подразделения 31-го стрелкового корпуса.

Но героический ондозерский десант 126 краснофлотцев и красноармейцев под командованием капитана Н. Ковалева не был забыт как неудачный боевой эпизод начального периода войны. О нем всегда помнили в разведотделах. На оперативных картах войск южного крыла Карельского фронта деревни Ондозеро, Ругозеро, Тикша были помечены как район важных оборонительных полос противника. И с момента гибели десанта разведка их велась постоянно.

Данные об оборонительных сооружениях финских частей в этом районе с особой тщательностью изучались в штабе 27-й стрелковой дивизии, которой предстояло здесь наступать.

Финское командование, предполагавшее, что основной удар русские нанесут там, где они отступали в 1941 году, просчиталось. Все долговременные укрепления на ребольском направлении, возведенные здесь финнами, их не спасли. В июне 1944 года 27-я стрелковая дивизия начала наступление севернее рокадных дорог этого района и, обойдя оборону противника, устремилась не на Реболы, как предполагали финны, а к Вокнаволоку.

Финская 14-я пехотная дивизия, чтобы не оказаться в окружении, вынуждена была оставить свои укрепления и в спешном порядке отступать, так и не оказав до конца войны нашим войскам серьезного сопротивления…