Доверься мне

ГЛАВА 13

МАТРАС ОПРЫ И НЕОЖИДАННЫЙ «УПС»

— Полагаю, это значит, что целоваться на последнем ряду в кино нельзя, да?

От ее тихого хихиканья я улыбаюсь.

— Нам совсем не обязательно туда идти.

— Что? Ничего подобного! «Холодное сердце 2»? Мы идем, — я роюсь в кармане, достаю телефон и открываю приложение кинотеатра. — Давай выберем дату прямо сейчас. Я куплю билеты.

— Но…

— Послушай, — перебиваю я её. — Олли, ты хочешь сказать, что никогда не сможешь мне доверять или все же допускаешь такую вероятность в будущем?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Ну, ты точно проиграл три подряд…

— Я тебе поддался, — вру я, и закрываю ладонью ее рот, когда она пытается возразить мне. — Ладно, через два дня у меня выезд с командой, так что сходим, когда я вернусь.

Она оттягивает мою руку, цепляется за пальцы, когда опускает ее на колени и прижимается ближе ко мне, пытаясь заглянуть в мой телефон.

— Кому-то не терпится пойти, — бормочет она, затем тыкает на дату. — Можем в пятницу, если у вас нет игр.

— Я свободен. Это последняя неделя, когда у нас есть игры в ближайшем будущем. После нее у нас пятидневный перерыв. — Выходные будут загружены по особым причинам, которые Кара и Оливия узнают завтра.

— Но это будет вечер пятницы, так что если ты… занят, то я совершенно… — ее рот закрывается, когда я нажимаю кнопку «купить».

Улыбаясь, я касаюсь ее носа.

— Это свидание, коротышка. Теперь выпей еще пива и расскажи мне, где в Онтарио ты провела свое детство.

Оливия прижимается ко мне с тоскливым вздохом.

— Я из Мускоки.

— А, край деревушек, — я смотрю на горизонт. — Неудивительно, что ты здесь уснула.

— У нас нет гор, но это… вау, — она будто застревает где-то далеко в мечтах, с восхищением смотря на небо. — Я впервые вижу настолько много звезд, совсем как дома.

— Как ты оказалась в этих краях?

Она опускает пиво, покачивается из стороны в сторону, и ее лицо загорается, будто она готовится рассказать мне свою любимую историю.

— Итак, мой старший брат, у нас разница в четыре года, — она дотрагивается до моей руки, — приехал сюда учиться и решил, что больше никогда не вернется домой. Когда я окончила школу, я приехала сюда провести лето с ним и его девушкой — она была беременна, хотя изначально это был просто перепихон на одну ночь. Теперь они женаты, — она пожимает плечами и раскидывает руки. — Ну там, настоящая любовь, все вот эти сказки. В любом случае, не суть.

Я могу слушать ее весь день.

— Я приехала сюда, и, честно говоря, влюбилась. Абсолютно во всё. Я два месяца ходила в походы, исследовала местность, и мне не хотелось уезжать. В сентябре я уже собиралась в Торонто, но Кристин, моя невестка, она потрясающая, работала в местном университете, подергала за нужные ниточки и помогла подать документы в приемную комиссию. По счастливой случайности за день до этого кто-то забрал документы, и я поступила. На следующий день я прилетела домой, собрала вещи и через три дня приехала сюда с папой. Мое соседкой по комнате стала Кара, так все и началось. Обратной дороги не было. Она бы не позволила мне уехать.

Я смеюсь и беру ее руку, прижимаю наши ладони. Они так сильно отличаются в размерах…

— Я представляю, как Кара сядет на ближайший рейс. Она притащит тебя сюда за волосы, если ты попытаешься ее бросить.

Оливия морщит нос, хихикнув.

— Мама несколько раз пыталась. Она до сих пор притворяется, что злится на меня за то, что я уехала. Мне было семнадцать, и я была тихим домашним ребенком. Мысль о переезде в Торонто для учебы и о том, что родители будут далеко, приводила меня в ужас. А тут я внезапно собираю вещи и переезжаю на другой конец страны.

Она берет меня за руку. Не знаю почему она так оживляется, когда рассказывает историю, но мне это нравится. Она будто расслабляется, чему я безусловно рад.

— Мама отказалась прощаться, когда мы уезжали, не посмотрела на меня, не обнимала, ничего. Но потом она бежала за машиной по улице, крича отцу, чтобы он остановился. Она рыдала в моих объятиях двадцать семь минут, прежде чем отпустила меня. Папа засекал.

Я корчу рожицу, которая заставляет ее хихикать еще сильнее.

— Очень похоже на мою маму. Они никогда не должны встретиться. Нельзя помещать двух сумасшедших мам в одну комнату.

— Сумасшедшие мамы — самые лучшие.

Я вздыхаю.

— Никто никогда не будет любить тебя так, как сумасшедшая мама. — Или поддерживающий отец. Знаете, такой «я твой самый большой фанат». У меня был такой, и мне его не хватает.

Полтора часа спустя пиво закончилось, и Оливия что-то радостно мычит рядом со мной, на ее лице постоянная едва заметная улыбка.

— Кажется, вечеринка закончилась, — пробормотал я после того, как какое-то время хлопали дверцы машин, и друзья перекрикивались между собой прежде, чем рассесться по такси.

Оливия делает длинный выдох и кладет голову мне на колени. Я без лишних мыслей запускаю пальцы в ее волосы. Они мягкие, шелковистые и очень густые. Я накручиваю один локон на указательный палец и стараюсь не думать о том, каково это — намотать их все на кулак, пока я зарываюсь в другую часть ее тела.

Я стараюсь не думать об этом, но я мужчина, а она — чертовски красивая женщина.

— Я не хотела тебя сюда затаскивать, — говорит она мне.

Я улыбаюсь ей, испытывая сильнейшее искушение наклониться к ней, просунуть язык в ее рот, попробовать ее на вкус еще раз.

— Это лучший способ встретить новый год.

— Я не готова уходить, — признается она, зевая и потягиваясь.

Потрясающе, потому что я не готов смотреть, как она уходит.

— Тогда не надо. Оставайся на ночь.

Оливия без колебаний вскидывает руку вверх и щипает меня за первый кусочек моего тела, до которого она может дотянуться своими грязными маленькими пальчиками. Этим кусочком оказывается мой сосок.

— Ай, хулиганка, — я закрываю ладонью свой пострадавший сосок. Оливия ни капли не сожалеет, поэтому очень скоро я нападаю на нее, щекочу ее, пока она визжит от смеха, который переходит в хрип. Она извивается на моих коленях и умоляет меня остановиться, слезы вот-вот потекут по ее щекам. Я держу ее запястья над головой и опускаю свое лицо, пока кончики наших носов не соприкасаются.

— Никаких щипаний, — шепчу я.

Я успею лишь подумать, что хочу сделать это, как она наклоняет свой подбородок и соприкасается с моими губами. Едва. Только прикасается. Но этого достаточно, чтобы по позвоночнику пробежали мурашки от возбуждения, и я вспоминаю, как сильно мне нравится её целовать. Как она отличается от всех остальных женщин, которые были до.

Я притягиваю ее к себе, наблюдая, как одеяло сползает к ее ногам, когда она поправляет платье на бедрах и дрожит. Я беру ее за руку и веду ее в спальню, закрывая за нами дверь лоджии.

— Представь, что это вечер с подругой. Мы посмотрим фильм, и ты можешь уснуть в моей кровати. Я лягу на другую.

Я тяну ее к кровати с балдахином, наслаждаясь тем, как она шаркает ногами, идя за мной, делает вид, что ей все равно.

— Давай, Олли, — я похлопываю по матрасу. — Попробуй.

Ее широко раскрытые глаза прыгают между мной и кроватью. Я тянусь к ней и прижимаю ее ладони к матрасу, накрываю ее руки своими.

Мои губы касаются ее уха.

— Это «Гипнос». Опра спит на таком.

Где-то глубоко в ее горле раздается стон, который я надеюсь однажды услышать, когда мы будем кувыркаться вместе. Желательно, голые и в этой самой кровати. Она смотрит на меня, облизывает губы, и прикусывает нижнюю.

— Но… у меня нет… пижамы, — сомневается она. — И зубной щетки.

— Я принесу и то, и другое, — говорю я с улыбкой, наблюдая за тем, как ее пальцы перебирают мягкое постельное белье, как ее грудь опускается на матрас, когда моя рука нежно проводит по ее пояснице. — Утром я приготовлю тебе завтрак, и, возможно, мы сможем… еще… поговорить.

Она приподнимается и упирается в матрас коленями.

— Что ты мне приготовишь?

— Вафли. Французские тосты. Бекон. Яйца. Я приготовлю тебе индейку, если захочешь, только ложись в эту чертову кровать.

Оливия корчится от смеха, сжимая одеяло. Я хватаю ее за бедра и бросаю на кровать. Она с криком и хихиканьем переворачивается, ложится на спину и устраивается посреди кровати.

— О, да, — стонет она. О, нет. Мой бедный член. Он буквально скачет за молнией моих джинсов, ведь она стонет на моей кровати. Раскинув руки, она протягивает: — Это потря-я-я-ясающе.

Конечно потрясающе. Этот матрас вышел мне в пятнадцать тысяч, включая налоги. Вы не ослышались. Пятнадцать гребаных штук за матрас, но он стоит каждого потраченного цента.

Руки в кармане, я наблюдаю за ней с улыбкой, запоминая ее, пока она катается по нему. Ее не беспокоит ни то, что дергается дверная ручка, ни то, что Кара зовет ее.

— Ливви? — Кара сильно стучит пять раз подряд, затем два раза послабее. — Ты там, детка?

— Ага.

— Ага? Ну, выходи оттуда. Мы едем домой.

Оливия садится и смотрит на дверь. Она поворачивается на меня, будто не знает, что, черт возьми, делать, словно хочет, чтобы я принял решение за нее. Очевидно, что я не могу этого сделать. Если бы это был мой выбор, я бы продержал ее здесь все каникулы. Все это время мы были бы голыми, пробовали некоторые гимнастические упражнения.

Я вздохнул, провел рукой по волосам, пытаясь избавиться от этих мыслей.

— Если ты не хочешь оставаться, все в порядке.

Ее губы раскрываются, голова наклоняется в сторону, изучая меня.

— Вообще-то я… — уголок ее рта приподнимается. — остаюсь.

Я хлопаю в ладоши и кричу беззвучное «да!», прежде чем нырнуть в кровать, обхватить ее руками и заключить ее в объятия, пока она дико смеется. Наконец я вскакиваю и бегу через всю комнату к комоду, откуда достаю футболку и треники. Я вопросительно показываю на штаны — она в них утонет. Она гримасничает и отрицательно мотает головой.

— Какого хрена? Картер Беккет, ты там? — Кара дергает ручку. — Картер, немедленно открой эту гребаную дверь! Эм, выбей ее! Держи свой член подальше от моей лучшей подруги!

Бросив футболку Оливии, я поворачиваю замок и распахиваю дверь, показывая на свое тело.

— Я полностью одет, и мой член в штанах, там, где ему и место, большое спасибо.

Кара выглядит одновременно и не впечатленной, и шокированной. Эммет, наоборот, широко улыбается, когда заглядывает в комнату. Он начинает смеяться, когда видит Оливию на кровати. Он явно пьян.

— Боже мой! — кричит Оливия, стоя на коленях по центру кровати и прижимает мою футболку к своему телу. — Кара, смотри! Он дал мне футболку, чтобы я в ней спала. Она мне как платье!

У Кары в шоке открывает рот, взгляд мечется между нами. Она сдается и поднимает руки вверх.

— Что, блять, здесь происходит?

— Я просто собираюсь поспать, — Оливия сбрасывает футболку и зарывается в одеяла. Ее голова исчезает между подушками, в итоге видны остаются лишь ее руки, которые она держит высоко в воздухе. — Я выгнала Картера Беккета из его собственной кровати. Кто-нибудь, сфотографируйте это! Не думаю, что такое случалось раньше!

Не случалось. С Оливией много такого, чего мне до этого не хотелось делать.

Оливию подкидывает от тяжести тела Эммета, когда он плюхается на матрас. Они прижимаются друг к другу, он держит свой телефон над их головами, делая снимки, пока они хихикают, как пара дурачков. Я бы тоже туда хотел заползти.

Зачеркнуть. Я действительно хочу туда заползти. И вышвырнуть моего лучшего друга к чертям собачьим.

Кара тычет пальцем мне в лицо, и смотрит, как всегда, своим страшным взглядом.

— Я слишком пьяна, чтобы кричать на тебя. Если ты причинишь ей боль, будь готов съесть свой собственный член. Слышала, он огромный, так что супер, что у тебя нет проблем с аппетитом, — ее безумные глаза перемещаются между моими. — Понял, Картер?

Я обещаю: — Торжественно клянусь, что не причиню вреда Оливии Паркер.

Она похлопывает меня по груди и отворачивается к кровати, где все еще прыгают ее лучшая подруга и парень.

— Порой мне кажется, что у меня есть дети, — она подходит, стаскивает Эммета с кровати и целует Оливию в щеку. — Веселись, будь аккуратна и не принимай глупых решений.

Оливия отдает ей честь.

— Так точно, мам.

Кара закатывает глаза, но смеется, проходя мимо меня, а Эммет закрывает дверь, насупив брови. Через минуту входная дверь открывается и закрывается, оставляя дом в непривычной тишине.

Никогда не думал, что окажусь сегодня здесь, наедине с Оливией, в своей кровати.

Ее кудри спутались, а одеяла сбились вокруг ее талии. Она похожа на антихриста, сидя так в кровати, с этими темными волосами, взглядом, платьем, что так резко контрастируют с мягким белым постельным бельем. В моей голове роятся только ужасные, грязные, откровенно пошлые мысли. Антихрист.

— Ты выпросила пижаму и собираешься спать в платье?

Он медленно, по-дьявольски улыбается, когда соскальзывает с кровати.

— Я ждала пока Кара уйдет, чтобы снять его.

Я будто проглотил язык, когда вижу, как она уверенно идет ко мне… И проходит мимо.

— Хорошо. Я… — я показываю пальцем в сторону двери. — Дам тебе немного личного пространства.

Я тянусь к ручке, когда рука Оливии сильно давит на дерево и захлопывает дверь, как только она открывается. Волосы на моем затылке встают дыбом, когда она щелкает замком, и я понятия не имею, что делать. Я стою здесь как осел, уперевшись взглядом на запертую дверь, потому что сейчас я не могу смотреть на эту женщину, ну, если хочу удержать себя в штанах. Я в двух секундах от того, чтобы повалить ее на кровать и сорвать с нее это платье.

Комната наэлектризована, будто вот-вот ударит молния.

Я делаю глубокий вдох и с облегчением выдыхаю, когда слышу захлопывающуюся дверь ванной. Опустившись на край кровати, я пялюсь в потолок, пытаясь держать себя в руках.

Я поправляю выпуклость в штанах, что больно, и пытаюсь избавиться от возбуждения разговором о чувствах.

— Эй, Олли, — тихо зову я. Я мотаю головой и провожу руками по лицу. — Я думаю, нам стоит поговорить о… — Господи, как же тяжело. — Ты мне нравишься, — пролепетал я, по меньшей мере, второй раз. Я разговариваю с дверью. — Я подумал… может, мы могли бы… я мог бы… может, ты научишься доверять мне, ну, дашь мне шанс, если я покажу тебе… что ты можешь мне доверять… — когда я заканчиваю, это едва слышный шепот, потому что понятия не имею, какого хрена я делаю.

Тишина.

А потом: — Завтра.

Я вскакиваю на ноги.

— Что?

— Мы поговорим завтра. После того, как ты приготовишь мне индейку на завтрак.

ДА!!! Я смотрю вниз на главную часть своего тела. Он не опустится в ближайшее время, ведь как и я, очень рад.

— Слышишь, приятель? — нетерпеливо шепчу я ему. — Мы, блять, продвинулись!

— Картер? — зовет Оливия. — Можешь помочь?

Перебежав через комнату, я останавливаюсь, держа руку на ручке. Я уже собираюсь спросить, одета ли она, но тут она открывает дверь, хватает меня за руку, втягивает внутрь, и я готов умереть, когда она говорит.

— Мне нужно расстегнуть молнию.

Блять. Блять, блять, блять, блять.

— Картер, — Оливия переплетает наши пальцы. — Мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня, если хочешь помочь.

О. Точно. Я смотрю на свои ноги. Я смеюсь. Очень нервно. Провожу рукой по груди, прежде чем наконец поднять голову и покрутить пальцем в воздухе.

— Повернись, красотка, — приходит и уходит уверенность.

Когда в зеркале наши глаза встречаются, она мне улыбается. Так мило и немного сонно, видимо, от алкоголя, который она выпила и сна, в котором она, вероятно, нуждается. Когда ее зубы прикусывают в нижнюю губу, я улыбаюсь. Она маленькая дразнилка, и я уверен, что она это понимает.

Я смахиваю ее шелковистые, распущенные локоны со спины, укладываю их на плечо, а затем провожу пальцем по ее шее до платья, прямо там, где…

— Ол. Здесь… здесь нет молнии. Твое платье… — я тяну за мягкую ткань глубокого лесного зеленого цвета, наблюдая, как она легко стягивается со спины, открывая безупречную, кремовую кожу, скрывающуюся под ней, — тянется.

— О, точно, — она соблазнительно смотрит на меня. Она не забыла о том, что у нее нет молнии. Ее рубиново-красные губы раскрываются изумлении. — Упс.

Упс…

Упс?

В этот самый момент я замечаю красный атласный бюстгальтер на углу столешницы в ванной.

О, блять.

Вернее, блять, упс.

Меня ждет огромный гребаный упс.