Доверься мне

ГЛАВА 40

Я ВЫЖИВУ

Оливия опаздывает, но в этом нет ничего нового. Я не возражаю, только немного боюсь, что ее племянники придут на ночевку, а ее все еще не будет. Думаю, с Аланной я справлюсь, но с Джемом? Ему, типа… нужен ответственный взрослый. И этим взрослым буду я.

Я заканчиваю финальные приготовления к киновечеру и снова проверяю свой телефон. Оливия не отвечает, а дети будут здесь через час.

Я уже говорил, что никогда раньше не нянчился?

Я паникую.

Я, постукивая ногой, набираю номер Оливии, слушаю каждый гудок, после чего мой звонок перенаправляют на голосовую почту. Мне не важно, насколько мило она извиняется за пропущенный звонок. Я все равно паникую.

Она должна была прийти еще час назад. Она взяла одежду с собой на работу, чтобы прийти сюда сразу. Она все еще не здесь, и не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Может быть, это я просто чрезмерный контроль, а может быть, когда я в последний раз не мог дозвониться до человека, он лежал мертвы на обочине дороги. Но я уже не паникую так сильно.

Именно поэтому я звоню еще два раза.

Запыхавшаяся Оливия отвечает лишь на последний звонок.

— Алло?

Боль в груди утихает, но я все равно кричу: — Где ты? Почему ты не отвечаешь?

— Мне… мне жаль, Картер.

Я закрываю глаза на удивление и обиду в ее голосе. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь снова.

— Ты в порядке?

— Я в порядке, — она вздыхает, ворчит и издает множество других звуков. Мне кажется, я слышу… пинки? Удары? — Тупая… гребаная… снежная… гребаная канадская зима… не машина… а кусок дерьма!

Я сдерживаю смех. Сегодня второй день марта. Для большинства, и обычно для нас тоже, это означает приход весны. Но в этом году зима адская, то есть вчера у нас была снежная буря. Оливия ездит на старой Toyota Corolla, и купила нынешнюю зимнюю резину в первую зиму, когда приехала сюда. Это ее восьмая зима здесь.

— Где ты, Ол? — иногда с ней легче ходить вокруг да около, чем спрашивать напрямую не застряла ли она в снегу.

— На дороге рядом со школой, — ворчит Оливия.

— Ага. А почему? Занятия закончились в два тридцать. Сейчас четыре.

— Я застряла, — бормочет она.

— Ты что?

— Застряла.

— Скажи это еще раз, принцесса. Я не могу расслышать тебя из-за треска камина, — если я доведу ее до нужного уровня бешенства, до прихода детей мы успеем провести один раунд дикого секса.

Оливия все еще ругается на меня, и я улыбаюсь себе, когда сажусь в свой внедорожник и выезжаю из гаража.

— Ты приедешь за мной? — тихо спрашивает она, когда мой телефон подключается к динамикам.

— Ага. Мог бы и час назад, если бы ты позвонила мне сразу, как только застряла.

— Я не… это было не так…ты…ааа!

— Буду через пятнадцать минут, — говорю я ей с усмешкой.

— Спасибо. Ты найдешь меня на обочине дороги, наполовину в канаве.

И именно там я ее и нахожу. Снега всего ничего, но он тяжелый и мокрый. Такой, который не сдвинется, а значит, ее попытки отлепить его от колес бесполезны. Я вижу, как двигается ее рот, когда она разговаривает сама с собой, вижу, как выгибается ее тело, когда она видит меня. Она драматично вертится над капотом своей машины, и я люблю ее больше, чем когда-либо.

— Так, так, так. Кто бы мог предположить, что маленькая красная машинка не проедет по такому снегу?

— У меня есть зимние шины!

— Не хочу тебя расстраивать, милая, но, когда твоим шинам восемь лет и на них нет протектора, они не справятся со своей задачей.

Оливия пыхтит и дуется, но ничего не отвечает, вместо этого скрещивая руки на груди и хмурится. Ее шапочка сползает на лоб, и она игнорирует то, что та сползает ей на глаза, потому что продолжает хмуриться на меня, моя свирепая малышка.

— Ты не можешь ездить на этом куске г… — я останавливаюсь, уловив медленное движение ее темных бровей. Они ждет, как я закончу начатое слово. — Глянцевого красного металла, — уголок ее рта приподнимается, и я улыбаюсь. — Он не предназначен для канадской зимы.

Оливия вскидывает обе руки. Из-за толстых варежек с висячими щенячьими ушками это выглядит скорее мило, чем пугающе. — Ну, извините меня за то, что у меня нет семи машин на выбор!

— Пяти, — бормочу я.

— Что?

— У меня только пять машин.

Она раздраженно закатывает глаза цвета мокко.

— Это все равно на четыре больше, чем у обычного человека. Но, о, подождите, я забыла — Картер Беккет не среднестатистический человек!

Ее руки снова взмывают в воздух, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы моя улыбка не превратилась в полноценную самодовольную ухмылку.

— Язвительных девчонок отправляют на тайм-аут.

Оливия взрывается смехом. Медленно шаркая по снегу, она обхватывает меня руками, кладет подбородок мне на грудь и улыбается.

— Прости. Все пять твоих машин красивые, и мне нравится, что ты совсем не обычный.

— М-м-м, — я покачиваю ее из стороны в сторону, руки лежат на ее попке. — Ты бы сказала, что я сверхчеловек? Твой личный супермен, возможно?

Она хватает воротник моего пальто, и притягивает меня к себе, ее губы касаются моих.

— Продолжай говорить, большой парень. Посмотрим, к чему это тебя приведет.

— Я точно знаю, куда это меня приведет — к месту между твоих роскошных бедер, — я целую ее рот, затем нос. — Прости меня, Олли. Прости, что я был расстроен, когда звонил тебе.

— Все в порядке, Картер.

— Нет. Я волновался, что с тобой что-то случилось, и позволил тревоге взять верх, — я провожу пальцем по ее лбу, надеясь разгладить морщинку. Когда у меня не выходит, я целую это место и шутя пытаюсь сказать. — Видимо, я не совершенен, хоть ты и всегда говоришь так.

Оливия обнимает ладонями мое лицо.

— Ты идеально неидеален, и я буду любить тебя за все твои недостатки, потому что ты любишь меня за мои.

— Я, блять, люблю тебя, — я шлепаю ее по заднице и легонько подталкиваю ее к внедорожнику. — Ладно. Пойдем. Я припаркую эту штуку в свой гараж, пока снег не сойдет.

— Но я… я не могу… я никогда не водила внедорожник.

— Он очень нежный. Обещаю.

Оливия смотрит на первую сложную задачу: забраться наверх.

— Я не думаю, что смогу… Картер, я не думаю, что смогу дотянуться. У меня маленькие ножки.

— Мощные маленькие ножки, — я встаю позади нее, указываю на сиденье и скрещиваю руки. — Давай. Посмотрим, как ты справишься с этим.

Она прищуривается, прежде чем повернуться к сиденью и начать забираться на него. Это забавно. Очень забавно. Я нащупываю свой телефон в кармане, ведь я знаю несколько человек, которые захотят на это взглянуть.

— Даже не думай, — рычит она, не глядя на меня. Чертовы учителя с их всевидящим взглядом.

С ворчанием Оливия забирается на сиденье, ноги болтаются, задница в воздухе, она вцепилась в центральную консоль и подтаскивает себя вверх. Смеясь, я избавляю ее от страданий, и подсаживаю ее. Взяв лопату из багажника внедорожника, я возвращаюсь к ее машине и выкапываю шины. Она чертовски глубоко застряла, и мне приходится раскачивать машину несколько минут, прежде чем она начинает двигаться вперед.

Я показываю Оливии два больших пальца вверх, когда я готов ехать, и забираюсь в ее машину. Она слишком мала для меня, и мои колени ударяются о руль.

Мне хватает одной минуты, чтобы понять, что Оливия из тех, кто боится ездить по снегу. Или, может быть, она боится водить внедорожник, стоимостью больше ее годовой зарплаты. Возможно, и то, и другое. Тем не менее, я еду на три мили медленнее рекомендуемой скорости всю дорогу до дома, просто чтобы она была спокойна.

Она следует за мной в гараж и с улыбкой спрыгивает с переднего сиденья.

— Спасибо, Картер. Это было не так уж плохо.

— Новые зимние шины следующей зимой, — я меняю ключи от ее машины на ключи от внедорожника. — Или совершенно новая машина, — подарок на день рождения? Может быть. Или то, из-за чего она, скорее всего, меня кастрирует.

— Что ты делаешь?

— Вешаю на связку ключи от внедорожника? — я вскидываю бровь и улыбаюсь, прежде чем повесить все ключи и открыть дверь в дом. Оливия не двигается с места.

— Я вижу. Но зачем?

— Чтобы ты безопасно передвигалась по снегу, — я снова показываю на дверной проем.

— Картер, я не могу ездить на твоем внедорожник каждый день.

— Конечно, можешь. У меня пять машин, помнишь? Эта мне сейчас не нужна, — я касаюсь ее носа. — Но нужна тебе.

— Но-но…

— Люблю, когда ты споришь.

— Картер.

— Оливия. Мы спорим о чем-то бессмысленном. От твоей машины у тебя проблемы, и я буду беспокоиться о тебе меньше, если буду знать, что твои шины не скользят снегу, пока я где-то за тысячи миль от тебя. Пожалуйста, просто пользуйся ею. По крайней мере, пока снег не сойдет, — взяв ее за руку, я тащу ее обратно к внедорожнику. — И, смотри! — я нажимаю кнопку на внутренней стороне двери, и появляется боковая ступенька.

У Оливии отпадает челюсть.

— Там была ступенька? И ты заставил меня залезть туда?

Я пожимаю плечами.

— Было забавно наблюдать. К тому же я смог потрогать твою попку.

Ее маленький кулачок ударяет меня в плечо.

— Ты придурок.

— Идеально неидеальный, сверхчеловеческий придурок.

Она морщит нос, безуспешно пытаясь не улыбнуться.

— Я люблю тебя.

Я обхватываю ее за талию и целую в щеку.

— Я тоже тебя люблю, тыковка.

Оливия идет переодеваться, а я начинаю готовить пирожные «Орео», которые обещал Аланне. Мама придумала этот рецепт на мой двенадцатый день рождения. Для этих пирожных нужно тесто для печенья, и я случайно съедаю несколько ложек, пока размазываю его по дну сковороды. Ой.

— Картер!

Я улыбаюсь. Я на сто процентов уверен в причине, по которой кричит Оливия. Немного уловок не помешает.

— Да, моя дорогая?

— Поднимайся сюда!

Я поднимаюсь по лестнице, стараясь сдерживать себя, и когда вхожу в спальню, Оливия уже ждет, уперев руки в бока и постукивая ногой.

Она показывает на большой холст, висящий над камином. — Что это?

Я делаю вид, что рассматриваю гравюру, прикусываю нижнюю губу, взглядом прослеживаю линии обнаженных плеч Оливии, капельки воды на ее спине, отблеск огня, перед которым она сидит, хотя я распечатал картину в черно-белом варианте.

— Искусство.

— Искусство?

— Да. Искусство.

Он вскидывает руки над головой. Она такая эмоциональная, когда говорит.

— Это не искусство! Это фотография, где я читаю! Голая!

— Правильно, — я касаюсь ее носа, как минимум в третий раз за последние полчаса, потому что мило. — Искусство. И кроме того, все, что видно, это лишь твою спину.

Мой взгляд, нагреваясь, скользит по ее телу. На ней только футболка и трусики. Вероятно, она перестала одеваться, когда заметила фотографию и пришла в ярость. Поэтому я делаю то, что сделал бы любой мужчина: прижимаю ее к стене.

— Мне нравится, что ты у меня на стене, — я обхватываю ее горло, носом касаясь ее. — И я думаю, тебе нравится быть там. Я бы напечатал каждую твою чертову фотографию и покрыл бы ими каждый дюйм этого дома, если бы это было приемлемо, но это не так, и ты оторвешь мне яйца, а мне они нравятся там, где они есть.

— Между ног? — она задыхается, когда я погружаю пальцы в ее трусики, скольжу по ее таким теплым и влажным складочкам.

— Да, но желательно, чтобы они шлепались о твою задницу.

— Картер, — еще один вздох, на этот раз недоверчивый. Недоверчивость к моим словам со временем пройдет.

— Ты всегда мокрая, когда притворяешься сердитой на меня.

— Я… не… притворяюсь, — задыхается она, впиваясь ногтями в мои плечи, когда я погружаю в нее два пальца.

— Это правда?

Ее взгляд затуманен, пухлые губы в стоне раскрылись, когда она трется о мою ладонь. Розовый язычок смачивает ее нижнюю губу, прежде чем она отрывисто кивает, и я улыбаюсь и вытаскиваю пальцы из ее влажного тепла.

Эти карие глаза расширяются, и у нее отпадает челюсть.

— Картер. Нет. Что ты…

Звонят в дверь, и я втягиваю пальцы в рот, слизывая с себя ее вкус, прежде чем шлепнуть ее по заднице. — Пойдем. Дети здесь.

Как только я умылся, а Оливия была полностью одевается, и ужасно взбешена, я распахиваю входную дверь.

— Картер! — Аланна бросает свою сумку на пол и бросается ко мне.

Я едва успеваю увидеть Джема, как Джереми уже пихает его в мои объятия. Похоже, ему очень нравится это делать, вероятно, потому что он ждет, что я не справлюсь.

— Может, хватит отпихивать нашего сына, как будто тебе не терпится от него избавиться? — Кристин дает Джереми подзатыльник.

Он вздрагивает и трет затылок.

— Прости. Он хотел увидеть своего дядю Картера, — он ухмыляется, произнося это, но ему же хуже, ведь мне это втайне нравится.

Оливия берет Джема, целуя каждый дюйм его пухлого лица, отчего я улыбаюсь.

— Картер, — Аланна дергает меня за локоть и протягивает пакет, подмигивая мне. — Я принесла то, что нам нужно.

Я заглядываю внутрь, там коробка с «Орео», смесь для блинов и кленовый сироп.

— Точно, чувак. Хотя тебе не обязательно было все это приносить. У меня все было!

— Пф-ф, — она отмахивается от меня. — Это не так сложно, чувак.

— Итак… — Джереми заходит в дом, оглядываясь по сторонам. — Можно нам устроить экскурсию?

— Я хочу увидеть свою спальню! — прыгая кричит Аланна.

Я взмахиваю руками, поднимаясь по лестнице.

— Сюда, миледи.

Аланна выбирает первую попавшуюся спальню и плюхается на кровать.

— Ух ты! Эта штука огромная!

Джереми устанавливает детский бассейн Джема, пока Аланна осматривает каждый сантиметр комнаты.

— У меня есть своя ванная! — кричит она из душевой, прежде чем выскочить наружу, прыгая вверх и вниз передо мной. — Давай посмотрим остальную часть дома!

Она заглядывает в каждую спальню, решив, что ее спальня самая лучшая, хотя все они практически одинаковые, и когда она доходит до двери моей спальни, Оливия бросается к ней.

— Эм, может, сюда не надо, — она от волнения хихикает.

Джереми прищуривается, прежде чем он проходит мимо нее и открывает дверь.

— Вау, — его руки протирают пыль на каменном камине, прежде чем он просовывает голову в ванную, и у него отпадает челюсть. Пересекая комнату, он распахивает балконные двери. — Чертов камин на чертовом балконе.

— Два доллара в банку ругательств, папа! — Аланна протягивает руку. — Плати, приятель!

Он отпихивает ее руку и возвращается в дом, с удивлением блуждая взглядом по комнате. Они останавливаются на фотографии Оливии, и я вижу, как она отводит взгляд, все тело дрожит от волнения, лицо пылает.

— Олли, — бормочет Кристин. — Это ты? Это потрясающе.

— Что? О. Это. Эм… нет, — эта девушка — худшая лгунья в мире.

Джереми хмурится, когда рассматривает фотографию, а потом зажмуривается и он делает вид, что его сейчас стошнит.

— Мерзость.

Оливия бьет его по руке, говорит ему заткнуться и выбегает из комнаты.

Я одариваю Джереми широкой ухмылкой, руки в камранах.

— Очаровательная, не так ли?

— Что посмотрим дальше? Могу я лечь попозже?

Следующий мультик? Мы уже посмотрели два. Эта девушка — просто огненный шар энергии.

Я наклоняю голову, смотря на Оливию.

— Я так устал.

Она проводит пальцами по пушистым волосам Джема, пока он пускает слюни на ее рубашку.

— Я тебя предупреждала.

— Ты устал? — спрашивает Аланна. В уголке ее рта размазан шоколад, но ей все равно. Это на потом — вот что она сказала Оливии. — Хочешь сделать перерыв на танцы? Зарядиться энергией? Давай, большой парень, ты должен быть подтянутым и здоровым.

— Я думал я уже, — бормочу я, позволяя Аланне вытащить меня из подушечной крепости. Пока не появились дети. Господи, дети — это утомительно. Милые, веселые, изнуряющие.

Освободив место для импровизированного танцпола, я включаю игру «Just Dance» и думаю о том, что сегодня я слишком устал для секса со своей девушкой после этого всего. От этой мысли я хмурюсь, и губы Оливии находят уголок моего рта.

— В следующие двадцать минут фильма она отрубится, обещаю.

Я кручу Аланну по гостиной, наблюдая за тем, как Оливия вертит хихикающего и лепечущего Джема, потом говорит нам, что отнесет его наверх и будет укладывать на ночь.

Когда Аланна падает на пол, я бросаю ей пульт.

— Выбирай следующий фильм. А я пойду проверю, как там тетя Олли и Джем.

— Ладно, — вздыхает она. — Я съем еще кусочек пиццы.

Наверху я прислонился к дверной раме, прислушиваясь, как Оливия тихонько поет Джему, наблюдая, как покачиваются ее бедра в тусклом лунном свете, когда она обнимает его, глядя в окно на звезды. С тихим вздохом она целует его в лоб и укладывает на коврик.

— Я люблю тебя, Джемми, — шепчет она.

Я обхватываю ее за талию, когда она оказывается достаточно близко. Она перестает дышать, а ее ногти впиваются в мои бицепсы.

— Картер, — дышит она в темноту. — Я тебя не заметила.

— Но я тебя заметил. И я так чертовски сильно люблю тебя.

На минуту я прижимаю ее к себе, и наслаждаясь покоем, который приносит мне ее объятия, мой личный кусочек рая. Внизу мы находим Аланну, лежащую посреди крепости и жующую свой кусок пиццы.

— Я выбрала «Головоломку». Девочка играет в хоккей! Никогда не было мультиков про девочек, играющих в хоккей.

Когда я ложусь рядом с ней, она со счастливым вздохом кладет голову мне на плечо, и переплетает руки с Оливией.

И Оливия, как и всегда, права. Аланна отрубилась через пятнадцать минут после начала мультика. Мы ждем еще пятнадцать, чтобы убедиться, что она уснула, прежде чем я беру ее на руки и несу наверх. Она ворочается, когда я укладываю ее и укрываю одеялом.

— Картер? — ее затуманенные глаза медленно трепещут.

— Как дела, чувак?

— Это была самая лучшая вечеринка, — она обнимает меня. — Я люблю тебя, чувак.

В моей груди будто что-то сжимается.

— Я тоже тебя люблю, маленький чувак.

Она машет Оливии.

— Спокойной ночи, тетя Олли. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, неудержимая девчонка.

Я с облегчением опускаю плечи, когда дверь за мной закрывается.

— Я сделал это. Я пережил свою первую ночевку.

Оливия смеется.

— О, ты милый, наивный дурачок. Она не закончится, пока они тут, — она прикусывает нижнюю губу. — Ты ведь не слишком устал, есть еще силы трахнуть свою девушку?

— Ну, я… — мои слова превращаются в бульканье, когда ее ладонь оказывается на моем члене, и он резко встает. Я перекидываю Оливию через плечо и мчусь по коридору.

— Громовой меч никогда не устает.