Доверься мне

ГЛАВА 7

МЕНЯ ЛЕГКО РАЗОЗЛИТЬ

Я бы хотела, чтобы это не было так приятно: моя рука в его руке. Длинные, широкие пальцы переплетаются с моими. Он хватает меня за руку, вытягивает с места и ведет нас сквозь толпу на танцполе. Разница в размере наших рук поражает, и я ловлю себя на мысли о том, что размышляю, для чего он мог бы использовать эту руку.

От этой мысли по позвоночнику пробегают мурашки — по этой причине я изначально не хотела соглашаться на танец. Не знаю, почему мне приятно, когда он касается меня, или почему меня постоянно привлекает его широкая, глупая улыбка, то, как он расслаблен, уверен в себе и держит себя в руках. По какой-то причине я боюсь, что, если мы пробудем наедине слишком долго, я подпущу его к стенам, недостаточно крепким чтобы его сдержать.

Его место по другую сторону реальности — в отношениях без эмоциональных привязанностей. Привязаться — это последнее, что кто-либо захочет с мужчиной, не желающим остепениться.

Картер прочищает горло, привлекая мое внимание. Я смотрю на его спину, широкие плечи, а потом он поворачивается.

— Мадам, — он очаровывает меня улыбкой, кивает и притягивает к себе. Мои пальцы сжимают его, я осторожно кладу свободную руку на его плечо. Его глаза блестят, морщинка собирается между бровями, когда он смотрит на меня, и на мгновение я задумываюсь, не смущен ли он так же, как я. — Так нормально? — его тихие слова скатываются вниз по моей шее, когда теплая ладонь касается моей поясницы.

У меня перехватывает горло от его прикосновения к обнаженной плоти над моими джинсами, и я киваю.

— Угу.

— Что ты думаешь о моем сегодняшнем голе?

— Это был красивый гол, — признаю я со вздохом. Он стал центральным нападающим в восемнадцать, а звание капитана получил в двадцать два года. Сегодня он один из самых высокооплачиваемых игроков в истории. Картер — настоящий феномен в хоккейном мире.

Его лицо светится от гордости.

— А речь?

— А что с ней?

Его лицо опускается, кончики пальцев крепко вжимаются в мою кожу.

— Я говорил о тебе.

От страха у меня скручивает живот, как тогда, когда я увидела свое лицо на большом экране.

— Ты о том, когда мое лицо оказалось на большом экране из-за тебя? Когда все вокруг начали гадать, кто я такая и решил ли ты, наконец, остепениться? Или, когда «Спортснет» заявили, что я весьма симпатичная, но не дотягиваю до типичных моделей в купальниках, которых ты трахаешь?

Он опускает веки, голос становится хриплым.

— Ты могла бы стать моделью в купальнике, если бы захотела.

Он даже не догадывается.

— Я знаю, это комплимент, но он только сильнее раздражает меня. Для тебя это явно просто игра, ведь я отказала тебе в прошлые выходные. Я человек, у меня есть чувства и нет никакого желания оказаться той, кого обсуждают на федеральном телевидении, — тепло разливается по моему затылку, когда я отдергиваю руки и вырываюсь из его хватки. — Не все из нас жаждут внимания, Картер. Некоторые из нас активно избегают его.

Я делаю еще один шаг назад. Я уже готова поблагодарить его за танец и уйти, когда он хватает меня за руку.

— Эй, — он нежно притягивает меня к себе. — Прости, Оливия. Я не хотел расстраивать тебя. Наверное, я просто рад был снова увидеть тебя и хотел, чтобы ты это знала. Широкие жесты — это как бы моя фишка, и… — он запускает пальцы под шапку, чтобы почесать голову. — Я понятия не имею, что сейчас делаю.

Я тоже. Итак понятно, что это не его обычное поведение — он бы явно был увереннее.

Картер нервно сглатывает слюну, когда он опускает взгляд на наши соединенные руки, а затем снова поднимает его, задавая немой вопрос: Продолжу ли я танцевать с ним? Когда я делаю осторожный шаг вперед, его лицо озаряет улыбка, и он притягивает меня к себе. Мое тело замирает, когда я в его объятиях, музыка сменяется, а вокруг нас разносятся знакомые мягкие звуки гитары.

Усмешка слетает с моих губ, когда Джон Майер начинает петь о женщине по имени Оливия.

— Ты заказал эту песню?

Его язык высовывается из уголка рта в виноватой, но гордой улыбке, и вместо ответа он притягивает меня еще ближе, пока наши тела не сливаются воедино. Мои глаза закрываются, когда он опускает рот к моему уху, и желание, слово иголками активизирует все мои нервные окончания, когда он обнимает меня за плечи и таким мягким и низким голосом мурчит слова песни в мое плечо.

— Черт, я слушаю эту песню на повторе уже неделю. Тебе нравится Джон Майер?

Мои руки скользят по его широким плечам, касаясь выпирающих мышц, и я провожу ладонью по его шее, испытывая сильное желание запустить пальцы в каштановые волны, торчащих из-под его плаща.

— Люблю его.

— Какая твоя любимая песня?

Я ухмыляюсь.

— У меня их две.

— Назови сначала свою самую любимую.

Мое лицо краснеет, когда я пытаюсь спрятаться от его взгляда.

— Slow Dancing in a Burning Room — медленная, грустная песня. Два человека, которым не суждено быть вместе, вроде нас. Это точно не закончится чем-то хорошим. Мы сгорим в огне, а сейчас — просто отрицаем неизбежное.

Я не уверена, что Картер смотрит на это с той же точки зрения, потому что он просто издает довольный звук и бормочет: — Хорошая песня. А вторая?

— Bigger Than My Body.

Я защелкиваю челюсть на его мгновенную реакцию — так плохо он пытается сдержать этот чертов смешок, когда его огромное тело трясется от смеха под моими руками.

Мои глаза сужаются.

— Заткнись.

— Я не могу… — смеется он, — я ничего не могу с этим поделать! — он наклоняется вперед и взрывается смехом, припадая лбом к моему плечу, его руки полностью обхватывают меня; он прижимается ко мне пока смеется.

— Это не слезы в твоих глазах сейчас, — говорю я, когда он отстраняется, нефритово-зеленые глаза слезятся.

Он вытирает лицо о плечо, делая глубокий вдох.

— Ты сама себя виновата. Олли, ты же знаешь, что ты крошечная, да?

— Я не… — я задираю нос. — То, чего мне не хватает в росте, я компенсирую харизмой. — Так, во всяком случае, говорит мой отец, и я с ним согласна.

— Ни хрена ты не компенсируешь, — Картер хмыкает, весело глядя на меня. — Какого ты роста?

— Пять и три⁶, — вру я, не задумываясь.

— Врешь, — он усмехается, бронзовая кожа вокруг его глаз морщится. Он отстраняется, чтобы взглядом измерить мое тело. — В тебе пять и один⁷.

Я раздраженно рычу.

— Черт возьми.

Снова этот смех, и я не уверена, почему мне так нравится он, или блеск в его глазах, когда Картер кружит меня, прежде чем прижать обратно к своей твердой груди.

— Итак… — неуверенность в его голосе напоминает мне, что он не привык вести светские беседы. — Ты преподаешь в средней школе.

— Да.

— Сколько тебе лет? Ты не похожа на выпускницу колледжа.

— В октябре мне исполнилось двадцать пять, — Кара увезла меня на четыре дня в Палм-Спрингс за счет Эммета. Было трудно объяснить, почему после длинных выходных, которые начались с больничного в четверг, в понедельник я вернулась на работу загоревшей.

— Двадцать пять? Ты еще ребенок!

— Нет. Твой день рождения в феврале, так что тебе даже не три… — я складываю губы в трубочку, когда осознаю, что сказала, и Картер довольно ухмыляется. — Вот дерьмо.

— Вы прогуглили меня, мисс Паркер.

— Нет, — конечно да. Просто нездоровое любопытство.

— Что еще ты нашла?

Кроме подтверждения того, что его улыбка ослепительна и у него есть ямочки?

— Что тебе ОЧЕНЬ нравятся женщины.

Картер мягко смеется, на мгновение заглядывая мне в глаза.

— Чему ты учишь?

Он игнорирует мои находки, и я вспоминаю, почему говорила себе держаться от него подальше, не раскрывать душу. Опасно открываться тем людям, которые ценят это лишь до тех пор, пока не появится следующий человек. Странный холодок пробегает по моей шее, и когда я пытаюсь отодвинуться назад, чтобы оставить между нами хоть немного пространства, Картер притягивает меня назад, наклоняется и… оставляет мимолетный поцелуй на макушке моей головы.

— Оливия? — он дотрагивается двумя пальцами до моего подбородка, закрывая мой зияющий рот. — Что ты преподаешь?

Я стряхиваю голову, чувствуя, что горло сжалось. Я не знаю, как простое прикосновение его губ все так затуманивает.

— Только не смейся, — предупреждаю я. — Я преподаю физкультуру.

Его идеальный рот нахмурился.

— С чего бы мне над этим смеяться? Это же круто.

— Серьезно? Мой брат всегда говорит, что это не настоящий предмет.

— Твой брат звучит как придурок.

— Иногда, — я смеюсь. Джереми старше меня на четыре года, и мы профессионально собачимся. Он бы сошел с ума, если бы увидел меня сейчас, но я не собираюсь ему говорить. Он до сих пор не написал мне о том, что Картер посвятил мне гол, значит он каким-то образом пропустил это. И слава богу! Джереми — его большой поклонник, но он совершенно не хотел бы, чтобы я была одной из девушек, которая уедет с Картером.

По иронии судьбы, когда Джереми было двадцать два от него забеременела незнакомка после секса на одну ночь. Это оказалась судьба. Знаете, такая, настоящая сказка, в стиле типичного романа. Они полюбили друг друга, поженились, и в начале этого года у них родился второй ребенок. В девяноста девяти процентах случаев в реальной жизни так не бывает.

Я улыбаюсь Картеру.

— Он не такой уж и плохой. Джереми просто любит задирать меня.

В его взгляде что-то есть, какая-то незнакомая мне нежность, которая заставляет бабочек в моем животе порхать от уязвимости. Это нежность появляется, когда он наблюдает за мной.

Моя ладонь прижимается к его шее, и я накручиваю прядь волос на кончик пальца.

— Что? — шепчу я.

Он скользит рукой по всему моему телу, по изгибу бедер, и, наконец, обхватывает мою челюсть. Его большой палец касается моего подбородка, линии нижней губы, и мои колени подкашиваются.

— Мне нравится, когда ты улыбаешься, — пробормотал он. — И смеешься. От этого мне тоже хочется улыбаться.

Я не знаю, что на это ответить. Он совсем не тот человек, каким его рисуют СМИ, и даже не тот, каким он был в прошлые выходные. Он сбивает меня с намеченной траектории, а я не привыкла к хаосу; мой мир слишком тонко сбалансирован.

— Итак, тебе двадцать пять, рост пять футов один дюйм⁸, есть брат, пятнадцать лет играла в хоккей, преподаешь физкультуру, любишь сарказм и дерзость… — он делает паузу, чтобы усмехнуться, когда я начинаю смеяться. — Что еще? Ты занималась каким-нибудь другим спортом?

Я отрицательно мотаю головой. У меня было довольно привилегированное детство: у моих родителей было достаточно денег, чтобы отдать нас во внеклассные занятия по нашему выбору. Мой отец до сих пор рассказывает людям, что я ходила на курсы актерского мастерства и поэтому стала такой драматичной, но на самом деле я все свободное время занималась спортом. Я преуспевала в любой физической активности, но хоккей был моим любимым видом спорта. Забавно, если учесть, что моя любовь к этому виду спорта началась с того, что в четыре года мой брат пристегнул ко мне огромную вратарскую экипировку и засунул меня в хоккейную сетку на нашей подъездной дорожке, где он продолжал выпускать в меня шайбу за шайбой, пока мама с криками не выбежала из дома.

— Софтбол, футбол, волейбол…

Меня перебивает смех, которым Картер заливается, запрокидывая голову назад, и я хмурюсь, когда он прижимается лбом к моему плечу.

— Волейбол, — он задыхается. — Ты играла в волейбол.

Мои брови сводятся.

— Волейбол — прекрасный вид спорта. Я тренирую команду девочек-старшеклассниц.

— Это потрясающе, — он опять плачет? — Так круто, Ол, — он двигается назад, вытирая глаза. Он снова, блять, плачет от смеха. — Наверное, я просто… — он бросает знающий взгляд. — Знаешь…

Я вырываюсь из его объятий, чтобы скрестить руки.

— Нет, я не знаю. Просвети меня.

Снова раздается смех, и все, на чем я могу сосредоточиться, это ямочки на его щеках, и то, как блестят его глаза. Он кладет руку на живот, и все его тело вибрирует, когда он безуспешно пытается взять себя в руки.

— Ты вообще достаешь до сетки? — задыхается он.

— О, просто умора, — я двумя руками отталкиваю от его крепкой груди, и он хватает мои запястья. — У меня сильные ноги. Прекрасно справляюсь, не переживай.

Он притягивает меня к себе, прикусив нижнюю губу. Его рука погружается в мои волосы в тот самый момент, когда мои пальцы обвиваются вокруг шелковистых локонов на его шее, и он хмыкает. — М-м-м. Маленькие мощные ножки.

— Ты невероятно раздражаешь, — я дрожу от восторга, дыхание перехватывает, когда его ладонь скользит по моему бедру.

Картер сжимает мою челюсть, его большой палец проводит по моей щеке, а его полузакрытый взгляд опускается к моим губам.

— И все же мне кажется, что я тебя завоевываю.

Мое дыхание сбивается.

— Ты мне не нравишься.

Его язык касается почти зажившей трещинки на нижней губе, мои глаза следят за этим движением. Его дыхание теплое, оно смешивается с моим, и на мгновение я пробую его на вкус. На мгновение я хочу большего.

— Может, я не нравлюсь тебе, но твоему телу точно да. То, как твои пальцы сейчас цепляются за мои волосы, говорит само за себя.

Мои глаза расширяются, когда я осознаю, насколько близко мы стоим, наши тела переплетены, его рот в дюйме от моего. Что еще хуже, мы все еще танцуем медленный танец под песню, которая давно закончилась, а вокруг люди танцуют под другую музыку.

— Ох, — мои руки падают с его плеч, с его волос, и я отшагиваю от него. — Ох.

— Эй, — он тихонько хихикает. — Иди сюда, — его пальцы переплетаются с моими, и он легонько подтягивает меня к бару, где он достает табурет и быстро усаживает меня на него, прежде чем занять место рядом со мной. — Ты сейчас себя накрутишь.

— Я не собираюсь накручивать себя, — возможно, я собираюсь.

— Ты вот-вот накрутишь себя, Олли. Мне не нужно знать о тебе все, чтобы понять, что ты из тех людей, чей мозг постоянно работает, размышляет обо всем на свете.

— Это не… — я заправляю волосы за ухо, взгляд прикован к лежащей в дюйме от моей руке Картера. — Все давит на меня.

— Что давит?

Все. Желание поддаться, желание сопротивляться. Желание соответствовать всем женщинам, которые были до меня, и тем, которые будут после. Желание быть другой и не похожей на всех, но в то же время быть как они.

Все смотрят на нас, потому что рядом со мной Картер. Абсолютно все. Болельщики на арене, спортивные телеканалы, здесь в баре — его товарищи по команде. Куда бы я ни посмотрела, все смотрят на нас, ожидая, что мы будем делать дальше. Я не знаю, как объяснить это.

Мой взгляд медленно поднимается и встречается с его, и каким-то образом он читает мои мысли.

Он кивает в направлении двери.

— Хочешь уйти отсюда? — как только я открываю рот, он закрывает его ладонью. — Только не ко мне домой. Пойдем поедим чего-нибудь.

— Я ела на игре, — пробурчала я.

— Не ела, врунишка. Кара проглотила половину закусочной, а ты съела одну горсть попкорна. Я не сводил с тебя глаз всю игру, мне потом за это влетело.

— Да не делал ты этого, — размышляю я.

Он усмехается, проводя пальцем по моей руке.

— Тренер сегодня сказал, что они платят мне тринадцать миллионов не за то, чтобы я строил глазки симпатичным брюнеткам, — он хватает мои руки, притягивая их к своей груди. — Давай. Поешь со мной чего-нибудь, пожалуйста. Это не обязательно должно быть что-то странное. Мы можем съесть хоть шаурму из ларька, мне все равно. Здесь шумно, а мне нравится разговаривать с тобой.

Хм.

— Пожалуйста, Олли. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — он нежно тычет меня щеку на каждое «пожалуйста». Он берет мой подбородок, слегка покачивая его. — Пожалуйста.

— Такой надоедливый, — ворчу я, отмахиваясь от его руки.

Он упирается подбородком в кулак и вскидывает брови.

— Раздражает или восхищает?

— Определенно раздражает, — со вздохом опускаются мои плечи, и, словно почувствовав, что я сдаюсь, Картер вскакивает со своего табурета, ударяя кулаком в воздух.

— А-ха! Я ее, блять, расколол! — он обхватывает меня за талию, крутит в воздухе, опускает на ноги и… покрывает поцелуями все мое лицо. Он переплетает наши пальцы, притягивает меня к себе, прежде чем я успеваю осознать, что произошло. — Я обещаю, Олли, ты об этом не пожалеешь.

Я едва пытаюсь сдержать вырывающееся из моей груди хихиканье. Мне нужно взять себя в руки, прежде чем идти куда-то с этим человеком.

— Я не пойду с тобой домой.

Он протягивает мизинец в знак обещания.

— Я даже не буду просить.

— Хорошо, но сначала мне нужно в туалет.

Он быстро целует меня в щеку.

— Я пойду возьму наши пальто.

Я умываю свои розовые щеки прохладной водой в раковине ванной, пытаясь утихомирить разгорающийся в них огонь. Не получается. Я чувствую жар во всем теле. Мои женские части возбуждены, мое влагалище потирает свои метафорические руки, потому что ему сегодня немного перепадет. В данный момент это весьма вероятно. Картер зашел так далеко — он определенно может зайти еще дальше. Эта мысль одновременно пугает и возбуждает.

Мне не требуется много времени, чтобы заметить Картера, когда я выхожу из уборной, учитывая его размеры и харизму. У него еще нет наших пальто.

Зато у него есть клубничная блондинка с ногами от ушей, приклеенная к его боку, ее блестящие черные ногти медленно спускаются по его спине. Он прислоняет ухо к ее рту, когда она приподнимается на своих высоких каблуках, что-то шепча ему, и мой желудок непроизвольно сжимается от улыбки, которой он ей улыбается.

Моя почти совершенная ошибка и заблуждение обжигают, как пощечина. Когда я забираюсь на заднее сиденье такси, он выбегает из двери бара, выкрикивая мое имя.

Слишком поздно. Я, черт возьми, достаточно уважаю себя, чтобы не стоять там и не поддаваться этому плейбоевскому дерьму, на которое я точно не подписывалась. Может, он и не пойдет сегодня домой со мной, но он определенно уйдет в чьей-то компании.

И, откровенно говоря, то, с кем спит Картер Беккет, не имеет для меня никакого значения. Пусть хоть сам себя трахает, мне насрать на это.