Герой Советского Союза Борис Пирожков

В аэроклубе

Снова потекли дни напряженной учебы. Отдыхать было некогда. Через несколько месяцев Пирожкова неожиданно вызвали к начальнику цеха. Там находился парторг Горбунов и секретарь комитета комсомола Лиза Катуль.

— Дело есть, Пирожков, — начал Горбунов. — Нашему цеху увеличили план в полтора раза. С заданием коллектив может справиться. Но в это должна включиться молодежь. Мы решили создать в нашем пролете комсомольско-молодежную бригаду. Как ты смотришь?

— Правильно, давно надо было ее организовать, — ответил Борис.

— И мы думаем включить в нее тебя, — начала Лиза Катуль. — Комсомольская организация дает тебе ответственное поручение. Решено назначить тебя…

— Бригадиром, — продолжая мысль Катуль, подытожил Горбунов.

Борис не ожидал такого исхода разговора и стал отказываться:

— Какой я бригадир. Сам еще неважно работаю. Потом учусь в аэроклубе. Мне будет трудно.

— План ты всегда перевыполняешь. Брака у тебя нет. Значит, работаешь хорошо. Бригадирство учебе не повредит. Потом ты комсомолец. Тебе партийная и комсомольская организации поручают ответственное дело. Они на тебя надеются. Будет трудно — поможем.

Так Борис Пирожков стал бригадиром комсомольско-молодежной бригады. Теперь день у него еще больше уплотнился.

Вначале дела в бригаде не ладились. В нее включили только что окончивших ФЗУ молодых фрезеровщиков. Они нередко «запарывали» детали. Приходилось кропотливо учить их, подтягивать, чтобы бригада не плелась «в хвосте». Особенно не шла работа у фрезеровщицы Лизы Бусовой. Она с большим трудом справлялась со сменным заданием, давала брак.

В обучении девушки Борис использовал такой же метод, какой применял Ермолаев. Он сначала научил Бусову правильно готовить станок к работе, подбирать инструмент, затем показал, как начинать обточку деталей, научил разбираться в чертежах — грамотно их читать. Вскоре Лизе Бусовой стало можно поручать обточку ответственных деталей.

Нередко начинающему бригадиру приходил на помощь и Ермолаев. Он помогал ему в обучении бывших фабзаучников. По его совету Борис начал проводить с членами бригады небольшие планерки, перенимать опыт у других бригад. Он стал более внимательным к людям.

Именно тогда Борису повстречалась Шура Никитина. Эта невысокая, с живым характером девушка работала тарификатором-статистом. Она часто приходила в цех. Девушка нравилась Борису, но он не решался вступить с ней в разговор, познакомиться. Только когда Шура приходила в конторку мастера, Борис сбавлял обороты станка и молча наблюдал, как она собирает сведения о работе бригад. Однажды он отважился заговорить с ней. После окончания смены стал ожидать девушку у проходной, но как только увидел ее, оробел. А затем… Затем Борис и сам не заметил, как его ноги неторопливо зашагали следом за девушкой. Такие молчаливые провожания продолжались больше месяца.

Молчание нарушила сама Шура. В один из дней, когда Борис поджидал ее около проходной, она подошла к нему.

— Ты кого ждешь, бригадир?

— Да так стою.

— Стоячая вода киснет, — весело ответила девушка. — Ты ведь меня ждешь. Об этом весь цех знает. А коль знает — так провожай смелее.

Между ними было много общего, и в то же время некоторые их вкусы и желания не сходились. Борис любил цирк. Он мог одну и ту же программу смотреть по нескольку раз, особенно если в ней были выступления акробатов или эквилибристов. А Шуру больше тянуло на танцы, которые нередка устраивали подружки у себя в квартирах. Не нравились эти вечеринки Борису. На почве этого происходили ссоры. Назначенные встречи часто расстраивались. Тогда Борис уходил в цирк, а Шура — на вечеринку. Но утром она первой шла на примирение. Шура незаметно подходила к станку Бориса и громко кричала:

— Здравствуй, бригадир!

— Здорово, балерина Никитина! — в тон ей отвечал Борис.

— Как цирк?

— Прекрасно. А у тебя после танцев туфли целы?

В таком духе перепалка между ними продолжалась после каждой ссоры.

В обеденный перерыв Шура опять приходила к Борису.

— Жди у проходной. Поговорить надо. Дружить нам дальше, или нет, — сердито бросала она.

Однако после работы наступало полное примирение.

Так случалось не однажды.

Первое время Борис остро переживал ссоры. Временами ему хотелось подчиниться желаниям Шуры, не готовиться к занятиям, а вместе с ней посещать вечеринки. Но тут же быстро вспоминал аэроклуб, друзей, полеты на самолете.

«Нет, учебу не брошу. А характер Шуры отшлифуется, как камень на берегу», — твердо решал он после таких раздумий.

Любовь к Борису помогла Шуре многое понять в новом друге. Постепенно она научилась уважать и ценить волевой характер Бориса, его целеустремленность и чем могла, помогала ему. Вскоре Шура стала его женой.

А Борису было трудно. Занятия в планерном кружке по сравнению с занятиями в аэроклубе сейчас казались легкими. Особенно усложнились трудности, когда начали изучать теорию высшего пилотажа. Здесь на петлю Нестерова, срыв в штопор и другие фигуры имелись десятки разнообразных схем, чертежей. Все это следовало прочно запомнить.

На изучение аэродинамики, самолетовождения и схем Борис отводил выходные дни. Порой, чтобы лучше запомнить, одну и ту же схему вычерчивал по нескольку раз.

Незаметно миновала зима. После сдачи зачетов началась летняя практика. Все чаще и чаще курсантов волновал вопрос о их будущем.

Однажды кто-то принес на аэродром старый, видавший виды журнал «Нива». По заметкам и снимкам определили, что журнал относился к первой мировой войне. На одной из страниц курсанты с удивлением увидели русский бомбардировщик «Илья Муромец».

— Вот это сила! — первым прервал молчание Дмитрий Мордвин. — Подобного самолета тогда ни у кого не было — ни у немцев, ни у союзников. Только русские сумели создать такую машину.

— Да он, кажется, неповоротлив, — возразил кто-то из курсантов. — То ли дело истребитель.

— Ну, это ты загибаешь. У «Ильи» было четыре-пять пулеметов, и ни один немецкий самолет не мог его сбить.

Сразу же возник разговор о преимуществах бомбардировщиков, истребителей, разведчиков.

Борис Пирожков еще в период наземной подготовки основательно задумался — на чем остановить свой выбор? Его привлекали и мощные бомбардировщики, и юркие истребители, и самолеты-разведчики, требовавшие особой отваги и смелости. Манила и авиация гражданского флота. Он не раз слышал, с каким увлечением говорил Дмитрий Мордвин о полетах над родной страной, о суровом климате Арктики с ее заснеженными просторами, о полетах на Новую Землю, на Северный полюс или внезапно загорался рассказами о трассах, пролегающих над безбрежной сибирской тайгой или знойными песками Средней Азии.

Борис не возражал приятелю. Он знал его любовь к пассажирским самолетам, страсть к путешествиям по родной стране. Но сам все же решил стать истребителем.

Сделать выбор Борису помог инструктор Андрей Давыдов. Как-то Давыдов спросил:

— Борис, какие самолеты тебе больше нравятся?

— Все они хороши. Мне главное — летать.

— Хорошо летать обязан каждый летчик. Но у всякого есть свое влечение к определенному типу машин. Я, например, люблю истребители. Летать на них может не каждый. Воздушный бой очень скоротечен. Он продолжается несколько минут. А чтобы победить в таком бою, требуются исключительное мастерство, выдержка, точный расчет, высокие морально-боевые качества.

Андрей Давыдов рассказал Борису о замечательном русском пилоте Петре Нестерове — основоположнике и авторе мертвой петли и воздушного тарана, о Евграфе Крутень, о Павлове — советском летчике, совершившем немало героических подвигов в годы гражданской войны.

Давыдов дал Борису несколько книжек о действиях советских летчиков во время конфликта на КВЖД в 1929 году, о применении авиации в первой мировой войне.

Эти книги Борис читал вместе с Георгием Добролюбовым. Они захватили их, и оба товарища решили стать летчиками-истребителями.

Сейчас, когда среди курсантов возник спор, каким летчиком лучше стать, Борис Пирожков сказал:

— Каждому нравится свое. Мне, например, хочется быть истребителем, другому — летать на бомбардировщиках. Главное не в этом. Главное — стать отличным летчиком. Каждому нужно хорошо владеть техникой, уметь взять от нее все, что она может дать для пользы дела.

— Правильно, Борис, — поддержал товарища Дмитрий Мордвин. — Летчик должен быть именно таким. Ты влюблен в истребители, а я хочу возить пассажиров. А если потребуется, сумею водить и бомбардировщик. Пересесть на него для меня не будет трудно.

В те годы наша авиация обретала могучие крылья. Советские конструкторы создавали отличные самолеты. Летчики прокладывали маршруты над такими отдаленными местами, где редко появлялся человек, забирались в стратосферу.

Валерий Чкалов вместе с Беляковым и Байдуковым пролетел невиданное для того времени расстояние — около десяти тысяч километров от Москвы до острова Удд на Тихом океане.

Радости Бориса не было конца. Он то и дело подходил к карте, невольно прокладывал маршрут полета Чкалова, будто сам совершал его.

За последние месяцы Борис Пирожков достиг немалого, но до совершенства было еще далеко. После первых полетов «по коробочке» инструктор Андрей Давыдов сказал своему ученику:

— Пирожков, вы хорошо «чувствуете» землю, правильно выполняете развороты. Но у вас еще слабо отработаны элементы посадки. Помните, вы собираетесь быть истребителем. В боевой обстановке придется садить самолет в различных условиях местности. Тогда некогда будет шлифовать свое мастерство, да и старая привычка укоренится основательно. Лучше сейчас следует научиться грамотной посадке.

— Я постараюсь, — ответил Борис.

После этого разговора он несколько часов просидел в палатке, вспоминая каждый полет с инструктором. Первые были провозные. Затем Андрей Давыдов разрешил ему самому совершать взлет, делать развороты и только после четвертого разворота брал управление в свои руки и садил самолет. А потом доверил курсанту и посадку.

Борис делал третий разворот после того, как пролетал ориентир.

«А что, если выполнить его немного раньше, в самый момент прохождения над ориентиром? Тогда угол планирования будет больше и не потеряется скорость. Самолет точно приземлится у посадочного знака». — Борис несколько раз продумал свои расчеты. Выходило — верно.

На другой день он проверил все это на практике. Взлетев вместе с инструктором, как обычно, два первых разворота сделал по-старому, а третий произвел точно над ориентиром. Посадка удалась. Машина была посажена точно.

После заруливания Борис доложил инструктору о выполнении полетного задания.

— Курсант Пирожков, — строго сказал Давыдов.

От этих слов Борис неожиданно вздрогнул.

«Неужели получу нагоняй», — подумал он и хотел было рассказать, за счет чего ему удалось увеличить угол планирования и точно посадить самолет у «Т».

Но инструктор не дал ему сказать и слова.

— Идите и с кем-нибудь погрузите в самолет мешок с песком.

Борис даже растерялся от этого неожиданного приказания. Он знал, что погрузить в самолет мешок с песком — значит выпустить кого-то из курсантов в самостоятельный полет. Борис с удивлением посмотрел на Давыдова. Тот не улыбнулся, а только строго добавил:

— Полетите самостоятельно.

Вслед за первым самостоятельным полетом последовали и другие. Борис уверенно вел машину, отлично совершал посадку.

Затем начались полеты в зону. Здесь отрабатывался сложный пилотаж. Стремление стать истребителем привело Бориса Пирожкова к более серьезным занятиям математикой, аэродинамикой, заставило много тренироваться.

Особенно тщательно Борис готовился к каждому полету в зону. Он старательно вычерчивал схемы фигур, производил расчеты, отрабатывал движения, необходимые для пилотирования самолета, — «взлетал», делал «мертвые петли», «виражи», «срыв в штопор».

Эти тренировки позволили ему успешно выполнять полетные задания, обогащали практическими навыками. Поэтому никто из курсантов не удивился, когда объявили, что завершающий этап обучения также первым начнет Пирожков.

Спустя несколько недель в Пермском аэроклубе состоялся первый выпуск. Друзья выбирали себе училища для дальнейшего прохождения учебы. Борис Пирожков, Михаил Вахрин, Георгий Добролюбов твердо решили стать истребителями и просили направить их в училище истребительной авиации. Верен себе оказался и Дмитрий Мордвин: он уходил в училище гражданского воздушного флота.

Но не всем одинаково улыбнулась судьба. Начальник аэроклуба отказал Борису в направлении:

— Мы оставляем вас здесь. Будете штатным инструктором. Станете обучать молодежь.

Но Борис настойчиво просился в военное училище.

— Поймите, Пирожков, аэроклуб даст вам очень многое. Вы будете работать с людьми, учить их летному делу. Вы умеете быстро находить сильные и слабые стороны курсанта. Работая инструктором, вы еще больше отшлифуете свое летное мастерство. Кроме того, для инструкторов у нас будет организована неплохая учеба. Это намного облегчит поступление в училище и учебу в нем.

Пришлось согласиться с доводами начальника. Теперь Борис стал располагать большим временем для самостоятельных занятий. Работа непосредственно в аэроклубе окончательно связала его с авиацией на всю жизнь.

Осенью Борис Пирожков стал проводить занятия с новым набором курсантов. А когда началось лето, приступил к обучению новичков полетам на самолете. Он продолжал настойчиво учиться сам, не ограничиваясь теми занятиями, которые проводились с инструкторами.

В это время кумиром для Бориса Пирожкова был отважный советский летчик Валерий Чкалов. Он был не только мастером дальних перелетов через неисследованные районы, но и первоклассным истребителем. Его высокому летному мастерству старались подражать многие пилоты.

Вот почему мысли Чкалова о роли истребителя, о воздушном бое Борис Пирожков записал в свою книжку:

«Победителем в воздушном бою, при прочих равных условиях, окажется тот летчик, который лучше владеет самолетом, который способен взять от машины все, что она сможет дать…

Как истребитель, я должен быть всегда готов к будущим боям и к тому, чтобы самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым. Для этого нужно себя натренировать и закалить в себе уверенность, что я буду победителем. Победителем будет только тот, кто с уверенностью идет в бой. Я признаю только такого бойца, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Союзу, то я в любой момент могу сделать это…»

Эти слова великого советского летчика явились клятвой для Бориса Пирожкова.