Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ВСНХ

В скором времени, приблизительно в начале апреля, стали циркулировать слухи, которые, кажется, нашли отражение и в прессе, что советская власть хочет обратиться к выдающимся инженерам и ученым страны, чтобы наметить необходимые меры для приведения в порядок разрушенной промышленности и выработать план ее развития. Эти улухи, конечно, сопровождались язвительными комментариями по отношению советской власти со стороны лиц, которые принадлежали к промышленным кругам: большевики умеют только разрушать, — говорили они, — но создать ничего не могут, а поэтому надо использовать старых инженеров и ученых, поставив их в хорошие условия и потребовать от них конкретных указаний, что надо сделать, чтобы все виды промышленности и земледелие были подняты на высоту, удовлетворяющую современным требованиям. Если-же избранные инженеры и ученые не будут в состоянии в назначенный срок выполнить утвержденный план, то они будут преданы суду и их ожидает тогда суровая кара. В Петрограде этим слухам не придавали особого значения. Но ранней весной мне пришлось поехать в Москву по делам Института и там члены коллегии Химического Отдела ВСНХ, Таратута и Шейн, обратились ко мне с просьбой присутствовать на заседании Президиума ВСНХ и высказать свое мнение по вопросу о преобразовании ВСНХ. По их словам, в правительстве сложилось определенное убеждение, что существование главков очень вредно отражается на развитии

промышленности и мешает проявлению инициативы отдельными заводами. Так, напр., Главжиру были подчинены все мыльные и масляные заводы, находящиеся в РСФСР, а управление главка помещалось в Москве и через него должно было итти снабжение заводов сырьем. Существовало громадное число главков: Глав-рыба, Глав-щетина, Глав-кожа, Главлес, Глав-крахмал, Глав-спирт, Глав-спички и пр. В президиуме ВСНХ было решено уничтожить «главкизм» и вместо главков создать Главные Управления по специальным отраслям промышленности. Но прежде, чем создать такие управления, надо было наметить, какие производства должны были входить в данное управление и выработать штаты для всех видов управлений. Классификация химических производств должна была быть выработана Главхимом и представлена в Президиум ВСНХ для рассмотрения и утверждения. Что же касается разработки штатов, то для этой цели была создана особая Штатная Комиссия под председательством В. М. Свердлова, брата бывшего председателя ВЦИК, который умер в 1919 году.

Мне пришлось выступить в Президиуме ВСНХ прежде всего по поводу состава будущего Химического Управления. Председательствовал Милютин (Рыков был болен). Членами президиума состояли Сыромолотов (с Урала, по профессии штрейгер; как говорили, он был в коллегии Район. Совета Урала в Екатеринбурге, которая постановила убить царя и всю царскую семью), Смилга, Богданов, Свердлов, Ломов, Ногин, Середа и др. Последние шесть членов президиума были люди с образованием выше среднего и производили хорошее впечатление; с некоторыми из них мне приходилось работать и о них я скажу впоследствии. Нельзя сказать, чтобы заседание велось в большом порядке; в зале заседания находилось много народа из различных главков и каждый хотел высказать свой взгляд по поводу новой организации. Словоохотливость проявлялась и у членов президиума, и они часто перебивали друг друга и тем нарушали правильное обсуждение поставленных вопросов. Мне пришлось выступить два раза: один раз по записи, а другой раз на запрос президиума. Насколько было возможно, в короткой речи, я старался об’яснить принципы правильной классификации видов промышленности; кое-что из приведенных мною данных было принято в соображение при дальнейшем обсуждении вопроса.

На другой день пришлось принять участие в заседании Штатной Комиссии, где разбирался вопрос о штатах Главного Химического Управления. Главным докладчиком был С. Д. Шейн, большой приятель Свердлова по питейной части, и потому дело шло довольно гладко и мне пришлось вставить только несколько реплик. Большие споры возникли при обсуждении организации Научно-Технического Отдела ВСНХ; докладчиком по этому вопросу был член коллегии НТО — М. Я. Лапиров-Скобло, который не согласился с постановлением Штатной Комиссии и остался при особом мнении. Вследствие такого оборота дела было постановлено передать вопрос о НТО в особую комиссию, где мне также пришлось принять участие, причем я там познакомился с М. М. Новиковым, ректором Московского Университета, который через год был выслан из РСФСР по постановлению ВЦИК’а заграницу.

Через очень короткое время, в начале мая, уже в Петрограде, от знакомого инженера, я случайно узнал, что Ленин назначил меня членом вновь учрежденной Плановой Комиссии, задачей которой была планировка всей государственной про-мымшленности. Он сказал мне, что еще вчера прочитал это постановление ВЦИК и поздравил меня с высоким назначением. Это учреждение получило сокращенное название Госплан. В него было назначено 35 членов специалистов по всем видам промышленности; председателем был поставлен Глеб Максимилианович Кржижановский. На другой день я убедился из газет, что, действительно, получил такое высокое назначение, но не могу сказать, чтобы я особенно обрадовался, так как отлично отдавал себе отчет, что новая работа возьмет громадное количество времени и оторвет меня опять от моих научных исследований. С другой стороны, для выполнения моих обязанностей по Госплану я должен был проводить значительное количество времени в Москве. Мне пришлось в скором времени опять отправиться в Москву для представления по начальству и выяснения своих обязанностей. По прибытии в Москву я получил приглашение занять и другую ответственную должность: инженер Иванов, который служил ранее на Треугольнике и был специалистом по каучуку, явился ко мне утром на квартиру в Брюсовском переулке и заявил, что ему поручено доставить меня в Главное Химическое Управление, где мне предложат стать во главе коллегии последнего. Он нарисовал мне картину полной разрухи, которая царствует в Главхиме, так как со смертью Л. Я. 'Карпова, каждый член коллегии хочет играть главенствующую роль и не хочет считаться с мнением других членов Коллегии. Отношения обострились между членами до того, что они даже не подавали друг ДРУ^ГУ РУ^КИ- Председательствующий в Коллегии Гришечко-Климов не пользовался авторитетом в химической промышленности, а потому был не в состоянии направить деятельность Главхима по правильному пути. Другими членами коллегии были: Таратута (коммунист), Иванов (коммунист), С. Д. Шейн (сочувствующий коммунист), Корчагин (коммунист), председатель Всероссийского профессионального Союза Химиков; шестого члена я не помню.

В самом начале нашего разговора с Ивановым я спросил, почему они обращаются ко мне, когда у них в коллегии имеется

С. Д. Шейн, химик-инженер, который во все время советской власти стоял близко к химической промышленности, образовал очень крупное об’единение Волжско-Камских химических заводов, председателем которого он был назначен с первого же дня его возникновения. Иванов ответил, что остальные члены коллегии, а в особенности Корчагин и Ц. К. химиков никоим образом не согласятся на это назначение, и чтобы мне в этом убедиться, то самое лучшее поговорить с Корчагиным. Я, конечно, не дал никакого ответа Иванову, а после разговора с ним отправился к С. Д. Шейну, которого хорошо знал еще во время войны (см. т. I, стр. 462). Он мне подтвердил все, что мне рассказал Иванов о настроениях в коллегии и заявил, что, конечно, такая коллегия совершенно невозможна, и ее состав необходимо изменить, пригласив людей, хорошо понимающих задачи химической промышленности. Я со своей стороны задал ему вопрос, согласился ли бы он взять на себя возглавление Главхима, задачи которого он понимает лучше, чем кто-либо другой, так как он был ближайшим другом покойного Карпова и все время близко соприкасался с разными отделами химической промышленности. Из его ответа мне стало ясно его большое желание стать во главе Главхима, и когда он не только выразил мне свое окончательное согласие, но и попросил меня похлопотать об его назначении, то я тут-же, в его кабинете, написал официальное письмо в Президиум ВСНХ, рекомендуя назначить С. Д. Шейна председателем Коллегии Главхима.

После моей беседы с Шейным, я имел по этому делу продолжительный разговор с председателем Ц. К. Химиков, Корчагиным. Корчагин, простой плотник, мало-образованный, но не лишенный природного ума, не стесняясь в выражениях обрисовал недостатки Шейна и наотрез отказался содействовать назначению¹ Шейна на это место. Чтобы я мог лучше убедиться в отношении Ц. К. Химиков к назначению Шейна, Корчагин предложил мне поговорить с его заместителем и с членами коллегии ЦК и выслушать их мнение. Я не поленился пойти в Ц. К. Химиков, так как в то время профессиональные союзы играли очень значительную роль, и без их согласия почти что невозможно было назначить кого-либо на ответственную должность. В коллегии Ц. К. Химиков я выслушал совершенно идентичное мнение о Шейне, причем было указано, что он, кроме своеволия в делах, непригоден еще и потому, что предается пьянству и непозволительным кутежам.

При втором свидании с Шейным я передал ему неблагоприятные отзывы о возможности его назначения на указанную должность, но тем не менее я прибавил, что если он хочет продолжать борьбу, то я согласен поговорить о нем с некоторыми членами Президиума ВСНХ, которых я Знал. Получив его согласие и на это, я обещал ему дальнейшее содействие в его карьере.

Госплану был отведен дом на Воронцовской улице, в доме, который до революции принадлежал, кажется, Вогау. Из Петрограда со мной приехал также П. А. Бачманов и проф. М. JI. Шателен, также назначенные членами Госплана. Заместителем Кржижановского был назначен П. Осадчий, профессор электротехники и директор Петроградского Электротехнического Института. По химии, кроме меня, был приглашен профессор технологии Высшего Московского Технического Училища, С. Ланговой, а консультантом С. Д. Шейн. По всем отраслям техники и энергетики было назначено 35 членов и консультантов; Госплан разделялся на несколько секций, которые рассматривали детально все вопросы по планированию промышленности; окончательное решение выносил Президиум Госплана, который состоял из нескольких членов, назначенных особо. В первый, Ленинский призыв Госплана попал консультантом профессор Рамзин и инженер Александров, воскресивший старую идею устройства плотины на Днепре, чтобы элек-трофицировать Донецкий бассейн и сделать Днепр судоходным.

Г. М. Кржижановский пригласил нас, петроградцев, на специальное вечернее заседание, где развил перед нами план будущей деятельности Госплана, указав на громадное значение государственного планирования. Г. М. производил очень симпатичное впечатление и очень оптимистически смотрел на будущее развитие промышленности. Среднего роста, с большими открытыми выразительными глазами, живой в движениях и в речи, примерно 50-летнего возраста, своими убежденными разговорами он внушал доверие своим собеседникам и приковывал их внимание. До революции он был электрическим инженером, и за свои революционные деяния был сослан в Сибирь. С Лениным он был очень близок с давнего времени. При помощи Кржижановского Ленин решил осуществить электрофикацию, дав коммунизму крылатое определение: коммунизм, это — Советы плюс электрофикация.

Его заместитель, П. Осадчий, представлял из себя совершенно другой тип: это был деловой человек. Профессор, хорошо знающий свою специальность, он в то же время был настоящим чиновником, хорошо знакомым со всей бюрократической волокитой. При царском режиме он был начальником Управления Почт и Телеграфов, где необходимо было иметь чиновничьи навыки, чтобы управлять такой широкой отраслью государственного хозяйства. Он был на хорошем счету в министерстве внутренних дел, в состав которого входило Управление Почт и Телеграфов, и имел высокий чин действительного статского советника. Мне представляется, что нельзя было сделать лучшего выбора на место заместителя Председателя Госплана. Несомненно, Г. М. знал Осадчего ранее по Техническому Совету Главного Электротехнического Управления, куда Осадчий был приглашен с самого начала его образования. Осадчий был вполне уравновешенный по характеру человек, прекрасный оратор, не говорящий красивых фраз, но умеющий с апломбом высказывать необходимые в данный момент идеи и с такой легкостью и настойчивостью, что слушатели невольно проникались доверием к искренности его речи. Такое впечатление он произвел и на Ленина, когда Г. М. представил его, как будущего своего заместителя.

Я познакомился с Осадчим только в Москве, когда был назначен членом Госплана, и первое впечатление, которое я получил при встрече с ним, осталось без изменения до конца моего знакомства с ним. Я понял сразу, что с ним надо быть очень осторожным и уметь предугадывать ответы, если хочешь ему задать тот или другой вопрос или обратиться к нему с какой-нибудь просьбой. Сухость и сдержанность его натуры проявлялись не только в деловых отношениях, но и в обычных товарищеских беседах, и это удерживало от желания поделиться с ним какими-либо сомнениями и переживаниями. Давая подобную характеристику, я вовсе не хочу, однако, сказать ничего плохого, касающегося его товарищеских отношений с нами, коллегами по науке; он был всегда корректен, вежлив, предупредителен, и что касается до меня лично, то за все время нашего знакомства мы находились в самых хороших дружеских отношениях и в некоторых случаях он оказывал мне особое внимание, уважая меня, как ученого и давая мне иногда очень полезные советы.

Кржижановский и Осадчий были антиподами в деловой обстановке и с точки зрения работы Госплана они хорошо дополняли друг друга. Мы с самого начала почувствовали, что условия работы в Госплане будут вполне приемлемы для нас, но, конечно, трудно было установить, в какие формы выльются наши отношения с комиссариатами, обслуживающими промышленность материально. В смысле обеспечения, члены Госплана были сразу поставлены в особо-благоприятные условия. Мы должны были получать по 1 миллиону рублей денежными знаками в месяц и кроме того великолепный паек продуктами на всю семью; затем было об’явлено, что нам будет выдана материя (сукно и бумажные ткани) и обувь, также на всю семью, что и было выполнено впоследствии. Нам, членам Госплана, живущим в Петрограде, были выданы особые железнодорожные билеты, как их называли «Вцико&екце»^ ^т- е. билеты, которые давались только членам ВЦИК’а; эти билеты давали их владельцам право вне всякой очереди получать спальные места в международных вагонах на всех железных дорогах безвозмездно.

Покончив все дела с Госпланом, я должен был явиться в Президиум ВСНХ, чтобы переговорить относительно приглашения занять место председателя коллегии Главного Химического Управления. В это время в Москве происходил ежегодный с’езд Советов Народного Хозяйства. Как заместитель председателя Химического Отдела ПСНХ, я был приглашен на этот с’езд и выслушал некоторые доклады о состоянии промышленности за 1920 год. Доклады производили удручающее впечатление; некоторые производства совершенно прекратились; в особенности плохо обстояло с металлургической промышленностью: вместо 290 милл. пудов чугуна, произведенного в 1913 году, в 1920 году было получено только около 9 милл. пудов. Исходя из этой цифры, легко вывести заключение о состоянии всей металлической промышленности в стране. Докладчиком по металлургической и металлической промышленности был П. А. Богданов, который настаивал, чтобы я скорее отправился в Президиум ВСНХ для переговоров, указав, что мне придется говорить, вероятно, не с Рыковым, который был болен, а с его заместителем, Г. И. Ломовым. Я должен еще добавить, что С’езд Советов Народного Хозяйства, обсудив доклады и приняв резолюции, должен был выбрать новых членов Президиума ВСНХ. В то время коммунистическая партия старалась проводить в хозяйственную жизнь демократические начала.

ВСНХ в Москве помещался на Варварской площади (ныне названной именем т. Ногина), в Деловом Дворе. Это здание было построено Н. А. Второвым и занимало большую площадь; до революции в нем была гостиница, ресторан и многочисленные помещения, приспособленные для контор разных торговых и промышленных предприятий. Дом был построен очень солидно, со всеми современными усовершенствованиями.

Я имел продолжительную беседу с членом Президиума Георгием ^Ипполитовичем Ломовым относительно моего приглашения встать во главе химической промышленности всего Союза. Он знал, что я получил назначение в Госплан и заявил мне, что это\ не только не будет мешать, но, напротив, моя связь с этим| учреждением будет очень полезна. Мое первое возражение по поводу моего назначения председателем Главхима основывалось, главным образом, на том, что за три года революции я был далеко от деловых кругов и потому я не знал тех людей, с которыми придется вести работу по организации химической промышленности; да и люди, работающие ныне в этой промышленности, также меня не знали. Совсем иное дело было управлять промышленностью во время войны, когда я постепенно подбирал к себе в помощь таких людей, которых хорошо знал и был уверен, что они в состоянии справиться с возлагаемыми на них обязанностями. На это я получил ответ, что советское правительство отлично знает, кто я, знает мои убеждения и мое отношение к делу и потому считает, что я являюсь самым подходящим человеком для организации химической промышленности при новых экономических условиях, которые в настоящее время установлены для всей индустриальной жизни страны; мне будет дано полное право набирать людей и их увольнять, и в своих мероприятиях я найду полную! поддержку со стороны Президиума ВСНХ. Тогда я задал вопрос о моем отношении к Президиуму ВСНХ и буду ли я иметь право решающего голоса при обсуждении вносимых мною химических вопросов, и не лучше ли было для пользы дела назначить меня и членом Президиума, подобно тому, как это имело место с покойным Карповым. Ломов на это мне ответил, что в настоящее время вопрос о составе Президиума разбирается в правительстве, и что очень возможно, что председатели главнейших отраслей промышленности войдут членами в состав Президиума.

Помня свое обещание, данное мною С. Д. Шейну похлопотать за него относительно назначения его председателем коллегии Главхима, я сделал Ломову предложение относительно его приглашения на это место вместо меня. Я ему привел все данные, которые могли бы послужить в пользу назначения Шейна на этот пост. Я еще не успел окончить всех доводов в его пользу, как получил категорический ответ, что С. Д. Шейн никоим образом не может занять этого поста по целому ряду причин. Прежде всего С. Д. ненадежный работник, так как подвержен сильному пьянству и в такой момент, когда надо восстанавливать разоренную гражданской войной химическую промышленность, никто из правительства не склонен доверить ему такое ответственное дело. Ломов мне рассказал, что несколько времени тому назад, чтобы отвлечь его от кутежей и предоставить ему возможность пожить в другой обстановке, Шейн был командирован в Латвию, в Ригу, вместе с комиссией, которой было поручено обсудить целый ряд вопросов о взаимных отношениях, касающихся химической промышленности Латвии и СССР. Комиссия проработала около месяца, но С. Д. продолжал и там вести очень разгульную жизнь, издержав на кутежи все командировочные деньги, так что даже не мог привезти ни жене, ни сыну никакого подарка. Он прибавил, что против назначения Шейна будет также и профсоюз химиков и многие общественные деятели. После такой характеристики мне ничего не оставалось делать, как отказаться от своего протеже. Я не дал определенного ответа на сделанное мне предложение и попросил Ломова дать мне время подумать. Я просил его, во избежании будущих недоразумений, передать А. И. Рыкову все мои опасения и вообще весь наш разговор во всех деталях.

По правде сказать, после разговора с Ломовым я ушел в очень подавленном настроении. Меня страшило взять на себя такую тяжелую обязанность, — да еще в обстановке, когда мне придется иметь близкое общение с людьми, убеждения которых во многом расходятся с моими.

Я отправился в профсоюз химиков, чтобы познакомиться с мнением его руководителей о будущей деятельности Главхима, а также для того, чтобы похлопотать за Шейна. Я предполагал, в случае моего согласия занять место председателя Главхима, пригласить С. Д. Шейна сделаться моим заместителем. Но все мои доводы в пользу Шейна оказались недостаточными, и коллегия профсоюза химиков категорически высказалась против назначения его на какую либо должность в Главхиме:

«Мы его хорошо знаем со всех точек зрения, и ему не верим, несмотря на то, что он кричит везде, что он сочувствует коммунизму».

Из разговоров с разными лицами, работавшими в Химот-деле ВСНХ, из коих некоторые были моими сотрудниками по Химическому Комитету, я убедился, что обстановка складывается так, что мне нельзя отказываться от предлагаемого места и что необходимо только использовать момент и настаивать на предоставлении мне достаточных полномочий для решения разных вопросов в химической промышленности без бюрократической волокиты. Тогда еще можно было обольщаться мыслью, что при создавшемся социалистическом строе возможно избежать бюрократизма, и без боязни за свое будущее, решать самолично, после надлежащего обсуждения в коллегии, вопросы, которые не терпят отлагательства.

При вторичном моем разговоре с Ломовым я узнал, что Рыков безусловно настаивает на моем назначении, и что все другие члены Президиума считают, что мне нельзя отказываться от такой работы на пользу Союза. В конце концов, я дал свое согласие, но только при одном условии, что я буду полноправным членом в Президиуме при решении всех химических вопросов.

ГЛАВА ВТОРАЯ ПРЕЗИДИУМ ВСНХ И ГЛАВХИМ

После этих разговоров я отправился в Петроград и стал ожидать дальнейшего развития событий. Мне не пришлось долго ждать ответа: в конце мая я получил бумагу за подписью Председателя Народных Комиссаров В. И. Ленина (Ульянова), что я, по постановлении ВЦИК, назначен членом Президиума ВСНХ и председателем Главхима. П. А. Богданов, назначенный вместо А. И. Рыкова председателем ВСНХ, в другой бумаге предлагал мне немедленно же явиться в Москву для исполнения возложенных на меня обязанностей. Таким образом я становился фактическим членом советского правительства, — несмотря на то, что я был беспартийным, никогда не занимался политикой и в то-же время не разделял догматов единственной в то время политической партии (коммунистической), которая должна была направлять всю жизнь страны по тому руслу, которое более всего оправдывалось с марксистской точки зрения. Но вступая в то время на такую административную работу, я твердо верил (я не отказываюсь и теперь от этого), что, будучи большим патриотом своей родины, я с’умею принести пользу на том поприще, где требуются мои знания и опыт, а не мои политические убеждения. Ведь и при царском режиме в правительстве были люди, которые не сочувствовали самодержавию, а между тем были полезными государственными деятелями. Важно, чтобы государственному деятелю оказывали полное доверие, считая его за честного, неподкупного и правдивого человека, не боящегося сказать правду в глаза и честно предостерегающего от всяких ошибок, которые могут принести вред делу.

В то время я не знал, каким образом я стал членом Президиума ВСНХ одновременно с моим назначением председателем Главхима. Только спустя несколько лет я узнал, что я был выбран в члены Президиума на бывшем в то время с’езде делегатов Советов Народного Хозяйства. Как я уже указал ранее, в то время члены Президиума ВСНХ выбирались с’ездом Советов Народного Хозяйства и затем выборы утверждались ВЦИК. Несмотря на то, что после окончания войны прошло более трех лет и за это время я не занимал никаких административных должностей, мое имя, повидимому, пользовалось большой популярностью, как среди рабочих, так и в деловых кругах, почему я и был предложен с’ездом в члены Президиума ВСНХ громадным большинством голосов. Об этом мне рассказывал один из делегатов с’езда, Д. С. Гальперин, который был представителем от Белорусской республики и с которым впоследствии мне пришлось не мало работать в различных областях химической промышленности.

Президиум ВСНХ в то время состоял из следующих членов: председатель —■ П. А. Богданов; заместитель председателя — И. Т. Смилга; члены — В. Куйбышев, С. П. Середа, Сапронов, А. Долгов, П. Судаков, Эйсмонт, Бумажный, Гольц-ман и я; насколько помню, было назначено 10 членов; в скором времени была назначен еще Краснощеков. П. Судаков и Сапронов почти не принимали участия в работе Президиума; деятельными членами являлись Смилга, Куйбышев, Середа, Долгов и Эйсмонт. Секретарем Президиума был назначен Н. И. Новиков. Из состава Президиума только я и А. И. Долгов были беспартийными, а остальные являлись старыми революционерами, имеющими большие заслуги перед коммунистической партией.

Первые заседания Президиума были посвящены организационным вопросам. Самым важным отделом ВСНХ был производственный отдел, который обсуждал все планы восстановления и дальнейшего развития промышленности. Во главе этого отдела был поставлен А. И. Долгов; своим главным помощником он пригласил П. А. Бачманова, который в то время был назначен членом Госплана. Кроме того в этот-же отдел был приглашен консультантом С. Д. Шейн. Дело в том, что

С. Д. Шейн был товарищем Богданова и Долгова по Московскому Техническому Училищу, и они, будучи дружны между собой, во всех делах помогали друг другу. В особенности Богданов сильно протежировал Шейну и, несомненно, желал, чтобы Шейн встал во главе химической промышленности: он хотел отблагодарить его за то, что Шейн, будучи председателем Об’единения Волжско-Камских Заводов, пригласил Богданова на работу в качестве инженера. Смилга стоял во главе Главтопа, т. е. главного управления, ведующего всеми видами топлива, как то — нефтью, углем и пр. Куйбышев, не будучи специалистом по технике, получил в свое управление Глав-электро. П. А. Богданов удержал за собой Военно-технический отдел ВСНХ, т. е. управление всеми заводами, которые должны были изготовлять снаряжение для армии и флота. Эйсмонт получил в свое ведение финансовую и экономическую часть ВСНХ. На меня было возложено, кроме, конечно, химической промышленности, наблюдение за деятельностью Главного Управления Пищевой промышленности, куда входили: табак, спирт, сахар и т. п. Наблюдение за деятельностью НаучноТехнического Отдела ВСНХ, который ведал исследовательскими Институтами, было поручено А. И. Долгову. Таким образом наблюдение и управление всей промышленностью СССР было распределено между 5 членами Президиума, и легко себе представить, какой труд был возложен на каждого из нас, — в особенности, если принять в соображение, что вся промышленность находилась в разрушенном и дезорганизованном состоянии. А. И. Долгов, как и я, был членом Госплана, что тоже отнимало значительное количество времени ввиду необходимости два раза в неделю присутствовать на дневных заседаниях промышленной секции.

На первом же заседании Президиума ВСНХ был поднят вопрос, как организовать Главные Управления промышленности. На основании моего опыта управления промышленностью во время войны и видя недостатки коллегиального управления, которое применялось в бывшем Химическом Отделе ВСНХ, я смело предложил следующую организацию: во главе каждого управления должен стоять ответственный начальник, имеющий двух заместителей одного по технической части (специалист), а другой по административной (непременно партийный коммунист). Для обсуждения вопросов в каждом управлении учреждается Технический Совет, в который входят все заведующие отделами данного Управления и особо приглашенные консультанты, могущие дать полезные советы по их специальности. Этот Совет имеет совещательных характер, на его заседаниях ведется журнал, в который вносится окончательное мнение Совета по каждому обсужденному вопросу. Первым, кто поддержал меня, был Смилга, который вполне разделил мою точку зрения и так умело доказал правильность наших взглядов, что Президиум согласился на такую организацию. Это была большая перемена в умах партийных людей, так как до того времени титул «начальник» нигде не был допускаем в гражданских управлениях.

Для своего Химического Управления я предложил Президиуму двух кандидатов на должность моего заместителя: военного иинженера Иллариона Николаевича Аккермана, моего бывшего ученика и наиболее талантливого моего сотрудника по Химическому Комитету во время войны, и Сергея Дмитриевича Шейна, кандидатуру которого я выставлял в первую очередь, т. к. по своей прежней работе он хорошо знал состояние промышленности за последнее время. Что касается другого заместителя, коммуниста, то выбор его я предоставлял всецело профсоюзу химиков. Мое предложение С. Д. Шейна моим заместителем по Главхиму встретило большую' поддержку в Президиуме со стороны Богданова, а также и Долгова, но громадную оппозицию со стороны профсоюза и партийных кругов. Вследствие такого оборота дела, сформирование Глав-хима затянулось, дело доходило до Оргбюро, и мне пришлось в защиту Шейна по телефону говорить с Молотовым, который по партийной линии ведал назначениями высших должностных лиц. Несмотря на все хлопоты, Шейну не удалось стать моим заместителем и, к большому моему удовольствию, на эту должность был назначен Аккерман. Вторым моим заместителем был назначен Шварц, молодой человек, 25-28 лет от роду, со средним образованием, окончивший реальное училище, на первый взгляд симпатичной наружности, но, конечно, ничего не понимавших в химической промышленности.

Очень серьезным был вопрос о выборе подходящего управляющего делами Главхима. Бывший управляющий делами Химотдела, Карасик (коммунист), совершенный юнец (21-22 лет), обратился ко мне с заявлением, что он назначается ко мне управляющим делами. Я ему вежливо дал понять, что без моего согласия никто не может быть назначен ко мне в Управление; так как мое первое знакомство с ним сразу убедило меня в полной его непригодности к занятии столь важной должности, то я ему категорически заявил, что я не могу согласиться поставить его на такую ответственную работу. Я ему по дружески посоветовал идти учиться, так как он несомненно имеет способность стать впоследствии хорошим инженером или техником, а административные места никогда от него не уйдут; будучи технически образован, он принесет гораздо больше пользы на административном месте, чем при настоящем состоянии его образования. По счастью для него, он послушался моего совета и действительно отправился в Харьков учиться. О нем мне придется позднее сообщить очень интересные данные, когда он после окончания высшего технического образования, вернулся в Главхим. Он очень благодарил меня за мой добрый совет идти учиться, —- а я, когда познакомился с ним поближе, со своей стороны благодарил Бога, что не взял его в свое время в Главхим.

. На должность управляющего делами я пригласил инженера Ануфриева, которого знал ранее, во время войны, как очень порядочного и делового человека. Ему с самого начала пришлось нести громадную организационную работу и суметь установить хорошие отношения с Шварцем. Последний, как и все коммунисты того времени, желал играть первенствующую роль в каждом учреждении, хотя и ничего не понимал в том деле, которое ему было поручено. Шварц стал пробовать не только вводить свои административные порядки, не посоветовавшись со мною, но в один прекрасный день отменил одно мое распоряжение. Ануфриев подробно сообщил мне о всех приказаниях моего заместителя, и потому я был в полном курсе всех деталей жизни Главхима. Когда мне было доложено об отмене моего приказания, я вызвал к себе Шварца, дал ему соответствующее наставление и предложил отменить сделанное им приказание. Это так хорошо на него подействовало, что впоследствии между нами не выходило никаких недоразумений.

В состав Главхима вошли главным образом служащие бывшего Химического Отдела ВСНХ, причем многие из них были моими сотрудниками по Химическому Комитету, и некоторые работали во время войны в Центральном Промышленном Комитете. Из наиболее видных работников я могу назвать Василия Степановича Киселева и Владимира Павловича Кравеца. В Главхиме были образованы отделы по различным отраслям химической промышленности, как то по основной химической промышленности: краскам, жирам, коксобензольной и т. д. Главхим помещался в здании бывшей Сибирской гостиницы в Златоустовском переулке и занимал более половины всего здания; мой кабинет помещался в верхнем этаже, в той комнате, которую занимал Рыков, будучи председателем Президиума ВСНХ и где происходили также заседания этого Президиума. В самом непродолжительном времени был образован Технический Совет, и я пригласил С. Д. Шейна принять участие в его заседаниях в качестве консультанта Главхима.

Ил. Н. Аккерман явился моим деятельным помощником; он обладал большими административными способностями и умел внушить к себе уважение со стороны всех сотрудников Главхима. Но, конечно, всякий выдающийся из молодых беспар-гййный инженер вызывал большую зависть со стороны партийных коммунистов, и последние искали благоприятного случая, хотя бы и ничтожного по своему значению, чтобы оклеветать его перед высшим начальством и донести в Чека. Донос был сделан на Аккермана по поводу его участия в одном маленьком кустарном частном предприятии, изготовлявшем мыло. До введения НЭГТа многие граждане занимались кустарным изготовлением различных предметов первой необходимости, и свои изделия выменивали на другие предметы, — главным образом на пищу. Кустарное производство мыла в то время в особенности процветало, так как правительство почти совсем не снабжало им граждан. Аккерману удалось очень удачно наладить производство мыла, и до поступления на работу в Главхим польза от этого производства составляла главную статью его дохода. Насколько я помню, донос на Аккермана был сделан одним из лиц, работавших в Московском Совете Народного Хозяйства, который не долюбливал Аккермана за критику его действий. Аккермана обвинили в спекуляции, и меня уведомили из Чека, что он будет скоро арестован. Я ответил резким протестом, указав, что при таких обстоятельствах я не могу взять на себя ответственность за быстрое оздоровление разрушенной химической промышленности, и что обо всем этом я немедленно доложу Президиуму ВСНХ. При первом же свидании с председателем Президиума Богдановым я изложил ему все это дело и просил его переговорить с начальником Особого Отдела Чека Мессингом. Тогда-же в моем присутствии произошел разговор Богданова с Мессингом, в котором председатель Президиума ВСНХ довольно резко подтвердил неосновательность подобного ареста, и дело Аккермана было прекращено.

Кроме Совета при Главхиме, который обсуждал все организационные вопросы, продолжал также функционировать Технический Совет, учрежденный покойным Карповым при Химическом Отделе ВСНХ. Этот Технический Совет должен был рассматривать все вопросы, касающиеся разных химических производств с технической точки зрения. Председателем этого

Технического Совета был назначен профессор технологии Московского Технического Училища С. А. Ланговой, а его заместителем были я и С. Д. Шейн. Членами в этот совет входили покойный Л. Я. Карпов, А. Н. Бах, Збарский, Фили-пович и другие. Секретарем этого комитета был Александр Павлович Шахно, бывший профессор Томского Политехнического Института. Этот технический Совет заменил собою комиссию по демобилизации и мобилизации химической промышленности, председателем которой я состоял со дня ее возникновения. Технический Совет собирался раз в месяц, и его заседания происходили во временном помещении химической лаборатории Химического Отдела ВСНХ, в частном доме в Армянском переулке. Эта лаборатория была организована Карповым для разрешения текущих технических вопросов химической промышленности. Директором этой лаборатории был назначен Алексей Николаевич Бах, а его помощником, Борис Ильич Збарский. Впервые с этими личностями мне пришлось познакомиться до моего назначения членом Президиума БСНХ, во время заседаний Технического Комитета, на которые меня приглашали телеграммой каждый месяц из Петрограда; мне удавалось бывать только на некоторых более важных заседаниях, так как сообщение Петрограда с Москвой в 1918-1920 годах представляло большие затруднения.

А. Н. Баха я знал еще до войны 1914 года, как биохимика, по некоторым его статьям, которые были напечатаны в журнале Русского Физико-Химического Общества. Он был эмигрантом, жил все время в Женеве и по своим политическим убеждениям принадлежал к партии «Народной Воли». В Женеве он работал по биохимии в своей приватной лаборатории, и его работы по энзимам были известны среди биохимиков; в особенности интересна была его работа по оксидазе. Он был женат на русской и имел дочь, которая унаследовала от отца химические способности. После опубликования мною работ по совместному действию катализаторов, т. е. промоторам, А. Н. Бах прислал мне очень любезное письмо, в котором указывал на выдающееся значение открытого мною действия промоторов (т. е. веществ, помогающих действию катализаторов) и, соглашаясь с моими об’яснениями, заметил, что мы оба пришли к одному и тому заключению, хотя в своих исследованиях шли по разным путям. Я тотчас-же ответил на его письмо, и с этих пор началось наше заочное знакомство. В 1918 году во время большевиков А. Н. Бах приехал в Россию и, по предложению JI. Я. Карпова, стал организовывать указанную выше химическую лабораторию. Мне передавали, что он вывез из Швейцарии собственную лабораторию и продал ее советскому правительству (об этом мне сообщил один из сотрудников Химического Института имени Карпова). Организованная им химическая лаборатория исполняла по мере возможности все поручения Химотдела ВСНХ и ее нахождение в Армянском переулке продолжалось до осени 1922 года, когда она была переведена в специально для нее оборудованное здание, находящееся на Воронцовом Поле и принадлжавшее ранее Вогау.

Когда химическая лаборатория Химотдела переехала в новое здание, заседания Технического Совета стали происходить в новой лаборатории. А. Н. Бах отвел маленькую комнату для канцелярии Совета. Сам А. Н. Бах имел квартиру при лаборатории в Армянском переулке, и мое первое знакомство с ним состоялось в конце 1918 или в начале 1919 года. Первый разговор с ним произвел на меня хорошее впечатление; я видел в нем серьезного ученого, и его внешность располагала в его пользу. Он был тогда около 60 лет от роду, среднего роста с большой седой бородой, интересный собеседник и симпатичный по своим убеждениям, насколько можно было судить по тем отрывочным разговорам, которые мне пришлось с ним вести. Повидимому, я произвел на него также хорошее впечатление, потому что в один из моих приездов из Петрограда на заседание Техникесокго Совета, он перед заседанием позвал меня к себе в кабинет и рассказал, какое горе он и его семья переживали в то время: брат его жены, был арестован где-то в Сибири и приговорен местной Чека к расстрелу, о чем семья Баха была уведомлена по телеграфу; так как А. Н.

был хорошо известен многим большевикам по своей революционной деятельности (он был знаком по Женеве с Троцким, был очень дружен с Карповым; вероятно, его знал также и Ленин), то он надеялся спасти своего шурина⁹); но, несмотря на все просьбы, Ленин не согласился его помиловать, и шурин Баха был расстрелян. Передавая мне все эпизоды этого инцидента, А. Н. без всякого стеснения так резко отзывался о Ленине, что можно было только удивляться той смелости, которую он обнаружил в своем разговоре со мной. Я никогда не мог забыть этого разговора, и он часто приходил мне на память, когда я наблюдал А. Н. при других обстоятельствах его деятельности. Не надо забывать, что человеческому существу свойственно забывать глубочайшие раны и переживания и приспособляться к самым разнообразным условиям жизни. Видное общественное положение и хорошие материальные условия, дающие возможность предоставить семье спокойную, полную довольства жизнь, изглаживают из памяти обиду и все прежние страдания. Мне придется не раз еще возвращаться к описанию моих отношений с А. Н., — тогда с большей полнотой обрисуется его характер.

Когда я был назначен членом Президиума ВСНХ и начальником Главхима, то на одном из заседаний Технического Совета, Бах сказал мне, что он тоже принимал участие в этом назначении, сказав кому надо о моих достоинствах и о моей благонадежности в политическом отношении. Конечно, последнее надо было понимать в том смысле, что я буду честно относиться к исполнению своих обязанностей, и не буду вредить советской власти.

Ко времени моего назначения в Президиум ВСНХ шла усиленным темпом постройка Химического Института, которому предназначалось название Карповского (в память умершего JT. Я. Карпова). По своей должности, я должен был принимать участие в этой постройке, — главным образом, помогая получению разных строительных материалов, доставать которые в то время представляло большие затруднения. Главное участие в этой постройке принимал Б. Збарский; знакомство его с видными большевиками, а главным образом с А. Н. Рыковым, значительно облегчало дело доставки необходимых материалов на место постройки. Для снабжения лаборатории необходимыми аппаратами и реактивами, которых в то время нельзя было достать в РСФСР, было отпущено большое количество валюты и для их закупки был командирован в Германию Б. И. Збарский

В то время химическая лаборатория, которую возглавлял Бах, находилась в непосредственном ведении Президиума ВСНХ. По должности члена Президиума, я должен был наблюдать за ее деятельностью, но, конечно, фактически не имел никакой возможности вмешиваться в ее работу, так как Бах был persona grata и всегда мог обжаловать мое решение прямо А. Н. Рыкову, который очень ему благоволил. Я помню один факт, который произвел на меня очень неприятное впечатление; он касался распределения приборов, выписанных из заграницы, между Институтами Научно-Технического Отдела (НТО). Дело происходило, когда Карповский Институт был уже отстроен и, по обоюдному соглашению, передан в ведение НТО, председателем которого я уже был назначен. Я получил от Баха бумагу, в которой он предлагал мне отдать все выписанные из заграницы приборы (кажется, для электрических измерений) только вверенному ему Институту, а не распределять их между другими Институтами НТО. В бумаге указывалось, если я поступлю иначе, то об этом будет доложено Рыкову, который не замедлит решить это дело в его пользу. Мне ничего не оставалось делать, как отдать этому привилегированному учреждению все приборы, так как я никогда не пробовал без особой нужды расшибать свой лоб об стену.

Начиная с лета 1921 года, в различных областях СССР были образованы районные Госпланы, которые должны были планировать местную промышленность и вносить свои предположения о развитии общегосударственной промышленности в Госплан СССР. В Петроградский Госплан были назначены Осадчий, Шателен, Бачманов и я. Мы имели несколько заседаний Петроградского Госплана, и мне пришлось познакомиться с Иваном Никитичем Смирновым, который был переведен из Сибири в Петроград и был назначен также членом Петроградского Госплана. В Петрограде он оставался не долгое время, был переведен в Москву и назначен членом Президиума ВСНХ. Он производил на всех нас, беспартийных членов, очень хорошее впечатление, как своими выступлениями, так и уменьем схватывать сущность дела и формулировать окончательное решение по обсуждаемым вопросам. Я не могу припомнить сейчас каких-либо важных постановлений Петроградского Госплана, и я уделил очень малое время для работы в этом учреждении, так как скоро мне пришлось уехать заграницу, а после приезда в СССР я вообще перестал участвовать в работе Госплана.

Во время одного из закрытых заседаний Президиума ВСНХ был поднят вопрос об упорядочении хозяйства в совхозах в смысле снабжения их надлежащим количеством сель-ско-хозяйственных машин и удобрительными туками. На основании данных, сообщенных Семеном Пафнутьевичем Середой, тогдашним народным комиссаром земледелия, было констатировано, что хозяйство в совхозах ведется крайне неумело и самым бесхозяйственным образом. Во время обсуждения я попросил слова и высказал довольно смелые предложения, как поправить дело: плохое хозяйство в совхозах, как мне удалось наблюдать в Калужской губернии, где находился мой хутор, обусловливалось, главным образом, тем, что назначенные советской властью управители совхозами не имели ни малейшего представления о сельском хозяйстве и потому не пользовались никаким авторитетом. Я предложил использовать для правильной постановки дела в совхозах бывших управляющих большими имениями и частью хороших хозяйственников-помещиков, назначив для контроля за их действиями особых партийцев, подобно тому, как это практиковалось в Красной Армии, где на службе было много офицеров царской армии, к которым были приставлены политруки, ведавшие политической жизнью в военных частях. С. П. Середа первый подверг критике мое смелое предложение. Политическая обстановка в деревне была в то время такова, что впускать туда старую интеллигенцию, конечно, было совершенно не по пути советской власти. Конечно, мое предложение не было принято и, по счастью для меня, не было занесено в протокол заседания и дальше стен Президиума не пошло.