ЖИЗНЬ в стиле С

ЖИЗНЬ

— Извините, но кроме вас мне не с кем посоветоваться. — Валентина Рощина подняла умоляющий взгляд на незнакомую женщину.

Танина соседка ободряюще улыбнулась:

— Не волнуйтесь, я с удовольствием помогу вам. Только расскажите все по порядку.

Они сидели в кафе, пили кофе, говорили шепотом. Громко о таких материях говорить было неловко.

— Увы, порядком здесь не пахнет. Началось с того, что литературный агент Андрея потребовал подготовить к печати старые рукописи. Брат долго сомневался, потом согласился. Мы дали объявление в Интернете, отобрали из полутора десятка претенденток двух барышень, которые на поверку оказались полными дурами. Делали элементарные ошибки, медленно печатали, вели себя, как шлюхи. Принимая Таню на работу, я вынуждена была взывать к морали и угрожать увольнением. Представляете, как я выглядела?

— В общих чертах! — кивнула Валерия Ивановна.

— Как старая грымза, — расставила точки над «і» Валерия Ивановна. — Но это только начало истории. Увидев Таню, мой драгоценный братец, до того требовавший оградить его время и постель от дешевых потаскух, потерял голову и влюбился. Чтобы помочь ему, я была вынуждена делать Тане довольно дурацкие намеки. Представляете, что она обо мне подумала?

— Что?

Валентина Петровна обреченно махнула рукой:

— Явно ничего хорошего. Но я должна была вмешаться. Андрей просто помешался на вашей Тане.

— Бывает. Танюша — симпатичная женщина.

— Причем тут ее внешность? Впрочем, дело, именно во внешности. Таня невероятно похожа на женщину, портрет, которой, висит у Андрея в кабинете. Картина называется «Модница», это семейная реликвия, ее еще до революции привез из Швейцарии наш прадед.

— Господи.

— Не спешите удивляться, то ли еще будет. Из полного чемодана рукописей Андрей выбрал роман о Надин Матвеевой, праобразом которой стала дама с портрета.

— Но…

— Я в курсе. На серебряном медальоне и журнале написано то же самое имя — Надин Матвеева! Я видела фото. Сходство с Таней и модницей на портрете разительное. Они похожи как три капли воды.

— Что же получается?

— Кошмар и ужас! Но и это еще не все! Недавно выяснилось, что Никита — вылитый Андрей в детстве.

Из недр сумки появились улики. После тщательного изучения Валерия Ивановна подтвердила: одно лицо.

— Поехали дальше! Мой братец — достаточно сдержанный человек. Он редко проявляет эмоции, а уж в бурной форме не делает этого никогда. Тем ни менее, когда Таня согласилась пожить на даче, Андрей танцевал от восторга. Не в переносном смысле. Он по-настоящему сплясал передо мной лезгинку! Однако, когда на даче появились Маша и Никита, Андрей совсем обезумел. Он забросил работу, чего не делал никогда, ни при каких обстоятельствах. Он говорит только о детях, думает только о детях. Из-за детей он расстался со своей любовницей. Она, конечно, та еще зараза, но это не повод так обращаться с женщиной. Она мне звонила, жаловалась. Знаете, что Андрей ей сказал?

— Что?

— Он устал кобелировать и решил вернуться к жене и детям.

— Разве он женат? — удивилась Валерия Ивановна.

— Нет, — Валентина многозначительно приподняла брови, — Андрей имел в виду Таню и малышей.

— А-а-а.

— Это опять-таки не все. На днях я узнала очередную новость. Андрей убедил Никиту, что тот его родной сын; а Машенька, соответственно, родная дочка. Когда я спросила, зачем он это сделал, брат ответил: чтобы отрезать себе пути к отступлению.

— А как Таня это восприняла? Она в курсе?

— Это отдельная история. Когда Таня попробовала призвать Андрея к порядку, он предложил ей выйти за него замуж и разрешить усыновить детей. Причем сделал это в ультимативной форме.

Валерия Ивановна нервно повела плечами.

— А что Таня?

— Она в растерянности. — Валентина Петровна подалась вперед и вцепилась взглядом в глаза собеседницы: — Таня рассказала мне про Полину.

— Да?

— Я навела справки. О Полине говорят удивительные вещи. Верить им невозможно. Но после того, что произошло с Андреем и не верить нельзя. Вы ведь, кажется, тоже пользовались ее услугами. Поделитесь, если не секрет.

Танина соседка смущенно улыбнулась:

— Обратиться к Полине мне посоветовала сотрудница, Любовь Григорьевна Полоцкая. Она жила одна с двумя дочками и очень бедствовала. Полина велела Любе найти в магазине сережки определенной формы. Едва она это сделала, как дочки выскочили замуж, а она сама, простите за грубость, подцепила классного мужика. Потом другая моя коллега при помощи Полины устроила судьбу. Ее бросил любовник, и по совету Полины она изображала цаплю. Ходила вечерами по дому, задирая ноги, махая воображаемыми крыльями. Буквально через месяц у нее случился кратковременный роман с невероятным мужчиной, о котором только мечтать можно. Едва закончились эти отношения, как нашелся симпатичный перспективный парень и позвал замуж. Тут уж я не выдержала и сходила по заветному адресу. То, что выдала мне Полина, не лезло ни в какие ворота. Но я послушалась и каждый выходной, как нанятая, таскалась на барахолку, покупала у старушек пластмассовых Барби. На секонд-хендах выискивала блестящие яркие тряпки и до полуночи мастерила одежки. Сказать, что это было увлечением, значит, ничего не сказать. Меня трясло от нетерпения, так я дожидалась очередной субботы.

— И что?

— Через некоторое время мне позвонил незнакомый мужчина и заявил, что я — его судьба. Что он мечтал обо мне всю жизнь.

— Ну? — Валентина от нетерпения подалась вперед.

— Я посмеялась, поблагодарила и послала его подальше. Тем не менее, теперь мы вместе и я влюблена, как кошка.

— Он, конечно, тоже классный, невероятный и перспективный?

— Сейчас — да. Сейчас у него есть деньги, дело и куча интересных предложений. В момент знакомства он был в жизненном тупике и даже мог угодить в тюрьму.

Валентина нервно забарабанила пальцами по столу:

— Давайте Вернемся к нашим баранам. Что Полина посоветовала Тане?

— Она велела пройтись по антикварным магазинам и заглянуть на «блошиный» рынок. В одном из салонов Танюша наткнулась на медальон. А на барахолке, как и требовалось, отыскала тетку в фиолетовой шляпе и купила у нее старую сумку. На дне ее оказался старый журнал, на обложке которого сто лет назад Надин Матвеева отрабатывала свою подпись.

— Бред.

— Тем ни менее.

— Объясните мне, глупой материалистке, как куклы связаны с появлением в вашей жизни мужчины? Или тетка в фиолетовой шляпе с моим братом?

Валерия Ивановна поправила русые волосы.

— Понятия не имею. Я знаю одно: все кто хотел счастья, обращался к Полине и выполнил ее рекомендации — стали счастливыми.

— Мистика какая-то.

— У меня есть теория на это счет. Если хотите, поделюсь.

— Извините, не надо. Сейчас я не расположена к пустым философствованиям, — Валентина торопливо поднялась — Давайте, прогуляемся. Я не могу сидеть на месте. Я вся на нервах.

На улице Валентна Ивановна продолжила:

— Не хотите теорий, перейду к практике. Когда у меня начали перемены в жизни, я была в диком смятении, очень боялась кому-либо открыться и с тупым отчаянием продолжала шить кукольные платья. В итоге все образовалось лучшим образом. Я здорова, благополучна, совершенно счастлива.

— А куклы?

— Я их раздариваю друзьям и знакомым. Все в восторге.

Рощина с сомнением покачала головой:

— Возможно, и у Андрея с Таней тоже все устроится.

— Доверьтесь ситуации. Она, конечно, странная, но, в общем-то, хорошая, позитивная, с перспективой.

— Ничего хорошего я пока не вижу. Андрей влюблен в Таню и злится из-за ее равнодушия. Таня нервничает из-за настойчивости Андрея. Дети взвинчены. Алла Аркадьевна — это мать погибшего армейского товарища Андрея — привязалась к малышам и боится разлуки. Про себя я вообще молчу. Я скоро от всего этого просто рехнусь.

— И все же давайте, подождем. Все образуется и устроится, как должно и когда следует. Силы, что управляют этой игрой, сами решат, что и когда каждому персонажу говорить, делать, чувствовать.

— Спасибо, утешили. Скажите только, что это за силы, и я буду спать спокойно, — съязвила Валентина. — Не знаете? Жаль! Тогда перейдем к конкретным вопросам. Что делать дальше?

— Ничего.

— То есть?

— Это не ваша игра, Валечка. Вы — зритель. И только.

– Ну, уж нет. Быть зрителем — не для меня. — Валентина Петровна упрямо вскинула голову. — Кстати, Валерия Ивановна, вы говорили Геннадию, что Андрей собирался заехать в библиотеку за книгами?

— Нет, конечно.

— Он подстерег там Андрея и затеял драку.

— Вот, поганец. Он всегда как-то узнает, где Таня и устраивает ей пакости.

— Как он это делает? Когда Таня не живет дома, она звонит вам? — спросила Валентина Петровна.

— Да и довольно часто. Вы думаете, он подслушивает телефонные разговоры? Вполне возможно. Он инженер по образованию, и вообще когда трезвый — рукастый малый, может починить что угодно. С моим телефоном Генка возился не раз.

На следующий день ситуация прояснилась. Муж Валентины обнаружил в телефонном аппарате «жучок». К сожалению, сообщить об этом брату и Тане старшая Рощина не смогла. Мобильные обоих не отвечали. И не удивительно. Шло выяснение отношений.

— Увертки и хитрости вам, не помогут. Время вышло. Отвечайте! — Рощин насмешливо и настойчиво, словно учитель на нерадивого ученика, смотрел на Таню. Она, точно, ученица, не подготовившая урок, прятала глаза и давилась словами.

— Вы согласны быть моей женой или нет?

Таня беспомощно развела руками:

— Не знаю.

— То есть?

— Я не хочу быть плохой женой и не могу быть хорошей. Зачем тогда испытывать судьбу?

Рощин, ничуть не опечаленный полу-отказом, весело улыбнулся. Ситуация его забавляла. Ну, не смешно, право слово: он наседает, с каждым вопросом, выбирая расстояние между собой и Таней. Она — загнана в угол в прямом и фигуральном смысле — жмется, бедненькая, в угол дивана, не знает, куда деваться от прямых вопросов и настырного соседства. Убежать невозможно. Спасительные костыли Рощин предусмотрительно убрал подальше.

— О судьбе потолкуем позже. Сейчас я бы попросил уточнить: вы не хотите быть вообще моей женой или именно плохой? — обостряя ситуацию, Андрей взял Танину ладонь, и, преодолевая сопротивление, притянул к губам.

— Пустите, мне больно, — лицемерно прошептала она.

— Ах, оставьте… — губы пробежались по тыльной стороне ладони, щекотливыми касаниями понежили наружную, замерли у тонких пальцев. Напряжение кисти ослабло, мгновение женская рука принимала ласку добровольно, без принуждения. Затем мышцы вновь отвердели, отвергая насилие.

— Пустите, — попросила Таня.

— Никто вас и не держит, — отмахнулся Рощин, немного смущенный.

— Андрей Петрович, я устала взывать к вашему благоразумию.

— Ах, Танечка, — Андрей вытянул ноги, руки закинул за голову, устремил мечтательный взгляд в окно. — Какие же у нас возвышенные отношения! Чего стоит только неизменное «вы» и романтическая отстраненность?! Вы будите во мне завоевателя! Великолепное ощущение.

— Ничего я не бужу.

— Не спорьте, мне лучше знать каким образом вы меня искушаете.

— Я?! Вас?! — возмутилась Таня.

— Ну, не я же! — отрезал Андрей. — Я, наивный человек, прямо и честно объявил о своих благородных намерениях. Вы — хитрая бестия, кокетничаете, тянете с ответом, мучаете меня, заставляете дожидаться как милости согласия.

— Отказ вы исключаете?

— Конечно. Во-первых: я свято верю сестре, а она убедила меня в вашем расположении.

— Это ошибка.

Рощин сделал испуганное лицо:

— Слава богу, Валя вас не слышит. — И громче, чем следует, проскандировал, как на параде: — Валя никогда не ошибается.

— Хватит паясничать.

— Во-вторых: я сам вижу, что нравлюсь вам. В-третьих: вам некуда деваться. С завтрашнего дня Никита будет называть меня папой. В-четвертых: я очень хочу, чтобы вы сказали «да». В-пятых: я не позволю сказать «нет». В-шестых: если я уж совсем противен вам, выходите за меня ради детей.

— Вы мне не противны, — быстро вставила Таня.

Рощин победно рассмеялся.

— Отлично, раз я вам нравлюсь, вопрос решен.

— Я не это имела в виду.

— Стало быть, мы подаем заявление в ЗАГС.

— Но ведь я не согласилась.

— Не переигрывайте, — за шутливым тоном Рощина появилась злость. — Завоеватель — не насильник. Я не могу стать вашим мужем против вашей воли.

— Андрей Петрович…

— Простите, Таня, — Рощин резко поднялся и направился к двери. — Я навязываюсь, как шлюха привокзальная. Дурак старый.

— Андрей, — полетело в спину. — Я боюсь сделать тебя несчастным.

— Мне кажется, ты не хочешь сделать меня счастливым. И себя тоже.

Таня тяжело вздохнула:

— Хорошо, я стану твоей женой.

Танино согласие, которого Рощин добивался так рьяно, почему-то не принесло радости. Напротив, на душе было тоскливо и муторно. Сердце ныло, будило тревожные мысли. Андрей сидел на крыльце, курил последнюю на ночь сигарету, слушал тишину и себя.

— Андрюша, — раздался голос Аллы Аркадьевны. — Ты уверен в своем решении?

— Нет, — выдохнул Андрей.

— Почему?

— Потому, что происходят странные вещи. Потому, что я не могу объяснить свои поступки и желания. Я знаю одно: я хочу эту женщину и этих детей, — как затверженный урок повторил Рощин.

Алла Аркадьевна покачала укоризненно головой:

— Ты любишь Таню?

Рощин раздраженно ответил:

— Это не любовь. Это повинность какая-то. Оброк. Я будто приказ исполняю.

— Чей приказ?

— Понятия не имею.

— Что ты такое говоришь?1

— Откуда я знаю?! Но я должен заполучить Таню и удержать около себя. Должен, во что бы то ни стало, любой ценой.

— Что, значит, заполучить? — удивилась старуха.

— Ах, милая Алла Аркадьевна, я придумал тысячи слов, объясняя поступки своих героев, и запутался в собственных ощущениях.

— Зачем тогда торопиться? Разберись сначала.

— Если я начну препарировать свои чувства, то пойму, что Таня — обыкновенная женщина, одна из тысяч или миллионов, дети — обуза, чужие дети — обуза вдвойне. Что счастье — химера, игрушка для дураков и т. д.

— Нет, мой милый. Ты уже взрослый мальчик и можешь сделать другие выводы. Например, что Таня — единственная и неповторимая, а ребятишки — чудо, как хороши. И что именно этой женщине, и этим детям ты хочешь дать тепло своего сердца.

— Алла Аркадьевна, вы правы. Но я не буду слушать ваших советов. Мне нравится нынешняя моя жизнь, нравится неуправляемость настроений, нравятся глупые мысли. Мне комфортно так жить, приятно, уютно. Я счастлив. Раньше я был счастлив только за письменным столом. Теперь счастлив с утра до ночи.

— Очень похоже на любовь.

— Крыть не чем. Похоже и весьма. Кстати, Таня приняла мое предложение, — то ли похвастался, толи пожаловался Рощин.

— Ультиматум? Таня приняла твой ультиматум?

— Не цепляйтесь к словам! — потребовал Андрей. — Она сказала «да» и завтра я отвезу ее в ЗАГС.

— Завтра? — уточнила Алла Аркадьевна. — Может, следует подождать, пока снимут гипс?

Рощин отрицательно замотал головой.

— Гипс снимут, когда я захочу. Я дал взятку врачу.

Алла Аркадьевна горестно вздохнула:

— Ты потерял голову.

— Неужели так заметно? — рассмеялся Андрей.

— Хочешь, я с ней потолкую по душам?

— Не о чем толковать. Я женюсь.

Помолвку отпраздновали скромно. После небольшого застолья Рощин отправился с Таней на пляж — на первое романтическое свидание.

Они сидели на берегу озера, смотрели на тонущую в темноте водную гладь, слушали тишину, болтали о всякой всячине.

— Хочешь, я расскажу тебе одну историю?

— Расскажи, — Таня кивнула хмельной от шампанского головой. Рощин не пьет, вообще не пьет, праздничное шампанское приходится пить только ей. За счастье, за будущую семью, за Никиту, за Машу. Пенится сладкое вино, горят свечи, кружится голова, на сердце легко и пусто. А вдруг все сладится? Вдруг этот настойчивый странный мужчина и есть ее судьба? Счастливая веселая радостная судьба?

На песке подстилка, пара подушек, фрукты, вино, бокалы. Темнеет силуэт машины, белеет нога в гипсе. Плевать! А вдруг сладится?

Рощин хозяйски погладил Танину руку. С полным правом и чувством собственника погладил. Отныне рука и сердце этой женщины принадлежат ему. Заявление в ЗАГС подано, через месяц — регистрация. За праздничным столом сияющий Никитка то и дело повторял «папа». Машуня обезьянничала вслед: «папа, папа». Рощин млел и гордо посматривал на Аллу Аркадьевну. Он бы не с гордостью, а нежно, глядел не на старуху, а на Таню. Однако та не поднимала глаз, таилась, скрывала радуется или печалится сегодняшнему событию. И пусть, думал Андрей упрямо. Все равно моя.

— Однажды, здесь много лет назад, со мной произошел странный случай. Была такая же теплая ночь, мне взбрело в голову искупаться, я отправился на пляж.

Таня отпила из бокала и легла на одеяло. Подняла глаза в небо. Улыбнулась звездам. Голос Андрея стелился тихой вкрадчивой баюкающей мелодией, сплетался с радужным настроением.

— Наше озеро по форме напоминает бублик. В середине остров. Я доплыл до него и рухнул на песок. Никогда до того меня не хватала в воде судорога, а тут сразу две. Я испугался до чертиков и решил отлежаться.

Минут через двадцать заплескалась вода и на берег вышла девушка. Я замер. Девушка могла испугаться, увидев меня. Вряд ли, она ожидала встретить ночью на пустынном острове мужчину. Я едва мог различить лицо, зато фигуру в лунном свете видел отлично. И, честно говоря, не отводил глаз. Девушка была чертовски соблазнительной. Я не удержался, окликнул ее.

— Остров занят, — объявил громко.

— Ой… — воскликнула девушка и присела.

— Не бойтесь, я не сделаю ничего плохого, — пообещал я.

— Я не боюсь.

Какое-то время мы молчали. Потом я сказал:

— Не хочу вас смущать. Пока, милая барышня.

— Не оставляйте меня одну, — попросила вдруг она. — Мне страшно.

— Здравствуйте, — удивился я. — Плавать темной ночью вы не боитесь, меня не испугались, а тут вдруг оробели. С чего бы это?

— Не знаю. Но, пожалуйста, побудьте еще немного.

— С удовольствием.

— А вы кто? — начался допрос.

Четверть часа мы мило болтали. Потом я предложил:

— Можно я переберусь к вам поближе?

— Да, — разрешила она.

Я, предвкушая приключение, уселся рядом и как бы невзначай прикоснулся к плечу девушки. Она не отстранилась. Напротив, прижалась теснее. Тогда я обнял ее. Поцеловал. В какой-то миг она на сорванном дыхании прошептала:

— Не торопись. Я еще девушка.

Я решил, врет, цену набивает, однако, действительно, первым, кого эта отчаянная допустила до себя, оказался я.

— У одного древнего народа был обычай. Когда наступало время, девушки приходили в храм, молились, потом на дороге отдавали свою девственность первому встречному, — сказала она, едва я управился. — Спасибо вам. — И, выскользнув из моих объятий, уплыла. Я бросился вслед, но у кромки воды притормозил. Каждый вправе поступать по собственному усмотрению. Пожелал человек поучаствовать в древнем ритуале, захотел отдаться первому встречному, значит, не надо навязываться со знакомством, не надо лезть с любезностями. Первый встречный и есть первый встречный. Его миссия проста и физиологична. Он — не человек, он — пенис и только. Короче, я позволил барышне уплыть. И на этом история закончилась.

— Да, да… — согласилась Таня каким-то деревянным голосом.

Рощин перевел взгляд с водной глади на Татьяну. Она лежала неподвижно, упорно изучала звездное небо, молчала. Андрей наклонился, увидел мокрые от слез глаза, дрожащие губы. Она плачет, удивился. И внезапно, без всякой логической связи, в угоду невероятным совпадениям, которые неотступной тенью преследовали его, понял почему.

— Это была ты? — выдохнул он.

— Да, — сквозь силу прошептала Таня. И позвала тихо: — Иди ко мне, милый.

Целое мгновение Рощин колебался. Беспомощная, хмельная, взволнованная Таня казалась слишком легкой добычей. Мгновение благоразумие боролось со страстью и поверженное уступило, растаяло в огне желания.

Ночь, как воришка, унесла с собой нежность и страсть. Утром Таня была прежней: сдержанной и отстраненной. Рощина перемена не удивила. После сделанного вчера открытия, он решил не удивляться ничему. Таня, напротив, не могла прийти в себя от изумления. Давние события утратили прежний, заурядный смысл, обрели новый. Таинственный и невероятный.

В семнадцать лет человеку кажется, что мир лежит у его ног. Препятствий не существует. Преграды преодолимы. Будущее прекрасно. Можно творить что вздумается.

Про древний эротический ритуал и многое другое Тане рассказала Ира, подружка еще детсадовских времен, соседка и одноклассница.

— Ты понимаешь, зачем они это делали? — спросила напоследок.

— Нет.

— Затем, чтобы быть свободными.

— От чего?

— От чувств. Секс и любовь — вещи разные. Надо научиться получать удовольствие отдельно от одного и другого, тогда душа и тело будут жить в ладу. Не надо зацикливаться на чувствах, надо больше заниматься сексом, тебе уже семнадцать, а ты все в целках ходишь, дурочка. Время только теряешь напрасно.

— Не могу я так просто. Мне противно.

— Что значит: не могу? Надо!

Выпускной вечер догуливали на природе. Пели, танцевали, дурачились. Затем «плохие» мальчики и девочки, прихватив бутылки со спиртным, потянулись к ближайшему лесочку. Хорошие остались на полянке, завели душеспасительную беседу с учительницей.

— Ну, ты дура, — Ира кивнула на Олега Савратского и приказала, — топай, давай.

Ужасаясь предстоящему испытанию, Таня поплелась за Олегом. Худой, злой от возбуждения, такой же неопытный, он повалил Таню на колючую хвою, провел рукой по голым ногам, ткнулся сухими губами в шею. Затем рванул молнию на ширинке, снял с Тани трусы. Ближайшие полчаса превратились в кошмар. Или комедию. Таня едва сдерживала смех. Олег бесился от неудач. Тем не менее, в автобусе он показывал пацанам кружевной трофей и вовсю хвастался.

На следующий день отправились веселой компанией на дачу к Игорю Василенко. Пили, курили, танцевали. В соседней комнате по очереди развлекались парочки. Олега не было, Таню позвал хозяин. Покорно, как жертвенная овца, она побрела на заклание.

Лежать на диване было удобнее, чем на сырой земле. Игорь, человек бывалый, раздел Таню, начал целовать. Уставив глаза в потолок, она терпела, сколько хватило сил. Потом, не говоря ни слова, оттолкнула распаленного Игорька, подхватив платье, выскочила в окно.

«Вот, идиотка», — ругала себя, шагая темным дачным переулком. Было стыдно за свою непролазную дремучесть. Было неловко перед Игорем.

Ноги вывели к озеру. Таня немного посидела на еще горячем песке, подумала что делать, не решив ничего, разделась, поплыла на остров, где побывала днем. Дальше все происходило, как рассказал Рощин.

Они болтали с четверть часа, потом мужчина предложил:

— Можно я переберусь к вам поближе?

— Можно, — замирая, ответила Таня.

Чужое тепло обожгло ее плечо. Жар пробрался под кожу, влился в кровь, стремительным потоком рухнул вниз живота. Мужчина ни успел еще сесть рядом, ни сделал, ни единого движения; возможно, даже ни подумал, ни о чем, а она уже предвкушая наслаждение, с трудом сдержала стон.

Его рука легла ей на спину. Потянула тесемку лифчика. Скомкала сырую тряпицу, отбросила в сторону. Груди сразу стало холодно, а затем жарко. Мягкая чаша целиком утонула в крепкой ладони.

Мужчина слегка сжал пальцы, стиснул, смял нежную плоть. Нашарил Танины губы, легко прикоснулся к ним. Почувствовав ответное стремление, усилил напор, стал настойчивее, агрессивнее, смелее.

На сорванном дыхании Таня прошептала:

— Не торопись. Я еще девушка.

Она напрасно беспокоилась. Мужчина не торопился. Он был ласковым и страстным, как ночь вокруг, и не испортил суетой и спешкой ничего. Теплому песку, плеску воды, куполу небес и бриллиантовым звездам не хватало только нежности. Нежности в мужчине было в избытке.

Истошным писком звенел комар у виска.

Истеричным голодом исходило непонятное новое впервые познанное состояние нетерпения. В инстинктивном, судорожном ритме бился в ее сутях первый встречный. Он порушил кордоны, вторгся в заветные пределы и, утверждаясь в праве, исторг в ее лоно семя. Он хотел и пытался поступить иначе. Наивная, она не отпустила его. Потом была волна экстаза. И пустота блаженства. И космическое ощущение то ли сладкой муки, толи горькой до боли радости. И был поцелуй. Благодарный и пустой. Без желания и страсти.

Таня нашарила свои вещи, вывернулась из под тяжелого тела, побежала в воду.

— У одного древнего народа был обычай. Когда наступало время, девушки приходили в храм, молились, потом на дороге отдавали свою девственность первому встречному, — сказала на прощание. — Спасибо вам.

Она, действительно испытывала чувство признательности. Радовалась, что не с тощего Олега Савратского, не с наглого Игоря Василенко началась ее женского судьба. Что взрослый настоящий мужчина ввел ее во взрослый мир вседозволенности.

Она плыла, разгребала воду руками, разрезала сильным телом теплые ласковые покровы. Она любила в этом миг весь мир. Любила ночь, звезды, озеро. Озеро напоминало мужчину, которого она оставила на острове. Озеро нежило кожу и ласкало сути. Так Тане казалось: озеро омывает ее всю и снаружи и изнутри.

На даче Игоря продолжался праздник. Гремела музыка, пьяные голоса орали песни, кричали, ругались. Таня заглянула в окно. В комнате никого не было. Она тихо пробралась на веранду и, укрывшись каким-то старым плащом, уснула. Утром, не дожидаясь остальных, вернулась в город. Черканула Ирке записку и укатила на рейсовом автобусе.

Через четыре дня на дне рождения у Игоря Василенко, Таня переспала с именинником, однако вместо предвкушаемого удовольствия ощутила лишь разочарование. Игорь был неумел, неловок, почти груб. Он пользовался ею. Позднее Таня поняла, как ей повезло на том озере. Сплоховал Игорек и напоследок. Не рассчитал силенок, извергся на полпути.

Через неделю, в положенный срок, менструация не началась. Таня готовилась к вступительным экзаменам в институт, думала: нервы, волнение, бывает, пройдет. Действительно, прошло. После аборта.

Несколько дней перед операцией настроение было мрачное, угрюмое. Одолевали гуманистические идеи о грехе, убийстве, праве на жизнь. После процедуры Татьяна изменила мнение. Ну, залетела, ну, почистилась, сказала себе она тогда, не велика беда, с каждой случается. Теперь, десять лет спустя, Таня думала иначе. Получалось, что их первая встреча была предвестием нынешних, странных событий. Неслучайность которых уже не подлежала сомнению и не требовала доказательств. Что же тогда? Высший промысел? Направляющая длань судьбы? Да! Какие-то силы определенно толкали ее и Андрея на встречу друг другу. Возможно даже, зрела в душе надежда, не убеги она тогда, не уплыви, не сглупи, ее прошлое было бы иным: счастливым, красивым, благополучным. Было приятно думать, как именно счастливо и красиво сложилась бы ее жизнь с Андреем. Было приятно мечтать о будущем с ним.

Но чтобы будущее стало реальностью, надо было навести порядок в настоящем.

Едва доктор разрешил снять гипс, Таня, набравшись духу, встретилась с Генкой.

— Я выхожу замуж, — сообщила решительно.

— За кого? — полюбопытствовал бывший супруг.

— Тебя это не касается. Моя жизнь тебя вообще больше не касается.

— Почему же? Захочу, и коснется, и будет у тебя не свадьба, а похороны.

— Не надо угрожать и пугать меня. Я тебя больше не боюсь. Будешь возникать — посажу в тюрьму, — неожиданно для себя пообещала Таня. — Найду нужного человека, пересплю с ним, и еще с ротой ментов пересплю и упеку тебя в тюрягу. Понял?

— За что? — искренне удивился Геннадий.

— Какая разница. Был бы человек — повод всегда найдется.

— Ты не сделаешь этого!

— Сделаю!

— Сука гребаная! — Генка размахнулся.

На мгновение в душе Тани родился прежний ужас. Было время — Генка бил ее. Сначала она покорно терпела, потом научилась давать сдачи. И еще как! Встретив достойный отпор, Генка немного притих и явно опасался распускать руки. Не раз и не два в мгновения крайнего раздражения, оценив побледневшие от ярости глаза Тани, он отступал. И сейчас, невзирая на изрядное подпитие, не рискнул ударить.

— Значит, ты подцепила другого мужика, а меня кто спасать будит? — спросил с угрозой.

— Спасай себя сам, — отрезала Татьяна.

— Зачем? Для кого?

— Для себя самого.

— Ладно, — бывший супруг отмел ее предложение небрежным жестом, — разберемся. Но ты о своем предательстве пожалеешь.

Слушать проклятия Таня не стала, спустилась к поджидавшему у подъезда в машине Рощину.

— Ну, как? — спросил Андрей, открывая дверцу.

— Ни как, — сказала Таня грустно.

Хлопнула дверь подъезда. На крыльцо в домашних тапочках и спортивном костюме выскочил Генка. В руках молоток, на лице ярость. Бросился к ветровому стеклу, замахнулся. В мгновение ока Рощин оказался рядом. Ухватил руку с молотком, заломил назад, Генку резким движением толкнул на капот, прижал физиономией к пыльному металлу.

— Ты, мне паскуда, надоел. Еще раз увижу — убью.

— Пусти, сволочь. Думаешь, девочку-лапочку подцепил бедную и несчастную? Ошибаешься. Она еще заставит тебя окунем жареным на сковороде прыгать.

— Не твое собачье дело. Ты ей никто, понял. Или еще повторить?!

Андрей нашарил в кармане мобильный.

— Милиция?! Нападение, покушение на транспортное средство. Адрес…

Выяснение отношений заняло два часа. Когда милицейский лейтенантик, молодой курносый парень, строго спросил: «кто может подтвердить факт?», Таня холодно и решительно заявила: «я». Вторым свидетелем пошла Вера Марковна — соседка с первого этажа. Она давно точила на Генку зуб и с удовольствием выдала все «от забора до обеда» про общественноопасных элементов, позорящих своим поведением семью, родной подъезд и Родину.

Когда Юрченко сажали в «воронок», Таня угрюмым взглядом проводила понурую фигуру мужа и прошептала еле слышно: «так тебе и надо». В машине, по дороге домой, она отвернула лицо к окну и надолго замолчала.

— Не беспокойся. Ничего страшного с твоим благоверным не будет, — раздраженно заметил Андрей.

— Я за него не беспокоюсь, — спокойно ответила Таня и неожиданно для себя, и тем паче для Рощина, взяла его руку, лежащую на руле и прижала к губам, — я испугалась за тебя.

— Опаньки, — изумился Рощин. И нахально продолжил: — Я тут недавно прочитал: когда мужчина целует женщине руки — это простая галантность. А когда женщина целует мужские ладони — она просит о сексе. Не знаю, правда это или очередная газетная утка, но если что, то я готов.

Таня опустила глаза. Андрей не ошибся.

— Андрей, ты — необыкновенный человек… — вырвалось вдруг. На самом деле ей хотелось сказать: — Андрей, ты прав, я хочу тебя, хоть мне и нечем тебя хотеть. Я пустая, неживая, я — мумия. Но я просыпаюсь. Начинаю чувствовать, мечтать, желать. Мне нравятся твои руки. Нравится твое лицо. Нравится твое тело. Я думаю о тебе. Я волнуюсь, когда думаю о тебе.

— Ого… — присвистнул Андрей. Сказанное и несказанное сияло в Таниных глазах манящим призывным светом. Впервые с момента знакомства она смотрела на него долго, пронзительно и откровенно. По-женски. — Да, ты, голубушка, кажется, влюбилась в меня? А ну-ка признавайся!

— Ты у меня самый хороший, — рассмеялась Таня.

— С самыми хорошими спят в одной постели, — расплылся в хитрой улыбке Андрей. И одернул себя: «не перегибай палку, Рощин, не дави»

— Нам в аптеку надо, — Таня окончательно смутилась. До снов в одной постели с Рощиным ей было еще далеко. Еще ныла душа от тоски, тело каменело от напряжения, нервы были натянуты как струны. Тронь — зазвенят неприятием.

— В аптеку, так в аптеку, — легко согласился Андрей, опять неведомым путем постигая нехитрые Танины настроения. Она привыкла к плохому и боится перемен. Она боится его, боится себя. Она не верит никому и ничему, и не хочет верить. Вера предполагает распахнутое сердце, и шаг на встречу. И то, и другое требует времени. «Сколько той зимы, — прикинул Рощин, — прорвемся». Будущее рисовалось светлым и прекрасным.

Таня купила лекарства для Аллы Аркадьевны, расплатилась и почти уже взялась за ручку двери, когда девчонка лет семнадцати обратилась к провизору с вопросом:

— Тесты на беременность у вас есть? Дайте самый хороший.

Самый хороший — пару минут назад Таня тоже сказала Рощину. К совпадению приклеились слово «беременность» и жуткая мысль, что месячные, кажется, сильно запаздывают. Боже! Девять дней задержки! Таня окаменела. У нее всего три раза случались задержки, и каждый раз причиной была беременность.

— Мне, пожалуйста, тоже тест на беременность. Или лучше два разных, — попросила провизора.

Вечером, запершись в ванной, Таня с ужасом обнаружила, что подозрения ее оправдались. Тест показал положительный результат.

На ватных ногах она добрела до кровати, рухнула лицом в подушку, завыла беззвучно. Господи, что же делать, билась у виска мысль. Что делать?

Рощин считает себя бездетным. Он никогда не поверит ей. Он решит: она переспала с другим и пытается подсунуть ему чужого ребенка. Он будет оскорблен. И будет прав. И будет не прав. Потому, что других мужчин у нее не было, отец ребенка — он. Если чудес не бывает, если тесты, два подряд, не врут, отец ребенка — Рощин. И значит делать аборт нельзя. Нельзя убивать малыша. Это гнусно по отношению к Андрею. Низко. Неблагодарно. Может быть, это его единственный шанс в жизни. Единственная возможность продлить свой род. Редчайшее везение.

— Я должна сказать ему… — убеждала себя Таня. — Я не могу одна распоряжаться судьбой ребенка. Он не только мой, но и Андрея.

«Он не поверит, — дрожал нервной морзянкой страх, — никто бы не поверил. Он выгонит меня, бросит, зачем ему шлюха. Я сделаю аборт, тихо, никто не узнает. Надо быть умной. У меня дети, ради них. Не хочу возвращаться в конуру. Не хочу нищенствовать, терпеть Генку, кусать локти от досады…» Двухэтажный коттедж, дача, машина, деньги, добрый умный порядочный человек, его искреннее чувство к ней, привязанность к детям, все хорошее, что за последние два месяца посулила жизнь, оказалось под угрозой. Маленькое существо, не существо даже, эмбрион, сгусток энергии, плод размером с ноготь, грозил бедой. Грозил лишить будущего, сломать настоящее. Он или она, бессмысленное бесформенное создание, представляли опасность, от которой хотелось защититься. Сделать это было не трудно. Сделать это было элементарно просто. Стоило только решиться.

Таня стремительно поднялась и, слегка прихрамывая на опухшую в щиколотке ногу, направилась в кабинет Рощина. Ступени, с которых она катилась кубарем в мае, сейчас в июле, казались ступенями на эшафот.

«Не хочу лгать, не хочу лицемерить, не хочу убивать ребенка… — маршевым порядком утверждались истины. Переступая порог, Таня выпалила сразу:

— Андрей, я должна с тобой поговорить.

Рощин готовно оторвался от работы. Уперся взглядом в обтянутые футболкой мягкие полусферы груди, почувствовал, как руки в невольном порыве тянутся к красивым бедрам. Поздний визит, особенно после игривой болтовни в машине, мог стать прелюдией к сексу. Однако закушенная губа, сжатые кулаки, взволнованное лицо не предвещали романтики. Скорее предупреждали о новых испытаниях.

Таня вздохнула глубоко и начала:

— Андрей, только, пожалуйста, не перебивай, мне и так не легко. Я беременна. Наверное, беременна. Это твой ребенок. Потому, что никого кроме тебя у меня не было. Ты можешь не верить мне, но должен знать: я могу родить тебе ребенка.

Рощин невольно отшатнулся.

— У меня не может быть детей, — процедил сквозь зубы.

Таня повела нервно головой.

— Если бы я чувствовала за собой вину, то нашла бы выход из ситуации. Но я не могу, без твоего ведома, пойти на аборт. Понимаешь, не могу! Не имею права!

— У меня не может быть детей, — повторил Рощин с брезгливой интонацией.

— Ты считаешь меня шлюхой и обманщицей? Пожалуйста! На здоровье! — сорвалась на крик Таня. — Но имей в виду: это твой ребенок. Твой! Если он тебе не нужен, скажи слово и его не станет.

— Извини, Таня, мне надо работать. Хочешь рожать — рожай. Не хочешь — не надо. Только не ври, не убеждай меня в невозможном. Я взрослый мальчик и знаю, как устраиваются разные делишки.

— Андрей, я не обманываю тебя, хотя не знаю, как это доказать. Но я не желаю доказывать. Я не навязывалась тебе раньше, не собираюсь делать это впредь. Мне нет смысла и необходимости лукавить. Напротив: своей откровенностью я могу разрушить наши отношения. И пусть. Я не желаю строить счастье на лжи и подлости. Не могу ради своего спокойствия и комфорта убить твоего ребенка.

Пламенная речь завершилась стремительным бегством. Хлопнула дверь, дробные шаги пересчитали ступени. Рощин усталым жестом провел по лицу. От напряжения дрожали пальцы.

— Ну, что ты творишь, разве можно так? — пробормотал он, поднимая глаза на портрет надменной модницы. Закинув ногу за ногу, выставив кокетливо острые носки туфель, она пристально вглядывалась в глаза своего почитателя. — Я ведь ее люблю.

Красавица, не разменивалась на ответы, молчала, не спешила убеждать и утешать, лишь щурилась многозначительно да презрительно сжимала губы. Что хочу, то ворочу, могла бы сказала, и отчетом не обязана. Рощин подошел к портрету поближе, жалобно пробормотал:

— А вдруг, правда? Бывают ведь чудеса на свете? Правда, бывают?