Глаза Сатаны

Глава 21

Два дня Габриэла бродила в отдалении от людей и животных. Ей никто не мешал, никто не задавал вопросов. Хуан изредка поглядывал на неё, вспоминал тот злополучный вечер. Воспоминания продолжали будоражить его юное тело, но одновременно он понимал, что Габриэла слишком порочна по природе и не стоит поддаваться чувствам. Ведь он, по сути, ещё юное создание, ещё хранившее остатки благородства, совести и чувства собственного достоинства.

Он всё рассказал сеньорите. Всё, что мог, не нарушая обещания сеньоре Корнелии. Настойчивые просьбы Габриэлы не сдвинули Хуана с его позиций.

Часто перепадали дожди, приносящие некоторую прохладу и избавление от невыносимых москитов. Скота помаленьку прибавлялось, жизнь в долине налаживалась, а индеец Куамуру теперь был чуть ли не вождём этого маленького сообщества. К тому же Хуан всё же совершил налёт на усадьбу дона Рожерио и похитил двух надсмотрщиков, своего старостe Чичино и трёх других негров: Сибилио, Белисарио и Бванду-Фиделя.

Хуан до сих пор не рассказал Габриэле про болезнь дона Рожерио. И выкуп до сих пор никак не собирался. Лишь отец дона Атилио прислал три тысячи песо и умолял отпустить сына до окончательного сбора денег.

— Дон Атилио, — со вздохом говорил Хуан, — Поймите меня и вы. Мне тут долго нет возможности оставаться. А отпустив вас — и подавно. А я ещё не получил выкупа за сеньориту. Это ведь главное. И дел здесь много, которые требуют решения. А верить вашим идальго на слово у меня, право же, нет ни какого резона.

— Сеньор, я больше не выдержу! Умоляю, позвольте хоть избавиться от цепи! Даю слово, что не сделаю попытки убежать! Да и куда я могу убежать, когда до сих пор не знаю, где нахожусь. И сил у меня больше нет для такого предприятия! Умоляю вас, сеньор!

— Хорошо, дон Атилио. Я согласен освободить вас от цепи, но ни от всего другого. И с пищей будет лучше, но вы не должны делать попыток бежать.

— Клянусь всеми святыми и родными мне, сеньор! Я не нарушу своего слова!

В пещере теперь томились два надсмотрщика и негр Фидель. С последним обращались хуже всего. Но и с надсмотрщиками не намного лучше. Их почти не кормили, часто избивали и цепь не снимали ни на минуту. Они так и ходили, работали с этой тяжестью, придерживая руками, мучаясь от натёртостей.

Хуан частенько возвращался мыслями к Габриэле. Они иногда встречались, подолгу разговаривали, перебирали свои поминания. И изредка их обоих охватывал пожар бурной страсти. Они отдавались этому чувству с остервенением, с жестокостью, после чего расходились, словно ненавидя друг друга. Это было что-то странное, непонятное им обоим.

— Габриэла, — как-то сказал Хуан, — ты ведь не думаешь, что это любовь?

Она вскинула на него глаза. В них светились противоречивые чувства.

— Ты прав, Хуан. Это что-то такое, что понять я никак не могу. Я больше ненавижу тебя, чем отношусь к тебе по-доброму. Но что-то влечёт меня к тебе, и это только страсть, ничего больше! Но откуда она берётся? Боже!

— Нам лучше больше не поддаваться нашему чувству, Габи. Это ни к чему не приведёт хорошему. Ты согласна?

— Сейчас да, Хуан! Но будет ли так всегда?

— Давай попробуем, Габриэла. Хоть несколько дней!

— Скоро должно решиться с выкупом, Хуан! Что будет потом?

— Расставание, Габи. Что ж ещё? Разве будет возможность для продолжения наших встреч? Так будет лучше.

— Когда отец с братом готовы выплатить выкуп? — жёстко спросила девушка, не глядя на юношу.

— Я тороплю их, но сама понимаешь, что столько денег трудно собрать сразу, и дорога сюда достаточно длительная. Я хотел бы сам побыстрее всё закончить и исчезнуть с острова. Тут будет слишком опасно для меня.

— Я могла бы посодействовать тебе в этом, — несмело ответила Габриэла.

Хуан с удивлением посмотрел на девушку.

— Что ты хочешь этим сказать, Габи? Ты что задумала?

— Тут дело слишком щекотливое и трудное, Хуан. Я беременна.

— Этого надо было ожидать, — обескураженно ответил Хуан.

— Да, Хуан. Но дело в том, что это не твой ребёнок.

— Не мой? А чей же тогда?

— Это худшее, что могло произойти, Хуан. Это от того мерзкого мулата!

Хуан вспомнил, что негласно сам дал добро на насилие, и теперь вспомнил, что тот хвастал связью с сеньоритой. Острое чувство ревности и злости вдруг бросилось в лицо. Захотелось ударить Габриэлу, обругать, истерзать, уничтожить.

Но он сидел молча, не в силах справиться с навалившимися чувствами.

— Этого я не ожидал, сеньорита. И что теперь?

— Сама не знаю. Наверное, необходимо исчезнуть, когда скрывать живот будет больше невозможно. Но как это сделать?

— Понимаю, сеньорита! Действительно, положение для тебя ужасное. Тут ничего не поможет, разве что обратиться к знахарке по этим делам.

— Когда я вспоминаю об этом, я так ненавижу будущего ребёнка, что часто боюсь что-нибудь сделать с собой, Хуан!

— Придётся тебе хорошенько всё обдумать, пока есть ещё время. Иначе у тебя будет много неприятностей и судьба твоя окажется незавидной. Испанке не простят чёрного ребёнка.

Габриэла вздохнула и долго молча переживала разговор. Хуан с жалостью посматривал на неё. Никаких больше чувств он к ней не испытывал. И был рад повороту такому. Надеялся, что набеги страсти больше не будут в нём бушевать.

Прошло три дня. Вернулся Лало из последнего свидания с семьёй дона Рожерио. Хуан сообщил сеньорите последние новости.

— Значит, недели через три можно будет вернуться в усадьбу? — проговорила Габриэла без особого энтузиазма. — Хорошо! Наконец-то окончится моё заточение, — и она вскинула глаза на Хуана.

— Только не это, Габриэла! — Тут же воскликнул Хуан, углядев в глазах и лице характерный блеск желания.

Но было поздно. Волна страсти нахлынула на него. Они молча бросились в объятия друг другу и ураган захватил их, завертел в жутком вихре страстных конвульсии. И опять они были на вершине блаженства, на вершине наслаждения, сменившихся чуть ли не ненавистью.

— Ты сумасшедшая, Габи! — зло проговорил Хуан, отвернулся, чувствуя неприязнь и отчуждение.

— Можно подумать, что ты иной! Мы оба сумасшедшие и остановиться уже вряд ли сможем.

— И что же дальше? Я надеялся, что всё прошло, но вот… опять… Боже!

— Но ведь было великолепно, Хуанито! Разве нет? Я это чувствовала, знала! Зачем тогда избегать, если каждый раз мы оказываемся во власти такого божественного восторга. Что может быть лучше, желаннее?

— Это наваждение, грех и паскудство, Габи! Каждый раз мы погружаемся в пучину неприязни, мы не любим друг друга! Одна страсть нас и соединяет.

— Но какая! Что может сравниться с таким огромным наслаждением? Я не смогу отказаться от этого, Хуанито! Ты меня понимаешь?

— Не понимаю и не хочу понимать! Ты дьяволица и мне страшна твоя близость. Тут что-то слишком греховное, порочное!

— Ну и пусть! Разве тебе не нравится? Пусть будет, как будет. Если само окончится, то так и будет, а пока у нас только это, и есть и лишать себя блаженства нет никакого смысла. Сейчас я равнодушна к тебе, но пройдёт день-два — и меня начинает трясти надвигающаяся страсть, которой я не могу сопротивляться. Это сильнее меня. Хуан!

Хуан молча слушал излияния Габриэлы. Прекрасно понимал, что она чувствует, так как и сам испытывал нечто похожее, но холодный рассудок не хотел согласиться с таким положением. Он вопил, сопротивлялся, но проигрывал!

— Ар, мы с тобой должны решить трудное дело, — Хуан, чувствуя себя ответственным за все дела в долине, не мог не беспокоиться.

— Понятно, Хуан. Уже есть что-то на примете?

— Полагаю, что здесь нам долго не усидеть. Бумаги ещё не оформлены и скоро их не закончишь. И моё участие в похищениях остаться незамеченным долго не может.

— Всё это понятно, Хуан. Говори короче, что требуется сделать, — Ариас был заинтересован не меньше Хуана и ждал продолжения с нетерпением.

— Мне необходимо уехать в город. Хочу купить хоть маленький кораблик.

— Вернуться на Монтсеррат хочешь?

— Обязательно, Ар. У меня там всё же имеются и права и деньги. Посмотрим, что там произошло за наше отсутствие. Может, можно обосноваться там.

— Что-то мне подсказывает, что с этим у нас ничего хорошего не выйдет.

— Но посмотреть необходимо. И деньги забрать не мешает.

— Разве что для этого, Хуан. Однако сдаётся мне, что у тебя ещё что-то на уме. Я правильно подметил, а?

— Может быть, Ар. Но об этом рано говорить. Сам ещё ничего не решил.

— Сеньорита? О ней может идти речь? — улыбнулся Ариас хитро.

Хуан недовольно глянул на друга, не ответил, но было и так ясно, что мулат попал в точку.

— Оставим это, Ар. Слушай мой план. Я еду в Понсе искать судно. Ты останешься за главного. Без моего дозволения сеньориту домой не отпускай.

— А если выкуп пришлют?

— Тяни и жди меня! Я постараюсь долго не задерживаться. Как только куплю судно, немедленно возвращаюсь, и решаем все остальные дела.

— Лало должен скоро вернуться с возможным ответом.

— Возможно, я его встречу по дороге к морю. Но это не должно повлиять на возвращение сеньориты в усадьбу. Отец её ещё не выздоровел и, вероятнее всего скоро отдаст Богу душу. Пусть сеньорита ни о чём не догадывается.

— Её брат в своих посланиях ничего не говорит о болезни отца. Тоже не хочет волновать сестру. — Ариас пытливо глянул на Хуана. — Ты ничего не хотел бы добавить?

— Пока нет, Ар. Мы должны подготовиться к продаже долины или сдаче её в аренду. Но это только после оформления всех бумаг. Деньги у нас есть, а пара взяток ускорит это. Я в этом уверен.

Хуан не дождался Лало. Он спешил, полагая, что дело с похищением приближается к завершению. Он надеялся встретить Лало и узнать последние новости и, опираясь на них, определить своё поведение.

Был ещё день, когда его голова почти целиком была захвачена мыслями о долгой разлуке с Габриэлой. Он и желал этого, надеясь остудить свой пыл, и страшился. Сеньорита ни о чём не догадывалась. Её не посвящали в детали, лишь намекали о предстоящих переменах в ближайшее время.

Он зашёл к ней в шалаш. Она шила что-то из куска ткани, что привёз ей Лало из последней поездки. Габриэла посмотрела на Хуана пристально, пытливо. Спросила просто:

— Ты принёс мне новости? — в голосе он не услышал радости.

— Принёс, но не те, которых ты ждёшь.

— Ты знаешь, чего я жду, Хуан? Говори лучше, не тяни. Я знаю, что ты собирался уезжать. Из намёков догадалась. Едешь?

— Да. Недели на три. Дела надо утрясти в городе. Очень важные для меня. И для тебя, возможно…

— Что же может быть важного для меня? — полюбопытствовала Габриэла, а Хуан подивился её прозорливости и догадливости.

— Ещё не знаю, но постараюсь додумать. Выйдет ли, не знаю.

— Ты говоришь догадками. Нельзя ли пояснее?

— Пока нельзя, Габи. Слишком рано. Хочу поторопить твою родню с выкупом.

Она долго смотрела на него, потом отложила шитьё, встала. Проговорила с некоторой поспешностью и волнением:

— Хочешь забыть меня? Отвлечься? Думаешь, так будет лучше?

Хуан неопределённо пожал плечами, уже чувствуя нарастающее волнение.

Они понимали друг друга без слов. Глаза, лица их говорили им достаточно, а слова возникали после, когда наступало отрезвление и просыпались старые чувства неприязни и даже ненависти.

— Ты сможешь выдержать три недели без меня? — загадочно и многозначительно прошептала Габриэла, приближаясь к юноше, блестя лихорадочно глазами. — Бросаешь меня здесь одну на растерзание этим вонючим мулатам и неграм? Ты подумал об этом, Хуан?

— Не говори глупостей, Габриэла! Тебе здесь ничто не угрожает. Всего-то три недели!

— Для нас это целая вечность! Ну же, сделай мне больно. Я вся дрожу…

Сна действительно сотрясалась нервной дрожью, щёки пылали румянцем и в сумрачном свете шалаша, Габриэла казалась злым духом из рассказов индейцев. Она жадно присосалась к его губам, обдав Хуана жарким дыханием, в котором ощущалась молодость, свежесть и жажда наслаждения.

Он не сопротивлялся.

Габриэла, сознавая, что разлука будет длительной, хотела насладиться им сполна. Они извивались в судорогах страстных конвульсий, не забочась о том, что их слышат другие. Для них не существовало ничего, кроме их чувств, их страсти, пожирающей их плоть, оставляя где-то в глубине сознания смутное ощущение неудовлетворённости. Неудовлетворённости духа. Но пока это их не занимало.

Лишь после полуночи, Хуан взмолился, прося прекратить домогательства плотской любви. Она довольно быстро утомляла, опустошала, оставляя что-то недосказанное, неполное.

— Ты больше не хочешь меня? — прошептали горячие губы Габриэлы у него под ухом. — Разве так поступает настоящий мужчина, отказывая несчастной беззащитной девушке? Я не хочу, чтобы у тебя осталась хоть капля твоей силы, которую ты мог бы потратить на потаскушку в городе, Хуанито! Я тебе этого не прощу. Запомни это!

— Пустое, Габи! Я уже говорил тебе, что побаиваюсь тебя и теперь ты позволила мне убедиться в своей правоте.

— Хорошо, что ты понял это, мой слабый и безвольный Хуанито! Но ты ещё не истощил меня настолько, чтобы я могла тебя пощадить! Для отдыха у тебя будет целых три недели!

— Вдруг за моё отсутствие пришлют выкуп, и ты уедешь домой? — попытался урезонить её Хуан.

— Я подожду тебя! Не думай, что я вот так просто отпущу тебя на свободу! Ты знаешь, какая я мстительная и опасная. Берегись, Хуанито!

Она принялась ласкать его, настойчиво, жадно, словно это последняя ночь с мужчиной в её жизни. И это возымело действие.

— Ты подумала, что чувствуют остальные, слыша наши игры, Габи? — едва слышно спросил Хуан. — Это будет для тебя небезопасно в моё отсутствие.

— Я буду носить в складках платья небольшой нож. Я уже одного убила, второго будет легче. И я уже подсмотрела, как ты занимаешься с кинжалом. Ты обманщик и насмешник. Скрыл от меня, как владеешь кинжалом.

— Представь, я и шпагой владею не хуже. Ведь я идальго, хоть и бедный! — Хуан усмехнулся, понимая, что эта насмешка может разозлить девушку.

Но ничего такого не произошло. Габриэла помолчала, потом молвила тихо:

— Теперь я простолюдинка и могу позволить себе такое, чего нельзя было, будучи верноподданной дворянкой, аристократкой. Так даже лучше, свободнее.

— При наличии больших денег свобода достаётся легко. Попробовала бы в бедности так рассуждать, Габи.

— Ты против богатства? Неужели? По твоим действиям этого не скажешь.

— Недавно я поклялся себе, что лучше умру, чем останусь бедным. И я довольно близок к этому. Куда труднее создать дело, приносящее доход и сохранить то, что добыто кровью и потом. Так мне говорил один знающий человек. Как давно это было!

— Тебе не кажется, что ты заговариваешь мне зубы? До рассвета ещё далеко, а отдохнуть ты сможешь и в пути.

— Нет, Габи! Я уже сплю. Оставь меня в покое. Я тебя не люблю! И ты поспи.

Три дня спустя Хуан, измученный и проклинающий тот час, когда пошёл на поводу у этой дьяволицы, встретил Лало. Тот спешил, погоняя мула.

— Торопишься? — окликнул Хуан метиса, заметив того раньше.

— Сеньор? Спешу! Есть вести.

— Хорошие или не очень? Выкладывай и отдохни. Спешка сейчас мне ни к чему. Даже наоборот. Заедешь домой, отдохнёшь пару деньков, и не спеша можешь продолжить путь. Но я должен знать твои новости, Лало.

— Выкуп готов, сеньор. Дон Рассио всё приготовил и ждёт вашего решения.

— Хорошо, Лало. Ты хорошо поработал и я готов оплатить, как и обещал, но чуть позже. Что там в усадьбе?

— Я мало что видел и слышал, сеньор. Но старик плох и всем заправляет молодой хозяин. Рабы довольны.

— В городе совсем отказались искать нас, не слышал?

— Молодой хозяин говорит, что он распорядился прекратить попытки силой освободить сеньориту и молодого сеньора.

— Кстати, о молодом сеньоре. Что ты узнал?

— Скоро и за молодого сеньора соберут выкуп, дон Хуан. Просили подождать ещё две недели.

— И это меня может устроить. А дон Рассио куда готов доставить выкуп?

— Это вам решать, а сам молодой хозяин готов выполнить любое ваше требование. Главное, что деньги собраны и ждут вас.

Хуан долго молча сидел на седле, думал, прикидывал, пока не проговорил не очень уверенно:

— Хорошо бы потянуть с выкупом, Лало. Мне необходимо в городе совершить одну небольшую сделку. В случае успеха всё сделается чуть ли ни в один денёк. И ты будешь свободен от моей работы, Лало.

— Она не тяготит меня, дон Хуан. Вы платите хорошо, я не жалуюсь. Тем более, что вы обещали ещё подкинуть.

— Обязательно, Лало. Ты хорошо поработал, и я выполню все обещания. А пока помни, что спешить тебе не стоит. Вот тебе для отца золотой. Пусть не думает, что его сын бездельничает. Это смягчит ему непонятное в твоей работе. Верно я говорю?

— Очень верно, дон Хуан! Он будет рад.

— Когда поедешь в мою долину, нагрузи пару мулов продовольствием, а то там с этим плоховато. И повторяю, не торопись.

Хуан оседлал отдохнувшего мула и уехал уже более поспешно, понимая, что длительное промедление может затруднить дело.

В город он приехал вечером, заранее рассчитав это время. Донья Корнелия с внучкой встретили его довольно настороженно. Старуха последнее время с сомнением относилась к своей затее. И долгое отсутствие Хуана беспокоило её. Сейчас это беспокойство вылилось в недоверие и молчаливость.

Хуан тотчас сообразил причину такого отношения.

— Донья Корнелия! Должен сообщить вам, что дело подходит к завершению!

— Неужели? — только и спросила старуха.

— Понимаю, вы вправе были сомневаться. Но теперь дело идёт и скоро я смогу полностью рассчитаться с вами. А для начала возвращаю вам долг и дополнительно выплачиваю две тысячи песо из договорённых десяти тысяч.

И Хуан грохнул на хилый стол тяжёлую перемётную суму с монетами.

— Это деньги? — прошептала старуха в ужасе.

— А что ещё может быть, донья Корнелия? Берите, прячьте и пусть Эсмеральда не беспокоится о своём будущем.

— Господи помилуй! Сколько тут, ты говоришь?

— Две тысячи, сеньора. Пока больше не могу. Не так-то легко добыть гору золота даже дону Рожерио. Кстати, вы знаете что-нибудь о его здоровье?

— Слыхала, что сильно болен, что его Бог наказал параличом. А его дочь? Она испила тяготы рабской жизни, Хуан?

— По-моему, сеньора, испила. И полную чашу. Даже пальца лишилась в качестве доказательства серьёзности наших намерений.

— Боже праведный! Неужели до этого дошло, Хуан? Видит Бог, я не хотела такого. Да простит мне мои прегрешения Всевышний!

— Успокойтесь, сеньора. Всё уже позади. Сеньорита вполне оправилась и пока не торопится домой.

Старуха с подозрением взглянула на юношу. Тот с трудом выдержал взгляд её пытливых глаз, но понял, что она что-то заподозрила.

— Главное, что дело сдвинулось с мёртвой точки и движется к завершению.

Хуан замолчал, потом вопросительно посмотрел на сеньору. Та спросила:

— Тебя что-то тревожит, Хуан? Я это чувствую. Говори, не скрывай.

— Понимаете, сеньора. Я беспокоюсь, где спрятать деньги. Это большая тяжесть и просто так не положишь в карман.

Она долго не думала.

— Есть одно место, к югу от городка, Хуан. Негр у меня знакомый там живёт. Можно там.

— Человек надёжный, сеньора?

— Очень. Подвести не сможет. Он много мне обязан, потому надеюсь на него абсолютно. Привози, я покажу место, или можно завтра туда сходить.

— Сходить? Значит, живёт он очень близко от города?

— Близко, Хуан. И часа не потребуется, чтобы дойти до его хижины.

— Если вы за него ручаетесь, то я готов воспользоваться его услугами.

— Видимо надо будет закопать золото. У него инструмент имеется. — И донья Корнелия уверенно глянула на молодого человека.

— В таком случае, я готов завтра же отправить записку сеньориты в усадьбу и потребовать выкуп немедленно.

— Могут не отдать без дочери, Хуан.

— Я запасся её же запиской, донья Корнелия. В ней она пишет, что довериться необходимо. Даже требует этого. Её мы доставим домой после. Я боюсь, деньги могут проследить, сеньора. А людей у меня с собой нет. Потому риск у нас большой.

— Я могу одного надёжного человека тебе предоставить, Хуан. Большего не смогу сделать.

— Спасибо, сеньора. Этого будет достаточно. Я ещё попробую добыть себе одного или двух негров из усадьбы дона Рожерио. Этим можно заняться прямо сегодня ночью или потребовать сопровождение именно теми неграми, которых я укажу, сеньора.

— Последнее мудрее, Хуан. Лучше поменьше риска, а я хотела бы поворожить. Не мешает заглянуть в будущее, коль такое серьёзное дело. Ты иди и долго в дом не возвращайся. И хорошо бы с Мирой. Она может помешать мне.

Хуан с опаской посмотрел на старуху, но та не стала больше ни говорить, ни смотреть на юношу.

Хуан с Мирой долго гуляли по кривым улицам городка, пока ночь не приблизилась к полуночи. Девочка уже начала проситься домой.

— Хуан, я хочу спать, а ты всё гуляешь и гуляешь! Устала и боюсь я ночью долго быть на улице. Пошли домой!

— Теперь можно, моя Мира. — Хуан положил руку на плечо девочки, и та прижала подбородок к его руке.

— Мы опять скоро пойдём к дяде Кумбо, Хуан? — Мира раскрыла широко глаза.

— Кто такой Кумбо, Мира?

— Мы у него были с бабушкой. Я у него прожила почти две недели. У него хорошо и он очень меня любит и балует. Бабушка его за это сильно ругает. Это совсем недалеко от города. Он и на море меня водил! Как там красиво! Я купалась и никак не хотела возвращаться домой.

— А ты знаешь, как бабушка с ним познакомилась? — спросил Хуан вроде бы безразлично.

— Бабушка не говорила, и Кумбо молчит, ничего не хочет об этом говорить. Только я подслушала, как они вспоминали ещё одного негра, о котором Кумбо отзывался с большим почтением, и при этом что-то говорил про меня. Да я плохо разбирала его слова.

— Тут не кроется какая-то тайна, Мира?

— Наверное, Хуан. Я тоже так думаю. Да попробуй у них узнать? Молчат!

— Это их тайна и пусть с ними и остаётся. А мы действительно скоро собираемся посетить этого негра, Мира. Пойдёшь с нами?

— Конечно, Хуан! Хотелось бы. Да бабушка…

— Я попробую её уговорить, Мира. Не думаю, что она оставит тебя одну в хижине. Приготовь твоему негру подарок. Он любит подарки?

— А что я ему могу подарить, Хуан? У меня ничего нет. И я не знаю, что бы это могло быть.

— Завтра я подумаю об этом. А пока иди спать. Мы уже пришли.

Утром донья Корнелия послала внучку сбегать к обещанному человеку. К полудню пришёл низенький метис с широкими плечами, короткими руками и с длинными чёрными волосами, стянутыми вышитой лентой.

Он угрюмо посмотрел на Хуана, кивнул ему и сказал тихим грубым голосом:

— Сеньора звала.

Мира крикнула бабушке:

— Бабушка, пришел Пабло Коротышка! Иди сюда!

Донья Корнелия вошла, кивнула метису, потом повернулась к Хуану:

— Вот тот человек, которого я тебе обещала в помощники. Пабло, будешь помогать дону Хуану в его важном деле. Оно касается прежде всего меня, и ты должен отнестись к нему очень ответственно. И — она помедлила, но закончила тихо: — с оружием. Ты знаешь с каким.

— Слушаю, сеньора, — ответил метис так же тихо. — Дон Хуан, приказывайте, я готов.

Хуан мотнул головой, выпроваживая Миру на улицу.

— Ты должен передать записку одному сеньору в усадьбе. Мы к ней поедем ближе к вечеру. Ничего не говори, ни о чём не спрашивай. Просто передай листки и возвращайся. Потом я скажу, что делать. А сейчас мы с тобой отправимся к морю. У нас там ещё одно дело.

Хуан оседлал мула, они уместились вдвоём и поехали скорым шагом. Весь путь до посёлка не разговаривали.

— Побудь с мулом, Пабло. Я посмотрю, что стоит в гавани.

Хуан прошёлся по берегу, заваленному строительными материалами и снующими рабами. Порт строился, но никто не спешил с этим. В гавани покачивались несколько больших баркасов и дюжина лодок.

Хуан присмотрелся к одному метису лет сорока. Спросил, угостив табаком:

— Здесь можно купить хороший баркас, приятель?

Метис с интересом посмотрел на странного белого, но ответил, выпустив изо рта струю дыма:

— Были б деньги, сеньор. А купить всё можно. Вот я, например, стою три реала в день, ха!

Хуан понял намёк, сунул метису реал в руку, проговорив весело:

— На целый день ты мне не нужен, а за реал подыщи мне крепкий баркас с парусом, тонн на десять. Как вон тот, что левей, — указал Хуан на судёнышко саженях в ста от берега.

— Вам когда, сеньор?

— Если обещаешь послезавтра всё устроить, то получишь золотой дублон. Только крепкий баркас и обязательно с парусом.

— Дадите задаток хотя бы в три реала и можете быть уверены, что послезавтра сможете внести деньги, сеньор. Приготовьте двадцать золотых монет, сеньор. И про меня не забудьте, ха!

— И ещё одно условие, приятель. Как, кстати, тебя зовут?

— Меня? Ампаро, сеньор. Я постоянно здесь околачиваюсь, может что перепадёт, работёнка какая появится для меня на десяток мараведи. А что за условие вы хотите мне предложить, сеньор?

— Ты должен молчать о нашей сделке, Ампаро. Это возможно?

— Почему нет, сеньор. Лишний реал и я — могила, сеньор. Даже не спрошу, как вас величать. Это не моё дело, сеньор.

— А ты, Ампаро, вымогатель, как я посмотрю! — Хуан незлобиво улыбнулся.

— Жить ведь надо как-то, сеньор, простите!

— Итак, послезавтра я появлюсь и сделку оформим, Ампаро. И своё ты получишь сполна.

Хуан хлопнул метиса по плечу, выложил реал на заскорузлую рабочую руку, подмигнул весело и поспешил к Пабло Коротышке.

Перед закатом они добрались до хижины доньи Корнелии.

Днём Хуан выехал с Пабло в усадьбу дона Рожерио.

Не доезжая четверти мили до дома, Хуан ещё раз проверил готовность метиса выполнить задание.

— Я буду ждать тебя в этом месте за теми кустами, — указал Хуан на место шагах в ста от дороги. — Постарайся долго не задерживаться. Тебя не должны задержать надолго, Пабло.

Метис вернулся через полтора часа, слез с мула, пустил его попастись, ослабил подпругу и подошёл к Хуану. Тот вопросительно смотрел на приземистую корявую фигуру этого человека.

— Всё сделал, сеньор, — безразличным тоном сказал метиc.

— Тебя спрашивали о чём-нибудь?

— Спрашивали, сеньор. Да я ничего не знаю, как учили.

— Услышал что-нибудь интересное для нас?

Пабло пожал плечами и ничего не ответил.

— Ладно, отдохни малость, и поедем назад. Нужно ещё в одно место сегодня смотаться. Ты поедешь с нами.

Метис с вопросом в глазах смотрел на Хуана, спросить не осмелился, а Хуану не хотелось лишний раз распространяться с почти чужим человеком.

Донья Корнелия отказалась от мула, гневно глянув на Хуана. Потом проговорила более мирно:

— Пусть Пабло с Мирой садятся. Я и пешком дойду. Полезно.

В перемётной сумке тяжёлым грузом лежали деньги. Хуан это сразу понял, грузя её на мула. В уме похвалил бабку за предусмотрительность.

До хижины негра дошли ещё засветло. Кумбо приветливо встретил старуху, на Хуана и Пабло глянул с опаской, недоверчиво.

— Это свои, Кумбо, — успокоила того старуха, тут же присела на обрубок ствола пальмы, устало опустив голову. — Принеси своего настоя, пить охота.

Кумбо так и распирало любопытство, но он не спрашивал, понимая, что всё, что ему положено будет знать, скажут.

Пока он готовил питьё, Мира носилась по двору, шалила с молоденькими козочками, бегала с собакой, гоняла овец.

Отдохнув, сеньора подняла голову на негра.

— Слушай внимательно, Кумбо. Ты укажи укромное место на участке. Мне нужна яма для схоронки. Иди с доном Хуаном. Укажи такое место.

Негр согласно кивнул, взял лопату, заступ и кивнул Хуану, приглашая за собой. Юноша поднялся и через сотню шагов Кумбо остановился перед выступом скальной породы, горбившейся наискосок.

— Лучше места не найти, сеньор. Тут вглубь уходит пласт земли, копать будет легко и укрыть можно незаметно. Пласт верхний с травой лучше осторожно снять. Потом положим на место.

Хуан разделся почти догола, взял лопату и за полчаса вырыл довольно глубокую узкую яму, куда легко положил сумку. Засыпал, постоянно притаптывая землю. Сверху аккуратно уложил пласт дёрна, а негр ещё полил его водой из захваченной лейки.

— И запомнить легко, сеньор. Я потом ещё полью землю, а то с дождями у нас плохо. Всё? — И посмотрел на Хуана. — Сеньора должна знать?

— Обязательно. И, думаю, Мира тоже. Мало ли что… — Хуан многозначительно посмотрел на негра, хотя темнота уже достаточно сгустилась.

— Мы переночуем здесь, Кумбо, — заметила донья Корнелия. — Завтра нужно быть дома, а сегодня отдыхать. Покорми нас, друг мой.

Утром сеньора с внучкой и Кумбо гуляли по участку. Хуан догадался, что негр знакомит их с кладом монет. Подумал ещё, что не стоило бы посвящать в это девчонку, но было поздно что-либо говорить. Его с собой не пригласили. Да и нужно ли было? Он и так всё знал.

Домой вернулись к полудню.

Хуан ждал завтрашнего дня, чтобы наконец приобрести судёнышко. Это волновало его больше всего. А до приёма выкупа оставалось целых три дня. И он надеялся, что всё должно произойти, как он рассчитывал.

В день, когда он с Пабло должен был ехать к морю, сеньора Корнелия отозвала его в сторону. Вид её был озабоченный, усталый.

— Сеньора чем-то озабочена? — поинтересовался Хуан, насторожившись.

— Хуан, ты едешь к морю, в гавань. — Старуха остановилась, вперив свои пронзительные глаза на юношу. — Постарайся быть осторожным, хорошо вооружись и будь начеку.

— А что такое, сеньора? — спросил Хуан.

— Не знаю, но последуй моему совету. Тебя может ждать неприятность и, возможно, опасность. Поберегись, прошу тебя. Ты мне ещё нужен!

— Вы знаете что-то, сеньора? — забеспокоился юноша.

— Ничего определённого, но предчувствие мне подсказывает, что лучше поберечься, Хуан. Я уже говорила с Пабло.

— Он надёжен, сеньора?

— Вполне! Можешь на него положиться. Ты меня понял?

Хуан согласно кивнул.

После полудня они с Коротышкой уселись на мула и потрусили к гавани. На берегу его никто не ждал. Ампаро нигде не было видно и это удивило и обеспокоило Хуана. Он проверил пистолет, кивнул Пабло.

Вдруг подбежал оборванный мальчишка, стал клянчить милостыню. Хуан отмахнулся, потом достал три мараведи и бросил нищему. Тот завопил, что его унижают, бросая монетки на землю.

Появились три амбала из цветных, приблизились, успокоили мальчишку. А один из них подошёл к Хуану, нагло осмотрел его худую фигуру, сказал с угрозой в голосе:

— Обижаешь нищего, белый подонок? Ну-ка подними и подай, как следует!

— Кто ты такой, что взялся учить меня? — сдерживая гнев и беспокойство, спросил Хуан. — Пусть скажет спасибо, что так получил ни за что. И не мешай мне. Я жду человека.

— Ты вздумал перечить мне, который здесь всем заправляет? — рука потянулась к поясу, где в ножнах висел нож.

Подошли ещё двое. Стали полукольцом. Один из них крикнул задорно:

— Пако, врежь этому белому дохляку! Пусть не путается под ногами!

— Ребята, ребята! — Коротышка выступил вперёд. — Чего пристали? Никто никого не трогал. Мы по деду сюда пришли. Идите себе.

— А это что за обрубок сейбы? — хохотнул третий. Он подошёл вплотную, сильно толкнул Пабло, но свалить того оказалось нелёгким делом. Он только отступил на шаг, проговорив мирно:

— Ребята, не нарывайтесь! Алькальда с альгвасилом позовём.

— Ха! Альгвасилом испугал! — это второй замахнулся на Коротышку, тот успел увернуться, приняв удар плечом. — А ну, что у тебя, доходяга, в карманах? — И с этими словами протянул руку к поясу Хуана, где висел мешочек с монетами.

Хуан отступил, выхватил шпагу.

— Вас просили не нарываться, ребята! Нападение на дворянина вам так просто не простится! Идите с миром!

Третий метис зашёл сбоку, готовя сорвать кошель.

Хуан резко махнул рукой со шпагой. Она хлестнула плашмя по шее, бандит взвыл, согнулся, зажимая багровую полосу.

Выхватив ножи, бандиты кинулись на Хуана с Пабло.

Пришлось отступить. У Пабло в руке оказалась цепь в два фута длиной. Он её вращал, не подпуская их близко.

Собрались люди поглазеть на весёлое зрелище. Начали делать ставки, заключать пари и криками подбадривать сражающихся. Слышались смешки в сторону напавших, что подзадоривало их на активные действия. На помощь пришёл ещё один их друг, и уже вчетвером они бросились на хилого, как казалось всем белого и смешного коротышку-метиса с цепью в руке.

Хуан успел выстрелить, свалил первого, кто оказался ближе всех, другого отогнал шпагой, а Пабло всё крутил цепью, от которой отскакивали нападавшие под вопли собравшихся зевак и спорщиков.

Появились альгвасилы с алебардами, разогнали народ.

— Что за драка? — громыхал старший охранник. — Сеньор, кто вы?

Хуан вложил шпагу в ножны, слегка склонил голову, ответил, переведя дух:

— Хуан де Варес, сеньор. Португалец, — добавил он, опережая вопрос.

— Какова причина драки, сеньор де Варес?

— Эти сеньоры обиделись, что я бросил монетки нищему мальчишке на землю. Видите ли, они посчитали себя оскорблёнными.

Хуан нарочно говорил витиевато, что должно было поднять его статус.

— Я вижу Пако. Это вы его ранили, сеньор?

— Видимо да, сеньор. Он хотел посмотреть содержимое моего кошелька.

— Понятно! Эй, Пако, ты опять взялся за своё?

— Полагаю, он никогда и не бросал своего занятия, — отозвался второй альгвасил, пнул ногой раненого, заявил: — Придётся тебе посидеть на вёслах, голубчик. Это тебя живо остепенит.

— Остальные убежали, — оглядел опустевшую пристань старший. — Вы по какому делу здесь, сеньор? — повернулся к Хуану.

— Два дня назад договорился с метисом по имени Ампаро. Он должен был договориться с хозяевами о продаже мне баркаса, сеньор. Да что-то нигде его не видать.

Гм! — усмехнулся альгвасил несколько презрительно. — Этот Ампаро вечно ищет наивных простаков, вроде вас сеньор. Он дружок этого Пако. Так что у вас будет ещё время поискать себе другого агента по продаже судов. Кстати, сколько запросил ваш приятель за баркас, если не секрет, сеньор?

— Двадцать золотых, сеньор, — смутился Хуан.

— Поистине, сеньор, в мире правит наивность, — заметил старший, давая понять, что можно было сказать и сочнее. — Альварес, поможем дону Варесу в его деле? Всё ж пострадавший.

— Я готов, сеньор. Только прикажите. За такие деньги на многое можно согласиться. Вот только погрузим Пако в колымагу и я займусь сеньором.

Раненого Пако уложили в двуколку, запряжённую ленивым мулом, возница с безразличным лицом чмокнул губами, а Альварес с улыбкой сказал:

— Сеньор де Варес, прошу за мной. Мы сначала осмотрим баркасы, а уж потом вы сами решите, который вам подойдёт.

Альварес нашёл лодчонку, сел на вёсла и умело погрёб к ближайшему баркасу. Этот оказался старой развалиной с плескавшейся водой на дне. Альгвасил сам отказался его смотреть и поплыл дальше.

— Вот, сеньор, то, что вам может подойти, — пристал он к другому баркасу.

— Помнится, он год назад как построен. И каютка имеется. Посмотрите, а я подожду, — угодливый испанец уверенно придержал лодчонку у борта баркаса. — Не стесняйтесь, дон Хуан. Хозяин не обидится, я его знаю. Да тут все друг друга знают.

Хуан тщательно осмотрел баркас. Он ему понравился. Лишь парус следовало заменить да некоторые снасти. Был даже чугунный якорь фунтов на сто, что делало судно солидной посудиной.

— Спасибо, сеньор Альварес, — бодро заметил Хуан. — Я готов купить судно. Ведите к хозяину.

Хозяин, пожилой мулат с жидкой бородкой и узкими глазами был рад покупателю. Тут же заломил цену в двадцать пять золотых.

— Ты, братец, не дури, — остановил его Альварес. — Твоё корыто и половины не стоит. Но сеньор достаточно щедр и может предложить пятнадцать монет. Соглашайся, а то мы подберём другое судно.

Торг длился несколько минут, после чего хозяин уступил, получил деньги, а Альварес, выйдя на улицу, заметил с хитринкой:

— Вы не возражаете, если я попрошу вас выплатить мне комиссионные, дон Хуан? Цена ведь оказалась вполне приемлемой.

— Во сколько вы оцениваете своё посредничество, Альварес?

— Всего-то пять золотых, сеньор! И то вы остаётесь в выигрыше. И большое спасибо, вы достойны всяческого уважения. О баркасе не извольте беспокоиться. Его никто не тронет. Могу предложить хорошего человека в качестве матроса или сторожа на всякий случай.

— Сторож мне подойдёт, Альварес, — ответил Хуан. — Как его звать?

— Метис по имени Кристобаль, дон Хуан. Вполне надёжный человек, не юнец.

— Полагаю, мне не обязательно с ним знакомиться предварительно?

— Вы правы, дон Хуан. Я о вас ему поведаю, он будет выполнять свою работу, что вы ему зададите. Полагаю, вы это сделаете, сеньор.

— Да, Альварес. Заменить слабые канаты, парус починить и кое-что подкрасить. Дней через десять, пятнадцать я заявлюсь. Вот вам два золотых за работу. И я надеюсь на вас, сеньор Альварес.

Щедрость Хуана очаровала альгвасила. Они расстались почти друзьями.

— Сеньор зря так сорит деньгами, — хмуро заметил метис.

— Ничего, Пабло. Пусть не думает, что я пустышка. И тебе перепадёт немного, мой друг. Теперь у нас ещё одно серьёзное дело. Самое серьёзное. Завтра мы с тобой выполним самое главное.

Они вернулись вечером, заглянули по дороге к Кумбо, пообещав скоро посетить его снова. Сеньора Корнелия встретила своих гостей вопросительным взглядом.

— Спасибо вам, сеньора, за предупреждение. На нас напали, как вы и говорили. Но, как видите, всё обошлось.

— Всегда слушай старуху, Хуан. Ты готов заполучить деньги?

— Готов, сеньора. Завтра мы с Пабло доставим всё к Кумбо. Вам не обязательно быть там, сеньора. Вы слишком трудно переносите это путешествие. Мы зароем всё в прежнем месте, будьте спокойны.

— Хорошо, — ответила старая сеньора, пристально смотрела в глаза Хуану, и тому стало плохо от этого пронизывающего взгляда. — Я тебе верю, — тихо добавила она, помолчала, и до шёпота понизив голос, прошептала: — Это всё для Миры. Она не должна так бедствовать, как я все эти годы.

— Я думаю, что это вполне справедливо, сеньора. — Хуан поклонился сеньоре, но та не обратила на это внимания. Её мысли улетели в прошлое.