Глаза Сатаны

Глава 22

Хуан оставил старуху одну, поужинал с девочкой. Она была довольна. Хуан по дороге купил отличную еду, и теперь они вдвоём сидели при свечке в этой ужасной хижине. Хуану представлялось, как эта девочка, выросши, окажется в роскошном дворце, где-нибудь в большом городе или в ухоженной усадьбе, в благоденствии, в окружении слуг и воздыхателей.

— Хуан, почему ты такой грустный? — вывела она молодого человека из задумчивости. — Мне хотелось бы повеселиться, а ты сидишь и почти не ешь!

— Успеется, Мира. Ты ещё так молода, и жизнь у тебя должна сложиться великолепно, девочка! Вот увидишь!

— Как странно ты говоришь, Хуан! Что может случиться в моей жизни? Бабушка старая и я боюсь, что скоро останусь одна. Что тогда будет со мною?

— Тут ты права, Мира. Но не расстраивайся раньше времени. Сеньора ещё крепкая и сумеет тебя поставить на ноги. Да и я буду рядом, это тебя устроит, Мира?

— Ой, как было бы хорошо, Хуанито! Большего я ничего бы и не хотела! Ты правда не оставишь меня, Хуанито?

— Тебе сколько лет, Мира?

— Перед днём Святого Матвея будет одиннадцать. Это совсем скоро, всего через полтора месяца! Я ещё никогда не получала подарков на день рождения! А так хотелось, Хуанито!

Хуану стало не по себе от её слов. Он всмотрелся в её тёмное лицо, свет свечки с трудом освещал тесное помещение убогой хижины. И всё же лицо девочки светилось странным светом, глаза лихорадочно блестели. Ему показалось, что Мира излишне взволнована, возбуждена.

— Мира, ты получишь свой подарок, я тебе обещаю. Я запомню твой день.

— Правда? Ты не обманешь? — она в порыве чувств приникла к нему и поцеловала в волосатую щёку.

— Мира! Ну что ты… Успокойся, девочка!

Она смутилась, опустила голову, а Хуан вдруг посчитал, сколько лет разделяет их. Получилось, что почти вдвое. «Это слишком! С чего это я так, дурень?» — подумалось ему.

Эсмеральда неожиданно подняла голову, посмотрела на Хуана долгим взглядом. Потом тихо, чуть слышно, проговорила:

Хуанито, я так тебя люблю! С самого первого раза, как увидела тебя! Я глупая дурочка?

Хуан слушал, понимая, что Мира говорит это со страхом, но от чистого сердца. Это поразило его, он вдруг понял, что значат её слова и сильнейшее волнение заполнило его всего. Он оглядел фигурку девочки. Она уже начала округляться, угловатость чуточку сглаживается, но во всём её облике чётко и определённо можно было угадать будущую красавицу. Роскошные каштановые волосы заметно вились волнами, большие глаза смотрели странно, но были откровенно наивны, хотя где-то в глубине их зоркий взгляд мог бы заметить выражение глубокой мысли и ума. Её удлинённое лицо внизу заканчивалось очаровательным подбородком, ресницы затеняли глаза, но Хуан знал, что они яркого карего цвета. И кожа лица! Гладкая, бархатная и смуглая. В девочке легко проглядывали черты темнокожих людей.

— Мира, ты не должна так говорить, — наконец пролепетал Хуан.

— Разве это грех, Хуанито? Бабушка всегда говорила, что любить прекрасно, богоугодно и к этому должны стремиться все люди.

— Всё так, Мира. Но любовь бывает разная. И мне кажется, что ты ещё не понимаешь всей разницы этого.

— Так, Хуан. Мне и самой иногда кажется, что бабушку я люблю не так, как тебя, но как разобраться в таких чувствах?

— Подрастёшь, Мира, узнаешь. Года через два ты всё будешь знать и многое понимать, а пока брось слишком задумываться над этим. У тебя должны быть совсем другие помыслы.

— Я могу об этом поведать бабушке, Хуан? — серьёзно спросила девочка.

— Трудный вопрос, Мира. Смотря по тому, какие у вас отношения с бабушкой. Поймёт ли она тебя? Да и мне как-то неудобно…

— Хуанито, а ты не мог бы мне рассказать, что представляет из себя любовь между мужчиной и женщиной? Это так интересно. На улице всякое слышала, да мне кажется, что там говорят всякие гадости, а мне хотелось бы узнать правду.

— Мира, ты меня вгоняешь в такое смущение и растерянность! Я не могу тебе ничего рассказать. Язык не повернётся.

— Это действительно так мерзко, Хуан?

— Я бы не сказал. Даже наоборот! Но говорить об этом тебе, девочке, просто невозможно. Попроси бабушку. Она многое может тебе поведать, а я… Избавь, прошу тебя, моя глупышка!

— Вот так всегда! Только что-то хочу узнать, как все только и твердят, что мне рано ещё, что я ещё мала, а сами! И ты такой же, Хуан! Никто не хочет мне помочь, пояснить…

— Милая моя, ты скоро и сама всё узнаешь. Тем более, что с улицы ты не выходишь, а это благодатное поле для всяких житейских тайн и знаний.

— Ты скажи мне, Хуанито, любить действительно хорошо, или это грех, как говорят некоторые старые сеньоры?

— Гм. Ну и разговор у нас, Мира! Одно могу сказать тебе. Любить всегда хорошо. Без любви жить невозможно, разве что отдельным мухоморам, которых Господь обделил этим чувством. Но таких так мало, что и говорить о них не стоит. Потому можешь успокоиться.

— А ты любил кого-нибудь, Хуан? — вдруг спросила девочка с такими интонациями в голосе, что Хуан вздрогнул. Он долго молчал, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. — Чего ты не отвечаешь, Хуан? Я спросила…

— Мне кажется, что так, Мира. Я любил, но это было давно, очень давно.

— Как может быть давно, если ты ещё совсем молодой, Хуан?

Хуан внутренне усмехнулся. Действительно, не так давно всё с ним произошло, что теперь представляется таким далёким и несущественным. Всего-то четыре года прошло, а может, и того меньше! А кажется, что прошла вечность.

— Я уже и вспоминать перестал, Мира, — проговорил Хуан грустно.

— Значит, это была не любовь, Хуанито! Я никогда не забуду!.. Я!.. — Она не закончила говорить, мысли её спутались, а слов недоставало. Она засмущалась, а Хуану вдруг стало так приятно сидеть вот так рядом с этим чистым, таким наивным и доверчивым существом.

Тут же вспомнил Габриэлу. Он давно уже не возвращался мысленно к ней. Вдруг перед его мысленным взором предстало сухое, измождённое лицо девушки с глазами, в которых так и не потух злобный огонёк, нет-нет да проявляющийся иногда. И это было так неприятно наблюдать. И прежнего чувства страсти он не ощутил. Лишь полное равнодушие и покой на душе. Удивившись и обрадовавшись, Хуан опять подумал, что эта бойкая девчонка куда приятнее для него, чем ненасытная жадная Габриэла.

— Хуанито, ты грустишь. Что тебя тревожит? Я иногда могу угадывать чужие мысли. И сейчас ты думаешь о какой-то девушке. Она тебе не нравится, и мне очень приятно сознавать такое. Я верно тебе заметила, а?

Хуан с интересом посмотрел на Миру. Вспомнил, что сеньора Корнелия уж очень походит на ведьму. А Мира её внучка. Ему стало страшновато от такой мысли. Хотелось укрыться от пристального любопытного взгляда девочки, но она неожиданно сказала:

— Ты не бойся меня, Хуанито! Я не сделаю тебе худого. Ведь я люблю тебя! И бабушке ты нравишься. Она говорит, что ты такой, на которого можно положиться. И я так думаю. Она обещала научить меня всем премудростям, которые сама знает. И мне этого очень хочется, Хуанито!

— Мира, тебе пора спать. Иди, укладывайся. Вон Пабло уже давно сны все просмотрел, а мы всё ещё сидим. А посуда не мытая. Бабушка заругается и на тебя, и на меня.

Девочка вздохнула, встала, убрала миски, допила сок ананаса, вздохнула и молча тихонечко, исчезла в тёмном проёме двери.

Хуан ещё долго сидел со смутным беспокойством в голове. Разговор с Мирой пробудил в нём массу непонятных чувств. Он никак не мог понять, что это могло значить. Лишь одно стало для него понятным и ясным. Он понял, что эта девчонка многое для него значит.

За завтраком, сеньора Корнелия с подозрением поглядывала на Хуана, изредка бросала взгляд на внучку, а та беспечно уплетала тушёное мясо, которое так редко появлялось на столе этой семьи.

Хуану было не по себе. Пабло же ни на что не обращал внимания и увлечённо поедал обильный завтрак, запивая его красным вином.

Хуан думал о том, что сегодня они с Пабло должны встретить Сибилио с одним из его друзей. Двух мулов, нагруженных золотом в больших мешках, дополнительно набитых разным тряпьём, необходимо встретить незаметно, препроводить до двора негра Кумбо и зарыть бо́льшую часть в укромном месте.

Он волновался, постоянно думая, чего он не додумал, не учёл, что может привести к провалу всего дела. А времени и сил было потрачено так много!

Перед полуднем Хуан обратился к донье Корнелии:

— Донья Корнелия, — спросил Хуан нерешительно. — Что вам видится на сегодня? Я волнуюсь и беспокоюсь.

Она долго не отвечала, затем проговорила загадочно:

— Делай, как задумал, Хуан. Но поспешай. Не задерживайся в дороге. И не мешало бы не идти через город.

— Другого пути я не знаю, сеньора, — ответил Хуан.

— Пабло подскажет. Доверься ему в этом.

Хуан с любопытством посмотрел на старуху. Она больше ничего не сказала. А Хуану показалось, что старая сеньора уже знает о вчерашнем разговоре с Мирой и с замиранием в сердце ожидал вопросов. Но они не последовали. Сеньора ушла по своим делам в город.

Мира выбежала из хижины, где убиралась, подбежала к Хуану. Её лицо выражало радость и надежду.

— Хуанито, мне бабушка сказала, что не сердится на меня!

— А почему она должна была сердиться? — удивился Хуан.

— Она узнала, что мы с тобой обсуждали вечером!

— Боже, Мира! И что же она сказала?

— Ничего не сказала, Хуанито. Просто ушла, а это лучше, чем всякие слова. Молчание её говорит о том, что она не сердится.

— Ты хоть спала сегодня, Мира?

— Спала! А как же! Правда, мало и плохо. Всё думала о нашем разговоре.

— Зачем тебе это, Мира?

— Как зачем, Хуанито? Я ведь сказала, что люблю тебя! Разве этого мало?

— Эсмеральда, — строго проговорил Хуан. — Ты слишком опережаешь события, успокойся и погоди об этом. Ты ещё мало что соображаешь, а готова судить о таких сложных делах! Я боюсь за тебя, Мира!

Девочка строго посмотрела на Хуана. Хуану показалось, что она взглядом проникает прямо внутрь его тела. Опять волнение охватило его, но страх заставил посмотреть на девочку другими глазами.

«Почему мне так не везёт? — думал он. — То эта Габриэла терзает меня каждый раз, как только взглянет на меня, то эта девчонка! Но тут совсем другое. Мира мне дороже во много раз, но что это значит? И как убедить Миру перестать думать о мне, как о любимом? А что я могу? Одно успокаивает, что это у неё детское увлечение, которое пройдёт, как только она подрастёт. Дай-то Бог!»

Хуан с Пабло затаились в непосредственной близости от усадьбы. Подходило время выхода груза. До усадьбы было не более ста саженей, но за густым кустарником и деревьями её видно не было.

— Выйдешь один, скажешь пароль, — тихо говорил Хуан своему напарнику. — Я посмотрю, будет ли слежка. Потом догоню.

Метис молча кивнул. Поправил мачете за поясом, ощупал цепь. Скоро послышались голоса погонщиков. Потом неторопливый топот копыт. Мулы уже виднелись через листву. Хуан углубился дальше от дороги, а Пабло вышел, подождал немного.

— Скоро солнце зайдёт, амиго, — проговорил он пароль.

— Часа два ещё есть для этого, — ответил негр.

Коротышка поздоровался за руку, спросил тихо:

— Всё спокойно? Хозяин не высылает следом людей?

— Не знаем, — ответил Сибилио, как понял Пабло по описанию Хуана. — Может, позже что и будет. А где сеньор Хуан?

— Он будет позже. Поехали. Поторопимся.

Все трое ударили мулов плетьми, животные недовольно махнули хвостами, но зашагали быстрее.

Хуан проводил их глазами, подождал ещё с четверть часа и вывел мула на дорогу. Крупной рысью погнал следом. Догнал крошечный караван уже вблизи городка. Тут Хуан кивнул Пабло, тот свернул на боковую тропу, ведущую влево от дороги, и скоро все скрылись в извилинах тропы.

Хуан медленно, опустив голову, поехал назад. Он был уверен, что люди дона Рожерио обязательно проследят путь золота.

Но никого не встретив, Хуан повернул назад и галопом помчался догонять караван. Это оказалось долгим делом — Пабло гнал своего мула и остальных тоже прытко.

Лишь проехав город стороной, Хуан через час увидел то, к чему стремился.

— Молодцы, ребята! — проговорил Хуан, придерживая животное. — Хорошо гоните! Этак мы раньше времени прибудем на место. Можно и передохнуть. Да и проверить хотелось бы эти мешки.

Они свернули на поляну, поднимающуюся довольно круто от тропы. Остановили мулов за стеной кустарника.

— Вроде бы всё на месте, — молвил Хуан, проверив мешки, запуская руку по локоть в никому не нужный груз, набитый в мешки. — Вы хоть знаете, что везёте? — повернулся он к Сибилио.

— Нам не говорили, сеньор, — ответил Рубио, второй негр-погонщик, довольно молодой, которого Хуан едва узнал. — Однако слишком тяжёлые эти мешки для обычного груза.

— Будете помалкивать — заработаете свободу, — бросил строго Хуан. — И больше не отпущу вас в усадьбу. Будете работать у меня, как вольные, за деньги. Согласны?

Негры со страхом переглянулись, а Сибилио спросил:

— Нас ведь искать станут, сеньор! За беглых посчитают.

— Не беспокойтесь. Теперь вы вроде бы мои рабы. Но это только для властей, а с хозяевами асиенды я уже договорился. Они знают, что вы не вернётесь. Мы далеко уедем и им нас не найти, даже если бы и захотели.

Смеркалось, когда Хуан опять приказал трогаться в путь. Пабло ехал впереди. Он знал все тропы в этих местах и вёл караван уверенно.

Не торопились. Через час перешли ручей и вышли к усадебке Кумбо. Тот уже ждал, сидя у костра и нервно курил трубку.

— Кумбо, быстро дай людям перекусить. Нужно побыстрее завершить задуманное. Нам ещё предстоит работа, если на то будет воля Господня.

Хуан с Кумбо нагрузили мулов мешками, быстро скрылись в темноте, прихватив с собой тусклый фонарь.

— Вначале спрячем золото сеньоры, — распорядился Хуан.

Он споро снял пласт дёрна, разрыл тайник. Прежнее было на месте. Он с усилием снёс тяжёлые мешки, уложил их, и тщательно, не торопясь, присыпал землёй. Уложил дёрн на место, а Кумбо, как и прежде, полил его водой.

— Иди домой, Кумбо. Остальное я сам доделаю, — приказал Хуан, передал повод мула негру, проследил его и тронулся к своему тайнику. Он находился шагах в двухстах среди острых выступов скальной породы, среди которых пучками росли жёсткие травы, тронутые засухой.

Он отдохнул, прислушиваясь, укрыв фонарь в углублении среди камней. Мула он оставил шагах в сорока на каменистой осыпи, слегка наклонной. И теперь таскал тяжести, пыхтя и обливаясь потом. При свете фонаря отсыпал несколько сот монет в приготовленный мешочек из прочной кожи. Остальное вместе с тряпьём, что было в мешках, засыпал в тайник, прикрыв всё это камнями и сухой травой. Потом долго осматривал место с фонарём в руке, поправлял и заметал следы. Наконец осторожно ушёл к мулу, пасшемуся невдалеке.

Кумбо посмотрел на Хуана вопросительно, задавать вопросов не стал, молча поставил перед ним миску с фасолью и два банана. И в кружке его знаменитый напиток, напоминавший вкусом пряную настойку с запахом рома.

— Люди спят? — тихо спросил Хуан.

— Спят, сеньор, — кивнул негр тоже тихо.

— Ты отвечаешь за сохранность клада, Кумбо, — проговорил жёстко Хуан.

— Как боги решат, сеньор, — смиренно ответил негр.

— Почему боги, Кумбо? Разве ты не веришь в Христа и Деву Марию?

— Верю! Как не верить, сеньор! Но и своим богам не мешает помолиться. Это не помешает и не оскорбит святого Христа. Да и какой это грех, если человек помнит своих богов. Это наша история, сеньор. А её вот грех забывать. Так нас учили ещё в детстве наши колдуны-знахари.

— Ты помнишь своё детство в Африке, Кумбо? — Хуан заинтересованно посмотрел в морщинистое лицо негра. — А почему у тебя лицо такое светлое?

— У каждого племени, народа свои отличия, сеньор. Есть совсем чёрные, а у моего племени цвет светлый. Недалеко жило племя, так те были совсем как Мира, сеньор.

— Что тебя связывает с этой девчонкой, Кумбо? Ты к ней относишься по-родственному. Можешь рассказать?

Негр долго молчал. Хуан уже подумал, что он не ответит.

— Сеньора разрешила вам, сеньор, говорить всё. Так что можно и поведать о своей жизни. Тем более, что сеньора так много сделала для нас.

— Для вас? — удивился Хуан, и любопытство захватило его.

— Да, сеньор, для нас. Я был младшим в семье, а старшим был брат. Его звали Мтурата, но здесь дали другое имя — Фауро. Но для меня он остался Мтурата, сеньор. Он был старше меня лет на пятнадцать, и мы были от разных матерей. Это у нас было обычным делом.

— Вас продали на невольничий корабль? — спросил Хуан.

— Почти всех, сеньор. Больше десяти человек. Но половина умерли в пути. Остальные разошлись по разным хозяевам. Только я со старшим братом оказались вместе. Но он заболел, хозяин выгнал его, а сеньора пожалела его, выходила, и он ещё пожил несколько лот. Это его внучка, сеньор. А я, значит, её дядя. А, может, и дед… Но она об этом не знает.

— Почему? — спросил Хуан, хотя догадывался об этой причине.

— Так пожелала сеньора. — Негр вздохнул, горькие складки резко выделялись при свете костра, и весь он поник, ссутулился, сжался.

Хуану стало жаль негра. А тот после тягостного молчания сказал грустно, как-то потерянно:

— Она последнее, что связывает меня с прошлым, сеньор. Но я редко вижу свою племянницу и это очень грустно.

— Ты что, не можешь посещать её в доме сеньоры?

— Я знаю, что моё посещение не очень нравится сеньоре. И я покоряюсь. Что мне остаётся, сеньор?

— А Томасу ты знал, Кумбо? — Хуану очень хотелось узнать побольше.

— Да, сеньор. Тогда мы часто виделись. Но уже больше десяти лет как её не стало, и лишь Мира светит мне в моей жизни. Спасибо сеньоре. Она всё же не оставляет меня своими заботами.

— Отца Эсмеральды ты знаешь? — допытывался Хуан.

— А как же, сеньор! Её отец сидит во мне гвоздём прямо в сердце, да достать мне его никак не дозволено. А теперь я уже и не смогу отомстить за мою любимую Миру. Спасибо вам, сеньор. Хоть это немного радует меня. А сеньора постоянно говорит, что ей очень повезло с вами, дон Хуан. И мне тоже. Я так надеюсь, что вы поможете моей милой Мире, сеньор! Не оставляйте её своим вниманием. Мы с сеньорой скоро переселимся в мир иной, а девочка останется без поддержки. Хотя что моя поддержка значит в мире белых людей, сеньор!

— Он, отец Миры, тоже скоро предстанет перед высшим судьёй, — проговорил Хуан, полагая, что эта весть будет приятна негру.

— Стало быть, боги вняли моим молитвам, сеньор! Вы тоже много сделали для всех нас, дон Хуан! Но главное впереди. Как помочь Мире стать на ноги, сделать её счастливой? В этом я вижу главное в жизни, сеньор. Донья Корнелия сильно надеется на вас, сеньор.

Услышанное удивило Хуана. Он подумал, что за этим может стоять нечто, что может изменить всю его жизнь. Но что именно — этого пока никто не может знать. И всё же он был взволнован, немного даже обескуражен. Это никак не вписывалось в его задумки.

Тут он вспомнил Габриэлу. Её беременность выглядела сейчас в ином свете. Захотелось поведать об этом этому старому негру, посмотреть, как он отнесётся к такому повороту событий. И сеньора, что скажет она, услышав такое.

И в то же время стало жаль девушку с её несчастьем, которое может так повлиять на её судьбу, что жизнь её окажется ещё хуже, чем жизнь доньи Корнелии. Стало жутко, учитывая слова Габриэлы о уже возникшей ненависти к будущему ребёнку.

Сомнения нахлынули на Хуана. Его намеренья помочь Габриэле с рождением ребёнка угасли. Потом пришла мысль, что с этим можно повременить ещё пару месяцев.

Они с Кумбо рано утром, по росе, прошли проверить следы схоронок. Поправили немного, полили водой. Кумбо молвил уверенно:

— Вы, сеньор, не беспокойтесь о кладах. Они будут сохранены, уверяю вас!

— Надеюсь, Кумбо, тем более, что от них зависит во многом судьба Эсмеральды. А она мне не безразлична.

Негр с благодарностью взглянул на Хуана. Было видно, что он взволнован, множество чувств отразилось на его сморщенном лице.

— Пабло, ты выполнил работу и можешь отправляться домой. Возьми две монетки, как обещал, — и Хуан протянул метису два золотых дублона.

Метис не смог удержаться от восхищения щедростью сеньора, но слов было явно недостаточно в его лексиконе, и он только поклонился, пробормотав:

— Да воздастся вам, сеньор, за вашу доброту! Спасибо!

Хуан попрощался с Кумбо, пообещав на обратном пути заглянуть к нему.

На пристани он со своими неграми долго добивался местонахождения своего баркаса, пока один лодочник не согласился поискать его, усадив пассажиров в свою утлую лодку.

После недолгих поисков, баркас нашли в отдалении и сторож Кристобаль позволил Хуану ступить на борт судна.

— Как дела, Кристобаль? — спросил Хуан, осматриваясь по сторонам.

— Всё тихо, сеньор. Один раз пытался Ампаро заявиться, да пришлось пистолетом пригрозить. Альгвасил Лусиано мне посоветовал иметь и дал мне во временное пользование.

— Даже так? — удивился Хуан. — С чего бы такая щедрость и забота?

— Он мне двоюродный племянник, дон Хуан, а вы, сказал, хорошо ему заплатили, сеньор. Родственникам нужно помогать.

— Хорошо, Кристобаль. Можешь заканчивать здесь свою работу. Получи три реала, и пока лодка не ушла, используй её. Я оплатил обратную дорогу. И спасибо тебе. Если понадобишься, я тебя найду.

Хуан тщательно осмотрел судёнышко. Оно было подкрашено, снасти заменены, парус починен. Крошечная каютка два на два с половиной ярда показалась клеткой с маленьким окошком на транец. Две койки, узких и жёстких, приглашали отдохнуть.

И вдруг Хуан ощутил какое-то тревожное чувство. Или это одиночество на этом судёнышке так подействовало. Но он хотел обязательно хоть какого- то общества.

Торопливо вышел на воздух. Лодка уже удалилась на добрых сто саженей. Хуан сложил ладони рупором.

— Кристобаль! Вернись! Ты мне нужен здесь!

Лодочник перестал грести, прислушался, Хуан помахал руками, приглашая к себе. Когда лодка развернулась и неторопливо стала приближаться, Хуану показалось, что на душе стало легко и тепло.

— Что случилось, сеньор? — с беспокойством спросил Кристобаль. Он был озабочен, побаивался чего-то, что могло рассердить хозяина.

— Тут такое дело, Кристо, что одному мне несподручно оставаться, — не стад скрывать своего настроения Хуан. — Гавань для меня неизвестна и ночь приближается. Лучше быть вдвоём, я заплачу тебе, если не возражаешь.

— Буду рад, сеньор, — с готовностью ответил метис.

Хуан посмотрел на лодочника, ожидающего, что будет дальше:

— Ты не мог бы мне добыть лодку хоть небольшую, а то каждый раз искать кого-то затруднительно.

— Купить, сеньор? — спросил лодочник.

— Именно купить. Вроде той, что у тебя. Сможешь завтра устроить мне такую услугу, амиго?

— Чего проще, сеньор. Утром и пригоню. Будете довольны, сеньор.

— Сколько это будет стоить, приятель?

— Два золотых, сеньор. Но лодка будет отличная, не то что эта, — и он с презрением кивнул на своё корыто.

— Согласен. Вот два реала тебе за труды, а утром я отдам тебе остальное, как договорились. Только не задерживайся.

Лодочник с довольной улыбкой на огрубевшем обветренном лице энергично погрёб к берегу.

— Кристобаль, будем стоять вахты, как на настоящем морском судне, — заявил Хуан дружелюбно. — Сам выбери время для себя. Я соглашусь на любое.

— Если сеньор позволит, то я хотел бы поспать сейчас. Я очень мало спал эти дни — Лусиано меня предупреждал, что так лучше. Разбудите, когда потребуется, дон Хуан.

— Валяй в каюту, Кристо. Спи почти до полуночи. Это подкрепит твои силы. И поешь хоть немного.

Метис с довольным видом ушёл, а Хуан опять осматривал канаты, парус, блоки, пробовал шкоты. Баркас имел на дне настил из толстых досок, под которым даже вода не хлюпала. Он поднял часть настила. Одно место было слегка мокрым.

— Так, — пробормотал Хуан в раздумье, — нужно загрузить балласт. Груза у нас пока нет, и вряд ли будет много. Ещё не решено, сколько человек придётся взять на борт. Завтра надо об оружии позаботиться. Продовольствие закупить, бочку для воды.

Он посмотрел на солнце. Оно садилось. С востока надвигалась темнота, а вест полыхал красками заката. Ветер почти стих, гавань без движения, и ни один парус не оживлял горизонт. Посёлок на берегу готовился ко сну.

Короткие сумерки сменились чернотой ночи с яркими звёздами. Грохот прибоя у восточного мыса не долетал сюда. Лишь едва слышные звуки гитары и чьё-то пение доносилось с берега, навевали грустные мысли.

Хуан вспомнил слова сеньоры Корнелии, где она советовала прислушиваться к первому чувству. И сейчас опять показалось веяние тревоги, словно исходящей от самих звёзд.

«Значит, стоит поглядеть, что может случиться ночью, — подумал Хуан и зачатки страха зашевелились в животе неприятным волнением и щемлением. — Жаль, оружия мало. Только два пистолета да шпага с кинжалом».

Потом вспомнил Миру с её наивными разговорами. Стало смешно, но приятно от сознания, что эта девчонка любит его, верит ему и питает детские надежды. И слова Кумбо о беспокойстве за судьбу Миры.

«Чёрт, — подумалось ему, — в этих словах и для меня что-то есть. Мне тоже не безразлично, что будет с девчонкой. С чего бы это? Неужели она так запала мне? Это же смешно! А вдруг? Они люди странные, эти бабка с внучкой. От них всего можно ожидать!»

Он сидел на крыше каюты, всматривался в редкие огоньки почти уснувшего посёлка. И на ум пришла Габриэла. В голове мелькнула греховная мысль, а не обдурить ли её, эту злобную девицу с её родителем? Или выполнить свои обязательства, вернуть домой и забыть обо всём.

Что-то неприятное ощутил внутри. Воспоминания об их страстных греховных отношениях, после которых часто происходили ссоры, взаимные обвинения и озлобления не могли не удивлять Хуана. Странные, очень странные отношения. Одно ощутил сейчас: вроде ничего, никаких добрых чувств больше не испытывает к ней. И страсть, явно греховная, больше не тревожит, не возникает в нём.

— Чёртова девка! — воскликнул Хуан почти громко. — Какого дьявола прилипла? Что я нашёл в ней? И ведь сам не отстаю! Что же держит меня рядом? Вроде наваждения! Или и она ведьма, как донья Корнелия?

Он заставил себя перенестись в детство. Грустно подумал о родном селе, о матери. Решил, что они давно похоронили, его и теперь по праздникам подают попу читать заупокойную о нём. Стала неприятно, грустно. Об отце почему-то не думалось. Лишь о матери. Даже Ярина пронеслась, не оставив и мысли.

И вдруг пришли воспоминания о недавнем вечернем разговоре с Мирой. В тот вечер она спросила о его любви, и тогда он не испытал ничего, что взволновало бы его.

— Вот так и у Миры, с её детскими чувствами и надеждами. — Хуан опять проговорил это вслух, удивился, оглянулся на чёрное море вокруг, будто здесь мог его подслушать неведомый свидетель его раздумий.

Звёзды показывали позднее время. Спать не хотелось. Можно повременить будить Кристобаля. Он, Хуан, и днём может отоспаться. Не привыкать. Скоро опять в море, и там уж не до сна будет.

Эти мысли не понравились. Подумалось, что море его не очень-то привлекает. Эти постоянные недосыпания, протухшая вода и полугнилая еда, от которой в животе частые боли и недомогания. И качка, изматывающая качка, от которой нет спасения. А штормы? Ужас и только!

И так захотелось в тихое спокойное место, вроде той долины, что ждёт его, особенно Габриэла и тот дон Атилио. Атилио! Что с ним делать? Он ни в чём не виноват, и похоже, что он вполне порядочный человек.

«Три тысячи они дали за него, — подумал Хуан. — Хватит и этого. Пусть не доходят до разорения. Родные, наверное, уже все глаза выплакали. Отпущу его без остальных денег».

Эта мысль понравилась молодому человеку. Стало спокойнее на душе, тише.

В голове всё смешалось, затуманилось, потом он вздрогнул, открыл глаза и понял, что задремал, облокотившись о фальшборт.

Злость на себя подняла на ноги. Посмотрел на небо. Звёзды показывали, как показалось, что-то близкое к полуночи. Оглядел чёрную воду гавани. Никакого движения не ощущалось. Посёлок крепко спал.

Хуан прошёлся по настилу, потрогал вёсла, уключины. Роса ещё не выпала и всё было сухим, прохладным.

Он неторопливо пошёл в каютку, помедлил к тронул спящего за плечо.

— Что? Пора на вахту, сеньор?

— Уже полночь, — ответил устало Хуан. — Постой часа три, а я посплю малость. И не забудь пистолет. Мне что-то было тревожно на душе.

— Обязательно, сеньор, — ответил Кристобаль, засуетился и вышел в низкую дверь.

Хуан перевернул тонкий матрас, лёг на него и почти мгновенно заснул.

Встрепенулся он от возгласа, природу которого сразу не смог определить. Но голос Кристобаля показался ему обеспокоенным.

«С кем это он разговаривает?» — подумал Хуан, захватил оружие и вышел из каюты.

Ночь была на исходе. Это чувствовалось во всём. Чернота её нарушалась всего несколькими тусклыми огоньками на берегу.

— Гоните мимо! — крикнул Кристобаль, перегнувшись через фальшборт баркаса, вглядываясь в темноту.

— Погоди, Кристо! — негромко донеслось с моря. — Я только хотел спросить кое-что у тебя.

— Приказано никого не подпускать близко, и я это выполню! Отваливай!

Хуан не стал показываться, а укрылся за выступом каюты. Слышал, как поскрипывали уключины, лодка продолжала тихо подходить.

Кристобаль уже вытащил мачете, а Хуан положил руку на рукоять пистолета. Он никак не мог определить, сколько человек в подходящей лодке, которая чернела саженях в десяти.

— Ампаро, прошу тебя, ты должен помнить, как я исполняю свои обязанности! — продолжал увещевать Кристобаль. — Уйди от греха подальше!

Хуан наконец углядел одну фигуру, сидящую на вёслах. Это немного успокоило его. Он уже хотел выйти и спросить своего помощика, но в это время лодка стукнулась носом о борт баркаса и в ней поднялись ещё две тени.

Грохнул выстрел. То Кристобаль успел спустить курок пистолета.

А тени быстро вспрыгнули в баркас, свалили метиса. Хуан выскочил из чёрной тени, ударил шпагой одного, выстрелил в другого. А третий успел зацепить его мачете по груди.

Жгучая боль охватила юношу. Злость вспыхнула яростью. Он упал, ударился о фальшборт, успел подставить шпагу навстречу бросившемуся к нему бандиту. Вскрик — и тот опустился на настил, увлекая за собой оружие, застрявшее в груди.

Нападавшие больше не стремились овладеть лодкой. Они были ранены, но стремились пересесть в свою лодку, ругаясь и отбиваясь от Кристобаля.

Хуан, зажав рану рукой, подпола к месту схватки, ударил ближайшего кинжалом по ноге, а второй всё же успел упасть на дно лодки.

— Кристо, держи трос! — Хуан пытался встать, ноги плохо его держали. — Не дай ему уйти!

Сторож махал мачете, схватил трос, не давая его раненому бандиту. Хуан на коленях подполз к борту, шпагой дотянулся до головы бандита и тот, изрыгая проклятья, скорчился на дне, перестав сопротивляться.

— Притяни лодку покрепче, Кристо! И быстрее перевяжи меня, а то я слабею! Поторопись, я посторожу здесь!

Метис, бормоча ругательства, бросился в каюту и вскоре принёс фонарь и бутылку крепкого рома. Смочил тряпицу и приложил к ране, довольно сильно кровоточившей. Хуан ругнулся, скрипнул зубами. В глазах стало мутно.

— Ничего, сеньор. Рана не очень опасная. Кровь только остановить как?

— Затягивай крепче! Немного полегчало. Дай хлебнуть рома!

Сделал несколько глотков, отдышался, стёр пот с лица, хотя всё тело было мокрым.

Метис неуклюже завязывал какие-то тряпки вокруг туловища, сопел, ругался, не обращая внимания на возню одного из нападавших, что лежал на дне баркаса. Только лягнул того ногой, проговорил жёстко:

— Заткнись, сука! Я просил не лезть сюда! Теперь ещё пожалеешь, что не подох, собачий выродок!

Хуан ещё глотнул рома, огляделся. У ног лежало тело, уже недвижное, в лодке шевелился ещё один бандит. В голове было тяжело, но он попытался встать на ноги, это ему с трудом, но удалось.

— Давай фонарь, Кристо, — попросил Хуан. — Поглядим, что за гуси к нам залетели. Ампаро, не тот ли, что обдурил меня?

— Тот самый, сеньор, — неохотно согласился метис. — Кажется, это он тут у нас кряхтит и ворочается. Ампаро, это ты? — позвал Кристобаль.

— Я, я! Будь ты проклят!

— Ты меня не послушал, так себя и ругай. Я своего племяшку подвести не хочу, а он меня сюда устроил. Что у тебя там?

— Помоги лучше, а то кровью изойду.

— Погоди малость, фонарь зажгу, потух.

Хуан сел на настил, прислонившись к борту. Он прислушивался к болевшей ране, и думал, прикидывал, когда она позволит ему работать. Был зол, упрекал себя за неосторожность, готов был отыграться на этом гнусном подонке.

— Что, Ампаро, захотелось грабануть меня? — зло спросил Хуан. — Думал у меня много денег? Ошибся, амиго. И теперь я не собираюсь с тобой возиться!

— Сеньор, я не виноват! Это всё Пако! Он меня заставил. А сам теперь в тюрьме! Проклятье!

— Он-то в тюрьме, а ты в это время затеял поживиться за мой счёт?

— Сеньор, пощадите! Я верну вам те реалы, что вы мне дали. Простите, Христа ради! Я отмолю этот грех!

— А моя рана? Кто за неё мне заплатит? А мне ещё многое надо было сделать. А теперь что прикажешь? Нет, голубок! Мне это никак не нравится.

Кристобаль наконец принёс фонарь. Осветили настил. Метис протянул со страхом:

— Эге, сеньор! Один-то уже окочурился! Хорошо вы его проткнули! Что с Ампаро делать, сеньор? Он имеет две раны, вряд ли сам сможет выкарабкаться. Надо и другого глянуть. Он что-то затих.

— За борт его, Кристо! Он это вполне заслужил. И остальных! Они должны ответить за нападение. Что я теперь должен делать с этой раной? Дай глотнуть рома, Кристо! Болит проклятая!

Метис поспешил выполнить приказ Хуана. Тот жадно отпил несколько глотков, отдал бутылку.

— Кристо, ради Бога, дай и мне глотнуть малость, — со стоном просил Ампаро. Метис бросил вопросительный взгляд на Хуана.

— Не стоит тратить на этого скота такой дорогой продукт, Кристо. Вали его за борт, пусть там попьёт.

— Сеньор, может, не надо, а? Человек ведь…

— Ты что, спорить со мной вздумал? — рассвирепел Хуан и тут же замолчал, сморщившись от боли. — Ладно, с божьей помощью, поднимай рей и расправляй парус! Сматываться будем! Потом разберёмся с этими бандитами!

Кристобаль вздохнул, отложил бутылку и пошёл готовиться к подъёму паруса. Он неторопливо копался, пока Хуан не прикрикнул на него. Но и тогда до конца поднять тяжёлый рей он не смог. Хуан попробовал ему помочь, но с руганью бросил эту затею.

— Хватит и так, Кристо! Ветер к утру усилится, а так будем хоть чуток продвигаться к морю. Подправь шкот правого борта.

Баркас с трудом, словно нехотя, тронулся вперёд. Лодка с раненым бандитом тащилась следом, стукаясь носом о борт баркаса. Там по-прежнему было тихо, у Кристобаля времени посмотреть туда не было.

К рассвету баркас добрался до конца бухты и, уловив усилившийся ветерок, пошёл резвей. Миновал линию прибоя без осложнений, но в море встретил встречный ветер от северо-востока.

— Подтяни правый шкот, Кристо! Уходи от берега! Придётся идти длинными галсами! И пойди приготовь что-нибудь поесть. И дай воды попить!

— Сеньор, а вы разбираетесь в морском деле, — заметил метис, давая Хуану кружку с водой, — Куда идём, сеньор?

— Пока на восток. Надеюсь, что дня через два я смогу двигаться. Это важно. Но сначала необходимо побывать в одной усадьбе. Это мили три восточнее Понсе.

— Тогда это где-то недалеко от селения Кампо-Секо, сеньор. Я знаю приметы берега и смогу вас туда доставить.

— Отлично, Кристо! Теперь бы поесть. Что там ты можешь предложить?

— Только маис да немного бананов, сеньор. Я не знал, что вы захотите выйти в море. Ничего, до селения дойдём, там дешевле можно закупить.

— Обещаешь, что с голоду не помрём? — Хуан попытался улыбнуться.

— При таком ветре можно до темноты дойти до Кампо-Секо, сеньор. Только мыс обойти — и мы на месте. Правда следует далеко уйти к востоку.

Хуан не стал больше разговаривать. Он только посмотрел на метиса, кивнул на труп и раненого Ампаро, мол пора и отделаться от них.

Кристобаль вздохнул, взялся тащить тяжёлое тело бандита. Вскоре всплеск показал, что труп ушёл на глубину. С Ампаро было труднее. Он упирался, вопил, но силы его иссякли быстро. Он потерял сознание и ушёл под воду без страданий и воплей.

— Что с тем, что в лодке? — спросил Хуан. — Посмотри и выбрось за борт.

После полудня Кристобаль с трудом перетянул рей, Хуан сумел работать на румпеле, баркас неохотно развернулся на север, едва улавливая парусом ветер.

Шли крутым бейдевиндом, и Кристобалю приходилось постоянно следить за парусом, который временами заполаскивал, теряя ветер. Кампо-Секо показался за пару часов до заката.

— Сеньор, Кампо-Секо! — указал метис на виднеющееся селение вдали, раскинувшееся на ближнем пригорке шагах в двухстах от берега.

— Сумеешь войти в бухту? Я тебе помочь ничем не могу, Кристо, — и Хуан с грубыми ругательствами отвернулся.

— Сеньор, я вижу, что вы ругаетесь, но никак не пойму ни слова! Вроде и португальские ругательства немного слышал, но таких — никогда!

— Это я у немцев научился, — соврал Хуан, полагая, что уж о немцах этот человек должен слышать.

Но метис ничего не знал и про немцев. А Хуану не хотелось пускаться в бесполезные разъяснения. Его уже одолевал жар. Кристобаль постоянно подносил ему воды, тот жадно пил, но ничего не помогало.

— Придём в селение, сеньор, я постараюсь найти вам знахаря или знахарку. А то ещё сгорите, не дай Бог, сеньор!

— Хорошо бы, — с трудом отозвался Хуан. — Возьми немного денег, ка всякий случай и для закупки еды. А то вдруг не смогу дальше быть в сознании. Уж слишком меня прихватило. Проклятый бандит! Как он зацепил меня?

Поздним вечером Кристобаль на лодке притащил старую знахарку, заставив её взять с собой всё необходимое для лечения. При свете фонаря бабка долго осматривала рану, что-то шептала, обтирала чистой тряпочкой, смачивала чем-то, потом сильно прижала эту тряпочку к ране. Хуан вскрикнул, пот оросил всё его тело, в голове завертелось.