Глаза Сатаны

Глава 29

За две недели Хуан ничего больше не придумал, как проникнуть в дом к дону Рожерио, ограбить его дочиста, чтобы он не смог больше подняться, изловить Амбросио и рассчитаться с ним по возможности тайно, без свидетелей.

Он купил двух хороших лошадей, оружие. Долго готовился сам и предложил последовать своему примеру Нене, на что тот неохотно, но согласился.

Труднее всего было с Мирой. Она никак не хотела оставаться одной, без поддержки Хуана. Страх подтачивал её. И хоть они больше не встречали Габриэлу, но она теперь постоянно находилась между ними.

— Сколько дней ты будешь отсутствовать, Хуан? — уже несколько раз спрашивала Мира.

— Мне трудно на это ответить, Эсмеральда, — с некоторой грустью ответил Хуан. — Ты ведь знаешь, что дороги опасны, в море полно пиратов, и вообще трудно предполагать, что произойдёт с каждым из нас. Главное — ты жди и надейся. Я обязательно появлюсь, как только смогу. Хотя я ничего такого не предвижу, моя трусиха. С тобой останется Пахо. Он о тебе позаботится.

— Хуанито, не уезжай, прошу тебя! — взмолилась Мира.

— Но почему, Эсмеральда? Я обещаю, что вернусь как можно быстрее. Это и для тебя важно, милая моя девочка!

— Это всё из-за той сеньоры? — несмело спросила Мира.

Хуан мгновение поколебался с ответом и этого оказалось достаточно для того, чтобы Мира поняла, что попала в цель. А Хуан сказал решительно:

— Я не хочу, чтобы тебя продолжали преследовать!

— Опять ты про это, Хуан! Только я знаю, что если ты уедешь, то мы долго не увидимся. Думаешь, мне будет легко?

Мира грустно смотрела на Хуана. В лице тёмными пятнами выделялись большие тёмные глаза, наполненные слезами.

— Откуда тебе может быть известно о долгой разлуке, Мира? — удивился Хуан. — Всё во власти Господа!

— Хуан, ты забыл, кто была моя бабушка! Она многое успела мне передать. А уж это я и сама смогла определить, без бабушкиного вмешательства. Послушай меня и откажись от поездки, Хуанито! Умоляю! Что я буду делать без тебя? Ты обещал бабушке!

Хуан вдруг задумался над словами Миры. Всё же постепенно он успокоился, стая думать трезво.

— Хорошо, Мира. Я подумаю о твоих предупреждениях. Можешь успокоиться.

Девочка подозрительно глядела на молодого человека. Её пристальные глаза смогли определить его растерянность и неуверенность.

Через два дня острота разговора с Мирой прошла. Хуан усмехнулся себе под нос, посчитав рассуждения девчонки простым нежеланием оставаться одной. Понимал, что Мира любит его и этим объяснил остальное.

Ещё три дня — и он распрощался с Мирой и Пахо.

— Мира, милая моя, ты помнишь место клада? Воспользуйся им, если появится необходимость. Пахо тебе поможет. Кстати, тот участок земли Кумбо отписал тебе ещё в прошлом году. Он твой и никто его у тебя не может забрать. И ещё, Мира. Оставь в бутылке записку, коль вынуждена будешь исчезнуть, — Хуан поискал глазами, указал место под деревом, выглянув в окно.

Девочка почти не слушала его, плакала, уговаривала Хуана остаться. Он был непреклонен, начинал сердиться. Неожиданно Мира стремительно вышла в дверь, хлопнув ею.

Хуан в недоумении смотрел в закрытую дверь, раздумывал.

И теперь, покачиваясь в седле, Хуан вспоминал последний разговор и всё острее чувствовал разлуку, правоту слов Миры. Но уж теперь отказаться от задуманного он никак не мог. Рядом трясся Нене, с которым шутки плохи.

— Зачем нам так далеко трястись, Хуан? Кругом столько асиенд.

— Эти усадьбы я не знаю, а ту, куда мы направляемся, я знаю отлично. К тому же это сложнее, чем ты думаешь, Нене. Тут замешана месть, понимаешь?

По знакомой дороге путники намного быстрее доехали до усадьбы дона Рожерио.

— Мы остановимся здесь, — Хуан оглядел глубокий овраг, уже знакомый по прежним делам. — Надо разведать усадьбу, оглядеться и составить план.

— Ты говорил, что начнём с какого-то Амбросио. Не лучше ли сначала добыть главный приз, а уж потом подчистить мелочи?

— Я не вижу тут мелочей, Нене. Всё очень важно и значительно.

В усадьбе была суматоха. Готовились к похоронам дона Рожерио. Он скончался в день приезда грабителей, и теперь в усадьбе было много народа, собравшиеся на печальное действо.

— Хуан, не кажется ли тебе, что это отличное время для нашего дела? — настойчиво допытывался Нене. — Людей много, никто ни за чем не следит. Самое время обделать наше дело, Хуан.

— Возможно, — в раздумье согласился Хуан. — Иди-ка ты в дом и разведай, как там можно действовать. Никто на тебя не обратит внимание. Тебя никто там не знает и примет за одного из слуг гостей.

Нене вернулся поздно ночью. Хуан уже спал и вскочил, схватившись за пистолет.

— Всё в порядке, Хуан! — потёр ладони Нене. — Там такое творится! Завтра похороны и мы должны тотчас выполоть наш план. Собирайся, Хуан.

— А Амбросио? Ты его нашёл?

— Нашёл! И очень легко! Он всё время крутится там. Он ушёл к себе в хижину. Поторопись! До утра не так много времени осталось.

По дороге Хуан подробно поведал Нене план дома, расположение кабинета, спален, особо нацелил матроса на кабинет и спальню дона Рассио.

— А спальня сеньоры? Там ведь должно быть достаточно ценных украшений, Хуан. Я не хочу пропустить такое место.

— Поступим так, Нене. Я занимаюсь Амбросио, ты лезешь в дом. Встречаемся в овраге сразу после дела. Кони готовы и мы легко ускользнём отсюда.

Нене согласно кивнул, проверил мачете, пистолет и кинжал.

Они расстались вблизи дома. Он был погружен в мрачное молчание. Лишь из окон гостиной лился слабый свет свечей и тихо доносился монотонный голос падре, отпевавшего усопшего.

Грабители обменялись понимающими кивками, Хуан ободряюще толкнул Нене в спину и проследил, как тот пробирается вдоль стены кустарника к дому.

Сам Хуан вернулся к хижинам надсмотрщиков. Он знал местонахождение Амбросио, уверенно проскользнул по обочине тропы, осмотрелся, прислушиваясь.

Он опасался собак, хотя не был уверен, что они в эту скорбную ночь, полную незнакомых людей, будут отпущены на свободу. Так оно и было. Хуан издали услышал их беспокойную возню в загородке.

Было за полночь. Луна слишком старая, чтобы хорошо освещать местность. Её свет только усугублял мрачность ночи, густые тени прятали всё, что требовало тайны.

Хижина Амбросио выглядела почти обычно, если не считать того, что сквозь щели стен не пробивался никакой свет. Этих щелей просто не существовало.

И крыльцо имело две ступени, в то время, как остальные хижины вовсе не имели крыльца. И пол в хижине, Хуан это вспомнил, настлан из обтёсанных жердей, достаточно сильно скрипевших.

Открыть дверь было делом нескольких секунд. Любопытно было взглянуть на это жильё сейчас, после долгого отсутствия, но темнота в душном помещении была почти полной.

По храпу Хуан осторожно определил место гамака. Он подкрался вплотную к спящему. Тот тихо похрапывал. Хуан некоторое время раздумывал, потом осторожно вытащил тонкую верёвку, неторопливо просунул её под гамак и ещё более осторожно опустил одну руку Амбросио вдоль туловища. Тот заворчал, не проснулся, лишь вздохнул.

Хуан быстро стянул узел верёвки. Амбросио проснулся, хотел вскочить, а кинжал уже царапнул его шею.

— Лежи спокойно, собачье дерьмо! — прошипел Хуан, изменив голос. — Ни звука, коль жизнь дорога! — он торопливо и крепко завязывал узлы. Потом Хуан связал ноги, тонким шнурком притянул горло к сетке гамака, разбросав одеяла под телом.

Выпрямился отдохнуть и перевести дух. Амбросио тихо спросил:

— Какого чёрта тебе нужно? Денег?

— И денег тоже, — ответил Хуан после заминки.

— Бери и оставь меня в покое, иначе тебе крышка.

— Говори тише, подонок! Где деньги?

Амбросио ответил. Хуан пошарил рукой, нащупал кожаный мешочек-кошель, встряхнул его. Спросил тихо:

— Сколько тут?

— Всё равно ничего больше нет! Все здесь!

— И те, что получил за смерть старухи и негра?

Амбросио встрепенулся. Попытался поднять голову, но в шею врезался шнурок, и он отбросил эту попытку.

— Кто ты? Откуда знаешь про это?

— Не твоего ума дело, змея, кайман вонючий! Кто приказал?

— Кто ж ещё? Дон Рассио!

— А сеньорита? Она что?

— Её здесь не было. Она уехала к родственникам в Сан-Хуан. Уже больше двух месяцев будет. Что ты собираешься делать?

— Где остальные деньги, Амбросио? Их должно быть больше!

— Я что, трезвенник? Улетели денежки. Вот всё что осталось!

Хуан пошарил по пальцам Амбросио. Сорвал перстень. Больше ничего не нашёл. Ещё немного помедлил.

— Ладно, Амбросио. Мне пора.

Амбросио хотел что-то спросить, не успел. Хуан быстрыми движениями затолкал в рот тряпку. Тот мычал, трепыхался, но верёвка держала крепко.

Хуан не стал больше разговаривать. Придавил лицо Амбросио ладонью, нащупал концом кинжала глаз и слегка надавил. Испанец задёргался, замычал.

Второй глаз Хуан не осмелился выколоть, но и оставлять Амбросио так было слишком опасно. Он поднял ноги испанца и полоснул под коленом жилу.

— Не вздумай искать никого, Амбросио! — дрожащим голосом заявил Хуан.

Больше ничего не сказав, испытывая отвращение к самому себе, содрогаясь при воспоминании о выколотом глазе, он поспешил скрыться в тёмных кустах.

Появилась острая потребность отдохнуть, отрешиться от всех мыслей. Он лёг на прохладную траву, прислушался к шороху насекомых вокруг, к тихим звукам близкого леса. Двигаться не хотелось. Лежать бы вот так и ни о чём не думать. Потом заснуть и проснуться в доме, где его ожидает Мира.

О Мире подумалось с теплотой и не только. И тут в его сознание ворвалась Габриэла, ворвалась, как ураган, что погубил его баркас. Ощущать это было Хуану неприятно. Воспоминания всколыхнули в нём отголосок той страсти, что обрушивалась на него частенько, подкреплённая Габриэлой.

Вспомнил, что его ждёт Нене. Поднялся, огляделся, прислушался. Всё было тихо, мирно, спокойно.

Полчаса торопливого бегства — и он в овраге. Никого! Он бросился искать коней. Их нигде не оказалось. Скоро рассвет, а он в непосредственной близости от усадьбы.

— Дьявольщина! Неужели этот проходимец Нене предал меня? — Хуан был в бешенстве. Он метался по зарослям, коней нигде не было. — Стоп! Надо успокоиться и поразмыслить, раскинуть мозгами.

Юноша беспомощно сел на колоду. Всё стало ясно, как божий день. Нене не устоял перед искушением присвоить всё себе. Он усмехнулся, вспомнив, что готов был отдать тому всё, лишь бы побыстрее свершилась месть. И вот теперь у него осталось лишь одно: чувство удовлетворения от свершённого и ярость на Нене. И трудное его положение.

Он быстро поднялся, словно стряхивая с себя остатки сна. Огляделся. Неба видно не было, и он не мог определить наступление утра.

Собирать ничего не пришлось. Нене ничего не оставил. Выбрался из оврага, посмотрел на восток. Небо чуть светлело, рассвет приближался.

Почти бегом, он пустился по едва заметной тропке на восток, обходя овраг, стремясь поскорее выйти на хорошую тропу, ведущую к городу. До восхода он успел отмахать мили две и теперь приближался к городу. Старался не встречаться с встречными людьми, прячась за обочиной. А в город вошёл по тропке, каких было множество в окрестностях.

Тут скрываться уже бесполезно. Зашёл перекусить в грязную таверну, что прилепилась к складу какого-то купца, торопливо поел и пустился дальше, к морю. Он ещё не придумал, что и как будет делать. Только мысль, что получается не так, как планировалось, приводила его в ярость.

Очень хотелось узнать, что произошло в усадьбе. Что с семейством Риосеко? Жив ли Рассио? Очень хотелось остаться в городе, дождаться слухов.

— Дурак! — вслух упрекнул себя, оглянулся и заспешил по дороге.

Понимал, что вид одинокого, похожего на идальго сеньора, мог вызвать подозрение встречных. Догадаться купить мула он не сумел. Пришлось шпагу завернуть в нашейный платок и нести в руке, словно палку. Пистолет запахнул полой сорочки, весьма испачканной, что в общем-то не вызовет подозрений. Мытьё и мыло не были столь уж популярны.

Уставший, Хуан присел на камень у самой воды, озирая гавань с десятком лодок и одним двухмачтовым судном, стоящим на якорях саженях в двухстах.

Хуан смотрел на него, думал и встал, оглядываясь. Лодку до судна он нашёл довольно скоро. Лодочник узнал его, улыбнулся.

— Хотите посмотреть судно, сеньор? Оно скоро уходит, поторопитесь.

— Ты знаешь, куда оно идёт?

— Тут всё это знают, сеньор. В Санто-Доминго, сеньор. Что-то задержалось, сам не пойму, почему.

Хуан прикинул и посчитал, что и Санто-Доминго подойдёт. Лишь бы побыстрее убраться из этих мест. И он сунул реал в раскрытую ладонь лодочника.

Капитан с любопытством уставился на Хуана. Тот уже успел прицепить к поясу шпагу, и это придало ему значимость.

— Вы хотите на моём судне отправиться в Санто-Доминго, сударь? — спросил Хуана капитан. — У вас есть деньги для проезда?

Хуан молча показал кошель, затем спросил:

— Сколько с меня, капитан? Могу и матросом поработать, да тут ведь недалеко, так ведь?

Он выслушал ответ капитана, отказавшегося от услуг Хуана. Цена не была уж слишком высокой.

— Когда снимаетесь с якоря, капитан?

— Должны уже быть в море, да жду одного кабальеро. А он опаздывает.

— Он такой важный сеньор?

— Для этого городка достаточно, сеньор, — уклончиво ответил капитан.

— Где я могу располагаться, капитан?

Старый морской волк улыбнулся, развёл руками:

— Вся палуба в вашем распоряжении, сеньор.

— Понятно, капитан, — тоже улыбнулся Хуан. — Спасибо. Вы позволите? — Хуан удалился на бак, заворачивая шпагу опять в платок.

Он устроился в тени фальшборта, растянулся на досках, с улыбкой вспоминая прежние времена, когда это было привычно и не вызывало недовольства.

Проснулся он, ощутив небольшую качку. Приподнял голову и удивился, заметив распущенные паруса, далёкий берег и сине-зелёные воды моря. Судно, как понял Хуан, уже час, как вышло в море и берег медленно удалялся по правому борту.

Вспомнил важного пассажира. Значит, он уже на борту. Любопытство охватило его. Осторожность, однако, взяла верх. Он снял сорочку, обмотал её вокруг пояса, скрывая пистолет. В таком виде он мало отличался от матросов.

В Санто-Доминго Хуан наконец узнал, кто был таинственный пассажир. Это оказался помощник судьи Санто-Доминго, посланный в Пуэрто-Рико с инспекционной поездкой. Понсе был последним городом, где он проверял работу судейских чиновников.

Стало быть, никакой опасности для Хуана он не представлял. Теперь у него была одна забота — вернуться в Сан-Хуан. Он рассчитывал, что это не составит большого труда. Порт Санто-Доминго очень оживлённый, кораблей много и он легко найдёт нужный.

Хуан знакомился с городом, он ему очень понравился. Большой, многолюдный, с красивыми домами, церквами, собором, поражавшем его примитивное воображение.

Не прошло и трёх дней, как Хуан уже нашёл судно, идущее в Сан-Хуан. Капитан охотно брал пассажира, тем более, что каюты он не просил, обещав обойтись палубой.

Через два дня судно вышло в мере. Оно сегодня оказалось малоприветливым. Волнение довольно сильное, ветер приносил моросящий дождь, сменяющийся короткими ливнями. После чего опять сияло солнце, а ветер тут же сушил палубу и паруса.

Судно на двести тонн шло тяжело, груженное провиантом. Обошли остров Саону, вошли в пролив Мона. На горизонте смутно темнел берег острова. С марса донеслось:

— Справа по курсу парус! Спускается к нам!

Появление паруса постоянно вызывало на борту беспокойство. Английские пираты опять активизировались, как несколько лет назад, когда Дрейк и Рэли наводили ужас на города Нового Света.

Не прошло и часа, как стало очевидно, что это скорей всего и есть разбойничий корабль. Он шёл по ветру, быстро приближался, и уйти тяжело гружёному судну было невозможно.

Капитан и не думал уходить, смирившись с судьбой, моля Господа только сохранить жизни и судно. О грузе думать не приходилось.

Хуан с возрастающим беспокойством следил за действиями пиратов. Он почти уверен был, что перед ними англичане. Их повадки ещё не забылись.

Капитан ждал только сигнала лечь в дрейф. Пушечный выстрел прокатился затихающим звуком и замер, а матросы уже лезли по вантам на реи, убирая паруса, шепча молитвы, прося милосердного Бога заступиться перед еретиками.

Две призовые шлюпки дружно приблизились к остановленному судну, матросы с гоготом, смехом и руганью вскочили на палубу. Никто не сопротивлялся.

Главарь призовой команды почти не глядел на матросов. Он точно определил капитана, потащил его в каюту и вскоре оттуда послышался вопль и два пирата за ноги выволокли капитана на палубу и со смехом перевалили через фальшборт в море.

Хуан торопился вспомнить английскую речь, собираясь выторговать себе жизнь. Он сам отдал оружие, получил по шее и сел у фок-мачты в ожидании распоряжения начальника призовой команды. Тоска опутала его сетью безысходности, мысли затравленно метались в голове.

Жадно вслушивался в английскую речь, впитывая знакомые слова и фразы. С трепетом ждал своей участи. И тут вспомнил уговоры Миры, что просила его не уезжать, предупреждая о долгой разлуке. «Вот и случилось, как предсказывала эта девчонка! Что б мне не послушать её? А вдруг она права и мы действительно долго не увидимся? Тогда мне не грозит смерть! Хоть бы её предсказание сбылось! Господи, помоги мне!»

Он ещё хотел продолжать молиться, но подошёл матрос, грубо поднял всех, обыскал, отобрал у Хуана кошель с монетами, довольно ухмыльнувшись. Спросил с прищуром голубых глаз:

— Дон богат? Можно на выкуп надеяться?

— Я не дон, — ответил Хуан, тщательно выговаривая английские слова. — Я почти такой же, как и ты, только недавно бежал из плена.

— Ты англичанин? Что-то не очень похож. И говоришь плоховато! Эй, Марк! Иди сюда! Тут интересный тип объявился!

Подошёл главарь команды. Высокий, худощавый, с бледными глазами и розоватой кожей, обожжённой на солнце. Светлая борода была коротко подстрижена и поблёскивала золотыми нитями.

— Что за тип, Пол? Этот? — указал на Хуана. — Как звать тебя?

— У англичан звали Джоном, сэр, — ответил Хуан смиренно.

— С кем плавал? Давно?

— Последний раз участвовал в осаде Сан-Хуана Френсисом Дрейком, сэр.

— Да? Интересно! Тогда у сэра Френсиса ничего не получилось. Так у кого ты плавал, Джон?

— У Бена Мак-Ивена, сэр.

— Где-то слышал про такого. Не помню. Кого ещё можешь назвать?

Хуан перечислил своих товарищей, но только Кейто всплыл в памяти англичанина. После чего он обернулся к Полу:

— Отдели этого от остальных, Пол. Вроде свой парень. — И обернувшись к Хуану спросил: — Оружием владеешь?

— Владею, сэр. Могу показать. Дай кинжал и посмотришь.

Марк усмехнулся, кивнул Полу и тот протянул Хуану его же узкий кинжал, отыскав среди остальных.

— Меть вон в того матроса, Джон! — воскликнул Марк, указал на побледневшего испанца, который попятился от него.

Хуан покачал головой, показывая, что ему такое не нравится. Однако согласно кивнул, заметив с сожалением, обращаясь к матросу:

— Прости, но своя жизнь дороже. Я слегка, ты только не дёргайся.

Хуан почти без замаха бросил кинжал. Он мелькнул стрелой, матрос вскрикнул, наклонился, схватившись за бедро. Там торчал вонзившийся на пару дюймов кинжал.

— Что так неточно? — спросил Марк.

— Куда метил, сэр, — с некоторым замешательством, ответил Хуан. — Могу в мачту точнее бросить. Зачем убивать человека, коль он мне не причинил никакого вреда?

— Он испанская собака! Их всех стоит убить, Джон!

— Только потому, что им первым довезло с Новым Светом? — Хуан тут же с сожалением посмотрел в лицо Марка, но тот вспышку подавил.

— Языкатым трудно будет у нас, Джон. Ладно, живи. Пол, всех в трюм! Грузим провиант! Поспешай, дьяволы!

От англичанина отвалила ещё шлюпка. Две первые уже готовились отваливать от испанца, гружёные товарами.

В сгущающихся сумерках испанский корабль пылал ярким пламенем, а из его нутра ещё доносились вопли и грохот в борта несчастных матросов.

Хуан с грустью смотрел на удаляющийся факел в море. Далёкие молнии полыхали на западе. Гроза уходила дальше. Потом Хуан перевёл взгляд на далёкий берег острова Мона, но его уже не было видно. Корабль держал курс на юго-запад. Свежий ветер упруго надувал паруса трёх мачт, судно делало не меньше шести узлов.

Хуана ни с кем не знакомили. Он сам довольно скоро перезнакомился со всеми своими новыми товарищами. Смотрели на него с недоверием, подозрением, лишь умение так метко и сильно бросать кинжал несколько умерили у них эти чувства. Он знал, что это нужно ещё подтвердить в бою, когда орда пиратов ринется на абордаж, круша всё на своём пути.

Опять вспомнилась Габриэла. Постепенно в груди нарастало чувство, похожее на то, которое им овладевало в моменты страсти. Он даже оглянулся, боясь обнаружить себя, усмехнулся.

Скоро Хуан узнал, что судно идёт на соединение со многими пиратскими судами англичан и французов. Что-то готовится главарями пиратов. Остров Малый Кайман скоро не сможет вместить все корабли, готовые принять участие в набегах на испанские города.

Хуану было удивительно наблюдать, как бездумно и пренебрежительно относится начальство к подготовке к боям и захватам добычи.

Капитан со своими помощниками постоянно пили в каюте, попивали и матросы, что было равносильно преступлению на других кораблях. Оружие обслуживалось кое-как, а поддерживать боевое состояние команды никто не собирался. А на Хуана, который немного занимался этим, смотрели с покровительственным пренебрежением, как на забаву молокососа.

В бухте острова уже стояли шесть судов. «Белого сокола», как назывался корабль Хуана, встретили нестройным грохотом пушечных выстрелов и криками, приветствуя очередного члена вольного братства.

Начались постоянные пьянки и походы на остров, где беспрерывно трудились распутные бабы из цветных. Их было мало и приходилось ждать своей очереди по нескольку дней.

— Ты что это, вроде не очень обеспокоен женщинами, Джон? — приставал к Хуану один из молодых пиратов с почти белыми волосами и темно-карими узкими глазами. Его звали Пит, он почему-то постоянно искал общества Хуана, много расспрашивал его о его приключениях и злился, не получая исчерпывающих и пространных ответов.

— Ещё не свыкся с вашими порядками, — неохотно ответил Хуан. — В прежние времена порядок на судне был намного жёстче, Пит. А женщины? Признаться, зреет голод, но не так чтобы…

— Вот погоди! Скоро все наши соберутся, тогда погуляем по берегам! Уж я не пропущу ни одной сеньориты!

Хуан улыбался, представлял нового приятеля в объятиях жгучей брюнетки со смуглой кожей. Кровь начинала бурлить и опять, как уже случалось, перед его внутренним взором появлялась Габриэла. И ни разу она не предстала в своём теперешнем положении.

Зато Мира почти не вспоминалась. А вспоминая её, он испытывал лишь сожаление, что он не может быть рядом, и что она терзается неизвестностью и беспокойством. К ней у него были скорее родительские чувства, и то не такие уж крепкие.

Иногда он думал: «Какого чёрта я с ней связался? Бабка умерла, денег я ей добыл! Чего ещё от меня требуется? Она уже смотрит на меня, как на свою собственность! И что мне с нею делать?»

В другой раз он смотрел на неё совершенно иначе. Представлял, какая она будет, когда вырастет, повзрослеет. И становилось смутно на душе. В такие мгновения он смущался, никак не мог поставить себя рядом с той, которая скоро должна стать яркой, красивой девушкой. И что он с нею?

Корабли в бухту прибывали почти каждый день, а однажды на горизонте в сетке редкого дождя показались три корабля. Они вошли под салют всех собравшихся здесь судов. Пушечный грохот стоял целых полчаса. Дым плыл во влажном воздухе, морды пиратов блестели от пота, дождя, больше походили на негров от копоти порохового дыма.

Это прибыл знаменитый искатель испанских галеонов англичанин Боб Бристолец со своими товарищами.

И начались бесконечные споры, обсуждения и советы среди капитанов кораблей и соединений. Каждый предлагал свои планы, отвергал чужие, и так продолжалось почти месяц. К этому времени провиант у многих закончился, и среди пиратов появились первые недовольные.

Хуан все это с интересом наблюдал, ожидая случая улизнуть от этой банды. Кошель ему так и не вернули, дали всего несколько монет.

Вскоре все двадцать три капитана, собравшихся здесь, разделились на три неравные партии. Самая многочисленная возглавлялась Бобом Бристольцем. У него оказалось девять судов со ста шестнадцатью пушками.

«Белый ястреб» попал в самую слабую группу кораблей. Их оказалось всего четыре и те не самые мощные. И пушек оказалось всего сорок одна.

Эти требовали пройти вдоль побережья Южной Америки, пограбить его и с добычей уйти домой. Боб Бристолец предлагал направиться в Вилья Рика де ла Вера-Крус на Мексиканском побережье и захватить склады с огромной добычей. А её там всегда достаточно.

Третья группа с восемью кораблями предлагала переправиться на побережье Южного моря, пройти вдоль Перуанского берега, повторив успех сэра Френсиса. От этого предложения отказались сразу. Пришлось бы пешком продираться через перешеек, потом захватывать корабли, а это долгая и опасная затея со слишком большими трудностями и потерями.

И два корабля просто и молча ушли из бухты в неизвестном направлении.

Споры продолжались, как продолжались уходы судов на поиски провианта.

Ушёл отряд и с «Белым ястребом» во главе. Он был самым большим кораблём, и его капитан Билл Жердина повёл флотилию к северному побережью материка.

— Это то, что мне хотелось! — смеялся приятель Хуана Пит. — Ты будешь доволен, Джон!

— Ты тоже собираешься домой после набегов? — поинтересовался Хуан.

— Обязательно! Там у меня девка есть. Купим домик у моря и заживём в своё удовольствие. А ты?

— У меня нет поблизости ничего, потому мне трудно что-то решать. Посмотрю, как повернутся дела. Без денег куда подашься?

— Следуй за мной, Джон! Найдём тебе хорошую жену, а?

— Я же говорю — посмотрим, Пит. Чего раньше времени гадать.

В ветреную погоду флотилия стремительно атаковала городок, тонувший в зелени пальм, трепыхающихся на ветру.

Дружный залп из двадцати пушек превратил жителей в стадо обезумевших от страха людей. Шлюпки пиратов быстро высадили десант. Несколько залпов из мушкетов и пистолетов довершили дело. Испанцы выложили выкуп в шесть тысяч дукатов, потеряли десяток убитыми и столько же подожжённых домов.

Трюмы загрузили провиантом, скотом и товарами. Бочки с вином стояли прямо на палубах, матросы походя черпали кружками и пили, пока большинстве не свалились кто где придётся.

Хуан не успел сбежать, как хотел, а теперь, когда флотилия вышла в море, об этом нечего было и думать.

Дней десять пираты неторопливо продвигались на восток, грабя мелкие селения и встречные корабли испанцев.

На траверзе острова Рокес, оставив его по левому борту, флотилия попала в западню. Три больших испанских военных корабля стремительно спускались на флотилию с северо-востока, используя хороший ветер. Пиратам деваться было некуда. Слева острова с массой коралловых рифов, на юге побережье материка.

Капитан «Белого ястреба» выбросил сигнал прорываться самостоятельно. Флотилия разбегалась в разные стороны, ища спасения каждый по-своему.

— Вот кому повезло больше всего! — Пол указал рукой на удаляющееся судёнышко в сторону островов. — С его осадкой оно вполне сможет укрыться за рифами. А мы?

— Спустимся ближе к побережью, — ответил Марк, проходя мимо. — Может, повезёт укрыться в бухте до утра. Ночь наступит часа через три.

— За это время нас разнесут в клочья, — бросил Пит. — Гляди сколько пушек у испанцев! Одного залпа достаточно для нашего корыта.

У Хуана засосало под ложечкой. Сердце тоскливо сжалось от предчувствия чего-то неотвратимого и страшного. Как хотелось немедленно перелететь на то судёнышко, что уже далеко удалилось на север, и за которым не пошёл ни один испанский корабль.

«Белый ястреб» на всех парусах устремился на юг. Там капитан надеялся укрыться до наступления ночи.

Им не хватило полчаса. Испанский корабль почти догнал пиратов, развернулся, и залп двенадцати пушек накрыл пиратов. Четыре ядра сбили фок-мачту, проломили борт ниже ватерлинии, на баке занялся пожар.

— Спускай шлюпки! — Капитан с окровавленной рукой метался среди обломков, торопя оставшихся в живых матросов. — Под прикрытием корпуса мы сможем продержаться до темноты!

Две шлюпки заполнились матросами. Третья перевернулась, люди, кто умел плавать, вскарабкались назад на борт. В это время испанец атаковал другим бортом. Ядра разрушили кормовую надстройку, пожар возник и там, быстро распространился дальше, отрезав матросам всякую возможность спастись.

Берег материка едва просматривался вдали.

Среди оставшихся на борту оказался и Хуан. Из головы сочилась кровь, бок сильно саднил, ободранный при падении в воду. Он судорожно вращал головой, ища способ умереть сразу или спастись.

— Пит, давай свяжем несколько брусьев и поплывём к берегу! — кричал в отчаянии Хуан. — На берегу можно как-то спастись, а тут мы все потонем или сгорим! Или в плену у испанцев будем болтаться на реях! Ну!

Пит колебался недолго. Он был слегка ранен в ногу, но мог двигаться. К ним подбежали два матроса, пытаясь присоединиться к ним.

— Пошли к дьяволу, ребята! — прокричал Пит, — Сами управляйтесь!

Один из матросов яростно запротестовал, схватился за нож. Хуан опередил его. Его кинжал пропорол живот матроса, второй отскочил с воплями, призывая на помощь.

Его или не услышали, или не посчитали нужным услышать. Все метались в панике, а Пит с Хуаном спешили.

Солнце уже садилось. Огонь всё ближе подбирался к середине падубы, а шестеро матросов всё ещё метались, не зная, как спастись.

Испанцы больше не пытались стрелять. Их судно легло в дрейф, ожидая окончания боя и гибели пиратов.

— Готово, Джон! Спихивай! — Пит орал, стараясь перекричать гул огня, кашляя и отплёвываясь.

Они отбивались от редких попыток других матросов присоединиться к их примитивному плоту.

Наконец плот им удалось столкнуть в воду. За ним прыгнули ещё двое из матросов. Один тут же пошёл ко дну. Как видно, он не умел плавать, что было не такой уж редкостью среди моряков. Многие из них боялись воды и легко тонули в безобидных ситуациях.

Хуан с Питом легли на плот, отталкивая ещё одного матроса, пытавшегося последовать за ними. Его пришлось стукнуть по голове обломком доски, служившей веслом.

— Отгребай, Джон, отгребай! Судно может затонуть и нас за собой утащит!

В голове Хуана стучало, бок болел. Он грёб, ощущая небольшое головокружение и опасаясь, что Пит сбросит его в воду, потеряй он сознание.

Плотик медленно отплывал от пылавшего судна. Оставшиеся матросы прыгали в воду, хватались за обломки, спеша отплыть от тонущего корабля. Он с шипением, гулом медленно погружался носом в пучину моря. Оно темнело, вечер стремительно надвигался, а жар пожара постепенно удалялся от плотика.

Хуан до последнего мгновения смотрел на берег, ещё недавно темневший у горизонта, стараясь не потерять направление. Смотрел на небо, замечая звёзды, по которым можно было определить юг.

Судно погрузилось в тёмную воду моря. Сразу стало темно, жутко и до обидного тоскливо. Потерпевшие пираты не разговаривали. Они монотонно гребли досками.

Огни испанского судна медленно меркли вдали, пока вовсе не растворились в редком тумане, наплывшем с моря.

— Интересно, где наши шлюпки? — прервал молчание Пит.

— Они уже далеко, — без желания ответил Хуан. — Что им до нас?

Они помолчали. Все они были мокрыми. Плот едва возвышался над водой на два дюйма и волны постоянно окатывали их водой. Лежали, боясь перевернуться, и гребли с обеих сторон, поглядывая в сторону берега.

Хуан постоянно следил за небом, боясь потерять направление. Чёрное, с мигающими звёздами, оно равнодушно взирала на несчастных людей, что пытались как-то выжить, барахтаясь в почти бесплодных усилиях.

Усталость первого сморила Пита. Он выронил доску и уткнулся в ладони. Хуан боролся дольше, пока и его не сморил сон. Он часто вскидывал голову, мутными глазами обводил тёмные воды моря, глядел на небо, но уже плохо соображал. Голова сильно болела, бок, разъеденный солью, не давал надолго забыться. Пит продолжал лежать без движения, и Хуан не хотел его тревожить до утра.

Утро не принесла облегчения. Хотелось пить, воды с собой взять не было возможности, а берег неожиданно оказался ещё очень далеко. Он с трудом проглядывался, когда плот приподнимался на волне и горизонт расширялся.

— Эй, Пит! Что ты так долго спишь? Вставай, грести надо!

Пит пошевелился лишь после того, как Хуан сильно растормошил его. Можно сразу понять, что рана Пита оказалась серьёзнее, чем Хуан предполагал. Он сильно ослабел, жажда мучила невыносимо, хотя жара ещё и не наступала.

Хуан подполз ближе, осмотрел матроса и его рану. Он горел в жару, рана вокруг покраснела. Она вызывала сильное беспокойство.

Отчаяние охватило Хуана. Он бросил грести, облил себя морской водой и сел, свесив ноги в воду. Потом, вспомнив акул, быстро выдернул их.

Горизонт был чист. Ни один парус не оживлял его темнеющую линию. Тут Хуан заметил, что течение неуклонно сносит плот всё дальше к востоку, почти не приближая к побережью. И понял бессмысленность трудов приблизить плот к материку. А до берега было не менее десятка миль. Преодолеть такое расстояние одному было немыслимо, имея одну доску и вероятность развала плота.

Он вытащил кинжал, посмотрел на него, как на избавление от мук, уже наваливающихся на него по мере восхода солнца.

Вздохнул безнадёжно, отложил кинжал и лёг на спину, устремив глаза в беспредельную синеву. В голове вертелась одна мысль, что совсем недавно с этого прекрасного неба лил ещё более прекрасный дождь, о котором сейчас он мог только мечтать.

Снял с шеи платок, прикрыл лицо и шею. Глаза сами закрылись, и он забылся не то дремотой, не то грёзами, неясными и малоприятными.

Очнулся, ощутив качку. Оглянулся, с трудом протолкнув густую слюну в горло. Ветер свежел, волнение усилилось, а Пита на плоту не оказалось. Удивление или сожаление не посетили Хуана. Он был равнодушен. Все помыслы сфокусировались на глотке пресной воды. Вспомнил, что теперь хоть и зима, но солнце палит довольно сильно. Попытался увидеть землю. Она продолжала маячить вдали, словно и не приблизившись.

С трудом оглядел горизонт. Светлое пятно на западе привлекло его внимание. Он попытался встать, не удержался на ногах, ощутив невероятную слабость во всём теле. Едва не свалившись в море, он сел, боясь пошевелиться.

Постепенно надежда затеплилась в нём. Он повернулся лицом к пятну, которое могло быть только парусом, и стал напряжённо наблюдать.

Заставил себя подумать спокойно, трезво. Парус мог быть милях в трёх, не дальше. Но куда он движется? Скоро стало ясно, что он догоняет плот и к полудню была надежда, что судно поравняется с плотом.

Хуан посмотрел на солнце, прикинул время. Ему показалось, что до полудня не более двух с небольшим часов. Это его ободрило, потом опять опустило в бездну отчаяния. Кто заметит крохотный плотик с одним человеком, которому даже встать не удастся и помахать нечем? Он даже отвернулся и лёг на живот, прикрыв голову платком.

Сколько пролежал, определить не смог. В голове стоял туман, перед воспалёнными глазами только мириады бликов моря и бледное небо. Пришлось напрячься, встряхнуться. Судно оказалось довольно близко, идущее длинными галсами против ветра. И сейчас оно как раз шло в его сторону. Оно находилось не более, как в четверти мили, даже ближе, и Хуан, став на колени, замахал руками и шейным платком, сорвав его с головы.

Пытался кричать, рот открывался, но крика слышно не было. Только неясное шипение и сухой хрип. Оставалось надеяться, что судно ещё некоторое время будет идти прежним галсом и приблизится к плоту.

Хуан истово месился, прося Господа и Деву Марию не покинуть его своим благоволением. И неотрывно следил за судном, продолжавшем идти прежним галсом.

Вот оно уже в полутора кабельтовых, уже и того ближе! Хорошо были видны снасти, люди, детали борта, носовые украшения с раскрашенной фигурой какого-то святого. Но никто не обратил никакого внимания на отчаянно махавшего человека среди волн и бликов солнца на них.

Хуан слышал команду помощника к повороту, беготню матросов, их крики, и отчаяние опять нахлынуло на него. Он вскочил, широко расставив дрожащие ноги, и отчаянно махал платком. И вдруг сердце радостно подскочило к самому горлу, перекрыв дыхание.

Лишь глаза жадно наблюдали, как матросы показывали на него пальцами, что-то кричали, оборачивались к полуюту, бросив снасти. И судно продолжало неторопливо приближаться к плоту.

Он слышал, как его спрашивали на плохом испанском, кто он такой, откуда, не ответить он не мог. Жажда и спазм в горле не позволяли этого сделать.

Раздались слова команды, матросы бросились к снастям, реи повернулись боком к ветру, паруса заполоскались на ветру, и судно быстро теряло ход.

Скоро ему бросили конец, он долго не мог его поймать и уже отчаялся, когда он удобно лёг поперёк плота и Хуан просто упал на него, придавив телом. Потом схватил трясущимися руками трос и стал торопливо подтягивать его, приближаясь к уже спущенному трапу.

Проворные сильные руки подхватили его и выдернули на палубу. Он почти ничего не понимал из разговора, пока ему не протянули флягу с разбавленным вином. Он долго мучительно силился проглотить божественную жидкость, пока это ему не удалось, и он ощутил вместе с болью, как жизнь возвращается к нему.

Хуан уже осмысленно осмотрелся. Ноги его тряслись, готовые подломиться. Он опустился на горячие доски палубы, радостно поднял голову и тихо проговорил, силясь придать голосу нормальное звучание:

— Хвала Иисусу Христу! Он услышал мои молитвы! И вам спасибо, добрые люди, что обратили внимание на меня, ничтожного раба божьего!

Слёзы сами собой наполнили глаза, он смахнул их, скривился и отвернулся.

Вокруг заговорили, Хуан прислушался к их говору и только сейчас понял, что эти люди не испанцы. Но много слов он понимал. Спросил, оглядывая толпу любопытных матросов:

— Португальцы? — получив утвердительный ответ, заметил: — Я так и предположил, ребята. Кто-нибудь знает испанский?

— Знает, знает! — услышал Хуан, но туг с полуюта грозный окрик и ругань бросили матросов к снастям. Галс слишком затянулся и грозил бедой.

Манёвр закончился, к Хуану подошёл помощник с капитаном. Молча оглядели измождённого бледного человека и капитан спросил грубым голосом на неважном испанском:

— Откуда ты тут взялся? Как зовут?

Хуан назвался. Капитан переглянулся с помощником, тот, трудно подбирая слова, спросил:

— С какой корабль, сеньор де Варес?

Хуан назвал первое попавшееся название, заметив:

— Из Картахены, сеньор. Два дня назад английские пираты нас подожгли. Мне удалось связать этот плот, — кивнул в сторону моря, — и мы с одним матросом плавали два дня, пока вот вы не заметили меня. Мой товарищ был ранен и сегодня утром свалился в воду, когда ветер поднялся. Я не успел к нему подоспеть. Бедный Родригес, пусть душа его успокоится на небесах!

— Вы нуждаетесь в лечении, — заметил капитан. — Меня зовут Тео Вайя, а это мой помощник Делио Дамаш. Я пришлю вам лекаря.

Капитан с помощником удалились на полуют. Вскоре пришёл полный человек с круглым небритым лицом. Он не представился, молча и грубовато осмотрел голову и бок. Потрогал всё это пальцем, помычал и с грустным покачиванием головой намазал бок и рану на голове жгучей мазью, от которой Хуан чуть не с руганью заскрипел зубами. Однако жжение скоро прошло и Хуан, не расставаясь с флягой, прилёг у фальшборта отдохнуть.

Хуан очнулся от толчка в плечо. Открыл глаза. Перед ним стоял юнга с миской похлёбки, двумя бананами и куском мяса. Рядом стояла кружка с уже разбавленным вином.

Хуан улыбнулся, хотел спросить, куда идёт корабль, но сильно заболела голова, и в теле ощутил что-то тяжёлое, липкое и очень неприятное. Он без удовольствия поел, хотя понимал, что должен быть голоден. А вина с водой выпил много и не напился.

В глазах ходили цветные круги, голова слегка кружилась, в теле ощущался жар и сильнейшая слабость. Слегка знобило.

Он выполз на солнце. Помогло мало. Тело тряслось и ему прислали лекаря. Этот неопрятный сеньор опять же молча осмотрел больного, покачал головой, проговорил всё же коротко:

— Лихорадка, — и, порывшись в сумке, извлёк бутыль с жидкостью, налил немного в кружку и поднёс к губам Хуана. — Пройдёт!

Он говорил на испанском, и это получалось у него хорошо. Это даже Хуан определил, хотя к разговорам его не располагало.

Ближе к вечеру Хуану стало ещё хуже, и потом он уже мало помнил, что с ним происходило. Был ко всему равнодушен, мыслей в голове удержать не мог. Его то трясло от холода, то пылал в жару, обливался потом, но лекарь мало что мог сделать, хотя поил его усердно и обильно.