Глаза Сатаны

Глава 23

Хуан очнулся с ощущением усталости, слабости, но жар немного спал. Знахарка сидела рядом, цедила ром из кружки и тихо переговаривалась с Кристобалем.

Хуан прислушался, но не смог уловить слов. Речь их была явно чужая, непонятная и он удивился этому.

Он тихо лежал на одеяле, прислушивался к боли в ране. Голова помаленьку прояснялась. Вскоре можно было чётко всё ощущать, видеть, хотя всё тонуло в темноте ночи. Лишь два фонаря освещали небольшое пространство вокруг.

— Болтуны, дали б попить! — тихо молвил Хуан.

Знахарка повернула голову, отпила глоток рома и не очень внятно проговорила заплетающимся голосом:

— Гляди, заговорил! Не думала я, что он такой крепкий. По виду не скажешь. Что, голубчик? Очухался немного? Погоди, завтра ты и вовсе здоров будешь. Дай сеньору воды, — и она повернулась к метису.

— Как дела, сеньор? — спросил Кристобаль, поднимая голову Хуану.

— Вроде лучше. Она на всю ночь здесь останется?

— Говорит, что так лучше, сеньор. Я обещал ей хорошо заплатить. Вы согласны со мной, сеньор?

Хуан жадно пил, отдышался, заметив устало:

— Лишь бы я побыстрее выздоровел, Кристо. Сколько ты ей обещал?

— Простите, сеньор, но целый реал! Это очень хорошая плата, сеньор!

— Как хочешь, Кристо. Но скажи ей, что плачу в три раза больше, но через два дня я должен суметь усидеть в седле.

— Сеньор, могли бы и сами сказать, — удивился Кристобаль.

— Скажи ты, Кристо. Дай воды!

Два дня знахарка не отходила от Хуана. Он сильно поздоровел, но ехать в горы старая метиска не советовала.

— Молодой ещё, зелёный, сеньор! Худо будет одному в лесу, в горах. Хоть ещё дня три полежи.

— Чёртова старуха, конечно, права, но я теряю много времени. Кристо, ты у меня должен выполнить одно важное дело. На нём можно хорошо заработать.

— Вы знаете, сеньор, я готов. Только скажите и я тотчас отправлюсь.

Хуан жестом отослал знахарку подальше, проследил, как та, переваливаясь уткой удалилась на нос, где уселась на ящик, сказал значительно:

— Я дам тебе письмо, где написано, что от хозяина требуется. Ты ничего не знаешь, тебя заставили под страхом смерти и уничтожения семьи. Понял?

— Почти, сеньор. Вроде пока ничего мудрёного.

— Ты должен получить от хозяина асиенды деньги. Я полагаю, что тысячу монет. Ты их доставишь мне и получишь за это хорошую плату. Если таких денег у хозяина кет, спросишь, сколько есть, и возьмёшь их.

— Я должен им объяснить, почему не всё, сеньор?

— Можешь сказать, что достаточно и этого. И что их сын вернётся недели через две. Больше ты ничего не должен говорить. Тебя никто же должен тронуть, в противном случае их сын погибнет. Они об этом уже знают, но можно напомнить. На всякий случай, Кристо. Себя не называй. Про меня им ничего не говори. Вообще больше ничего не говори.

— Сколько вы мне за это заплатите, сеньор?

— Сколько бы ты хотел, Кристо? — с хитринкой спросил Хуан.

— Золотой дукат, сеньор, — с некоторым страхом спросил метис.

— Получишь! И даже больше. Только привези деньги.

— Когда ехать? И кто хозяева усадьбы?

— Его зовут дон Антонио де Бонилья. В деревне его должны знать. И дорогу разузнай. Если мили три, то можно и пешком, а так найми осла или мула. Деньги на них я тебе дам. Вот тебе три реала. Пока хватит, а на обратном пути купи хорошей еды на всех нас. Мне побольше фруктов.

— Вы сможете тут без меня обойтись, сеньор?

— Со мной старуха и пистолет. Да и твой тебе не понадобится. Хотя без него не стоит пускаться в путь. Смотри, чтобы не ограбили по пути. Деньги запрячь подальше и незаметно.

Кристобаль немного поговорил со старой знахаркой и на лодке ушёл к берегу. Знахарка с подозрением поглядела на метиса, потом спросила Хуана:

— Долго будет отсутствовать сеньор помощник?

— Сегодня должен вернуться. Вечером. Или завтра поутру, — неохотно ответил Хуан. — Как подживает рана, старая?

— Разве то рана, малец? Я зашила, заживает. Жары больше нет, лихорадка у тебя закончилась. Через три дня можешь ехать, коль так торопишься на тот свет. Но, думаю, пока тебе туда нет нужды. Ехать-то далеко? И что за дорога?

— Я и сам не знаю, старая. Ещё нужно разведать про ту дорогу.

— Может, я помогу? Я тут когда-то все дорожки прочесала. Все тропки пробегала. Говори, я не разболтаю, тем более, что ты обещал хорошо заплатить.

— Есть деревушка на севере, старая. Вроде Фронтино называется. Не знаешь, где это и как туда проехать?

— Фронтино? Это далеко, малец! Дня два ехать на северо-восток.

— Дорога туда есть?

— Какая дорога, сеньор? Тропа, и та может уже давно заросла.

— Как же тогда туда добраться? — обеспокоился Хуан.

— А ты, малец, езжай берегом до Ла-Рубиа, потом чуть в гору до Айгуа, а от того селения прямая дорога до твоей Фронтины, сеньор. За два дня и доедешь, малец. В Айгуа можно переночевать и спокойно к вечеру быть на месте.

— Да, старая, так будет лучше. Дорогу по берегу я уже знаю. Спасибо, ты заработала целый реал!

К вечеру Кристобаль не вернулся. Хоть Хуан и предполагал такое, но беспокойство не покидало его. Знахарка, видя такое, заставила выпить порядочную кружку противного настоя.

— Ты, старая, крепко не спи. Всякое может случиться ночью, а мне что-то сильно на сон тянет.

— Сразу видно, что молодой. Молодые всегда охочи до сна, правда только по утрам, но и так будет хорошо. А я посторожу. Да тут никто нас не тронет. Народ у нас богобоязненный, мирный. Это в том посёлке, откуда ты пришёл, всякого сброда полно.

Утром Хуан немного прошёлся по баркасу. Рана почти не чувствовалась, однако старуха требовала осторожности.

— Шов, малец, ещё не крепко затянулся. Может разойтись. Тогда никуда ты не поедешь. Но ходить тебе надо, и побольше. Можно хорошо поесть, теперь можно, а то сил будет мало и крови внутри окажется недостаточно.

Он нехотя перекусил. Есть не хотелось, волнение не покидало его. Он не отрываясь смотрел на берег, ожидая лодки Кристобаля.

Наконец почти около полудня появилась лодка с метисом. Он торопился, это было видно по его гребле.

— Что так долго. Кристо? — ещё не дав тому причалить, спросил Хуан.

— Пришлось заночевать в усадьбе, сеньор. И дорога была дальней. Пришлось искать животное, потом его отдавать. Я очень спешил, сеньор.

— Заходи в каюту. Кристо. Поговорим там.

— Я ещё купил продуктов, дон Хуан. Сейчас сложу и приду. Я скоро.

Хуан следил, как метис споро работал, бросил кожаный мешочек на настил, и он глухо брякнул своим содержимым.

В каюте Хуан разлил ром по кружкам и стад ждать метиса.

Тот завалился, осторожно положил мешочек на стол и вышел. Тут же вернулся со связкой бананов и сумкой, где, как полагал Хуан, лежали деликатесы. Их метис выложил на стол, убрав золото под стол, заметив без боязни:

— Сеньор должен сначала хорошо поесть. Вот копчёная рыба, окорок и рис, который, правда, надо ещё сварить. А фрукты лежат в корзине за дверью.

— Ты мне зубы же заговаривай, Кристо. Как поездка? Ты сколько привёз?

— Сеньор, не беспокойтесь. Они выложили почти тысячу. Умоляли подождать, а я заявил, что больше не надо. Они были так рады, что на ночь не отпустили меня и накормили самыми лучшими кушаниями. Я таких никогда и не пробовал за всю жизнь, сеньор!

— Ну слава Богу, Кристо! Теперь можно ехать со спокойной совестью и закончить это грязное дело навсегда.

Они поели с большим удовольствием, закусили ананасами, бананами. Хуан с нетерпением бросил взгляд под стол, кивнул, предлагая вытащить золото на свет божий.

Кристобаль открыл мешочек, Хуан запустил туда руку, ощущая холод монет. Набрал горсть, высыпал на стол, посмотрел на блестевшие кругляшки дублонов, заметил взволнованным голосом:

— Забирай, Кристо! Это твоё.

Метис ошалело смотрел на горку может, глаза лихорадочно блестели, губы дрожали, не в силах вымолвить ни слова. Наконец он пришёл в себя.

— Сеньор, неужели мне столько? Это же… — он не смог закончить, не веря своим глазам. — Боже милостивый! Неужели ты так снизошёл до ничтожного раба твоего Кристобаля, что одарил меня таким богатством! Обещаю поставить самую толстую свечу в церкви!

— Перестань вопить, Кристо! Старуха услышит. А это ей ни к чему. И большую свечку ставить не стоит. Поберегись выставляться, Кристо. Люди завистливые и легко лишат тебя всего. А мне будет неприятно знать, что мои добрые для тебя дела пропали зря. Ты подумай, и поймёшь меня.

Метис долго смотрел на рассыпавшиеся дублоны, не решаясь собрать их. Дрожащими руками сгрёб их и засунул в карман старых штанов, с восторгом ощущая, как они тянут их вниз.

— Лучше расскажи, хозяева не сильно приставали с расспросами? — остановил Хуан трепет метиса.

— Очень мало, сеньор. Они боялись поверить, что их горе может скоро закончиться. Особенно плакала сеньора. И вспоминала какую-то Габриэлу, сеньор. Но я ведь ничего не знал, потому ничего и не говорил им.

— Теперь отдыхай, Кристо. Я через два дня поеду в одну деревушку, а ты перейдёшь со мной в селение Айгуа и будешь там ждать меня. Я вернусь недели через две, и ты сможешь за это время побывать у своих.

Метис с недоумением смотрел на Хуана. От вопросов отказался, зная, что хозяин сам всё скажет, коль так посчитает нужным.

Хуан одарил старуху тремя золотыми. Кристобаль отвёз её на берег, а потом баркас тронулся на восток, преодолевая встречный ветер.

Айгуа оказалось селением крохотным, её бухта была открыта всем ветрам. Потому Хуан посоветовал метису побыстрее отчаливать к себе.

— Лодку оставь здесь, Кристо. Её обязательно узнают в посёлке. Или, если сможешь, обменяй её на другую по своему усмотрению. Но через две недели я тебя жду здесь с продовольствием и оружием, попроси своего племянника достать его для меня. Он должен поверить мне.

— Что вы хотите иметь, сеньор?

— Штук пять мушкетов, шпаги, пистолеты, и порох с пулями и всем остальным. Кинжалы, ножи, мачете, сам знаешь что ещё может пригодиться в пути. Я должен всё получить здесь, в Айгуа, Кристо. Только не говори своему родственнику о том, сколько ты получил. Можешь сказать, что два золотых и не больше. А за оружие лучше заплати из своей доли. А здесь я тебе всё верну. Надеюсь, у тебя хватит на закупку. Но я тебе десять монет подкину для надёжности. И не опоздай сюда!

Кристобаль обещал всё выполнить, хотя последнее предложение было ему не из приятных.

Рано утром Кристобаль высадил Хуана у гнилой пристани для рыбачьих лодок, попрощался с Хуаном. И тот неторопливо пошёл к деревушке покупать мула и продовольствие с одеждой для заложников и для себя.

Не очень торопясь, Хуан с одним молодым проводникам из местных метисов за полтора дня добрался до деревни Лало. Того не было дома, но отец его послал младшего сына за ним.

— Пока будут искать Лало и тащить домой, сеньор, отдохните и поешьте.

— Не откажусь, сеньор, — ответил Хуан устало.

Он опустился на лавку. Рана всё же немного донимала его. Он побаивался за шов, и всё делал медленно, осторожно.

Старшая дочь хозяина подала вначале гостю большую кружку парного козьего молока, потом появился сыр с помидорами под жгучим соусом с лепёшками из кассавы. Лишь потом подали кусок горячего мяса молодого барашка, только что зарезанного специально для важного гостя.

Лало появился уже под конец обеда. Он скромно приветствовал Хуана.

— Мы можем пойти куда-нибудь в тень, подальше от посторонних ушей? — спросил Хуан многозначительно.

— Прошу, сеньор, за мной, — ответил Лало, вытер губы рукавом грязной рубашки, вышел из хижины и молча пошёл к развесистому дереву в отдалении.

Хуан тяжело опустился на траву.

— У вас что-то не так, сеньор? — поинтересовался Лало.

Хуан молча поднял подол рубашки, показал красный рубец шва, но ничего об этом не поведал. Лишь спросил сам:

— Ты давно был в долине?

— Три дня как вернулся, дон Хуан.

— Расскажи, что там происходит, Лало.

— Ничего особенного, сеньор. Никто не умер, никто не сбежал. Правда, появились новые люди.

— Новые люди? — насторожился Хуан. — Кто такие?

— Беглые, сеньор. Четверо. Их обнаружили в лесу недалеко от долины. Ариас дал им приют. Они теперь работают, как свободные люди, сеньор. Это плохо?

— Ещё не знаю. Посмотрим. Что с пленниками, сеньором и сеньоритой?

— Тоже ничего, сеньор. Работают умеренно, как вы и приказали. Кормят их сносно. Только с одеждой плохо. Почти голые ходят.

— Я им везу новое всё. Скоро я их отпущу, приятель. Мы с тобой этим и займёмся дней через пять, самое большее.

Лало молчал, показывая Хуану, что не очень-то хочет такой работы. Хуан удивился, тоже помолчал.

— Лало, мне хотелось бы, чтобы ты остался в долине на долгое время.

— Сеньор, у меня много работы в деревне.

— Женись, переходи работать в долину. Я хочу сдать тебе в аренду её, но для этого ты должен поехать в город. Нужно оформить бумаги.

— У меня же денег нет, сеньор, чтобы оплатить аренду. А тут ещё я ведь пеон дона Рохелио де Азиведо, сеньор. Ему тоже денег много отвалить за себя надо. Тут ничего не выйдет, сеньор.

— Я подумаю, как это решить, Лало. Но ты так много сделал для меня, что мне просто так бросить тебя совесть не позволяет. Но ты должен принять моё предложение. Это тебе почти ничего не будет стоить.

Лало молча пожал плечами. Понять этого юного белого он не мог.

— Где расположена усадьба этого сеньора? — спросил Хуан.

— Миль семь на восток, сеньор. Туда можно доехать по довольно хорошей тропе за пару часов. Я вам покажу. Она начинается вон за той скалой, — Лало указал на белый горный выступ на восточной окраине деревни. — Можно послать с вами моего брата. Ему уже четырнадцать и он всё тут знает, сеньор.

— Вот и хорошо, Лало. Но сначала нужно отпустить наших заложников. Оформить куплю долины и твою аренду. Потом я займусь доном Рохелио и тобой.

Лало явно показал, что не верит Хуану, спорить однако не стал.

Выехали в долину они ранним утром. Туман клочьями повис в низинах, лес был сырой и душный, но было прохладно и безветренно.

Долина встретила путников неожиданно молчаливо. Старожилы побаивались строгостей хозяина за своеволие, а рабы и работники тоже не питали ничего хорошего от появления этих двух людей. Только Ариас радостно с довольной улыбкой встретил и приветствовал Хуана.

— Ты какой-то бледный и похудевший, Хуан! — обеспокоенно спросил мулат. — Что-то случилось?

— Было дело, Ар. Что тут у вас нового. Про беглых я услышал от Лало. И как они трудятся?

— Хорошо. Хуан. Чего им ещё желать? Живут в отдельном шалаше, едят, как и все мы. Работают без битья и понукания. Лишь бы хозяева сюда не заглянули.

— Они издалека, эти беглые?

— Миль десять на северо-запад. Почти на северном побережье их усадьба находится. Вряд ли их здесь найдут. След их уже никакая собака не возьмёт.

— Хорошо бы оружием обзавестись, — мечтательно заявил Хуан. — Немного я уже заказал, но оно пригодится мне на другое дело. Как наши заложники?

Ариас с любопытством посмотрел на Хуана, пожал плечами. Он не заметил особого волнения на лице Хуана, и ответил неопределённо:

— Сеньор нервничает, всё ждёт результата твоего визита к родителям. А сеньорита… сам посмотришь, Хуан. Она стала больше походить на прежнюю, в усадьбе. Но работает немного. Думаю, что она ждёт тебя…

— Только этого мне не хватало, Ар. Я едва доехал сюда. У меня была рана. Чуть не попался бандитам в бухте. Хорошо сторож оказался добросовестный. Отбились, но меня задели. Только-только отпустило, но ещё сильно чувствуется.

— Думаю, ты получил выкуп, Хуан? — осторожно спросил мулат.

— Полностью, не считая за Атилио. Тут я пожалел стариков. Так что ты можешь рассчитывать на две тысячи золотом, Ар. Не плохо, да?

Ариас неопределённо скривил лицо, что можно было понять по-всякому. И Ху аж понял это, как недовольство. Потому решил пояснить:

— Я почти половину отдал сеньоре, Ар. Ты должен это учитывать. Да и траты были, и ещё предстоят. И не малые. Так что я сам не рассчитываю иметь больше трёх-четырёх тысяч.

Ариас недовольно скривился. Хуан опять, в который раз почувствовал недовольство друга. Такое мало кому понравится, не понравилось и Хуану.

— Я купил хороший баркас, — сменил тему Хуан. — Пойдём на Монтсеррат.

— Это необходимо? А здесь что будет, кто останется?

— Сдам в аренду Лало. Пусть занимается хозяйством. У нас вряд ли получится, Ар. Правда, надо многое для этого сделать. Дня через два-три отправимся на побережье. Возьмём многих людей. Они могут нам пригодиться.

И опять Ариас выразил недовольство на лице, хотя не возразил, не остановил Хуана в изложении его планов.

Хуан вышел поискать заложников. Встречаться с Габриэлей не хотелось. Смутное чувство вины нахлынуло на него. Он кликнул негра Пахо, проходившего мимо.

— Пошли пройдёмся, Пахо, — предложил он. — Мне нужно быть с кем-то.

— Чего сеньор хочет?

— Срочно нужно поговорить с нашими заложниками. Где они?

— Сеньор таскает камень для постройки, сеньорита недавно была у речки.

Дон Атилио шагах в двухстах, немного на возвышенности, молотом и зубилом откалывал плоские куски камня, слегка их обкалывал и потом сносил к речке, где уже высилась горка подобных камней.

— Атилио! — Позвал Хуан негромко. — Прошу подойти, разговор есть.

Испанец напряжённо посмотрел на Хуана, положил молот и неторопливо подошёл, продолжая пытливо глядеть на хозяина.

— Можешь радоваться, сеньор. Через два дня мы едем домой. К вам домой.

— А выкуп? Его выплатили?

— Не весь. Но я посчитал, что полностью разорять вас нет надобности.

Атилио не поблагодарил, молча стоял в раздумье.

— Вроде не рад, а? — усмехнулся Хуан.

— Просто так неожиданно! Конечно, рад, сеньор. Значит, родители ничего не продали? И где же они взяли деньги? В долги влезли?

— Я их не видел и ничего об этом не знаю. Сам через неделю всё узнаешь. Я привёз вам одежду, а то заявиться в этой, — Хуан кивнул на лохмотья Атилио, — просто страшно. Потом возьмёте.

— Спасибо, сеньор, — тихо ответил Атилио, головы не поднял, а Хуан подумал, что у того наверняка мелькнула мысль рассчитаться с ним, Хуаном.

— Где может быть сеньорита? Хочу и ей сообщить новость. Надеюсь, она ей понравится.

— С утра не виделись, сеньор, — вяло ответил Атилио. — Можно идти?

Хуан проследил глазами, как тяжело молодой испанец шёл к своему рабочему месту. Повернулся с Пахо.

— Пошли к речке. Хорошо бы окунуться с дороги. Жарко.

У речки сеньориты не оказалось. Один из новых негров показал на стадо коз в отдалении на склоне долины.

— Там, сеньор, доит коз. Я видел.

Габриэла издали заметила приближение Хуана. Она бросила работу и встала, наблюдая приближение мужчин. Хуан отметил про себя, что она немного поправилась, внимательно осмотрел фигуру. Ничего не заметил и удивился.

— Сеньорита, приветствую вас! — наигранно заметил Хуан, слабо улыбнувшись.

— Буэнос диас, хозяин! — с некоторым презрением ответила девушка. — Долго же вы отсутствовали. И осунулись. Что случилось такое?

— Это потом, сеньорита. Хочу обрадовать хорошим известием. Выкуп получен полностью и скоро вы будете дома. Вы рады?

Она с напряжённым лицом смотрела на Хуана, словно пыталась проникнуть в его мысли, молчала, лишь лицо немного побледнело. Потом всё же спросила:

— Когда едем, сеньор?

Хуан ответил, наблюдая её поведение. Она была спокойна. Владела собой отлично, и это удивило ещё больше Хуана.

— Как же я поеду в таком виде? — и она демонстративно оглядела себя.

— Я привёз вам одежду, сеньорита. Да и ехать не очень далеко. Другой дорогой поедем, сеньорита. Ближней, я нашёл её. Готовьтесь. И привет вам от родных, хотя я их и не видел, — Хуан едва заметно приподнял руку в виде прощания и, кивнув Пахо, пошёл прочь.

Очень хотелось обернуться и посмотреть на Габриэлу. Но одолел своё желание, чувствуя на своей спине пристальный взгляд девушки.

— Пахо, ты не поведаешь, как тут вела себя сеньорита? — спросил Хуан деланно спокойно и безразлично. В душе он злился. Он повернулся к негру, силясь по выражению его лица понять самому, что и как с этой строптивой девицей.

— Сеньор, я не стал бы говорить ничего хорошего. Она за последнее время сильно изменилась. Словно прежней сеньоритой стала. Поняла, что её больше никто не посмеет тронуть, как вы приказывали, сеньор.

— Ну и чёрт с нею! Пусть хоть помнит, что такое рабство. И это ещё не все её невзгоды, Пахо. Кстати, ты скоро уйдёшь отсюда. Пойдёшь со мной на побережье. Уйдём с этой земли. Только не распространяй эту весть.

Вечером и Атилио, и Габриэла почти одновременно появились у Хуана в новой хижине, построенной специально для него из тонких брёвен с двухскатной соломенной крышей и низким крыльцом из трёх ступеней.

— Хорошо, что вы оба пришли, — поднялся Хуан с топчана. — Не очень ругайте меня за столь скромное одеяние, но для горного леса и это сойдёт. Вот, Атилио, это вам, — бросил свёрток испанцу. — А это, сеньорита, вам. Туфли я не покупал, полагая, что старые никто не носил и они ждут ваших ножек.

Атилио торопливо развернул свёрток, довольство отразилось на его лице. Габриэла ничего не сказала, только осмотрела старые туфли, всё прижала к груди, ничего не ответила и торопливо вышла в дверь.

— Что это с ней, сеньор? — спросил Хуан с удивлением.

— Это произошло с тех пор, как вы уехали, сеньор.

— А что у вас на уме, дон Атилио? Думаете о мести? Можете говорить без опаски, сеньор, я пойму вас.

— О мести я не думаю, сеньор. О побеге думал, но сейчас и об этом думки нет. Просто тоска и безнадёжность внутри угнездились, никак не могу от этого избавиться. Что будет с родителями? Что с сёстрами? Это нищета и безысходность, сеньор!

— Так распорядилась судьба и Господь наш, сеньор. Церковь учит смирению. Так что бедность не самое худшее, — усмехнулся Хуан, давая понять, что он нисколько не верит в свои слова.

Атилио с интересом посмотрел на Хуана, ничего не ответил и тяжко вздохнул. Затем поблагодарил за заботу, тоже усмехнулся довольно зло и вышел.

Хуан долго сидел в темноте наступившего вечера. Последние часы сильно его беспокоили. Ему казалось, что Габриэла что-то замышляет против него. Это не удивило, но сильно обеспокоило. Подумал ещё, что с этой девкой стоит держаться настороже. И вспомнил, как она порезала мулата Алесио.

Поразмыслив, он порадовался, что Габриэла так холодно встретила его. И теперь подумал, что до отъезда она так и не сделает попытки сблизиться с ним, что успокоило. Страсти он уже не испытывал.

Следующий день был заполнен приготовлениями к уходу.

— Со мною едут Ариас, Пахо и Сибилио с Лало. Ещё посмотрю, кого можно взять. Одного, не больше. Остальные будут трудиться здесь.

— Сеньор, кто же тут будет руководить? — спросил Белисарио с недоумением

— Мы с Лало договорились, что он возьмёт долину в аренду и организует здесь хорошее хозяйство. Людей мало, но это поправимо. А мы пойдём на Монтсеррат и посмотрим, что там происходит.

— Сеньор, до того, как всё утрясётся, кто тут будет хозяином? — не унимался Белисарио. — С людьми ведь надо работать, а как без хозяина?

— Ты правильно мыслишь, Белисарио, — задумался Хуан. — И я хочу поставить во главе долины тебя, Белисарио. Будешь до Лало здесь всем заправлять

— Сеньор, как это можно? Что я могу?

— Ничего страшного, Белисарио! Работайте получше — вот и вся твоя забота. И с голоду не помирайте, а то и такое может случиться, коль никто ничего делать не станет. Лало, что скажешь на это?

Метис молчал. На лице не отражалось ничего, но потом молвил сурово:

— Сеньор, ваши слова ещё ничего не значат, пока не будут оформлены все нужные бумаги. Вы сами об этом говорили, сеньор.

— Что ж, как пожелаешь, Лало. Но должен сказать, что без жёсткой власти в долине будет всё потеряно. Учти это, Белисарио.

Хуан посматривал на Ариаса, но тот молчал, не пытаясь даже высказаться. Друг беспокоил Хуана. Его поведения никак не вязались с тем юношей, которого он приблизил к себе, ещё будучи пиратами. А прошло не больше года.

И беспокойство его возрастало, по мере того, как Хуан размышлял.

Он полностью забыл про Габриэлу, но перед закатом встретив её, вдруг понял, что не всё закончилось.

— Ты избегаешь меня, Хуан? — тут же спросила она, оправляя новое платье и шляпку, выставив ногу в старой, но красивой туфле.

Хуан оглядел её, не узнавая в этом наряде, давно забыв, что эта девушка была весьма привлекательна собой и действовала на него словно магнит.

— Дела, знаешь ли, — неуверенно ответил он и забеспокоился. — К тому же я ещё не полностью оправился от раны, сеньорита.

— Ты был ранен!? — с неподдельным беспокойством вскрикнула девушка. — Куда тебя ранили? Как это могло произойти, Хуан?

Юноша расстегнул рубашку, показал рубец со следами шитья.

Она боязливо протянула руку и нежно погладила красную полосу пальцем. Хуан заметил, что палец был чистым и вспомнил, что в свёрток положил кусок мыла, которого она была лишена так долго.

— Тебе до сих пор больно, дорогой, — прошептали её губы, глаза блеснули зажигательно, жадно и с каждой секундой действовали на Хуана всё сильнее. Он с ужасом осознал, что опять попадает под влияние её страсти, и что его самого опять охватывает страстное желание обладать этим телом.

— Уже легче, сеньорита, но даёт знать при резких движениях, — голос стал хриплым, глаза забегали по сторонам, сердце колотилось в груди бешено, тревожно.

— Мне очень жаль, Хуан! — Она приблизилась, положила руку на плечо, заглянула в глаза, прошептала жарко, страстно: — А я так ждала этой минуты! Ты зайди ко мне. Уже темнеет, а в моём шалаше я зажгу свечу, и мы поужинаем с тобой, как настоящие друзья.

— Право, не знаю, Габи, — пролепетал Хуан, уже наверняка зная, что уступит.

Она оглянулась по сторонам. Взяла его под локоть, слегка подтолкнула. Он не сопротивлялся. А её губы вдруг спросили, жарко дыша ему в ухо:

— Признайся, ты изменил мне?

— Какая измена, Габи? Я только и делал, что мотался то по городу, то по другим делам, которых оказалось больше, чем я ожидал. Да и ранен я был почти в самом начале. Хорошо, что знахарка попалась хорошая.

— Молодая? — с угрозой спросила девушка.

— Весьма! — усмехнулся он злорадно. — Этак лет под семьдесят, метиска с раскосыми глазами и трубкой в зубах, вечно пускающая клубы дыма из ноздрей! — И Хуан сам подивился, как красочно описал старуху. Даже улыбнулся.

— Я верю, Хуанито. Но это пока…

Они вошли в её шалаш. Габриэла зажгла свечу. Хуан заметил, что жилище сильно изменилось. На полу лежала циновка, неизвестно откуда появившаяся, низкий топчан, которого раньше не было, застлан аккуратно каким-то плетёным из трав ковриком, шкура козы топорщилась высохшими краями. И пучки ароматных трав и цветы в бамбуковых стаканах.

— Тебе нравится? — с гордостью спросила Габриэла и опять положила ему на плечи свои тонкие обнажённые руки, пахнущие мылом и травами. — Я буду хорошей хозяйкой, не так ли?

Она медленно приблизила свои губы к его лицу, предлагая их для поцелуя. В замешательстве он попытался отстраниться, вспомнив, что раньше они почти не целовались, полностью отдаваясь страстным играм. Но теперь, в свете свечи её полуоткрытые губы влекли его, в то время как она продолжала нежно и настойчиво прижиматься к его горевшему возбуждением телу.

Её рука уже скользнула вниз, лаская его, предлагая наслаждение. Губы сами сблизились и впились в её небольшой рот, жадно впитывая её страсть, трепет и желание.

Оторвавшись, она прошептала как-то спокойно:

— Осторожнее, Хуанито! Тебе может стать больно, и платье не мни. Давай я его сама сниму, а то ещё порвёшь. Другого-то нет.

Она выскользнула из его объятий, ловко сбросила его подарок на циновку.

И Хуан впервые увидел её при свете обнажённой. Мелькнула мысль, что она хорошо сложена и живот разве что чуть-чуть пополнел.

— Что смотришь? Живот определяешь? Уже растёт, проклятый! Ненавижу!

Её слова словно отрезвили Хуана. Страсть утихла, но не совсем. Зато это помогло взглянуть на всю эту картину словно со стороны.

Она же не дала ему времени на раздумья. Ему показалось даже, что она даже в такое время в состоянии мыслить трезво и расчётливо.

И всё же он сопротивлялся лишь условно. Её натиск оказался слишком силён и страстен. А он был молод, голоден, плоть жаждала того же, а голова у него закружилась.

— Хуанито, ты всё же не такой, как в прежние времена, — проговорила Габриэла, отдышавшись и вяло лаская его тело. — Что с тобой?

— Я ничего не замечаю, Габи, — постарался он успокоить её без всякой надежды на успех.

— Тебе не было больно, милый? — Тут же сменила она тему разговора.

— Я почти не почувствовал ничего, Габи, — ответил Хуан, заметив, что эта девушка всегда себе на уме. Или и в ней что-то изменилось за это время. — Ты и сама стала какой-то другой, — перешёл он сам в наступление.

— Разве это не естественно, Хуан? Со мною достаточно много произошло такого, что могло и не такое случиться. Согласен?

Хуан молча кивнул. Он чувствовал опустошённость, слабость и никак не хотел возобновлять любовные игры. И Габриэла почувствовала его состояние. Она тут же встала, торопливо оделась, тем самым предлагая одеться и Хуану.

— Я обещала тебе ужин, Хуан. Сейчас ты посмотришь, что я могу. Подожди немного, дорогой.

Хуан охотно оделся, наблюдая, как Габриэла ловко что-то режет, очищает и раскладывает на широких листьях банана, уже обрезанных довольно красиво и затейливо. Удивительно было наблюдать за Габриелей за таким занятием.

Словно поняв его, Габриэла спросила с улыбкой:

— Не ожидал от меня такого, Хуан? В этом и твоя заслуга. — Габриэла улыбнулась, а Хуан опять подумал, что что-то здесь не так.

— Садись, эти чурбаки мне притащил Пахо. Он очень услужливый парень. Я очень довольна им, хотя он и убежал с нашей усадьбы.

— Будешь добиваться его возвращения? — довольно неприветливо спросил Хуан, но в душе был согласен с тем, что Пахо хороший человек.

— Зачем? Ты ведь станешь на его защиту, не так ли?

— Я долго не пробуду в этих краях, Габи.

— Куда же ты денешься? — В голосе прозвучало беспокойство. Хуан заметил это, насторожился. Габриэла, однако, больше ничего не спросила.

— Тебя так интересует моё отсутствие?

— Лишь бы оно длилось не очень долго, — усмехнулась Габриэла, и опять Хуану показалось, что она что-то замыслила.

— Даже предположительно ничего не могу обещать, Габи. Многое не от меня зависит. Ты ведь не знаешь, что я такое в недалёком прошлом. И вряд ли тебе понравится оно.

— Прошлое меня совсем не интересует, Хуан, — серьёзно ответила девушка.

— Кстати, ты ничего не говоришь о моей неожиданно появившейся сестре. Что с нею? Это ведь для неё ты похитил меня? Признавайся!

— Ты достаточно умна, Габи, чтобы догадаться об этом, если я тебе раньше этого не говорил. Живёт, куда ей деться. Хочешь познакомиться?

— Нет, ни малейшего желания! Она красива?

Хуан молчал. Всё вспоминал, говорил ли он ей о возрасте Миры, о старой донье Корнелии? Решил всё же не развивать эту тему.

— Где ты раздобыла все эти вкусные плоды? — спросил он, меняя разговор.

— Пахо помог, Хуан. Что ему оставалось делать, коль я попросила его для тебя же, Хуанито. Он ни в чём мне не отказывает.

Слова её насторожили Хуана. Подумал с беспокойством: «Как бы из этого не вышло чего плохого. Девица достаточно изворотлива и умна, и легко может придумать нечто, что сильно помешает мне… и донье Корнелии. Зря я ей о сеньоре рассказал. Найти её очень легко».

Они скромно сидели и уплетали фрукты и лепёшки с мёдом.

— А мёд где добыла? — удивился Хуан.

— Пахо ещё позавчера немного отнял у пчёл. Нашёл где-то дупло и вот…

«И опять Пахо, — подумал Хуан. — Надо бы поинтересоваться им, присмотреться. Спрошу у Лало. Этот молчун всегда о многом знает. Или Ар сможет прояснить мне этого негра?»

Габриэла больше не настаивала на продолжении ночи любви, но было видно, что это её сильно занимает. По глазам Хуан мог видеть, что желание у неё бурлит, требует выхода, и она с трудом сдерживает себя. И опять, как в последнее время, Хуан ощутил неприязнь к этой девушке.

Вдруг в голове пронеслось сравнение. Нелепое, но отчётливое, ясное. В голове возник образ Миры с её странными глазами, весело, загадочно смотрящими на него с надеждой и… — он затруднялся самому себе произнести это слово, но оно само вспыхнуло в сознании, пронеслось в голове, словно молния. — И любовью! — Чуть не прошептал он, но вовремя спохватился.

— Ты что-то хотел сказать? — спросила Габриэла, подозрительно уставилась на юношу, и тому едва удалось скрыть своё смущение.

— С чего ты взяла, Габи? Ты так удивляешь меня, что в голове возникают разные мысли. Никак не могу свыкнуться, что ты обходишься без слуг и сама всё делаешь.

Она улыбнулась:

— И самое любопытное, Хуан, что мне это нравится, особенно делать всё для тебя. Не странно ли это?

— Действительно, Габи! Ты дома всех удивишь своим поведением. Хотя…

— Ч то «хотя», Хуан? — насторожилась Габриэла.

— Мне сказали, что ты опять похожа на ту властную, жестокую девицу, которую все знают по усадьбе, — злорадно молвил Хуан, пытаясь вывести её из равновесия. И это ему удалось.

— Кто это мог такое сказать, Хуан!? — Голос её изменился на жёсткий, глаза сузились от сдерживаемого негодования.

— Разве это важно, Габи? Я думаю, что урок тебе не пошёл на пользу. А жаль, я надеялся, что такого не произойдёт.

Она не ответила. Долго сидела молча, машинально прожёвывая кусок. А у Хуана вихрились мысли одна другой фантастичнее. Заостряться на них не хотелось, он лишь открыто наблюдал за девушкой, втайне ликуя за смелость высказать ей сокровенное.

Габриэла сжала губы, что означало недовольство и упёртость. Хуан уже подметил такое. А Хуан ждал, что она ответит на его заявление, которое ей явно не понравилось. Но Габриэла заговорила о другом, словно ничего и не слышала в свой адрес:

— Ты упоминал о новой дороге. Что это за дорога, если можно?

— Нельзя, Габи. Пока. Я не хочу, чтобы чужие люди знали сюда дорогу. У меня тут несколько беглых и пусть они хоть немного ощутят себя свободными людьми. Тебе этого не понять, Габи. Хотя… ты тоже испытала тяготы рабства в этой долине. Но выводов ты не сделала.

— Разве я виновата, что родилась и воспитывалась совершенно в другом мире? Но ты прав. Я увидела изнутри, что такое рабство, на себе испытала его. Но вот выводы… тут я не уверена…

— Вернёшься и опять начнёшь лютовать? — прямо спросил Хуан жёстко, что однако никак не отразилось на Габриэле.

— Сейчас лучше не спешить с заявлениями, Хуан. Ты, я полагаю, сильно озабочен подобными вопросами. Я же о них просто не думаю. И не знаю, как поведу себя в той или иной обстановке. Трудно решить вот так, сидя здесь.

Они холодно попрощались. Габриэла, Хуан это заметил, была сильно напряжена. Её голова, видел юноша, усиленно работала, но в каком направлении, он знать не мог. Девица была достаточно сложна и непредсказуема.

Утром небольшой отряд выехал из долины, поднявшись наверх значительно восточнее обычного пути. Тут уклон был пологим, мулы легко преодолевали подъём, который протянулся почти на милю. Тропы почти не было видно. Отыскал её Сибилио. Он и двигался впереди, прокладывая путь.

Они поднялись на вершину гряды, огляделись. Отсюда ничего нельзя было разглядеть, что делается в долине. Сюда лишь изредка загоняли скот, когда трава поблизости была вся съедена.

— Сеньор, сеньорита, — весело заявил Хуан, — я предлагаю вам завязать глаза. Эта мера предосторожности мне кажется вполне уместной. — И Хуан протянул заложникам тёмные повязки. — Сибилио, завяжи покрепче и следи за ними. Если кто нарушит условие, то мне придётся их строго наказать. Ты понял?

— Исполню, сеньор, — с готовностью ответил Сибилио. Он крепко завязал глаза, проверил свою работу. — Готово, сеньор. Можно ехать.

Караван довольно споро зашагал на юг, петляя по холмам и ущельям, переходя ручьи и речки. Тропы, собственно, не было. Лишь едва заметное присутствие человека по редким срубам веток и ещё более редким старым следам копыт мулов.

К вечеру дошли до деревни Лало. Только тут пленникам развязали глаза.

— Здесь переночуем, — распорядился Хуан. — Сарай нам предоставят.

— Что это за деревня, Хуан? — спросила Габриэла, нахально глядя в его усталые глаза и чуть усмехаясь.

Хуан принял её игру, назвал первое попавшееся на ум название, что, конечно, не убедило девушку. Но спорить она не стала.

Утром им опять завязали глаза, и опять, уже по настоящей тропе быстро погнали опять же на юг.

Часа за два до захода спустились к морю. Бедное селение встретило путешественников удивлёнными взглядами и возгласами, смешанными с лаем собак, которые яростно атаковали чужаков.

Теперь повязки были бесполезными. Пленники быстро огляделись, Атилио даже припомнил название местности и деревни, что обрадовало его.

— Дон Хуан! До моего дома совсем близко! Не позволите ли мне тотчас отправиться домой?

— Не боязно на ночь глядя пускаться в путь?

— До темноты можно дойти до дома, дон Хуан! Позвольте, прошу вас!

— Гоните, сеньор, — радушно откликнулся Хуан. — Только не подведите меня! Не угодите в переделку, а то я не отговорюсь перед вашими родителями.

— Постараюсь! — Атилио радостно улыбнулся. — Мула можно оставить, себе? — он умоляюще посмотрел на Хуана. Тот махнул рукой.

Атилио сухо попрощался с Габриэлой. Она ответила ему тем же и даже не проводила его глазами. Мул Атилио неохотно затрусил по дороге на запад. Вскоре он и всадник скрылись за хижинами и кустарниками.