Глаза Сатаны

Глава 4

— Дьявольщина! — Демид всё оглядывался, вид его был сильно встревожен, глаза затравленно блестели.

— Успокой свою душу, Демид, — увещевал Карпо. — Мы почти оторвались, а казаки, судя по всему, не горят особым желанием нас догнать. А два ляха, что с ними, мало могут одни.

— Думаешь, они дадут нам улизнуть? Что-то не верится в это! Словно стая волков идут по следу. Уже третий день гонят.

— Ты же сам сдерживаешь нас, Демид, Давно бы оторвались. Кони у нас получше казацких. А поляки одни гнать нас не осмелятся. Наверное, пора нам уходить, пока не так далеко ушли от намеченной цели.

Отряд трусил размашистой рысью, чувствуя в двух-трёх верстах погоню.

Фома поравнялся с молодыми, бросил недовольно:

— Чего мудрит Демид? Карпо верно ему говорит. Словно дразнит ляхов.

— Осторожничает, — ответил Омелько. Ему тоже было непонятно поведение Демида, и он готов был поддержать Фому, когда тот заметил:

— Пора ему напомнить, что он не один. И мы что-то да должны значить.

— Он просто не торопится удаляться слишком от Сечи. — Ивась несмело вскинул голову на Фому.

— Уже и так отмахали за это время почти полтораста вёрст. Только и знаем, что обходим городки да большие сёла. А погоня пользуется этим и легко догоняет, срезая путь по целине.

— И то верно. Кони уже притомились изрядно, — Омелько похлопал потную шею своего коня. — И харч кончается. А доставать стало трудно.

— Ничего, — отозвался Фома. — Мы оторвались вёрст на семь-восемь. Если опять круг не сделаем, то сможем передохнуть маленько.

— Да тут и городков почти нет. Помнится, слышал об этом, — сказал Омелько. — А в сёлах можно долго не задерживаться.

Они вынеслись на бугорок, остановились и внимательно огляделись. На три версты местность была пустынна. Только впереди, почти скрытый шлейфом пыли, тащился длинный обоз.

— Видать купцы едут по торговым делам, — указал Карпо рукой. — Может, догоним и разживёмся харчами, а?

— Это можно. Нам сподручно. Можно не заходить в деревню.

— А коням отдых малый можно дать, сядем к купцам в фуры и мажары, — добавил вечно пекущийся о своём коне Ивась.

На него глянули пренебрежительного, и не ответили. Демид махнул рукой, отряд скатился с бугорка и потрусил к исчезнувшему за холмом обозу.

Снова его увидели уже через полчаса, когда поднялись на пологий холмик. В версте впереди тянулся ряд возов, укрытых полотном, растянутым на согнутых в виде арок тонких жердях. Некоторые просто увязаны верёвками. Каждую мажару и фуру тащили четыре коня. По краям ехала охрана и купцы видать из тех, кто помоложе.

Вдруг в обозе произошло что-то странное. Люди забегали, кони шарахались, стаскивая телеги в круг, поднимая оглобли в небо.

— Что это с ними? — в недоумении спросил Демид. — Вроде никто не нападает, а они огораживаются.

— Глядите — Ивась крикнул, указывая чуть влево. — Татары!

Все увидели, как малаяорда степняков, числом около двадцати, несётся по дну лога, размахивая саблями. Уже слышался дикий ор и далёкие выстрелы.

— Эй, хлопцы! Где наша не пропадала! Вперёд! За мной! Поможем против нехристей! Может, что выиграем!

Демид пригнулся, гикнул, дал коню шенкеля и понёсся вперёд. За ним оросились остальные, больше не раздумывая и не колеблясь.

Демид придержал коня, оглянулся, бросил назад:

— Мы трое врубимся в степняков, а хлопцы пусть из пистолей и мушкета сначала палят. Потом лишь беритесь за сабли! Да не очень пугайтесь. Да и на рожон не лезьте. В свалку не прите! Арканов остерегитесь!

Ему никто не ответил. Крохотный отряд тяжёлым галопом, не горяча коней, приближался к табору, где уже шла сеча. Купцы отчаянно отбивались, палили изредка из пистолей и мушкетов, больше орудовали пиками и саблями.

Несколько низкорослых коней уже носились по полю без седоков. Крымцы стремились побыстрее проникнуть внутрь табора и начать грабёж, но их попытки не приносили им успеха.

Охрана обоза укрывалась за возами, пресекая все попытки степняков овладеть табором. Но было видно, что купцам долго не продержаться.

А отряд Демида быстро приближался. Увлечённые боем, крымцы или буджаки наседали отчаянно.

Демид подскакал первым и одним ударом сабли свалил кочевника с коня. Налетели остальные. Прогрохотали выстрелы. Мушкет полетел на землю, дымя стволом. В таборе уже видели помощь, и это ободрило защитников. А татары на миг растерялись, отхлынули, полагая, что помощь пришла большая. Демид с товарищами воспользовались минутным замешательством, срубили ещё трёх степняков, остальные стали ловить коней.

Ивась трясущимися руками орудовал шомполом, заряжая пистолет. Ему было жутко вклиниваться в редкие ряды степняков с вертящимися Демидом и Карпо. Фомы нигде видно не было.

Как в тумане Ивась видел, как двое татар бросились на Демида. Рука юноши сама вскинулась, палец сорвал крючок. Пуля ударила татарина в бок, рука с саблей тут же ослабела и упала на плечо Демида безвольно, расслабленно.

Из табора тоже прозвучало несколько выстрелов. Кто-то выскочил за телеги с пикой и стал ретиво колоть крымчаков и их коней. Те быстро поняли, что добыча ускользает и тотчас отхлынули. Некоторые спешенные ещё бежали за лошадьми, ловя поводья, но остальные человек десять уже удалялись от табора.

Ивась огляделся. Только сейчас он стал видеть предметы чётко и определённо. Грудь ходила ходуном, в голове стучала кровь, а тело дрожало мелкой дрожью.

Из табора высыпали люди. Их было всего несколько человек, и вид их ничего хорошего не говорил. На многих были пятна крови, одежда местами порвана, глаза лихорадочно блестели.

Ивась никак не мог сосредоточиться на словах, долетавших до его слуха. Он сполз с седла, бросил поводья и подошёл к Карпо, присевшего около тела.

На земле лежал Фома, его полузакрытые глаза чуть поблёскивали, не мига ли, а лицо уже пожелтело и закостенело.

— Что это с ним? — прошептали губы Ивася.

— Что, что! Убили нашего Фому! Проклятые нехристи! — И Карпо яростно и смачно сплюнул, отвернувшись.

Ивась стоял оглушённый и пришибленный. Видимо его лицо было белее снега, потому что Омелько спросил участливо:

— Ты что, Ивась? Тебя нудит? Попей водицы, успокоит, — и протянул баклагу.

Ивась безвольно принял воду, отпил глоток, потом прильнул и жадно выпил почти всё. Отдышался, бормотал смущённо:

— Что-то в голове стучать стало и перед глазами круги поплыли.

— Это с непривычки, Ивась. Жаль дядьку Фому. А у меня ни царапины! Даже самому удивительно!

Подошёл Демид с бледным осунувшимся вдруг лицом. Спросил, глядя на бледного Ивася:

— Отошёл малость? Ничего, привыкнешь. Это ты меня от сабли татарской уберёг? Мне Карпо сказал.

Ивась посмотрел в лицо Демиду, кисло скривил губы в подобие улыбки.

— Не припомню, дядя Демид.

— Всё равно молодец! В первом бою всегда муторно и не по себе. Привыкнешь, Ивась. И поздравляю с крещением. Молодцом был! Вот только Фому срубили басурмане проклятые. А хочешь глянуть на своего татарина?

Ивась энергично замотал головой.

— Ну и правильно, Ивась. Чего на него смотреть. Пусть его коршуны поклюют. Он того заслужил. Пошли хоронить Фому.

— Демид, у тебя на плече кровь, — протянул руку Омелько.

— То пустое, хлопчик. Заживёт, как на собаке.

— Погоди, Демид, — остановил того Карпо. — Надо промыть и перевязать.

Демид смирился. Карпо умело обтёр ранку тряпочкой, смоченной горилкой, промокнул её, не обращая внимание на ёрзание Демида, потом туго перевязал белым полотном, оказавшимся у него. Ивась даже удивился этому.

— Тебе, Демид, работать не обязательно, — сказал Карпо, набросил на плечи кафтан, оглядел товарищей, кивнул головой, приглашая рыть могилу.

Демид уже разговаривал с купцом, который с благодарностью и многословно говорил ему приятные слова.

— Так вы угорские купцы? — встрепенулся Демид. — А денег за помощь нам не требуется. — Он помолчал, потом вдруг спросил, посмотрев в глаза купцу:

— Не позволите ли нам сопровождать вас в пути? Мы вроде охраны будем.

Купец хорошо говорил на украинском языке, думал совсем недолго.

— Чего ж там, казак! У нас трое убитых, да семеро раненых. Ваше предложение как нельзя кстати. Я согласен положить вам плату, как обычно.

— Хорошо, пан. Только ещё одно условие. Нас могут искать. Хорошо бы вы выдали нас за своих.

Купец пристально посмотрел на Демида, слегка улыбнулся в усы, ответил:

— Это можно, казак. Я слишком многим обязан вам, так что на меня можете положиться. А теперь прошу отведать кубок вина. Оно ещё сохранилось у нас, как выезжали из Венгрии. Тебя как зовут? Зови всех остальных.

Демид назвал себя, товарищей, поманил Карпо, протянул ему кубок вина, с усмешкой молвил:

— Испей угорского, Карпо. Сладкое. У нас такого не сыщешь. Да мы и не привыкшие к такому. Но попробовать хорошо.

— Вкусное! Но вроде воды, от жажды. Ты что-то хочешь сказать?

— Я договорился на охрану обоза. Вот с этим паном. Думаю, что это нас надолго обезопасит. Согласен?

— Чего ж там, Демид. Да ещё за плату с харчами! Благодать! Пойду обрадую хлопцев. Мы скоро закончим, нам и лопаты дали, так что дело спорится. Рана не болит?

— Терпимо, Карпо. Могло быть и хуже, хорошо Ивась подоспел.

С похоронами затянули. К этому времени подоспел вечер. Купцы решили остаться здесь на ночь. Запылали костры, аромат вкусной пряной еды поплыл в воздухе. Ноздри жадно ловили запахи, предвкушая приятное занятие.

Опустились сумерки. Стук копыт обратил на себя внимание. Бросились к оружию, но оказалось, что это отряд казаков во главе с хорунжим и капралом поляками.

— Купцы? — осведомился офицер, пристально оглядывая табор и костры за его пределами. — Чьи будете?

— Из Венгрии, пан офицер, — ответил старший купец, выступив вперёд. — Вот на ночь расположились. Составьте компанию. Есть отличное вино — услада вкуса и души.

— Что это у вас раненые имеются? Кто напал? Не разбойники ли с Сечи?

— О! Пан офицер! Едва отбились! Татарва налетела. Чудом уцелели! Вы можете пойти посмотреть на трупы. Я приказал их не хоронить, пан офицер. Слишком много чести этим разбойникам.

Хорунжий кивнул головой казаку, молча приказал пойти посмотреть, а сам с видимым удовольствием принял кубок с вином. Выпил, утёр усы тылом ладони, крякнул удовлетворённо, поблагодарил и сел на оглоблю, осматриваясь по сторонам. Спросил равнодушно:

— Много потеряли, пан купец?

— Слава Всевышнему и Деве Марии! Четверых порезали басурманы. Уже и схоронили. Вон их могилы под крестами. Царство им небесного, пан офицер! — И купец истово перекрестился. — А вы, поди, по службе, пан офицер?

— По службе, как же ещё! Вот кручусь по степи, ищу ветра в поле. Осточертело, но не смею вернуться. Вы не встречали пятерых разбойников-казаков?

— Бог миловал от такой напасти! С нас и татарвы хватит на весь вояж, пан офицер! Сохрани, господи, нас от этого! Помилуй! — И купец опять перекрестился.

Наши беглецы прислушивались к разговору, улавливали не всё, но главное уже поняли. Это их преследователи и надо быть начеку.

Демид выставил перевязанное плечо, кивнул Карпо, показав на голову. Тот понял, отполз в тень и небрежно и торопливо замотал голову полоской полотна, замазав его чуточку ещё сырой кровью с повязке Демида.

Утром обоз быстро собрался в дорогу. Раненых погрузили в телеги. Демид тоже улёгся, а Карпо ехал сбоку обоза, как и остальные охранники, украдкой поглядывая на хорунжего.

Его отряд наскоро поел, вскочил в сёдла — и только пыль поднялась на дороге, скрыв ускакавших коней.

Карпо подмигнул Демиду, тот понимающе ответил усмешкой.

Обоз медленно тащился на запад. Фуры и мажары были гружены глыбами воска, связками шкурок лисиц, куниц и бобров, бочками мёда и льняными тканями. Наверное, было и ещё много другого товара, но наши казаки не интересовались этим.

Купец Иштван, его наши друзья звали Иваном, хитро посмотрел на Демида, спросил:

— От этого хорунжего вы убегаете, Демид?

— Может, и от этого, пан Иван. Только мы с ним не встречались. И слава Богу! Хоть бы и вовсе никогда носами не сталкиваться.

— Скоро во Львов придём. Что собираетесь дальше делать? — допытывался купец. — Мне жаль с вами расставаться.

— А сколько до Львова, нам можно надеяться, что там нас не словят?

— До Львова можно доехать дней за десять. А вам там вряд ли что может угрожать, Демид. Вы ж у меня на службе, так что опасаться вам нечего.

— Да и то, пан купец. Нас никто в лицо не знает.

— Вот видишь! Но ты подумай, что я тебе сказал. Предложение дельное, и денег я обещаю вам выплатить сполна. Всё ж спасли мне всё, что везли мы.

Несколько дней друзья обсуждали предложение купца. Больше всего волновался Ивась. Ему представлялось увлекательное путешествие в незнакомых землях, чужие города, люди, о которых он только вскользь слышал, всё это больше похожее на сказку. Это кружило голову, будоражило воображение. И он горой стоял за принятие предложения купца Ивана.

— Ты, несмышлёныш! Заткнись, сосунок! Чего клювик раззявил? — Это Карпо с негодованием взъярился на юношу.

— Да пусть говорит, Карпо, — вступился Демид. — Юнаку так и положено думать и стремиться в мир, где интересно и ново. Успеет ещё состариться.

— А сколько платить обещают, — спросил Омелько.

— Как и теперь. Хорошо платить обещаются. Ещё могут доплачивать за опасность и особые работы, если такие будут. И всё это на их харчах, — Демид говорил это безразличным тоном, стараясь не выказывать своего отношения.

— Я бы пошёл, — несмело молвил Омелько. — Что мне без денег делать тут? А так, собрав немного, можно и в город податься. Мало ли что можно с деньгами. Ивась, идёшь?

— Ты не его спрашивай, Омелько. Ты меня спроси, — не унимался Карпо.

— А что тебя спрашивать, Карпо? Ты всегда за возврат стоишь. Тебе на Сечи место обещано. А мне что? Я лучше попытаю счастья в чужих землях. И Ивась со мной согласен. Демид, чего молчишь? Скажи слово.

— Что тут скажешь, хлопцы? Заманчиво, но боязно. Не охота далеко отдаляться от родных мест. И так занесло нас к чёрту на рога!

— Хватит базикать! — Карпо отмахнулся от спорящих, отвернулся и прикрылся кожухом, показывая, что не собирается говорить о детских играх.

Демид улыбнулся в усы, посмотрел на друга, подмигнул хлопцам, от чего у тех расширились глаза. Они не поняли, что хотел сказать этим Демид.

Но вдруг лицо Демида посуровело, затвердело, и это был первый признак раздражения. Ивась не решился продолжать разговор, посмотрел на Омелька и стал укладываться спать.

Они спали на сене в большом сарае большой усадьбы зажиточного крестьянина, принявшего католичество, и потому имеющего некоторые льготы от местной власти.

Уже во Львове, Демид вдруг решительно заявил своим друзьям:

— Знаете что, други? Я решил ехать дальше с купцами. Дело прибыльное, интересное, а вернуться, имея деньги, всегда можно.

— Сдурел, Демид? — Карпо презрительно сплюнул. — Ты хоть знаешь, куда, в какие земли направляются купцы?

— Мне всё сказали, Карпо. Даже рассказали, каков путь.

— И каков же?

— Да ты всё равно ничего не поймёшь, Карпо. Я и сам ничего не понял. Только знаю, что конечный путь у нас будет город немцев. С трудом запомнил. Это Веймар. Там ярмарка и Иван рассчитывает хорошо расторговаться. И назад пойдёт с новыми закупками. Так что и назад мы пойдём с обозом. Ты представляешь, сколько мы получим? На год хватят каждому.

Повисла тишина. Карпо шумно сопел, Ивась едва сдерживал радость, а Омелько напряжённо ждал, что произойдёт дальше.

— Раз ты так решил, то тут и говорить нечего. Что я один могу?

— Вот и хорошо, — бросил Демид, хлопнул Карпо по спине. — Мы все будем довольны. И мир посмотрим. О немцах мы кое-что слышали, а посмотреть ещё не удавалось. Поляки нам надоели смертельно.

Целый день Ивась и Омелько делились новостью и представляли, как они проедут по такой стране.

Львов встретил обоз холодом и дождём.

На постоялом дворе прожили три дня. Отремонтировались, отдохнули и от обильной еды немного отяжелели и разленились.

Потом потянулись лесистые холмы, перемежающиеся невысокими холмами с выходом скальных пород. Охрана была дополнительно вооружена пистолетами, укороченными мушкетами и пиками.

Купец Иван кормил сытно, обещал большие деньги, но пока ещё ничего не выплачивал. Это не очень беспокоило казаков. Держаться они могли и на собственные деньги. Главное, что они теперь могут легко вернуться домой, не возбуждая подозрений.

В Кракове остановились на целых четыре дня. Город был так красив и необычен, что Ивась целыми днями бродил по узким мощёным улочкам, стоял перед величественными костёлами и дворцами вельможных панов.

Омелько далеко не всегда сопровождал Ивася, больше беспокоясь о деньгах, которые он соберёт для начала новой жизни. Купец Иван выдал им немного денег. Омелько тщательно припрятал их, не рассчитывая на обещания Демида. Правда, Демид выдал им немного серебра ещё раньше, но это только небольшая часть обещанного.

Потом пошли Катовицы, Хожув, Забже, и всюду останавливались на день-два.

Иван вёл переговоры со своими клиентами и партнёрами. Он укладывал в увесистый ящик красного дерева ворохи договоров, счетов, ценников и сведений от агентов по доставке грузов из разных стран.

Потом потянулись германские земли. Тут каждый день обоз въезжал в новое крошечное государство, где тлели очаги междоусобиц, слышалось бряцание оружия, плелись кружева и паутина интриг, заговоров, уний и союзов.

Охрана постоянно была готова обнажить сабли, купцы только и делали, что опорожняли свои кошельки, платя всевозможные пошлины, сборы и взятки.

Здесь Ивась больше глазел по сторонам, чем следил за обозом. Но и без него было достаточно тех, кто не интересовался новыми землями.

Близилась зима. Дожди лили часто, приходилось много работать по укрытию грузов, на постоялых дворах несли ночную охрану, так как грабители не дремали, сторожили любую возможность поживиться чужим добром.

Немецкие города и городки удивляли Ивася своей скученностью и теснотой. Зато все улицы замощены булыжником и брусчаткой. И помои выливать на улицу разрешалось только в тёмное время суток, потому ходить по улицам в вечернее время было опасно, приходилось быть осторожными и держаться середины.

Телеги, кареты и прочие колымаги грохотали по мостовым, словно колесницы богов на небесах. Все дома кирпичные, лишь верхние этажи строят деревянными с расписными балками, ставнями и решётками. Масса дымовых труб исторгали клубы дыма из печей и каминов.

Нищие опасались стражников, а горожане одевались ярко и довольно опрятно. Стражники патрулировали улицы по ночам. Сторожили крепостные ворота, сверкали латами, начищенными алебардами и шлемами.

Церкви тянулись тонкими шпилями ввысь, словно стремились пронзить небеса и дать возможность людям заглянуть в преисподнюю.

Наконец перед декабрём обоз втянулся в ворота города Веймара. Позади остался горбатый мост через Ильм, мытники востребовали положенную мзду, и обоз через западные ворота выбрался на постоялый двор.

Иван облегчённо вздохнул, утёр лоб под шапкой, улыбнулся довольной улыбкой и пошёл к хозяину управиться с размещением своих людей и товаров.

До сочельника товар оптом был продан. С этим наши охранники не имели ничего общего. Они отдыхали, развлекались на те немногие деньги, что выдал им венгр Иван.

Здесь друзья, хитро посматривая на Ивася, подмигивали ему многозначительно ухмылялись. Тот ничего не мог понять, злился, приставал к Омельке с расспросами, пока тот не заметил, смеясь:

— Дядьки просто хотят сделать тебя мужиком, Ивась.

— А я что не?.. — он осёкся, поняв скрытый смысл слов.

Краска залила его лицо, уже начавшее обрастать первой мягкой бородкой и усами. Он ещё ни разу не брился, усы решил отращивать, а с бородой повременить, боясь насмешек.

— Чего это они так решили? Что, я сам не смог бы…

— Город чужой. Говорить не можем и ничего не понимаем по-ихнему. Они же мужики опытные и многое уже знают. Вот и решили услужить тебе, ха!

— Пошёл ты!..

Он злился, но потом понял, что не на друзей, а на себя. За то, что дал повод посмеяться над собой. Но тут же его мысли занялись совсем другими делами. А вернее девушками. Он с удовольствием поглядывал на свеженьких, чистеньких служанок, бегающих по лавкам в чепцах и лёгких плащах с лентами и завитками волос. Они были не очень привлекательными, но уж до того любопытны для него, что заставляли часто дышать и волноваться.

Ивась прикинул в уме и вспомнил, что где-то в это время он родился, мама не раз упоминала эту дату, да онне обращал внимание на это, и теперь не мог вспомнить, когда же точно он родился. В декабре, но число забыл.

«Ладно, пусть и забыл точно, но уж теперь мне уже восемнадцать лет!» — думал он, и ему было приятно от сознания взрослости.

О предложении старших он вспоминал часто. Слишком часто. Эти воспоминания будоражили кровь, заставляли трепетать, и глаза сами искали лёгкие фигурки девушек, проходивших мимо, если он гулял по улицам. Он не останавливал взор на тех вельможных женщин, что мелькали у лавок с дорогими товарами, выходящих из карет или красивых колясок, что несли сытые толстые кони.

Наконец Демид подозвал как-то перед вечером к себе Ивася, поглядел в его карие глаза, сказал слишком серьёзно, как показалось парню:

— Мы идём сегодня в харчевню. Тут недалеко. Пойдёшь с нами. Интересно поглядеть, как тут веселятся люди. Говорят, тут пиво знатное и много.

— И дёшево, — добавил Карпо. — Одень что почище, а то засмеют.

— Все будут? — насторожился Ивась.

— Что, нас так много, что ли? Конечно, все, — Демид довольно хмыкнул. Оселедец свой он давно срезал. Волосы его отросли и лицо его не казалось грозным и загадочным. Он был гладко выбрит, лишь усы свисали по обе стороны губ. Они ещё не тронуты сединой, как и волосы. Казалось, что Демид помолодел.

Омелько и тот постригся под горшок, подстриг у цирюльника усы, побрился и выглядел вполне приятно. Его молодое, слегка скуластое лицо дышало здоровьем, серые глаза смотрели открыто, в них можно было заметить искорки осторожности, даже насторожённости.

Казаки отправились все вместе, захватили немного денег. Демид по этому поводу заметил, что сколько не возьми, окажется мало, а потом выйдет, что вообще ничего нет больше.

— Мотай на ус, хлопчик, — наклонялся он к уху Ивася. — Девки да бабы из любой кишени деньги вытянут. И глазом не успеешь моргнуть. Потому в кабак много никогда не бери.

Харчевня находилась почти рядом с городской стеной, в длинном узком и чадном подвале, где шумели, кричали, лили на стол пиво, смеялись и играли в кости и карты.

Несколько молодых женщин в неряшливых, уже захватанных платьях, прохаживались между двумя столами, улыбались, заигрывали с мужчинами, изредка садились к ним на колени и отпивали из больших глиняных кружек пиво, хохотали, трясли грудями и лупили мужчин по рукам, когда они слишком нахально приставали.

Это было так ново для молодых казаков, что они вначале опешили. А старики быстро освоились, пощупали одну из женщин, похохотали, попили пива и с потными рожами удалились куда-то, растворившись в чадном спёртом воздухе.

Ивась хотел спросить Омелька про стариков, но тут подскочила ещё одна молодуха, уселась бесцеремонно тому на колени. Она бойко говорила, Омелько глупо улыбался, что-то пытался ответить, смеялся и цедил пиво.

Как-то очень скоро они поняли, чего хотят, женщина поднялась и повела Омелька в глубину подвала, куда недавно скрылись их друзья.

Тут к Ивасю пролезла ещё одна молодая девушка с рыжими веснушками по слегка потному лицу, гладко зачёсанными волосами, слегка растрёпанными. Улыбаясь и что-то щебеча, она бесцеремонно взяла его кружку с пивом и отпила пару глотков. Потом приблизила своё лицо, дыша пивным духом, и поцеловала его в губы.

Ивась чуть дёрнулся, но замер, ощущая, как волна возбуждения охватывает его всё сильнее, заполняя тело, отдаваясь в висках и груди судорожными ударами. Он вспотел, а девушка опять что-то говорила, чего он понять не мог.

Он хотел сказать ей, что ничего не понимает, но язык не слушался и он молил Господа, чтобы он надоумил понять эту мягкую аппетитную и податливую девичью плоть.

Но ничего не надо было понимать. Девушка поднялась, протянула руку, горячей ладонью ухватила его непокорную руку и подняла. Он смотрел на неё горячими глазами, горящими нетерпением, возбуждением и стремительным желанием, ещё сдерживаемом стыдливостью.

Ему казалось, что на них все смотрят. Он украдкой и мельком поглядел в зал. Никто не обращал на него никакого внимания. Это удивило и успокоило юношу. Покорно поплёлся за смеющейся беловолосой девушкой, плохо ощущая реальность происходящего.

Только очнулся в почти тёмной крохотной комнатушке с голыми кирпичными стенами. Единственная мебель состояла из грубого топчана с грязным одеялом, застеленным кое-как.

Девушка со смехом схватила Ивася за плечи, села на топчан и опрокинула его на себя, ища его губы своими.

Он смутно помнил, как её проворные руки шарили по его телу, что-то помогали, рот не закрывался в смехе. Было влажно, душно, но что-то торопило его. Наконец ощутил блаженство, постепенно осознал, что с ним происходит. Девушка была под ним, с воплями извивалась, пугая Ивася, но то блаженство, которое заполнило его всего, не позволяло остановиться, пока конвульсии не выпили все его силы. И только теперь он полностью осознал происходящее.

Посмотрел на девушку. Её глаза сияли восторгом, требовали ещё, но он не понял значения её глаз. Хотел подняться, ощущая смятение и неловкость.

Её руки сильно прижали его тело вниз, губы что-то говорили, тянулись к нему, и они слились в жарком поцелуе.

Потом они посидели немного при свете чадной лучины, смотрели друг на друга, и смеялись, не в силах выразить свои чувства и мысли понятными словами.

Ивась вытащил из кармана несколько монеток, протянул девушке. Она засмеялась, отстранила ладонь и что-то сказала. Ивась настаивал, и тогда девушка взяла одну и спрятала её в складки мятого платья.

Они вышли вместе. За столом сидели его друзья. Увидев хлопца, заулыбались, замахали руками, подвигаясь теснее.

— Ну что, юнец! Поздравить можно? На, выпей пива! — Демид весело смеялся, а Ивась продолжал смущаться, боясь взглянуть на друзей.

— Выпьем за нового мужика! — прогундосил Карпо. Все подняли кружки, стукнулись и выпили по нескольку глотков.

— Вот теперь ты настоящий мужик, Ивась! — Демид довольно осклабился, охлопал того по спине, спросил, хохоча: — Чай не опозорил славный род казачий?

Ивась только пожимал плечами. Он ещё не разобрался ни в себе, ни в своих ощущениях, ни, тем более, в женщинах. Он поднял глаза и встретился со смеющимися глазами его девушки. Та подмигнула и улыбнулась ещё шире.

Демид заметил это, усмехнулся, заявил заговорщицки:

— Уверен, что наш Ивасик не опозорил нас. Этому свидетельница вон та белобрысая, что пялится на нашего Ивасика слишком откровенно. Ивасик, может опять она тебя подберёт, а? Смотри, как она себя предлагает. Иди, чего ожидаешь? Смотри, глаз не сводит, — он поманил девушку пальцем.

Когда та приблизилась, Демид долго объяснял ей жестами и словами, на что та всё смеялась, протягивала руку к Ивасю, а тот смущённо не знал, что делать, пока Демид силой не вытолкнул его вперёд. Девушка схватила его руку, и они растаяли в чаде угрюмого подвала.

— Смотри-ка, Карпо! Наш-то сосунок, что надо. Девка как схватила его! Молодец! А мы думали, что дохляк, тощий слабак! Ничуть не бывало!

Они ещё долго сидели в кабаке, пока ноги с трудом ворочались под столом. Потом, обнявшись, поднялись по скользким ступеням наверх и затянули песню, не понимая один одного.

Новый год встретили при обильном мокром снеге, вспоминали свои зимы, и с тоской смотрели в мутное оконце их скудного жилища. Попивали пиво, заедая пудингом и коржами с мёдом.

Две недели спустя купец Иван сообщил, что он отправляется на две недели во Франкфурт, где у него должна совершиться хорошая сделка.

— Вот вам по пять монет серебром, и готовьтесь в дорогу. Послезавтра весь обоз выступает.

— Чёрт! — ругался Карпо. — Думал, что скоро назад, домой, а оно вишь как повертается. И погода слякотная. Не по душе мне это.

— А чего сидеть сидьмя на месте? — огрызнулся Демид, — Ещё заработаем, а что ещё делать? Поедем, я уже дал согласие. Как вы смотрите, хлопцы?

Они переглянулись и дружно ответили, что не против.

— Вот с этими жить легче, Карпо. И не дуйся, что сыч ночной. Что нам делать по такой распутице дома, когда здесь всё же какие ни на есть, а дороги. Скоро весна. По весне и пустимся в путь. Можно будет зажить припеваючи, если забраться подальше и не высовываться без дела.

Карпо молча сопел, отвечать не стал, понимая, что ему одному не перешибить остальных.

До Франкфурта тащились больше времени, чем рассчитывал Иван-Иштван. И в самом городе пришлось задержаться на три дня дольше. Но тут произошли события, которые резко изменили всю судьбу нашей четвёрки.

Гессенские князья заволновались, собрали войско и сделали попытку обложить имперский город данью в свою пользу. Городской магистрат возмутился, поднял горожан, нанял наёмников.

В число наёмников попали и наши казаки. Их принудили, пообещав в случае отказа, бросить в тюрьму, как дезертиров. Пришлось согласиться.

— Ну и влетели мы в историю! — никак не мог успокоиться Карпо.

Они находились у здания ратуши в ожидании выступлений членов магистрата с напутственными речами, которые наши казаки понять не могли.

Им оставили их оружие, коней, только снабдили шлемами с эмблемой города.

— Теперь мы будем привязаны к этим воякам, даже шага ступить по своему разумению не сможем, — Карпо все бухтел, хотя его никто не слушал.

Конных было немного, потому казаков определили в драгунский усиленный эскадрон человек на полтораста. По слухам, силы мятежного курфюрста подходили с юга, с намерением перекрыть дорогу к южным угодьям, снабжавшим город продовольствием. Оружия в городе хватало. Канониры торопились установить и пристрелять пушки на стенах, и их грохот изредка пугал горожан.

Бравый капитан эскадрона выехал перед строем, подкрутил усы, оглядел воинов, остановил взгляд на казаках. Ему было любопытно посмотреть диковинных воинов.

Его речь была отрывистой и совершенно непонятной. Один Демид пытался понять, но кроме нескольких слов, ничего не уловил.

— Что он лопочет, кот усатый? — продолжал беситься Карпо. — Как воевать с командиром, если его не понимаешь?

— У него есть подчинённые. Они легче доведут до нас любой приказ. Будем выполнять то, что и другие из нашего отряда. — И Демид со смешком огладил вислые усы.

Молодой шустрый командир их десятка тонким голосом отдавал приказ. Воины выступали вперёд, строились, за ними последовали и казаки. На них с любопытством поглядывали, весело переговаривались, толкая друг друга локтями.

Звонкий девичий голос прокричал имя Ивася. Он не сразу сообразил, что окликают его, но тут девушка, что ублажала его в кабаке, протиснулась между конскими крупами, схватила его стремя, подняла сияющие глаза на юношу и залопотала быстро и непонятно.

Солдаты смеялись, хлопали Ивася по спине, заигрывали с девушкой, но она и не думала обращать на них внимание.

Ивась недоумённо пожимал плечами, изображая полное непонимание. А девица потянула его за рукав, принуждая наклониться. Он наклонился, ощущая волнение и смущение.

Её губы приникли к его губам, и девушка запечатлела на них долгий страстный поцелуй.

Солдаты радостно гоготали во все глотки, смотрели на Ивася завистливыми глазами, что-то говорили девушке, а Ивась начинал злиться, что ничего не может понять.

Наконец юный командир в начищенном панцире и шлеме с пышным пером, прокричал раздражённо команду, повторил её ещё, пока солдаты не послушали его.

Юнец тронулся к воротам, десяток за ним и Ивась только однажды, обернувшись, увидел махавшую платком девушку.

Ехали попарно. Омелько с усмешкой наклонился к другу, спросил хитро:

— Ты хоть понял, что она тебе говорила?

— Да пойди пойми её тарабарщину! Ничего не понять!

— Брось, Ивась! Не красней! Видно ты здорово запал этой шлюхе в душу. Проводить прибежала. Смотри не обмани, не подведи, вернись. Думаю, что она не прочь подождать тебя.

— Да мне-то что с того? — отнекивался Ивась, но внутри нашёл искорку удовольствия и радости. Ещё подумалось: «Хоть одна душа будет меня ждать в этом чужом городе! Хорошо!»

А Омелько не отставал:

— Ух и понравился ты ей, Ивасик! С чего бы это? Худой, невысокий, просто хлопец, а вот на ж тебе! Может, поведаешь, чем ты берёшь? — И его глаза озорно и хитро засмеялись. — Надо бы проверить, что так приворожило дивчину, хи-хи!

— Пошёл к чёрту, Омелько! Тут неизвестно куда прём, а ты со своими дурацкими разговорами. Эй, дядька Демид! — крикнул Ивась передней паре. — Ты не догадался, куда едем? Может, узнал что?

Демид полуобернулся в седле, скривил губы в неопределённой гримасе. Молчал.

Отряд покинул крепостные стены, прошествовал по предместью, провожаемый молодыми девушками и мальчишками, что орали и махали руками. Спустился по разбитой дождями дороге в долину и затрусил дальше под серыми тучами. Они неслись с запада, несли влагу, и солдаты с беспокойством поглядывали на небо.

— Версты три уже отбежали, Ивась, — заметил Омелько, оглядывая окрестности. — Долго ещё нам трястись так?

Он не ждал ответа, а Ивась л не думал продолжать разговор. Его голова была занята думами об этой конопатой девушке, что так бесстыдно поцеловала его при людях. Его удивляло, что она ничуть не смутилась, не обратила на солдат с их гоготом никакого внимания.

А воспоминания о той ночи в грязном закутке, бросили его в жар. Он теперь понимал, чего так тянет мужиков к бабам. И вдруг вспомнил, что вытворяла эта девица. И подумалось неожиданно: «А может и бабы так же тянутся к нам? Ведь она никак не хотела отпускать меня. И потом, второй раз!»

Эти и другие мысли так захватил юношу, что резкий окрик юного командира и толчок кулаком в бок, заставил осмотреться по сторонам.

Они остановились в низине, а выше, не далее версты маячили всадники, неторопливо шагов двигающиеся по гребню холма.

— Что за конники, Омелько? — встрепенулся Ивась. — И где это мы?

— Проспал, что ли? Ты уже счас словно очумелый едешь. Опомнись, хлопец!

Ивась недоумевал. Присмотрелся к далёким конникам. Их было не меньше их отряда. Скорей всего это разведка врага. Наверное, и мы в разведке и теперь их юный начальник горит желанием испытать себя и своих солдат.

Командир размахивал саблей, кричал, указывал в сторону группы конников, а потом развернул коня, махнул саблей и помчал к вражеским всадникам, которые продолжали медленно продвигаться почти параллельно их движению.

— Что он надумал? — спросил Демид Карпо, наклонив к тому голову.

— Наш петушок? Хочет отличиться, дурашка. Голову даю на отсечение, что это его первая сшибка, если до этого дойдёт.

— Посмотрим, — ответил Демид, повернулся к своим молодым казакам, бросил словно приказ:

— Хлопцы, проверьте пистоли! Особо не рвитесь вперёд. Посмотрим, как будет получаться. И в свалку, в свалку не лезть! Поняли?

— Поняли, поняли, Демид, — ответил Омелько, слегка побледнев. — Только не всё от нас зависит.

— Смотрите на нас, хлопцы. Эта война не наша, так что рвение своё нечего показывать. Больше для близиру. Ещё неизвестно, что за вояки нас окружают. И не теряйтесь. Глаза не закрывайте.

Отряд вынесся на гребень. Противник был шагах в двухстах и тоже намеревался атаковать. Кирасы мрачно поблёскивали под серым небом, плащи развевались крыльями летучих мышей.

Юнец-командир что-то прокричал, горделиво выпрямился в седле. Его сабля смотрела в сторону надвигающегося командира вражеского отряда.

Ивась только успел выхватить пистолет, как их юный командир взмахнул руками и кубарем скатился по крупу коня на мокрую землю.

Передние уже сшиблись. Демид выстрелил в одного их немцев, Карпо крутанул коня, отмахнулся от удара, подсёк сбоку коварным ударом.

Тут Ивась прямо перед собой увидел оскаленную морду коня. Он забыл о сабле, но пистоль успел вскинуть. Почувствовал лишь, как рука сильно дёрнулась вверх, а дым не позволил заметить результат выстрела. А голос Демида словно кулаком по темечку ударил Ивася:

— Какого чёрта, мать твою! Саблю, саблю выхватывай, болван!

Что-то блеснуло над головой Ивася, что-то хрястнуло, послышался вопль, и брызги крови попали на лицо. Горячей, чужой, он это сразу понял. И удар плашмя по спине, который вывел его из ступора.

Рванул повод, кровяня губы коню. Увидел как Карпо рубится с латником и бросил коня в ту сторону. Тот грудью ударился о круп вражеской лошади, это не сдвинуло её с места, но сабля Ивася полоснула по голове всадника. Шлем сорвался с ремешка, покатился в траву, воин обернулся к Ивасю, но сабля Карпо самым концом раскроила череп у самого уха.

Это чётко отпечаталось у Ивася, но не остановило его. Он уже стал соображать, видеть. Все конники рассыпались на довольно большом пространстве и рубились с ожесточением и яростью. Определить, чья сторона брала верх, Ивась не мог. Ему казалось, что все одинаковые. Лишь то, что Демид отбивался от наседавшего на него латника, показало, кто враг. Ивась толкнул коня к ним, лошадь поскользнулась в луже крови, но устояла. Юноша посмотрел на дерущихся. Думал, что Демид легко справится с противником, но латы сильно помогали тому.

Ивась оторопел, бросил коня дальше, поискал глазами, и сильно ткнул концом сабли в прореху между латами.

Воин обернулся. Его лицо не было видно из-за низко надвинутой каски, а Демид устало рубанул воину по руке. Сабля вывалилась из рук того и он склонился к шее коня.

Всё это Ивась увидел мельком, краем глаза. И услышал крик Демида:

— За мной, хлопцы! Тут плохи дела! Где Омелько? Ко мне!

Карпо понукал коня, пытаясь подскакать к Демиду. Крикнул истошно:

— Омелько на земле! Надо помочь, может, живой!

Демид отмахивался от молодого воина, ранил его коня и тот отвернул.

— Ивась, гони к Омельке! Мы с Карпо отгоним латников!

Юноша нашёл лежащего Омелько, погнал коня к нему, обегая дерущихся.

— Омелько! Ты живой? — вопил Ивась, подскочив к другу.

Тот приподнял голову, крикнул, оглядываясь:

— Коня прибило! А меня чуток зацепило! Найди мне коня! Я полежу тут!

Ивась с трудом уворачивался от наскоков вражеских воинов. Их кони раза в полтора были тяжелее казацких, и это было не очень трудно. Он даже огрел такого коня саблей по крупу, когда воин попытался достать его палашом. Конь всхрапнул, шарахнулся в сторону, и это открыло путь к другому коню. Он настороженно прядал ушами, шарахался в стороны.

Приелось погоняться, прежде, чем юноше удалось поймать повод. А сеча затухала. Она переместилась дальше, и путь к Омелько был почти свободен. В полминуты Ивась подлетел к другу. Тот уже стоял на колене, готовый вскочить в седло.

— Быстрей, Омелько! Наши бегут! Как бы в плен не попасть! Вон и наши к нам скачут!

Омелько с трудом взобрался на коня, и они стали отчаянно лупить их по крупам, гоня в сторону убегающих горожан. Их было трое. Их преследовали недолго. А за казаками никто не погнался. Тяжёлые кони никак не могли соперничать с быстрыми юркими конями казаков.

Они легко догнали беглецов. Те узнали их, придержали коней, перешли на размашистую рысь, оглядываясь назад, где победители осматривали поле битвы.

— Гляди-ка, двое ранены, — заметил Демид, показывая на солдат. — Доедут ли?

— Доедут, Демид, — отозвался Карпо. — У меня вишь что, — он показал окровавленный рукав кафтана. — Достал всё же, паскуда!

— Давай перетянем, Карпо.

Демид достал полотно, заготовленное раньше. Оголил руку. Рана была не очень глубокой, но промыть надо было. Казак простонал, когда Демид промыл рану водкой.

Подъехал Омелько. Молвил смущённо:

— Демид, и мне, — и показал бедро, где штанина была распорота и кровь уже загустела на ткани.

— Как вас угораздило? Давай ближе!

Ивась удивился, что Омелько даже не ойкнул. Он терпеливо перенёс всю процедуру врачевания Демида. Лишь сильно побледнел и плотно сжал губы.

— А ты, носатый дятел, цел? — спросил Демид устало.

— Вроде цел, дядя Демид. Бог миловал, хвала ему!

— Как сеча тебе, хлопец? Поглядывал я. Чуть тебя не срубил вражина. И что на тебя нашло, парень, что ты словно заснул? Смотри у меня, не балуй больше!

Ивася приятно удивило беспокойство Демида. Он оглядел поле. На возвышенности продолжали двигаться воины, собирая павших и раненых.

— Ивась, ты чего это дрожишь? — с удивлением спросил Демид. — Холодно? Или ещё не очухался от свалки? Ничего, это пройдёт.

— Да вот никак не успокоюсь, дядя Демид. Трясёт, и всё тут!

— Не печалься, Ивась. Немного трусости только на пользу. Дурак-храбрец завсегда попадает в переделку. Не казни себя. Ты просто точно выполнял мои советы. Молодец, юнак! Ладно, поехали. Наши уже далеко. Не дай Бог противник вознамерится захватить нас.

— Не догонит, — храбрился Ивась. Он повеселел после ободряющих слов Демида. Драка стала казаться не такой страшной. И он сказал: — А я даже не уследил, как загиб наш юный командир.

— Дурак расфуфыренный наш командир! Того и сгинул. Я с тем немцем пару раз стукнулся саблями. Знатный боец. Хорошо, удалось смыться — конь шарахнулся в сторону и я отбежал. Помни этого глупца, Ивась. Хвастовства не терпят войны и свалки. Поехали!

Карпо и Омелько с бледными лицами ехали понурив головы. Было заметно, что им неможется, их мутит и раны болят.

— Ивась, езжай рядом с Омельком. Если что — поддержи. Не ровен час ещё свалится. Бедолаги.

— А что, дядя Демид, так плохо от ран бывает?

— Ещё как, хлопец! Сил никаких нет, словно ты безвольный кусок мяса.

— Страшно! — Ивась поёжился.

— А что делать? Бывает казак так мучается, что смотреть невмоготу. А надо терпеть. Куда денешься.

— А ты бывал ранен, дядя Демид?

— А как же, хлопец! Несколько раз. Не очень сильно, но… запомнил.

— И умирают от ран казаки?

— О! Тут таких хоть отбавляй, парень! Лекари не так часто выхаживают, отнимают от костлявой с косой. Половина, почитай, помирают.

— Ну и страсти ты баешь, дядя Демид! Жутко!

— Лучше об том не думать. Спокойнее будет. От судьбы не уйдёшь. А она, плутовка, дорожки стелет неведомые, незнаемые.

— Гляди, впереди что-то случилось! — Ивась указална троицу солдат, что остановились и о чём-то переговаривались.

— Подъедем и посмотрим. Ты поглядывай на Омелька. Что-то сомлел он.

— Выдюжу, Демид, — проговорили тихо запёкшиеся губы. — Побыстрее бы доехать до места. Жаром горю весь. А Карпо как?

— Того бугая ничего не возьмёт, Омелько! — бодро ответилДемид. — И ты крепись, парень. Кровь остановлена, остальное заживёт. Через недельку пойдём с тобой в кабак до баб. Они быстро поставят тебя на ноги. На, глотни малость для бодрости!

Омелько жадно присосался к горлышку баклаги с сивухой, а Демид с весёлым смехом протянул руку, проговорив решительно:

— Не торопись, оставь и остальным, ха! Вон Ивася до сих пор трясучка треплет.

— Ух! — Выдохнул Омелько, и добавил: — Аж полегчало! Хорошо!

— Теперь не умудрись свалиться на землю. Ивась с тобой не справится. Ты не девка, с тобой труднее, ха-ха!

Демид намеренно отвлекал товарищей от ран с их отвратительным нытьём и дёрганьем в жилах. Карпо тоже отпил горилки, крякнул, спросил, поглядывая на небо:

— Дождик не собирается? А до города ещё далековато, будь он проклят!

— Дождика нам не миновать, я полагаю, — ответил Демид. — Лишь бы вы не подхватили трясучку, а то станется. Одначе, мы подъезжаем. Видно один из раненых сомлел. Посмотрим.

Двое солдат старались привязать третьего покрепче к седлу. Тот едва открывал глаза, качался, готовый в любую минуту оказаться на земле.

Демид оглядел раненого. Грудь слегка кровоточила. Рана была серьёзная, а до города ещё час езды.

— Плохи его дела, — тихо молвил Демид, обернувшись к своим. — Дам им ремешки, но лучше его посадить впереди себя и держать руками.

— Покажи им, как это сделать, Демид, — бросил Карпо.

Демид после недолгих пояснений добился понимания. С помощью Демида и Ивася посадили раненого впереди солдата. Вот довольно кивнул, и вся кавалькада тронулась вперёд.

Под моросящим дождём несчастные воины проехали в ворота города. Встретили их несколько растерянно. Капитан разразился криками, не обращая внимания на раненых.

Демид и Ивась не стали ожидать окончания разноса начальником, и поспешили удалиться. Искали место, где можно было положить друзей.

На постоялом дворе Омелько и Карпо попали в руки лекаря. Тот деловито орудовал проворными руками, не обращая внимание на стоны и муки своих пациентов. Через полчаса всё было закончено, раненых напоили успокаивающими настоями и они вскоре заснули под ворохом одеял и одежды.

Через неделю войска курфюрста подошли к городу. Но сил было явно недостаточно для осады. Постреляли из пушек, походили в атаки, потеряли с обеих сторон по десятку убитых, и тем дело закончилось.

Город выплатил небольшую контрибуцию, и конфликт был исчерпан.

Купец Иштван готовился в обратную дорогу, загрузил обоз дешёвыми товарами. Продовольствие же было очень дорого. Оставалось только немного подождать, пока уляжется беспорядок по случаю военного времени.

Тем временем наши раненые поправлялись. Омелько уже свободно ходил, а Карпо ещё ковылял при помощи костылей, сделанным общими усилиями.