Глаза Сатаны

Глава 28

Миль тридцать до усадьбы проехали за полтора дня, переночевав в лощине, вдали от жилья, до которого было ещё три мили.

Хуан с Пахо заехали в асиенду дона Рохелио после полудня. Сразу бросилась в глаза некоторая неухоженность усадьбы, неряшливость. И Хуан вспомнил слова мулата о горе, сломившем этого сильного старика.

Дон Рохелио встретил молодого сеньора безразличным мимолётным взглядом.

— Дон Рохелио, — почтительно поклонился Хуан. — Мне хотелось бы обсудить с вами одно незначительное дело, касательно вашего крепостного человека.

Старик с удивлением, тотчас потухшем, посмотрел на юношу.

— Выкладывайте и уходите, сеньор. Я не расположен к разговорам. Чем вы обеспокоены?

Хуан постарался коротко изложить просьбу. Дон Рохелио помолчал немного, заметил вяло:

— Я такого не знаю. Чей он сын? Может, так я вспомню. Не хочу рыться в бумагах.

Хуан назвал. Старик долго молчал, потом сказал вяло:

— За каким дьяволом он вам понадобился, сеньор?

— Я хочу поручить ему организовать устройство моей асиенды. Тут неподалёку, в одной из небольших долин, ещё свободных. — Хуан тщательно выбирал выражения. Он боялся, что сеньор откажет, не согласившись даже обсудить вопрос.

— Это далеко отсюда? — поинтересовался старый сеньор.

— Миль десять, двенадцать на запад, дон Рохелио. Сам я должен часто отлучаться в Сан-Хуан, и не могу много времени уделить асиенде.

— Вы живёте в столице? — немного оживился старик.

— Не совсем так, сеньор. Часто туда наведываюсь. Но сейчас опять активизировались английские пираты, как в девяносто шестом году. Тогда мне из-за них пришлось долго сидеть в гавани. Потерял я тогда порядочно, дон Рохелио! Будь они прокляты, еретики!

— Вы были в то время там, сеньор? — дон Рохелио порозовел, помолчал и добавил тихо: — Мой сын там сложил голову. Эх!..

Хуан намеренно затронул эту тему, надеясь на смягчение дона Рохелио. И после долгого молчания, которое Хуан не решился нарушить, дон Рохелио сказал глухим голосом:

— Вот так и живём, молодой человек. Так вы хотели этого… как его, пеона?

— Лало Лопеса, сеньор, — подсказал Хуан.

— Да, да! Хорошо, сеньор. Я сейчас распоряжусь написать, составить купчую.

Дон Рохелио позвонил в колокольчик. Появился негр в неопрятной ливрее.

— Пригласи ко мне Мануэля, Родриго.

Купчая была составлена, Хуан заплатил очень малую сумму, чему сильно удивился, получил расписку, взял бумагу.

— Я заверю её у нотариуса сам, дон Рохелио. Это мне по пути. Не составит труда, а вашего человека избавит от трудной дороги. Большое спасибо!

Он не стал больше занимать, время старого сеньора. Откланялся й удалился, довольный и обрадованный, что не пришлось отказываться от приглашения переночевать.

— Сеньор доволен сделкой? — спросил Пахо, отъехав на четверть мили.

— Очень, Пахо! Особенно тем, что всё свершилось быстро и без проволочки.

Они спешили. Хуан рассчитывал до ночи добраться до долины и гнал животных безжалостно.

Уже в сумерках достигли долины. Тропка вилась по дну её, часто переходила с одного берега речки на другой.

Их окликнул одинокий голос, пригрозив оружием.

— Мы к Лало! Не вздумай стрелять, дурень! — Хуан незаметно поправил пистолет в седельной кобуре и кинжал. — Что у вас тут, что ты сторожишь?

— Слазь на землю! И без фокусов! Вы меня не видите, так что пристрелить вас мне раз плюнуть! Быстро!

— Пахо, слазим, — бросил Хуан негру. — Тут дело серьёзное. Лучше подчиниться, а там видно будет.

Они сошли с сёдел и голос из темноты проговорил:

— Оружие на землю! Мой человек его заберёт. И отойти на пять шагов на свободное место!

— Молодцы! — с угрюмым смешком произнёс Хуан, отошёл с негром в сторону, положив оружие.

— Свяжите руки друг другу, можно спереди! И не тяните!

Появился тёмный силуэт с мушкетом и мачете. Он придирчиво осмотрел путников, приближая своё лицо к их лицам.

— Что тут происходит? — спросил Хуан недовольно.

— Сеньор Лало сам всё скажет. Трогайтесь!

— Должен сказать, что ты достаточно хитёр, парень, — молвил Хуан. — Это Лало придумал такой порядок?

Страж не ответил, лишь слегка подтолкнул Хуана стволом мушкета.

Больше часа они медленно пробирались по узкой тропе в полном молчании. Наконец впереди засветились огни костров. Компания приближалась к лагерю.

— Что это за люди, Чико? — послышался голос Лало. Хуану показалось, что он звучал как-то властно, жёстко.

— Лало! Здорово ты тут устроил охрану! — воскликнул Хуан, выступил вперёд и протянул руки. — Может, прикажешь развязать нас?

— Дон Хуан? Господи! Неужели это вы? Развязать их! Простите, сеньор! Я никак не ожидал вас, да ещё с той стороны! Пройдите, садитесь! Пахо? Это ты? Привет, дружище!

Хуан удивился словоохотливости Лало. Он его не узнавал. Казалось, что этого метиса подменили. Но он спросил деловито:

— Что за строгости тут у тебя?

— Сюда бегут негры с плантаций, сеньор. Пришлось проверять их. Да и в связи с этим сюда могут заявиться искатели беглых. Нужны ли они нам? — Лало многозначительно смотрел на Хуана.

— Это дело достаточно опасное, Лало, — заметил Хуан.

— Вот потому и строгости, хозяин, я вынужден так поступать.

— Жаль, что темно, Лало. Хотелось бы поглядеть, как ты устроился тут.

— Завтра посмотрите, дон Хуан. Поужинайте, прошу вас. Вы наверняка голодны, хозяин.

Они ещё долго сидели у костра, неторопливо беседовали, пока усталость не заставила их отправиться спать.

— Да, Лало! Я не ошибся, предложив тебе эту долину! Здорово ты тут всё устраиваешь! Откуда столько скота? Где взял деньги на его закупку?

— Вы же дали мне их, сеньор!

Хуан посмотрел на метиса. Его ответ показался не очень убедительным. Уточнять не захотел.

— Сколько же у тебя тут народа собралось?

— Больше тридцати человек, сеньор, — ответил Лало с некоторой гордостью.

— Я решил, что скот разводить выгоднее. Дороги нет, а скот можно своим ходом гнать до места продажи.

— Значит, можно ожидать первой прибыли, когда стадо созреет?

— Надеюсь, хозяин, — довольно гордо отозвался Лало.

— То-то ты настаивал на собственных усилиях по выкупу из зависимости, — с улыбкой проговорил Хуан.

— А теперь это и вовсе стало возможным, дон Хуан.

— Возможным, но бесполезным, Лало.

— Как это? Почему, сеньор?

— Я уже выкупил тебя. Вот бумага об этом, — и Хуан протянул лист. — Тебе надо лишь поехать в город к нотариусу и заверить печатью и подписью.

Метис с интересом и удивлением уставился на лист. Читать он не умел, и понять, что написано в бумаге, он не мог. Посмотрел на Хуана пристально, немного недовольно, даже со страхом.

— Зачем вы беспокоились, хозяин? Это лишнее, сеньор! Я бы и сам мог.

— Просто я ехал мимо, Лало. Что стоило мне заехать к дону Рохелио? Мы с ним быстро оформили эту бумагу. Я завтра еду в город, можешь отправиться со мной. Вместе нам легче будет закончить дело.

— Спасибо, дон Хуан! Вы очень добры! Я этого никогда не забуду. Вы столько для меня сделали! Как мне отплатить вам за всё это?

— Посмотрим, что можно сделать, Лало. Но это будет не скоро. Пока работай, налаживай хозяйство и богатей. Потом рассчитаемся.

В городе Хуан отпустил Лало, вручив ему оформленную бумагу. Он спешил к хижине доньи Корнелии, к балаболке Мире. Вспоминая об этой девчонке, Хуан не мог сдержать улыбки на губах.

Но сначала он зашёл к цирюльнику. Хотел предстать перед девчонкой выбритым, вычищенным и благоухающим, как того требовала Мира.

С довольной улыбкой, Хуан быстро шёл по улицам, углублялся в грязные и людные переулки бедноты. Его провожали алчные завистливые глаза.

Но что это? Он ещё издали увидел груду обгоревших останков хижины. Кругом теснились хижины соседей и люди с интересом наблюдали за ним, следя, как поведёт этот богатый сеньор.

К нему подошёл местный дурачок, сгорбленный, грязный и кривляющийся.

— Любуетесь, сеньор? Жарко горела чёртова хижина, ха-ха! Наконец-то Бог покарал это гнездо дьявола, ха-ха!

— Что ты гогочешь, падаль? Говори, что тут произошло? — Хуан побледнел, сердце гулко забилось у самого горла. — Они мертвы?

— Хи-хи! Мертвы? Только старая дьяволица, сеньор! Хи-хи! Я всё слышал!

— Даю золотой, если всё расскажешь, юродивый безумец! — Хуан показал в пальцах сверкающую монету.

— Дай! Дай! Мне, сеньор! Я никогда не держал в руках такой монетки! Дай мне, дай!

— Угомонись, урод! Ты сможешь всё рассказать? Где Мира? Что с доньей Корнелией? Говори!

Юродивый вдруг посерьёзнел, перестал кривляться. Схватил за руку собеседника и потащил к обгоревшим грудам.

— Вот, сеньор! Я тут сидел и всё слышал. Пришли трое. Один белый и два мулата. Вначале говорили тихо, потом начали грозить. Требовали денег и Миру. Дьяволица ничего не хотела отвечать, а Миру ещё с утра отвела в дальний домик улицы к своей приятельнице.

— Погоди! Кто такой этот белый? Ты его видел раньше? Опиши его.

Юродивый оглянулся по сторонам. Издали за ними следили много глаз и он опять стал кривляться. А между ужимками, поведал о том белом.

Хуан несколько раз просил повторять описание, долго думал и вдруг понял, кто это мог быть. Он сильно походил на Амбросио, что заведовал охраной асиенды дона Рожерио и его псами. Желваки на скулах вздулись, глаза хищно сузились. Он побледней.

— Говори дальше, дурак!

— Её пытали, сеньор. Всё требовали Миру. Жгли огнём, били, ломали пальцы! Я с трудом сдерживал вопль ужаса, сеньор! Было так страшно! Вы дадите мне монетку, а?

— На, бери! Что было дальше? Говори!

— Сеньор, дальше было ещё страшнее! Я заглядывал в щель и всё видел! Они привязали её к лавке, заткнули рот, выбив последние зубы, а потом подожгли хижину, сеньор. Но ещё стояли и требовали признания. Дьяволица молчала. Видно, дьявол был силён в ней, сеньор! Так и сгорела в дьявольском пламени. И Бог её не принял. Никто не пришёл ей помочь! Дай ещё монетку, сеньор!

— Куда они пошли потом? — глухо спросил Хуан.

Юродивый махнул рукой, подкрепив жест коротко:

— Туда! — жест указывал на юг.

— Значит, к негру, — сам себе проговорил Хуан шёпотом. Потом спросил: — Где сейчас Мира? Ты знаешь?

Юродивый энергично закивал головой.

— Я могу проводить, сеньор. Это всего три сотни шагов.

Хуан перестал расспрашивать, толкнул юродивого в спину и они поспешили в конец улицы. Орава ребятишек молча проводила щедрого сеньора глазами, а жители тихо переговаривались между собой, обсуждая событие.

— Хи-хи! Вот, хозяева, привёл вам моего друга, дона Хуана, хи-хи!

— Возьми и уходи! — бросил Хуан реал юродивому. — Где Мира? — Повернулся он к пожилой женщине, встретившей его выпученными в страхе глазами.

Его, конечно на улице все знали. Она молча прошла в сарай. Там разгребла мусор и солому. Открыла дощатый люк, наклонилась в темноту, позвала:

— Мира! Выходи на свет божий! Теперь можно!

Показалось бледное испуганное лицо девчонки. Глаза тотчас узнали Хуана, расширились, потом слёзы брызнули по щекам. Она ничего не смогла выговорить, только смотрела через струящиеся слёзы, силилась что-то сказать и не могла осилить спазм горла.

— Успокойся, девочка! Это ведь я, Хуан! Иди ко мне! — он протянул к ней руки, помогая выйти по прогнившим перекладинам лестницы.

Она прильнула к нему своим исхудавшим тельцем, дрожала, всхлипывала, так и не проговорив ни слова. А Хуан гладил её по тёмным волосам, машинально смахивал мусоринки, и целовал в макушку.

— Ну, хватит, Эсмеральда! Будет тебе всхлипывать. Я с тобой. Всё будет хорошо. Мы скоро уедем далеко, и нас никто не найдёт.

— Ты меня не бросишь, Хуанито? — наконец вымолвила Мира, подняла покрасневшие глаза, из которых сами собой вытекали слёзы.

— Что за глупые вопросы, Мира? Откуда такие мысли? Идём в хижину.

Мира поведала, как накануне бабушка заторопилась отвести её сюда, заметив, что она, Мира, должна здесь жить в тайнике до появления Хуана.

— Она дала мне денег, но я передала их тёте Клариссе, — сказала Мира. — Я узнала, что бабушка умерла, но мне не разрешили быть на её похоронах.

— И правильно сделали, Мира. Тебе нельзя было появляться на улице. За ней могли следить. Ведь ты — главное, за чем приходили убийцы.

— Для чего это им понадобилось, Хуан?

— Я потом тебе расскажу, дорогая моя девочка. А теперь успокойся и не думай ни о чём грустном и плохом.

Она порывисто целовала его выбритые щёки, улыбнулась, заметив:

— А ты вспомнил про бритьё, Хуанито! Я так рада, что ты приехал! Мне было очень страшно, Хуанито!

— Мы должны тотчас ехать к морю, Мира. — Хуан повернулся к Пахо, проговорив решительно:

— Поспеши на рынок и купи хорошего мула для сеньориты. Вот тебе деньги. Мы будем ждать здесь. Мира, ты умеешь ездить на муле?

— Никогда не пробовала, Хуанито! Но я быстро научусь. Ты ведь мне поможешь? — она блеснула на него карими глазами, доверчивыми и наивными.

— Эсмеральда, ты сколько дала тёте Клариссе денег? — спросил Хуан тихо.

— Всё, что бабушка мне отдала. Я не считала. А что?

— Хотел дать им тоже немного. Ты не против?

— Конечно, Хуанито! Они так много для меня сделали. Мы поедем к Кумбо?

— И к нему заедем, девочка. К нему прежде всего. Там наше богатство, ты ведь помнишь?

— Ага, — так же тихо ответила Мира, заговорщицки прищурила глаза, потрогала его усы, потом нос, усмехнулась. — Твой нос похож на нос попугая, Хуанито! Ты отпусти усы попышнее, ладно?

Хуан немного расстроился, но улыбнулся, прижал девчонку к себе, поцеловал в макушку.

— Мира, мы, наверное, поедем в столицу. Хотела бы жить в большом городе?

— Не знаю, Хуанито! Я никогда там не была. С тобой, Хуанито?

— Как получится, Мира, — серьёзно ответил Хуан. — Ты мне не сестра и будет не очень удобно так поступать.

Мира удивлённо посмотрела на молодого человека. В глазах застыл вопрос, который она не посмела задать. А после молчания вдруг спросила с некоторой грустью в голосе:

— А у меня скоро день рождения, а бабушки нет. Хоть ты приехал! Ты мне его устроишь, Хуанито? — она взглянула на него просительно, с надеждой, и в то же время с опаской. Понимала, что у неё глубокий траур и особенно рассчитывать на праздник не приходится.

Хуан вздохнул, спросил неуверенно:

— Ты так этого хочешь?

Она не ответила, но и так было ясно, что это заветное её желание, тем более что он ей это обещал ещё раньше.

— Посмотрим, Эсмеральда, — строго проговорил Хуан. — У тебя траур, а день рождения уже скоро, — он хотел показать, что забыл точный день, провоцируя на пояснение. Так оно и вышло. Она тут же чуть не прокричала:

— До дня святого Матвея осталось меньше недели! — Она что-то прошептала про себя и добавила: — Всего шесть дней, Хуанито!

Хуан улыбнулся. Ему было интересно наблюдать Эсмеральду в её попытках получить от жизни хоть малую толику счастья.

— Не уверен, Мира, что это нам удастся. Время слишком сложное, и даже опасное. И ты должна это понимать и учитывать.

— Но ты же обещал мне подарок, Хуанито! — Мира надула губы, что ещё сильнее рассмешило Хуана.

— Вот это я выполню, Мира. Даже уже выполнил, но повременим.

— Ты уже приготовил подарок? Покажи, Хуанито!

— Ты подождёшь до дня рождения. Единственное, что могу предложить, — с весёлыми искорками в глазах, ответил Хуан, — это надень вот этот скромный браслетик, — Хуан стал надевать на худую руку девочки серебряный браслет с камушками.

— Какой красивый! Только он велик мне, Хуанито! Он спадёт с меня! Дай я поцелую тебя! Ты просто прелесть!

— Поноси пока так, потом мы его сделаем. Мастер это устроит за три минуты. А он тебе подходит!

Пахо привёл смирного мула. С виноватым видом проговорил:

— Женского седла не нашёл, сеньор. Но сеньорита ещё ведь и не женщина.

— Сойдёт, — ответил Хуан. — Пахо, мы тотчас едем. Всё необходимое найдём потом. Мира, дай я тебе помогу.

Мира с лёгким страхом сидела в седле. Хуан поучал, как вести себя, как управлять мулом. Они неторопливо тронулись в путь, попрощавшись с тёткой, и одарив её монетами.

— Куда мы едем, Хуанито? — спросила Мира, немного освоившись с седлом и качанием мула.

— Сначала к Кумбо. У меня подозрение, что там может произойти что-то…

Ещё издали, перейдя ручей, Хуан заметил непорядок. А потом все увидели разваленную хижину, разбросанные обломки и вещи. Полудикие куры и козы с испугом бросились наутёк. Вонь говорила о том, что тут разлагается чей-то труп. И тут же Пахо, ехавший впереди, обернулся, молвив с тревогой:

— Собака, сеньор. Обглоданная. Лучше сеньорите дальше не ехать.

Хуан жестам остановил Миру, помог ей спрыгнуть на землю.

— Побудь здесь. Поласкай животное. Оно должно тебя полюбить, Мира.

Хуан с Пахо обошли двор. В разрушенной хижине увидели изуродованные останки Кумбо. Узнать его было невозможно, но другого здесь быть не могло

— Чёрт! Они и сюда добрались! Неужели забрали клад? Проклятье! Старуха ничего не выдала, а как же негр?

— Сеньор, тут делать нечего, — проговорил в растерянности Пахо. — Пошли посмотрим, тут дышать невозможно!

— Да, пошли! Господи, и похоронить трудно! Можно сказать и нечего.

Они поспешили уйти, оставив труп среди обломков и пыли в роях мух.

Хуан поспешно схватил Миру за руку, потащил кружным путём к кладу. Испуганная Мира ничего не осмеливалась спросить, понимая, что тут случилось нечто ужасное.

Лишь отойдя подальше, Хуан сказал, наклонившись к девочке:

— Крепись, Эсмеральда! Произошло ещё одно несчастье.

— Кумбо? — воскликнула Мира, расширив глаза в ужасе.

— Да! Его убили, как и твою бабулю. Мне очень жаль!

Мира присела на пень, словно ноги её вдруг ослабли. Она была бледной, перепуганной, просто уничтоженной.

— Что ж теперь будет, Хуанито?

— Об этом можно только предполагать, Мира. Ещё следует много подумать, как с тобой быть, как поступить и куда определить. Здесь тебе никак нельзя оставаться. За тобой устроили настоящую охоту!

— Почему же так, Хуан? — в ужасе вскрикнула Мира. — Чем я провинилась перед Господом? За что так со мной, Боже?

Хуан присел рядом, обнял её вздрагивающие плечики, прижал к себе.

— Я боюсь, Хуанито! Мне так страшно!

— Понимаю, Мира! Но мы не должны тут оставаться надолго. Опасно, Мира! Вставай, милая моя. Нам необходимо посмотреть на твой клад: цел ли он?

— Что это за клад, Хуан? — вскинула она большие встревоженные глаза. — Откуда он взялся? Бабушка всегда была бедной, а тут такие деньги?

Три странных всадника, один из которых была девочка, торопливо погоняли уставших мулов.

Прошло уже несколько дней, как они покинули крохотную усадьбу негра Кумбо. Хуан с облегчением увидел, что клад не разрыт. Стало обидно за несправедливые сомнения. Кумбо каким-то образом выдержал пытки или преждевременно отдал Вогу душу, тем сохранив клад.

Мира как-то сразу повзрослела. Её больше всего добила смерть негра. Бабушкина смерть воспринялась естественно, тем более, что она ничего не знала о её причине, а Кумбо! Это её доконало.

Она почти не разговаривала, больше не заикалась о своём дне рождения. Лишь временами бросала взгляд на подарок Хуана и тогда в глазах можно было заметить некоторый проблеск радости.

Хуан ничего не пояснял из истории её рождения, а она, словно догадываясь о тайне, ничего не выясняла. Просто молчала, закрывшись в скорлупе отчуждённости и горя.

Хуан оставил побережье. Он узнал дорогу через остров до столицы и, не раздумывая свернул по ней, хотя она была едва наезжена редкими двуколками и ещё более редкими всадниками.

— Эсмеральда, скоро мы попадём в Кагуасу, — говорил Хуан, слегка наклоняясь к Мире. — Мы там передохнём пару дней. Ты сильно измучена дорогой.

Девочка подняла глаза, пристально посмотрела на него, спросила очень серьёзно, по-взрослому:

— Зачем ты тратишь столько сил на меня, Хуан?

Этот вопрос застал юношу врасплох. Всё же ответил после недолгого, напряжённого молчания:

— Как почему, Мира? Мы ведь друзья, а друзья не покидают друг друга на произвол судьбы. Я обещал донье Корнелии заботу о тебе. Видно, она знала о скорой своей кончине.

Мира задумалась.

— Ты мне когда-нибудь расскажешь о той тайне, что витает вокруг меня?

— Обязательно! Но потом, когда ты совсем успокоишься. Сейчас нет надобности лишний раз тревожить тебя. Ты и так столько пережила, что я побаиваюсь за твоё здоровье, Мира.

Она опять подняла глаза на него, промолчала, но Хуан знал, что в её голове постоянно происходит интенсивная работа мысли.

Он ещё не знал, что будет в Сан-Хуане. Не мог придумать ничего такого, что будет приемлемо и для Миры, и для него. Потому постоянно откладывал решение на следующий день, потом ещё и так постоянно.

В Кагуасу они поселились в домике, снятом на два-три дня, чтобы отдохнуть и привести мысли в порядок. Городок, а вернее небольшой посёлок, располагался в красивой долине среди гор и лесов. Очень красивая церковка звала под свои прохладные своды, и Хуан не утерпел, чтобы не посетить её, помолиться всем вместе, внести дар, получить отпущение грехов. Мира немного равнодушно отнеслась к этому посещению, что сильно удивило Хуана.

— Тебе не понравилась церковь, Мира?

Она неопределённо пожала плечами, не ответила, замкнувшись в себе.

Был канун праздника святого Матвея. Три улицы посёлка уже украшались цветами и ветками пальм. Дожди выпадали уже не так часто, а в этой долине они вообще шли довольно регулярно весь год. Окрестности благоухали цветущими деревьями и кустарниками.

— Мира, — не очень смело обратился Хуан к девочке, — твой день рождения завтра. Чего бы ты хотела?

Она опустила голову. Долго молчала и вдруг подняла голову.

— Я хотела бы несколько девочек моего возраста, Хуан. И… красивого платья… с туфлями.

— Попробую это устроить для тебя, — с готовностью ответил Хуан. Он был приятно удивлён таким решением и желанием Миры. — Три-четыре девочки тебя устроят?

Она почти безразлично кивнула, но говорить больше не стала.

Хуан посоветовался с хозяйкой, и та порекомендовала ему несколько семей, наиболее приличных и богатых.

— Если не возражаете, сеньор, я могу обойти их и пригласить девочек. Говорите, три-четыре хватит?

— Вполне, сеньора, — отозвался Хуан с благодарностью. — И организуйте приём, угощение и всё остальное. Трёх дублонов хватит на всё это?

— Если прикинете ещё три реала, то будет как раз, сеньор!

И вот после сиесты четыре разодетых девочки пришли в гости. Все они жили поблизости, и сопровождения никакого не было. Это были десяти-тринадцатилетние девочки состоятельных граждан, согласившихся на уговоры хозяйки, что поведала им о горе, свалившемся на голову этого странного семейства с такой очаровательной девочкой. Лишь её негритянское происхождение, немного бросавшееся в глаза, немного возмущало горожан.

— Мира, иди сюда, милая! — Позвал Хуан утром, в день рождения, после лёгкого завтрака. — Я хочу вручить тебе твои подарки.

Она неторопливо появилась со двора, остановилась на пороге и Хуан вдруг, словно впервые, оглядев её стройную фигурку, понял, какая она будет красивая совсем скоро. Он даже заволновался.

На кровати лежало платье зелёного шелка с лентами, бантами, широкой юбкой с жёлтыми полосками и отделкой. Его сшили за большие деньги за один день, и теперь оно должно быть оценено девочкой. У кровати стояли туфли из зеленоватой кожи с позолоченными пряжками и отделкой.

У ворота лежала небольшая диадема из золотой проволоки с россыпью мелких изумрудов. В трёх местах поблёскивали красные глазки рубинов в четверть карата каждый.

Хуан напряжённо смотрел на Миру. Лицо её выражало почти полное равнодушие, но постепенно теплело, смягчалось, становилось приветливым, даже немного весёлым, как в старые добрые времена.

Она посмотрела на Хуана полными слёз глазами, кинулась к нему в объятия и разразилась безудержными рыданиями.

Юноша остолбенел от неожиданности, лишь интуитивно догадываясь, что в Мире наконец-то наступил перелом её состояния. Этот взрыв слёз и рыдания должны снять то напряжение, владевшее ею последние дни.

Она оторвалась от его груди, вскинула покрасневшие глаза.

— Ты меня любишь, Хуанито?

— Конечно, Мира! Ты это знаешь, чего спрашивать?

Она вздохнула, а Хуан понял, что она подумала и поняла. И, отвлекая её, спросил ласково:

— Тебе нравится? Я долго выбирал всё это. Боялся, да и до сих пор боюсь, что не получилось так, как надо.

— Нет, Хуанито! — Мира звонко закричала, как прежде. — Всё так красиво, у меня слов не находится, Хуанито! Неужели это всё мне?

— Не показывай, Мира, что это для тебя новинка, — строго заметил Хуан. — Ты должна показать себя воспитанной, богатой и гордой сеньоритой. Вспомни, чему тебя учила бабушка. Это очень важно, Мира. Ты теперь сеньорита…

Она скривилась недовольно, потом улыбнулась, согласно кивнула и бросилась целовать Хуана. Тот никак не мог предугадать её порывы, стоял с глупой улыбкой.

Вечером, при свете единственной свечи, Хуан наблюдал уставшую Миру. С удовлетворением видел, как посвежело лицо девочки, как повеселели глаза, и удивительно порозовели щёки. И отметил, что в фигуре её появились черты приближающейся взрослости.

В Сан-Хуан въехали уже в сумерках. Город оглушил Миру своим величием и многолюдством. Большие здания вельмож, дворцы и собор покорили её, восхитили и испугали.

Роскошные наряды прогуливающихся сеньор и сеньорит в сопровождении служанок и кавалеров были так живописны, что глаза разбегались.

— И мы тут будем жить, Хуанито? — прошептала Мира, возбуждённо блестя глазами во все стороны.

— Ещё не знаю, но вполне возможно, — ответил Хуан не совсем уверенно. — Сейчас поселимся в номере постоялого двора, а завтра будем думать, Мира.

Уже с неделю Хуан жил со своими друзьями в городе. Он снял часть дома из двух комнат. В маленькой жила Мира, а большую заняли мужчины. И хотя в комнатах обстановка была вполне скромной, Мире казалось, что она живёт во дворце губернатора.

Хуан запретил ей одной выбегать на улицу. Играть с детьми она ещё не могла. Нужно ещё познакомиться с ними, а это не так-то просто. Квартал располагался поблизости от моря, жили в нём люди вполне состоятельные, и своих детей держали в строгости.

Зато Мира часто выходила то с Пахо, то с Хуаном погулять по набережной, по главной площади с величественным собором и дворцом губернатора. Ей всё было интересно, ново, и занимательно. Но отсутствие друзей угнетало, заставляло грустить, жалеть по старой жизнь, полной мелких радостей и веселья.

Лишь уезжая на мулах к морю, подальше от шума улиц, она позволяла себе порезвиться, сбросив чопорное платье, оставаясь в одной длинной до колен рубашке. Хуан с любопытством смотрел на её смуглые стройные ноги, мелькающие то по песку, то бултыхающиеся в прозрачных водах бухты.

— Ты, конечно, плавать не умеешь, — сказал Хуан с весёлыми искорками в глазах. — Необходимо тебя научить.

— Ага! Разве я смогу? Это, наверное, очень трудно, Хуанито!

— Если захочешь, то за три дня сможешь немного проплыть. Шагов десять.

— Тогда я хочу! Учи, Хуанито! Ты должен хорошо плавать! Покажи!

Хуан охотно демонстрировал своё умение, Мира визжала в восторге, торопила с обучением.

— Лучше всего научиться сначала нырять, — говорил он серьёзно. — Ты не должна бояться воды и свободно задерживать дыхание под водой. Вот так, — и он старательно показывал.

Через некоторое время она уже с удовольствием ныряла, но этого ей было мало. Хотелось большего.

— Ты поддержи меня немного, а я попробую плавать, Хуанито!

Он немного поколебался, но согласился. Придержал Миру рукой под живот и грудь и вздрогнул, ощутив упругость девичей крохотной груди, только что начавшей расти.

Мира ничего не замечала, лишь барахталась, фыркала, захлёбывалась и истошно визжала и смеялась, когда вода позволяла это.

Скоро Хуан отказался от такого способа обучения. Он был смущён, скрыть это было трудно, но Мира ничего этого не замечала. Она неудержимо требовала внимания, пока не устала настолько, что запросилась на горячий песок.

— Пора домой, — строго молвил Хуан. — Смотри, скоро гроза начнётся, мы все промокнем, Мира.

— Мы и так мокрые, а пресная вода нам будет только полезна!

— Нет, Мира! Поедем. Уже пора.

После этого дня Мира постоянно требовала от Хуана моря, и тому приходилось каждый день ездить с нею купаться. Как он и предполагал, Мира вскоре уже плавала и с каждым днём успехи становились всё ощутимыми.

— Здорово, правда, Хуанито? — кричала она звонким голосом и блестела восторженными глазами.

— Ты сумасшедшая, Эсмеральда! — строго выговаривал он ей, но должен был признаться, что эта девчонка всё больше нравилась ему, волновала, заставляла думать о себе. — Ты скоро замучаешь меня своим плаванием, Эсмеральда! Отдохни хоть немного!

— Не буду! Тут у меня никаких игр, никаких друзей! А ты хочешь лишить меня и плавания! Кто научил? Так терпи! Обещал заботиться, так выполняй!

Он сердился, но в то же время ему нравились мелкие капризы девчонки, в то время, как в серьёзных делах или разговорах, Мира проявляла завидное терпение, выдержку и понимание.

— Мира, мы не можем вот так без дела сидеть на месте, — говорил он обеспокоенно. — Так мы скоро все деньги проедим, а что потом?

— Почему же ты тогда ничего не взял из клада бабушки? Ты говорил, что там достаточно для всей жизни..

— Из этих денег тебе жить всю жизнь, Мира, — говорил Хуан назидательно.

— Так ты что можешь предложить взамен? Я ведь ничего не понимаю в них.

— Надо где-то работать, Эсмеральда. Зарабатывать деньги, иначе никаких кладов не хватит. А я кроме, как работать на земле, тоже ничего не умею.

Мира наморщила лоб, стала похожа на донью Корнелию. Потом спросила:

— Вот ты платишь за житьё в этом доме. Значит, это выгодно хозяйке?

— Естественно, Эсмеральда. Иначе никто бы не сдавал дома в наём.

— Мы бы тоже могли купить дом или два и сдавать их людям. Это приносило бы нам доход?

— Смотря как вести дела. Тут тоже есть, видимо, свои законы, порядки. Уметь надо это дело продвигать.

— Можно нанять знающего человека, и он будет управляться со всем этим!

— Смотри-ка на неё! Мира, ты скоро сможешь и самостоятельно жить, распоряжаться своими деньгами! Молодец! Тебе необходимо достать несколько книг, будешь читать, и учиться вести дела. Сможешь?

— Конечно! Что тут такого? Читать и писать я умею, можно и ещё лучше научиться. Бабушка постоянно говорила мне, что я должна сама устраивать свою жизнь, Хуан. И если ты поможешь, то дело у нас пойдёт.

Хуан улыбнулся. Деловитость Эсмеральды иногда просто обескураживала. И во многих случаях в её словах угадывалось мудрое понимание, трезвое суждение вперемешку с наивными детскими представлениями о жизни.

Он-то уже знал, что жизнь не только сурова, но и жестока, опасна, и палец в рот судьбе лучше не класть. Множество раз он испытывал это на собственной шкуре, иногда обжигаясь и помаленьку приобретая опыт и клыки с когтями, готовыми в любую минуту вцепиться во врага.

Всего этого Мира ещё не знала, не испытала, и ей ещё предстояло вкусить жизненного опыта. В этом ей придётся слишком много познать грязного.

Подобные мысли всё чаще возникали в голове молодого человека. Они беспокоили, волновали, заставляли искать выход. Его-то он и не мог ещё ухватить, определить и понять.

Неожиданно одна встреча всё перевернула в его сознании.

Они с Мирой гуляли после сиесты по набережной. Был тихий вечер. Промытый воздух ещё хранил свежесть дневного ливня. Тёплый ветерок продувал набережную. Много богатого люда вышли на прогулки.

— Хуан! Дон Хуан! — Услышал тот знакомый голос.

Повернулся, неожиданно резко, стремительно, словно его обожгли.

В трёх шагах от него стояла Габриэла с чёрной служанкой. Её лицо сильно изменилось, подурнело, покрылось слабыми пятнами. И живот. Он уже солидно выпирал, придавая её фигуре странное, нелепое положение. На лице играла непонятная усмешка.

— Неужели я так изменилась, дон Хуан? Подойди же, я не укушу.

— Приветствую, сеньорита, — выдавил Хуан из себя. — Как ты оказалась в этом городе? Ах да!.. — И он многозначительно бросил взгляд на её живот.

— Ты мог догадаться об этом, Хуан! А это кто? Неужели та сам?.. — Она запнулась на полуслове. — Понимаю…

Мира вопросительно вскинула глаза на Хуана. Тот был сильно смущён, взволнован, не нашёлся, что ответить и молча рассматривал Габриэлу.

— Ты ошибаешься. Это не то, что ты думаешь.

— Не уверена, Хуан, — она многозначительно повела бровями, улыбнулась, давая понять, что сходство с отцом можно было проследить. — Как тебя зовут, девочка? — Наклонилась она к Мире.

Та слегка присела, наклонила голову, прошептала имя и несмело посмотрела на Габриэлу.

— А меня зовут донья Габриэла, Мира. Можно просто Габриэла. Я не настолько старше, чтобы величать меня сеньорой и даже сеньоритой.

Она продолжала болтать, а Хуан судорожно ломал голову над вопросом, как уберечь Миру от этой опасной сеньориты. Габриэла же продолжала болтать, словно ничего не замечая, внимательно, с любопытством разглядывала девочку, и той становилось не по себе.

— Ты мулатка, Мира. Кто твоя мама?

Мира вопросительно глянула на Хуана. Тот поспешно ответил:

— Мулатка — это её мать, — уклончиво ответил Хуан.

— Никакой разницы, — криво усмехнулась Габриэла. — Однако очень привлекательная девочка, очень! А когда расцветёт? — И Габриэла многозначительно приподняла брови.

Хуану не понравился тон её фраз. Беспокойство охватило его. Он поспешил проститься, видя, что это не очень понравилось Габриэле.

— Кто эта сеньора? — Спросила Мира, как только они отошли подальше.

— Одна знакомая, Мира, — без желания ответил Хуан. — Ты запомнила её?

Мира утвердительно кивнула. Интерес её ещё возрос.

— Она мне не понравилась, Хуанито. Мне показалось, что она странно на тебя смотрела. Она опасна?

— Пожалуй, да, — ответил Хуан. Потом добавил: — Постарайся избегать её, Мира. У этой сеньоры много плохого на уме. Не подпускай к себе близко.

— Ты говоришь так, что мне становится страшно!

— Ничего, Мира. Не волнуйся, я с тобой.

Хуан понял, что Габриэла ничего не знает про козни Рассио и Амбросио. Всё же такое положение дел мало его успокаивало. Она могла и знать, обменяться письмами с братом.

И тут в голове опять возникла мысль о мести. Она сразу возникла у него, хотя и не оформилась в нечто определённое. Теперь же она вновь закопошилась, въедаясь всё глубже.

Неожиданно для себя ощутил потребность защитить Миру, укрыть от охотников семейства де Риосеко. А одна из них, Габриэла, оказалась совсем рядом.

Он пожалел, что не узнал, где она живёт. Её служанку он никогда не видел. Вполне возможно, что это местная женщина.

А через два дня Мира спросила Хуана:

— Я знаю, Хуан, что ты был с той сеньорой близко знаком. Что за знакомство у вас было? Мне оно не нравится.

От неожиданности Хуан не нашёлся, что ответить и долго молчал, не в состоянии придумать вразумительный ответ. И Мира поняла, что у того есть тайна, связанная с той сеньорой. А она даже не знает, из какого она рода, семьи, какая у неё фамилия.

Месяц пролетел в столице, как один день. Мира стала читать редкие книги, что приносил ей Хуаном. Они были мудрёными, он их читать не собирался — не такой был чтец, чтобы тратить время на это занятие.

Мира всё же с интересом взялась за них, но быстро охладела, заявив:

— Там трудно понимать. Так трудно написано, язык сломаешь! Подожду немного. Ещё успеется. А ты чего не читаешь, Хуанито?

Тот немного смутился. Не хотелось признаваться, что чтение его совсем не интересует, да и читает он ещё очень слабо и медленно. А когда Мира посмеялась над ним, он обиделся и перестал искать ей книги. Было неловко и неприятно сознавать, что какая-то девчонка лучше его читает, считает и вообще во многом из этого превосходит его, мужчину.

Как-то Хуан увидел у неё книжку весьма растрёпанную, которую она тут же закрыла, как только заметила его.

— Где ты взяла её? — спросил Хуан без особого любопытства.

Мира это заметила, открыла книгу, заявила безразлично:

— Девочка одолжила на время, взяла в библиотеке отца. Очень нудная!

Как она и ожидала, Хуан не заинтересовался чтением Миры. А она читала трактат без начала, растрёпанный и зачитанный почти до дыр. Там много говорилось о любви, о рыцарях, любовниках, прекрасных сеньорах и сеньоритах.

Хуан ушёл, а Мира опять раскрыла страницы и продолжила впитывать написанное, словно это были её мысли, её стремления и мечты.

Скоро Хуан понял, что не сможет успокоиться, пока не сделает попытку отомстить этому Амбросио и брату Миры и Габриэлы.

Он не мог долго держать это в себе. Поведал свои задумки Пахо. Тот испугался не на шутку. А Хуан вздохнул, произнеся с сожалением:

— Я так и знал, что ты для таких дел не подходишь, Пахо. Сторожи сеньориту, пока я буду обделывать это дельце. Попробую поискать подходящего товарища или двух. И успокойся.

Пахо повеселел, а Хуан долго обдумывал свою мысль, пока не решил, что пора переходить от мыслей к делу.

В порту Хуан несколько дней присматривался к бродягам, различным авантюристам и просто отчаянным матросам, что в большом числе искали лёгких денежек. Порт был проходным двором для всякого тёмного сброда.

Вскоре он присмотрел одного матроса, говорившего на непонятном жаргоне, смеси испанских, французских и португальских слов. Звали его Нене Башмак.

У него отсутствовали пальцы на левой ноге, и башмаки он носил разного размера.

Нене Башмак был кряжистым малым с рыжеватой бородой и почти чёрными волосами, слегка вьющимися. Его короткие пальцы обладали большой силой, а волосатые кулаки постоянно нацелены на скулы возможных обидчиков. Короткие толстые ноги шагали проворно, и никто бы не сказал, что у этого матроса когда-то были отморожены пальцы и теперь он носит разные башмаки.

Две недели общения и выпивки, до которой Нене был великим охотником, помогли Хуану сблизиться с этим кабаном. Они теперь часто бывали вместе, а от других матросов и собутыльников Хуан узнал, что этот Нене большой «кот», что на жаргоне означало «вор».

Это вначале смутило Хуана, потом подумал, что это не должно его касаться, даже может пригодиться при случае.

Не прошло и месяца, как Хуан понял, что с этим типом дело сварить можно.

— Это может принести мне кругляшков, Хуан? — Спросил Нене, услышав намёки на налёт на асиенду богатого плантатора.

— Уверен, что да, Нене! А сколько ты посчитал для себя приемлемой суммой? — Как бы вскользь, спросил Хуан.

— Сотни две устроили бы меня, Хуан.

— Ты хорошо себя оцениваешь, Нене, — польстил Хуан новому другу.

— Что от меня требуется?

— Мы должны будем захватить одного типа и прижать его. Кроме того в доме имеется важный сеньор. У того обязательно должны быть денежки. Скоро асьендадо получают деньги за проданные товары со своих асиенд, и мы можем им помочь их лишиться. Представляешь, Нене?

— Это мысль, Хуан! Я с тобой! Когда идём на дело?

— Ещё не скоро, Нене. Недели две надо подождать, подготовиться, всё разузнать, прикинуть и разведать. Ты ведь не хочешь закончить жизнь на виселице? Я так же.

— А ты не так прост, сеньор, как можешь показаться с первого взгляда. С тобой можно рискнуть на большое дело. Держи меня при себе, сеньор!