Глаза Сатаны

Глава 5

Обоз медленно вытянулся из ворот и потянулся на восток.

Весна уже вступила в свои права. Почки на деревьях набухли, покрылись клеем, а некоторые уже готовились зазеленеть. Черешни покрылись белым цветом, а воздух наполнился гулом пчёл и шмелей.

Только обоз остановился на ночлег на постоялом дворе, как отряд рейтаров на потных конях заполнил двор. Капитан в богатом шлеме со страусовыми перьями, стремительно ворвался в комнатку купца и без особых церемоний приступил к допросу.

— Да что вам, собственно, нужно от скромного негоцианта, господин капитан? — с возмущением спросил Иштван.

— Вы обвиняетесь в сговоре с магистратом Франкфурта, господин купец!

— С какой стати мне это нужно? Да и где доказательства? Вы их можете предоставить?

— Вы на землях курфюрста, и должны подчиняться местным властям, — отчеканил капитан. — Все вы должны быть досмотрены и допрошены! Вы считаетесь арестованными и не должны покидать постоялого двора.

Эта весть мгновенно распространилась среди обозников. Наши друзья, не видя никаких прегрешений за собой перед властями, отнеслись к этому, как к досадной задержке на их пути домой.

Четыре дня рейтары держали обоз на постоялом дворе, пока Иван-Иштван с болью в сердце не выложил кругленькую сумму в пользу курфюрста. Тот позволил обозу продолжить путь.

— Демид, тебе не сдаётся, что теперь наши денежки плакали? — в сильном раздражении говорил Карпо.

— Вполне может быть, — согласился Демид. — А это меня не устраивает. Я должен потребовать свои деньги или уйти из охраны.

— Уйти? Без денег? Как бы не так! — возмутился Карпо и Омелько горячо его поддержал, заметив:

— Столько талеров я не намерен отдавать этому купчику! Сколько усилий потрачено, я кровь пролил, а теперь ещё и денег лишиться! Ни за что!

— Погодите! Сперва я поговорю с Иваном. Посмотрим, что он скажет. Одначе я уверен, что он будет плакаться и тянуть с выплатой.

— Это и ежу понятно, — опять бросил Омелько. — Лучше подумать, как всё же не прогадать.

— Посмотрим всё же, что ответит Иван, — настаивал Демид.

Иштван принял требование Демида с тяжким вздохом. Ответил скорбно:

— Ты же видел, что произошло, Демид. Я полностью разорён. Часть товара отдана рейтарам, все деньги забрали. Вся надежда на продажу товара. А когда это будет? Ещё не скоро.

— Потому и прошу тебя, Иван, — настаивал Демид. — Мои люди волнуются и боятся за свои кровные. Прошу всё же решить это.

— Пока это никак не решить, Демид. Пойми ты! Не могу я!

Дальнейшие переговоры ни к чему не привели. Демид ушёл с тяжёлым чувством вины и беспокойства.

Товарищи, услышав его отчёт, пришли в смятение и уныние. Карпо не вытерпел и крикнул, прикрыв рот рукой:

— Я его, паскуду, придушу, а деньги выдеру хоть из глотки!

— Тише ты! Ни к чему так кричать на весь двор! — Демид плотнее прикрыл дверь их комнатки.

— А что с ним цацкаться? — подбросил веток в огонь Омелько. — Вряд ли у нас потяжелеет кошель. Купчик зажмёт определённо! Помяните моё слово!

— Да я сам полагаю, что так к этому и идёт, — Демид огладил усы ладонью. — Просто спокойно надо подумать, что и как сделать. Земля-то чужая, а понимать мы ещё не научились.

— Да чудится мне, что это нам не станет помехой, Демид! — Омелько ретиво рубанул ладонью по колену. — Главное, заставить вернуть наши кровные!

— А вы заметили, что обоз идёт другой дорогой? — спросил Демид. — Я сам только сегодня это заметил.

— А куда мы путь держим? — спросил Карпо обеспокоенно.

— На юг, как мне кажется. И нам никто ничего не говорит.

— Это и вовсе плохо, — буркнул Карпо.

— Ничего! Приставим нож к горлу — и отдаст наши денежки! — Омелько жестоко скривил губы. — Мы своё вырвем, а там ищи нас в поле!

— Так просто это не сделать, — протянул Демид. — Всё это хорошо обмозговать требуется. А то окажемся совсем в другом месте, мужики.

Всё же друзья договорились, что тянуть с этим делом не стоит. И в ближайшую ночь решили пробраться к Ивану за деньгами.

— Я уже заметил, что Иван спит с двумя своими товарищами. Значит, их будет трое в комнате. — Карпо многозначительно хмыкнул. — Ивась с вами, — он указал на Омелько с Демидом, — пристанут к купцам, я постою на страже.

— А кони? — спросил Омелько. — Их как-то незаметно надо оседлать и приготовиться к бегству.

— Конюхам можно сунуть в лапу. Нам бы только немного времени выиграть, а там пусть ищут! — Карпо был уверен в успехе, горел желанием разделаться с этим обозом и выйти на вольный простор.

Демид вздохнул. Он понимал, что предприятие совершенно рискованное, не подготовленное, но и он сам уже измучился переживать. А идти против друзей он никак не хотел.

В следующую ночь Демид кое-как договорился с конюхами, сунув им по монете серебром и те сами оседлали коней в то время, как казаки готовились совершить отчаянный поступок.

Карпо, вооружённый с головы до ног, стоял вблизи двери в комнату купцов, куда тихонечко скрылись его друзья.

Скоро наружу выскользнул Ивась, молча показал, что дела идут успешно и заспешил в конюшню. А лёгкий шумок, доносившийся из комнаты купцов, пока никого не потревожил. Карпо нервничал, не снимая ладони с рукояти кинжала.

Но вот Демид в Омельком выскользнули из двери, поспешно прокрались к выходу и скрылись в конюшни.

Вывели коней, сторожа от ворот отстранили, пригрозили оружием, потом всё же связали, заткнув рот тряпкой.

— Теперь куда, Демид? — прошептал Омелько.

— Куда ж? Домой! — Демид махнул на восток, где ждала их родная земля.

Поздним утром, на покрытых потом и пеной конях, казаки влетели на постоялый двор. Хозяин перепугался, особенно поняв, что эти странные люди ничего не смыслят в местном говоре и вообще по-немецки.

Однако жестикуляцию быстро уразумел, приказал слугам выставить на стол обильную еду и пиво, и удалился по своим делам.

Постоялый двор располагался в большом селе, на околице, а дальше тянулись поля, уже местами вспаханные и готовые принять первые зёрна посевов.

Три часа отдыха дали себе и коням казаки, и уже готовились продолжить путь, как у двери загрохотали сапоги и в большую общую залу вошли шестеро стражников в стальных нагрудниках и шлемах. В руках были шпаги и сабли, за поясами засунуты пистолеты.

— Какого дьявола?! — вскричал Карпо, хватаясь за эфес сабли.

К ним бросились, наставили шпаги и алебарды. Начальник заговорил громко, уверенно и смысл был понятен. Их арестовывали. Под страхом и угрозой оружия, их обыскали, отобрали все деньги и ценности, обезоружили и связали руки спереди.

Без долгих разговоров посадили на свои же сёдла и все тронулись к городку, видневшемуся в двух верстах южнее.

— Что теперь с нами будет? — горевал Омелько, вспоминая уплывшие денежки, столь желанные и приятные.

Больше всех горевал Карпо. Он никак не мог понять, чем вызван арест, но во всём усматривал козни венгра Иштвана.

— Что-то мне не верится, что это его рук дело, — возражал Демид. — Слишком мало прошло времени, а мы ехали быстро.

Они сидели в тёмном подвале кирпичного дома, куда их затолкали, наградив тумаками и пинками. Было холодно, сыро, а свет едва пробивался через крохотное оконце под потолком, забранное толстой чугунной решёткой.

Их не развязали, и руки занемели, болели, ныли, но больше всего ныли их души. Они ломали головы, пытаясь понять причины задержания. И только к вечеру их развязали по одному, надели цепи на руки и ноги, и оставили, показав на деревянную бадейку с каким-то пойлом. Ложек, конечно, ни у кого не было. Попробовали пить, но вкус был отвратительным, и казаки отказались. А Демид после нескольких минут молчания, заметил решительно:

— Не помирать же с голоду. Хоть попьём, да и что-то там есть. А силы нам могут понадобиться в любую минуту. Пейте, хлопцы!

Он с некоторым трудом отпил жижу, смутно напоминавшую похлёбку, но жажду утолил. Остальные, поколебавшись, последовали его примеру.

Через два дня их вызвали на допрос. Толмача нигде не нашли и приходилось пользоваться жестами и теми словами, которые сумели казаки запомнить за столь короткое время.

Долгие изматывающие часы допроса почти ничего не дали. Правда, удалось довести до судей, что они относятся к Польше и едут домой, после окончания работы у венгерского купца Ивана. О наличии денег и ценностей ничего объяснить не смогли.

Ещё три дня они просидели почти в полной темноте. Потом их, изрядно отощавших и ослабевших, вывели на двор, где они попали в руки сержанта, как потом оказалось, вербовщика в солдаты.

— Этак мы скоро побываем во многих армиях этих земель! — мрачно пошутил Демид, усаживаясь на телегу с ещё пятью бедолагами, которых удалось завербовать.

— Знать бы хоть, в чьих рядах будем находиться! — усмехался Карпо.

— Какая разница! Мне всё едино, когда за душой ничего не осталось! Будь они все прокляты, басурманы! — злился Омелько.

— Они тож христиане, — заметил Демид безразлично.

— Но лучше ли они татарвы, если такое учиняют со свободными казаками? — ответил Карпо. Он был зол и готов совершить необдуманный опрометчивый поступок.

— Слыхал, что тут идёт постоянная война между католиками и их противниками, — заметил Ивась неожиданно.

— Ты-то откуда об этом знаешь, хлопец? — спросил Демид с интересом.

— Девка мне поведала, — смутился Ивась.

— Как же ты её понял, сосунок? — зло спросил Карпо.

— Сам не знаю, но понял.

— Небось скучаешь по мягким телесам, Ивасик? — продолжал издеваться Карпо. — Теперь долго поститься придётся, ха!

Прошли два дня пути, на протяжении которых их почти не кормили, лишь поили в частых деревнях, мимо которых проезжали телеги. Эти телеги медленно наполнялись новыми рекрутами, и теперь у сержанта с его солдатами было почти три десятка новых солдат для какого-то князька.

Обоз прибыл в лагерь, где стояли палатки, рядами поставленные вокруг большой палатки полковника.

Всех новобранцев распределили по ротам и тут же принялись муштровать, обучать приёмам военного строя, ружейным приёмам, рытью окопов и установкам туров.

— Проклятье! — ругался Демид каждый раз, когда выдавалась свободная минутка и можно было перемолвиться лишним словом с товарищами. — Скоро ноги перестанем поднимать при такой жратве! Сбежать бы, да что толку! И куда теперь податься без денег, без коней.

— А поймают, так выбьют все мозги из голов и мясо на костях не останется, — добавил Омелько.

— Тогда надо ждать военных действий, — заметил Демид. — Тогда будет легче скрыться. К тому же к тому времени мы уже должны знать много слов этой тарабарщины.

— Знаете, что я подметил, — молвил Ивась, оглядываясь, словно его могли подслушать. — Здесь каждый старается сделать вид, что ничего не усваивает. Прикинуться дурачком, значит.

— А что? Может, так и выгоднее. Пусть не знают, что мы достаточноумелые воины, — предложил Омелько.

— Это ты-то с Ивасиком умелые? — хохотнул Карпо. — Вам ещё постигать и постигать эту науку. Правда, Ивась берёт ловкостью и вёрткостью. Но этого маловато.

— Ладно вам ссориться, — остановил друзей Демид. — Во всяком случае, я бы согласился с Ивасиком. Дурнями легче прожить в таких делах.

— Интересно, к чему нас готовят. К парадам, что так муштруют? Или они думают, что одним строем можно победить врага? — Карпо презрительно сплюнул в пыльную землю. — Уйти бы поискать жратвы, хлопцы?

— Батогов только и наешься, — усмехнулся Омелько, — сам бы пожевал чего. Только и остаётся вспоминать, как нас Иван кормил. Благодать!

— Лучше не вспоминать, — протянул мечтательно Ивась.

Однако уже через пару дней, Ивась ночью в палатку пролези подсунул к Карпу что-то твёрдое. Тот заворочался, но Ивась прижал ему рот рукой. Зашептал на ухо, притиснувшись поближе:

— Тихо! Это каравай хлеба. Спёр! Разделим на всех!

Это событие подняло всех шестерых солдат палатки. Хлеб тут же исчез в жаждущих ртах, только бульканье воды потом нарушило тишину ночи.

— Теперь я могу часто таскать хлеб, — шептал Ивась, гордясь своими успехами. — Только бы не пожадничать. Помалу — оно незаметно.

— Как же это тебе удалось? — с загоревшимися глазами спрашивал Омелько

— Лучше тебе не знать, а то я тебя знаю. Полезешь и попадёшься. Там у хозяйственной палатки собака. Кстати очень злая.

— А как же ты?

— Сумел! Уметь и это надо, друг. Потом, может, и ещё чего добуду. Подумываю об офицерской палатке. Вот бы куда пролезть! Да больно боязно.

— Да! — мечтательно протянул Омелько и зажмурил глаза. — Хорошо бы, да лучше синицу в руке, чем журавля в небе.

Два-три раза в неделю Ивась таскал по караваю. Иногда удавалось стащить приготовленный для сержанта пучок лука или несколько яблок. Но это было редко, и казаки довольствовались малым.

А лето уже вступило в свои права. Было жарко, частенько шли дожди, а в лагере чувствовалось скрытое движение.

— Чует моё сердце, что скоро мы выступим в поход, — сказал однажды Ивасик.

— Что-нибудь подслушал? — заинтересовался Демид. Он лежал в палатке и всё думал, как избавиться от этой проклятой службы.

— Я ведь немного понимаю, стараюсь почаще крутиться возле офицеров.

— За что и получаешь оплеухи, — беззлобно заметил Омелько.

— Будто нам не привычно. Зато можно многое узнать. Они считают меня чем-то вроде мула, не способного понять, что они говорят.

— Ладно, не тяни. Что удалось узнать? — Карпо оживился, приподнялся на локте и уставился в темноту палатки.

— Говорят, что через несколько дней идут в поход. Вроде на «зюйд». А с чем его едят — ещё но успел определить.

— По-моему, так здесь называют юг, — отозвался Демид, — Интересно! И с какого боку теперь это есть?

— В то же время, как мне казалось они спорили, чтонаправление может поменяться на другое. Демид, что такое «вест»? Это слово они часто упоминают в разговорах.

— Хрен его знает, эти слова! Надо у наших товарищей попробовать разузнать. Они должны нам помочь. Да и вообще, пора учиться понимать этих немцев. Без этого нам отсюда не выбраться.

После долгих попыток, один немецкий солдат всё же пояснил, как называются части света. Так казаки узнали, что «вест» — это запад.

— Стало быть, мы ещё дальше можем удалиться от своей земли! Это совсем мне не по душе, — Карпо сердито отвернулся от тихо говоривших.

Омелько кивнул на казака, проговорил пренебрежительно:

— Он так полагает, что нам дюже это нравится! Это и вовсе плохо!

— Что бы мы не говорили, не рядили, а сделать ничего не сможем, — с досадой заметил Ивась. — Что толку в наших разговорах? Где нам найти защиту и деньги? То, что нам обещают заплатить, не хватит и на неделю, а до родной земли ещё сколько переть!

— Закрой пасть, дятел! — повернулся Карпо. — Только тебя тут не хватало с твоими вороньими карканьями! Замолкни!

Казаки замолчали, уважив старшего из них.

А через две недели лагерь по тревоге был свёрнут, погружен на телеги и фуры и спешным маршем двинулся пылить на тот самый «вест», о котором столько судачили.

Ивась об этом узнал заранее и умудрился добыть две буханки хлеба. Их незаметно и быстро разделили на шестерых и запрятали по карманам и в мешки, что были с собой. Эти мешки были набиты разным мелким скарбом солдата, припасами для стрельбы и продовольствием на три дня. Так что заметить лишние куски было трудно.

Через неделю войско остановилось, развернуло лагерь и потекла обычная солдатская жизнь — с муштрой, голодным жжением в животах и мордобитием офицеров.

У казаков сменился командир роты. Молодой франт из богатой дворянской семьи, воспитанный в традициях ненависти к народу, он, казалось, получал удовольствие от вида мучений солдат.

Доставалось и нашим казакам, особенно, когда ему стало известно, что они иностранцы, да ещё с востока.

— Этот живодёр считает нас настоящими дикарями! — вопил Омелько, демонстрировал синяк под глазом, не обращая внимания на такие же у друзей.

— Подловить бы этого гада, и показать, кто дикари! — мрачно и злобно шипел Карпо. — Он у меня ещё попляшет, падло!

— Что ты ему сделаешь, Карпо! — пытался успокоить друга Демид, не очень уверенно, потому что и сам горел бешенством.

— Погоди, я его прихвачу! Гребешок-то его петушиный пообкарнаю! — не в силах сдержать себя, Карпо продолжал поносить командира. — Если случится бой, я его самолично пристрелю! Гадёныш!

Однажды небольшой отряд, в который входили и наши казаки, совершали патрулирование отдалённых холмов на предмет дезертиров. Девять солдат и один младший офицер неторопливо прочёсывали редколесье.

— Вот это по мне, — говорил Омелько, вдыхая сосновый дух приволья. — В таком бы месте да хатку поставить, да сад насадить, да хорошую бабу под бочок! Благодать!

— Поговори, поговори тут, — усмехнулся Карпо. — Да тебе офицер наш поддаст, запоёшь по-другому! Иди уже молча, не береди душу!

Офицер приказал растянуться и идти не ближе двадцати шагов друг от друга. Это было не очень удобно для казаков. Хотелось на приволье поболтать, отвести душу без надоедливых соседей.

— Не разговаривать! — прикрикнул офицер, помахал тростью, что означало возможность наказания.

Солдаты местами растягивались и на тридцать, и на пятьдесят шагов. У казаков крайними были Ивась и Омелько. Демид и Карпо шли в середине. По обеим сторонам двигались другие солдаты, тоже не соблюдавшие дистанции.

Спускались в долинку с каменистым ложем, по которому протекал ручей с хрустальной водой. Скальные выходы пород поросли мхами, травой и кустарником. Местами высились сосны, дубки и родные берёзки. Всё уже повсеместно зеленело.

Демид узрел небольшую кавалькаду из шести всадников на красивых конях, с развевающимися перьями на шляпах. Впереди на игривом коне гарцевал, как узнал Демид, сам командир их роты. С ними были две дамы в роскошных нарядах, сидя в дамских сёдлах. Сзади трусили два солдата охраны.

— Карпо, нас заметили, — негромко прокричал Демид. — Наш-то сюда направляется. Чего ему взбрело на ум? Покрасоваться решил перед своими бабами?

— Чёрт с ним, с командиром! Только настроение испортил!

Ротный что-то прокричал, обернувшись, пришпорил коня и помчался к цепи солдат, изредка мелькавших среди зелени кустарника. Влетел в ручей, подняв каскад брызг. Было видно, как дамы всплёскивали руками, что-то кричали.

От ручья поднимался крутой невысокий берег старых осыпающихся пород. К нему как раз подходил Демид. Он остановился в ожидании командира, изготовившись и приняв стойку «смирно».

Ротный понукал жеребчика на подъём, щебёнка сваливалась у того из-под копыт и, не доскакав до края двух шагов, конь заскользил вниз, опрокинулся с жалобным ржанием, подмял под себя всадника и свалился к подножью.

Демид инстинктивно бросился вниз, помочь командиру. Тот лежал, пытаясь встать, ругаясь немилосердно.

Тут в голове Демида сверкнуло молнией: «Вот удобный случай мне!»

Он поднял голову, кустарник у ручья скрывал его с командиром. Тот уже почти поднялся, ища поддержки у солдата. Демид ударил сапогом тому в коленку, мельком увидел расширенные от бешенства глаза немца. Времени на раздумья казак ему не дал. Он навалился на офицера, его открытый рот готов был изрыгнуть проклятия и ругань, но мощным рывком Демид отвёл голову назад и с силой надавил. Что-то хрустнуло внутри, тело тут же обмякло. Демид с ужасом поднял голову, увидел скачущих людей в снопах брызг.

Поглядел на ненавистного ротного, лицо которого уже желтело, заострялось. Полуоткрытые глаза остекленели. Демид в растерянности стоял на коленях перед ним, пытаясь унять дрожь и волнение в груди.

Офицеры и дамы окружили ротного. Демид развёл руками, говоря этим, что у него не было никакой возможности помочь командиру.

Казака оттолкнули, стали осматривать командира, потом загалдели, заговорили. Демид, видя, что на него не обращают никакого внимания, поторопился подняться наверх. Здесь уже спешил их офицер, торопясь узнать, что приключилось с ротным.

Раздался пистолетный выстрел, Демид обернулся. Конь ротного дрыгал ногами с простреленной головой. Офицер опустил дымящийся пистолет вниз.

Так свершилась месть над ротным. Демид злорадно усмехнулся, посмотрел на подходящего Карпо весьма многозначительно, кивнул довольно и смачно прищёлкнул языком.

— Опередил ты меня, Демид! — проговорил Карпо с явным сожалением. — Но и так внутри разливается благодать. Конец извергу и насильнику. Тебя не заподозрят, Демид?

— Вряд ли, Карпо. Все видели, как конь его рухнул вниз, придавил всадника. Я тут же бросился вниз, будто на помощь. Меня и не замечали там, внизу.

— Вот и ладно, Демид. Наши будут довольны. Да и все остальные.

— Господи, прости раба грешного! — поднял глаза к небу Карпо, молитвенно сложив руки. — Не хотел я желать смерти этого ирода, да уж сильно он издевался над всеми нами! Прости и помилуй, Господи!

Демид не взывал к Господу. Он смотрел вниз, где ротного уложили поперёк седла одного из коней солдата и все медленно потянулись в сторону лагеря.

Подходили солдаты, с любопытством расспрашивали друг друга, в глазах у каждого можно было прочитать радость и удовлетворение. Они в отсутствии своего командира откровенно ругались в адрес ротного, поносили его на все лады. Казаки всё это уже немного понимали, и были согласны с солдатами.

В лагере были устроены пышные похороны. Ротный оказался знатных кровей и по случаю траура отменили все учения и работы. В качестве поминок выдали по лишней кружке кислого вина.

На другой день появился новый ротный, из старых служак, обедневший дворянин, без ругани не молвившего ни одного слова. Любил отпускать зуботычины, но всегда за дело, с приговорками, присказками и шутками. На него мало обижались, видя в этом солдафоне хоть немного своего, солдатского.

Прошло больше недели и лагерь снова свернули. Войска опять тронулись на запад. Шли неторопливо, пока где-то впереди не стала слышаться пушечная стрельба.

Ещё почти час хода — и уже слышалась мушкетная трескотня, столбики дыма виднелись над низкорослым лесом. Было ясно, что близко идёт сражение и нашим солдатам вскоре предстоит вступить в мясорубку неизвестно за чьи интересы и для чего.

Зазвучали команды, протрубили трубы, загрохотали барабаны. Роты бегом строились в батальонные квадраты и так стояли на солнцепёке в ожидании дальнейших приказов.

Лишь ближе к вечеру войска тронулись с места. Мерным шагом, под окрики офицеров, махающих шпагами и восседающими на громоздких конях, квадраты пехоты прошли кустарник. Вышли к мелкой речушке, сходу форсировали её, поднялись на высокий берег.

Перед ними простиралось поле, сплошь усеянное солдатами, пушками, телегами и скачущими во всех направлениях всадниками.

Квадраты остановились. Солнце било в глаза, рассмотреть всё было трудно, да и дым мешал этому.

Распаренные солдаты изнывали от жажды и духоты. Шальное ядро взрыло землю вблизи, запрыгало перед строем, но никто не смел лечь или уклониться от разящего шара, пока оно не успокоилось и вздох облегчения не вырвался из очумелых солдат.

Наконец прискакал чумазый гонец, отдал распоряжение командирам. Те прокричали приказ, и лошади важно пошагали вперёд, возглавляя колонны пехоты.

— Теперь началось, — проговорил Демид, посматривал по сторонам, но ничего почти не видя. — Держись, ребята, — закончил он.

Раздалась команда. Квадрат остановился. Передняя шеренга установила сошки, воткнув их в землю, навела мушкеты и по команде выстрелила. Дым отнесло в сторону, и вторая шеренга повторила манёвр.

Когда настала очередь шеренги наших казаков, Демид успел заметить:

— Куда целить-то? Ничего не видно!

— Какая разница! — Это Омелько, как всегда выдал свою реплику. — Пали порох, остальное нас не касается.

Рота отстрелялась, все зарядили мушкеты. По команде тронулись дальше. Под ногами лежали убитые. Попадались раненые, но ими никто не занимался

Впереди кто-то упал и его место тут же занял следующий. Откуда летели пули — определить было невозможно. Вокруг грохотало. Ядра изредка долетали до шеренг, кося солдат, обдавая остальных чадом разрыва.

Пронеслась орава всадников, перерезая путь колоннам. Они исчезли, потом неожиданно те же всадники стали мчаться назад, но уже поредевшие и сильно побитые. Тут же колонна сломалась, солдаты поворачивали назад, офицеры ругались, раздавали удары плашмя, но вдруг почти рядом раздались вопли, смятение стало общим.

Офицеров больше не слушали. Пули засвистели чаще, тела падали под ноги и там мгновенно затаптывались.

— Ребята, тикаем быстрее, пока не смяли! — прокричал Демид, и все повернули назад, торопясь побыстрее покинуть страшное место.

Характерный гул надвигающейся конной массы нарастал с каждой секундой. Ивась обернулся и в пыли заметил мелькающие каски всадников. Они были не далее шестидесяти шагов и неслись уже среди бегущих пехотинцев. Сабли мелькали в воздухе, опускались и снова взлетали. Остальное скрыто пылью. Ивась похолодел. Закричал истошно:

— Бегом влево! Конница сзади!

Казаки, стремясь не терять друг друга из виду, бросились влево. Но несколько всадников резали им путь. Карпо вскинул мушкет, выстрелил в ближайшего, бросил тяжёлое оружие, подхватил с земли пику, изготовился принять второго, рысившего прямо на него. Сбоку махал саблей Демид, остальных видно не было.

Пика встретила коня, тот отпрянул, всадник едва удержался на спине, а какой-то солдат ткнул его своей пикой в бок. Конник упал, Демид подхватил повод, развернул коня, вскочил в седло и закрутился на месте.

Мимо пронеслись два конника и пыль всё скрыла.

Демид поискал глазами своих. Они бежали уже каждый сам по себе. Демид поймал ещё одного коня и поскакал за бегущими, ища глазами друзей. Он с надрывом кричал их имена, но лишь Ивась вдруг вынырнул с ошалевшими глазами, словно ничего не видящими.

— Ивась, прыгай в седло! Где остальные?

— Потерял! Что деется?

— Погоняй! Сабля есть?

— Ничего нет! Всё растерял. Ага, тут пистолет есть в кобуре!

— Проверь, заряжен ли? Гони, Ивась!

Они проскакали немного в стороне от атакующей массы конницы, повернули слегка влево и скоро вышли к той речке, что переходили днём. Кругом двигались люди, фуры, офицеры рыскали в поисках своих частей, масса раненых брели в тыл.

Солнце заходило, сумерки надвигались медленно. Бой, как и день, затухал. Грохот пушек прекратился, мушкетная трескотня затихала. Лишь дым да отдалённый крик массы людей ещё оглашал предвечерний воздух.

— Погоди, Ивась! Попьём, а то жажда замучила. Да и коней напоить надо.

— У тебя конь ранен, Демид, — кивнул Ивась.

— Это я его пикой. Ничего, протянет немного, а там видно будет.

Они перешли речку и поехали вслед отступающим разрозненным частям армии. Потом все стали останавливаться, валиться на землю в изнеможении и дальше не двигались.

— Передохнём, Ивась, — молвил Демид. — Всё одно не знаем, куда податься.

— Может, своих отыщем, а?

— Хотелось бы, да где там! Темнеет. Разве что утром можно поискать.

— Далеко мы отбежали-то, Демид? Где мы?

— Кто ж его знает. Места-то чужие, незнакомые. Отдохнём здесь. Вот и другие располагаются. Повременим.

Они сняли с сёдел одеяла и улеглись на них, блаженно ощущая пульсацию в утомлённых телах. Хотелось есть. У Демида сохранился его мешок. В нём отыскалось немного хлеба и половина луковицы. Они поели, запили водой из речки, поправили оружие, не выпуская поводья из рук.

— Демид, — позвал Ивась, — что-то твой конь дрожит весь, не собирается ли он околеть? Глянь.

— Э, Ивась! Остался я без коня. Сейчас упадёт. Надо пристрелить, чтоб не мучился.

Демид отвёл на три шага коня дальше, выстрелил ему в ухо. Конь упал, а Демид обернулся к юноше, сказал устало:

— Теперь можно и хорошо поужинать. Чего пропадать мясу. Позовём соседей. Будет пир горой!

Голод терзал желудки. И хоть конина не была столь желанной едой, но и пренебрегать теперь было бы глупо.

Демид позвал нескольких солдат, они быстро отрезали себе по куску мяса, Демид полез в брюхо, вырезал при свете костра всю печень, и они с Ивасём быстро изжарили её на угольях. Благо соль была у каждого солдата.

— Теперь можно неспешно приготовить мяса и на завтра, — и Демид со знанием дела принялся жарить на офицерской шпаге тонкие куски мяса. Было не очень-то вкусно, но и конина сойдёт при общей голодухе.

Покончив с мясом и сложив его в мешок, завернув в тряпку, Демид огляделся по сторонам. Молвил Ивасю:

— Поеду-ка я на твоём коне поищу друзей. Ты сиди тут и жди. Я далеко не отойду. Покричу, вдруг ответят.

Демид вернулся почти через час. Ивась уже спал, и найти его было сложно. Помогло то, что запах жареного мяса ещё ощущался в воздухе.

— Нашёл? — сонно спросил Ивась.

— Какое там! Где теперь найдёшь их, горемычных. Ладно, спим.

Утром оказалось, что конь исчез. На западе грохотало. Грохотало и с севера. Люди растерянно озирались, искали командиров. Некоторые пытались собрать солдат, сформировать роты и батальоны. Но в это время гул надвигающейся конницы заставил броситься всех наутёк.

— Ивась, чего нам искать в бегах? Подождём здесь. От конницы всё равно далеко не уйти. Сдадимся в плен. Нам без разницы, где бедовать. Хоть силы побережём. Ложись под куст!

Едва успели укрыться под кустом, как конные массы надвинулись, с гиканьем, размахивая саблями, пронеслись мимо, рубя бегущих солдат. Редкие выстрелы, вопли раненых и крики сдающихся слились в сплошной рёв.

— Пронесло! — воскликнул Демид. — Пошли на запад, Ивась. Подальше от боя, поближе к плену.

— А если в сторону, Демид?

— В нашей одежде? Схватят обязательно, Ивась. И думать нечего. Да мы не сможем далеко уйти без денег. Идём в плен, друг мой дорогой!

Они уложили нехитрый свой скарб в мешок и поспешили навстречу противнику. Их никто не остановил, не поинтересовался, пока не дошли до большого лагеря в глубине расположения войск противника. Тут их остановили, стали спрашивать.

Демид с Ивасём с большим трудом сумели объяснить, кто они. Их отвели к большой палатке, там пришлось ждать несколько часов. Они успели пообедать мясом, солдат сжалился над ними и дал напиться из конского ведра.

Наконец их ввели в палатку. Какой-то важный полковник сидел в кресле, с любопытством уставился на усатых пленных. Его адъютант спросил их и они стали медленно, с трудом объяснять, кто они и что с ними приключилось.

Оказалось, что Ивась намного лучше освоил язык и постепенно взял на себя ведение разговора.

— Польша, Польша! — говорил полковник с интересом. — Казак! Слышал! Хорошо! — И наклонив голову в сторону адъютанта, тихо сказал ему что-то.

Адъютант поманил их за собой. Они вышли. Солдат подбежал, выслушал быстрый приказ, отдал честь. Сказал, обращаясь к казакам:

— Вперёд! — И повёл куда-то дальше.

— Здесь быть! — коротко бросил солдат и ушёл.

Они оказались среди пленных офицеров. У них было три палатки, еда, на которую тут же набросились наши бедолаги. Офицеры с удивлением и возмущением оглядывали новых пленных. А когда те потянулись к бочонку с вином, один из них грубо толкнул Ивася в грудь, бросил презрительно:

— Пошёл вон, вонючий солдат! Это не для тебя, простолюдин!

Демид спокойно положил ладонь на грудь офицеру, сказал медленно:

— Приказ полковник! Иди!

Офицер оторопел, но позволил казакам напиться.