Крылатый лев (СИ)

Глава 16

Трава была желтая и колючая, она лезла под плотный плащ, впивалась в ладони и щекотала шею. Недовольно поерзав, я открыл глаза; мысли рассыпались, как черепки разбитого кувшина. Но уже через пару секунд я опомнился, приподнялся.

И вздохнул с облегчением — надо мной склонились встревоженные Вишня и Пряник. Неподалеку, возле облетевших кустарников, пыхтел, как чайник, Кузя. Вишня первая поняла, что я очнулся. Обрадовалась:

— Ну, как ты? Цел?

— Вроде бы, да, — кивнул я, садясь на траву. — Слушайте, а что это было?

— Мы и сами не поняли, — хмуро отозвался Пряник. — Будто птица огромная врезалась. Сколько я с отцом путешествовал, никогда такого не видел. Думал, разобьемся.

— Так бы и случилось, если бы не они, — Вишня кивнула в сторону облаков, что резвились рядом. — Снежок и Алька стали огромной подушкой — вот Кузя на нее и свалился. И мы тоже.

— Ничего не помню… — пробормотал я. — Кузя-то как?

— В порядке! — Пряник потрепал дракона по чешуйчатой макушке. — Но тоже в шоке, конечно. Нельзя сейчас дальше лететь — пусть Кузя придет в себя. Дадим ему передышку.

Кузя задумчиво выпустил пару клубов дыма. Подняв голову, он посмотрел на нас глубокими, темными, почти человеческими глазами. Вздохнул, посопел и опустил тяжелые веки.

— Он, наверно, голодный, — предположил я, глядя на погрустневшую Кузину морду. — Я, когда нервничаю, всегда есть хочу.

— Кузя — редкий дракон, травоядный, — объяснил Пряник. — Найдет, что пожевать.

— Ну, и нам бы не мешало, — сказал я. — Предлагаю привал.

Друзья с энтузиазмом меня поддержали. С радостью мы обнаружили, что, когда летели кувырком, наши котомки не рухнули в бездну. Домовитый Пряник надежно примотал их к Кузиной сбруе, и они так и болтались на драконьей шее, точно медальоны. Перекусив всухомятку сухарями и ветчиной, мы зачерпнули воды из лесного ручья. Время шло к полудню, осеннее солнце заливало лучами опушку.

— А здесь неплохо, — улыбнулась Вишня. — Если б мы выбирали, куда свалиться, лучшего места бы не нашли.

— Хорошо, что не на скалы грохнулись, — поежился Пряник. — Там бы и облака не помогли. А еще могли на елках повиснуть, как новогодние игрушки. Тоже обошлось.

— Давайте прикинем, где мы находимся, — предложил я и взял у Вишни карту.

Мы долго рассматривали маршрут, рассуждали, спорили, не горячась, и наконец решили, что оказались на Ручейковой опушке, а до Золотой поляны, где собирались заночевать, нам еще лететь да лететь. И лучше отправиться туда сейчас, чтобы добраться к вечеру.

Только Кузя решил, что это плохая идея, — неудачный полет выбил его из колеи. Когда Пряник шагнул к нему и взял за сбрую, он поспешно выплюнул колючий недожеванный кустик, кувыркнулся на землю и свернулся клубком, точно шаловливый котенок. Его глаза были закрыты, но я мог бы поклясться, что дракон подглядывает. Пряник тормошил его, Кузя отплевывался искрами, и я всерьез забеспокоился, как бы на Прянике не вспыхнул плащ.

— Испугался, бывает… — виновато объяснил Пряник. — Он ведь так далеко не летал. Маленький еще. У него недавно молочный зуб выпал, — он протянул мне штуку, похожую на крошечную соляную скалу. — Вот, возьми на память о первом полете.

Я кивнул и положил драконий зуб в карман.

— Все испугались. Не каждый же день в пропасть падаем, — точно защищая Кузю, проворчала Вишня. — Эй, не дергай его за ухо, что ты!

— Да я и не дергаю… Я же легонько.

— Оставь его в покое, Пряник, — вздохнул я. — Дай отдохнуть. Ничего не случится, если мы останемся здесь до утра.

Признаться, я был даже рад, что дракона-пацана настиг припадок трусости. При мысли, что мне опять придется взбираться на чешуйчатого толстяка и лететь выше корабельных сосен, в сердце включался бешеный двигатель. Передышка требовалась не только Кузе.

У нас не было палатки — ребята не успели об этом позаботиться, а я намеренно не потащил в пеший путь тяжелую ношу. Но Вишня захватила клетчатый плед с кистями, который мы растянули между пихтами, а на землю накидали сухих еловых лап. Все это заняло немало времени, мы искололи руки, но прибежище получилось уютным. А когда развели костер (как я был рад, что когда-то отец научил меня разжигать огонь с одной спички!), стало совсем хорошо.

Оставив Кузю дремать возле прирученного пламени, мы, держась вместе, прошлись по окрестностям. Нас ничего не встревожило — в округе не было ни волчьих следов, ни шакальих. В лесном ручье трепыхалась рыба — голыми руками удалось наловить карасей. Вскоре в котелке закипела уха, а еще несколько рыбешек мы пожарили на углях. Ужин получился знатный, как в трактире возле ратуши.

Оранжевые перья огня взлетали ввысь, стремясь слиться с закатным небом. Сыто посапывал молодой дракон — травоядный он или нет, а от рыбки не отказался. Весело кружили вокруг пламени облачные Снежок и Белка. Рядом были надежные друзья, и никто не считал меня изгоем и призраком. На некоторое время мне удалось освободиться от тревожных мыслей об отце, доме и Крылатом Льве — я решил, что теперь все сложится, как надо.

Вишня хлопотала возле костра, легким движением откидывая на спину косички. Она разломила на куски каравай, заварила дымный чай на травах и разлила его по глиняным чашечкам. Я с удовольствием вдохнул душистый, пряный, знакомый с детства аромат.

Словно сговорившись, мы не вспоминали о печальном — о нашествии смоляных шакалов, о тревоге за родителей. Обсуждая предстоящую дорогу, мы то и дело возвращались к тому, как чуть не погибли, когда Кузя столкнулся с неизвестным монстром.

— Лишь бы летать не разучился, — с беспокойством сказала Вишня. — А то вместо летающего дракона получится бегающий. И прыгающий. Иногда.

— На нем далеко не убежишь, — усмехнулся я, глянув на коротенькие Кузины лапы. Тот будто бы понял — недовольно фыркнул, и в лиловое вечернее небо взлетел сизый дымок. Даже не верилось, что еще утром я опасался этого огнедышащего огурчика.

— Уж лучше такой, чем никакой, — слегка обидевшись за дракона, проговорил Пряник. — Он же не транспорт, а товарищ.

— Конечно, — поддержал я. — Мы не спорим.

— Кузя полетит. Настроится на нужный лад — и полетит, — чересчур уверенно сказал Пряник, а Вишня вздохнула.

Мы долго обсуждали, как будем прятать Кузю в лесу, не долетая до Гномьей слободки, ведь соваться к чужедальним гномам на драконе — это все равно что добровольно сигануть со скалы, они мгновенно уничтожают огнедышащих. Спорили о том, как может выглядеть Облачный Повелитель. Вишне он представлялся седым крепким стариком в золотом балахоне, Прянику — мужественным воином в блестящих доспехах, а мне отчего-то казалось, что он похож на Учителя эм Марка. За разговорами мы и не заметили, как сгустились сумерки.

— Ух, холодает… — Вишня поднесла ладони ближе к костру. Облачная белка Алька стрелой спустилась с колючей ветки, легла на плечи Вишни пышной красной накидкой.

Я заметил, как Пряник легким движением отодвинул Снежка, — мол, не обижайся, друг, но пока согревать меня не надо. Он не хотел, чтобы я снова расстроился оттого, что Крылатого Льва нет рядом. Но сейчас было неподходящее время для переживаний — нужно было решить, как провести ночь.

— У костра будем дежурить по очереди, — поднялся я. — Если увидим шакальи глаза… — я бросил взгляд на Вишню, не испугалась ли. Она смотрела серьезно, но без капли страха, поэтому я повторил увереннее. — Если увидим шакальи глаза, разжигаем костер пожарче, готовимся к бою!

— И помогут нам облака, — тихо сказал Пряник. Его облако, пухлый Снежок, раздулось от важности.

Становилось темнее, и серебряные звезды вспыхивали одна за другой, точно фонари в руках дозорных. Друзья держались хорошо, но я видел, как борется со сном Вишня, — то и дело она сердито встряхивала косами, а пару раз ходила к ручью, чтобы умыть лицо и встряхнуться.

— Идите спать, ребята, — предложил я. — Подежурю у костра, а потом разбужу тебя, Пряник.

— А после поднимусь я, — добавила Вишня. Я хотел было ответить, что дозор — не девчоночье дело, но увидел упрямо искрящиеся глаза и промолчал.

Вишня молча свернулась калачиком под зыбким покровом, хотя там было темно, холодно и отчаянно кололись еловые лапы. Спряталась под облачную белку, как под одеяло.

— Ребят, я не буду спать под навесом, — вдруг сказал Пряник. — Я — здесь.

Он приподнял перепончатое крыло Кузи — большое, чуть сморщенное, похожее на огромный капустный лист. Кузя, точно толстый кот, замурлыкал и аккуратно подвернул гибкое крыло так, что Пряник оказался в уютном и теплом спальном мешке. Туда же юркнул Снежок.

— Отлично! — улыбнулся он. — Вишня, давай тоже!

— Да нет. Меня Белка согреет, — сонно отозвалась она. Но, поворочавшись на колючем ельнике, поднялась, прижимая облако, и нырнула под правое драконье крыло, спряталась туда с головой.

Натянув капюшон, я приблизил к огню ладони. Спустилась сырая осенняя ночь, и даже возле костра было зябко. Как бы я хотел забраться под мягкое крыло доброго дракона и, забыв обо всех передрягах, провалиться в сладкий сон! Там, наверно, уютно, как у жаркой печки, да и облака обнимают и укутывают.

Резкий ледяной ветер пробрался под капюшон, проскользнул под полы плаща, и я почувствовал, как стучат зубы. Главное, чтобы не задуло костер! Если пламя погаснет — может погаснуть жизнь…

— Лион! — вдруг услышал я голос из-под правого крыла дракона. — Лион, лови!

Белка Алька выскользнула из-под перепончатого крыла и прижалась ко мне, согревая, точно нежное пуховое одеяло.

— Лови, Лион! — раздался голос из-под левого крыла, и смешной Снежок покатился ко мне по траве, прислонился к спине, как подушка.

— Подождите, а как же вы? — вскочил я.

— С Кузей и так тепло, — отозвался Пряник.

— Как дома у камина, — добавила Вишня.

— Спасибо… — выдохнул я. — Спасибо!

Со Снежком и Белкой стало веселее. Они не могли говорить, зато умели согревать и радовать, и теплее становилось не только озябшим рукам — таяло обледеневшее от неизвестности сердце. Надо было подумать о завтрашнем дне, но не было сил, поэтому я вспоминал и вспоминал полет на драконе: обморочный страх высоты, преодоление, восторг, волшебные пейзажи, залихватское чувство «Я не боюсь!» — и смертельный ужас падения. Какое счастье, что нас спасли облака! Я с благодарностью обхватил Снежка и Белку — они дружелюбно ластились ко мне. Хорошие, чудесные, добрые… Но не мои. Где-то ждет меня такой же прекрасный Крылатый Лев. Вместе с друзьями я обязательно найду его.

Пригревшись возле ватных облаков, я понял, что меня одолевает сон. Но спать было нельзя — мало ли какая нечисть водится в чужом лесу! Стараясь взбодриться, я вскочил (облака понимающе разлепились), помахал руками, попрыгал, покачал головой влево-вправо. Чтобы окончательно сбросить сонные оковы, я добрел до ручья, благо он был близко, и долго плескал в лицо ледяной темной водой, в которой покачивалась и дробилась равнодушная круглая луна.

А когда повернул обратно, увидел, что возле костра сидит, сгорбившись, человек в сложном многослойном одеянии. Его голову украшал огромный, как колесо, берет, различимый даже в густой черноте осенней ночи.