Маттерхорн

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ФАК-чувак перехватил радиопереговоры между двумя птицами задолго до того, как расслышали их рокот. Он был озадачен. Для вертолёта казалось невозможным обнаружить их. Он только что сообщил Бэйнфорду высоту облачности, и Бэйнфорд сказал ему, что нужно ждать, так как для полётов слишком опасно.

Меллас побежал, пригнувшись, за ФАК-парнем к посадочной площадке, где оба свалились в соседний окоп. Одинокий снайперский выстрел просвистел над головой. 'Я не знаю, что за херня происходит, сэр, но у нас в долине две птицы, пытающиеся нас отыскать. Они сообщают, что у них подкрепление и боеприпасы. Капитан Бэйнфорд говорил мне, что они все стоят из-за погоды'.

Тут зашипела рация.

Авианаводчик прислушался. 'Никак нет, сэр. Вас не слышно. Приём'.

Они с Мелласом помолчали. Меллас придвинулся к рации ФАК-парня и быстро переключился на частоту роты. Ответил Поллак.

– Это 'пятый', – сказал Меллас. – Скажи всем, что здесь вертушка старается нас отыскать. Нужна полная тишина. Приём. – Вскоре затих весь периметр: ребята затаились в тумане, отказываясь надеяться.

Через несколько минут Меллас увидел, как напрягся, глядя на юг, и вытащил компас авианаводчик. Уши Мелласа так оглохли в недавнем бою, что он ничего не слышал, кроме пронзительного звона, который, казалось, навсегда поселился в его голове. ' 'Сорока', 'Сорока', это 'Большой Джон-браво'. Слышу шум ротора, пеленг один-семь-девять. Повторяю, пеленг один-семь-девять градусов'. Авианаводчик посмотрел на Мелласа и потряс стиснутым кулаком от возбуждения.

Он улыбался. Что-то пришло по рации. 'Подтверждаю, сэр'. Снова пауза. ' 'Сорока', это авианаводчик 'Большого Джона-браво'. У нас примерно, – он прищурился, глядя на тучи, – сорок футов'. Он повесил голову. Меллас понял, что сказав правду, наводчик мог обречь роту, потому что вертушки могли развернуться, но, не сказав правды, мог обречь вертушки. Он поймал взгляд наводчика и понимающе кивнул. Наводчик улыбнулся и снова посмотрел на небо. 'Вот именно, сэр', – тихо сказал он.

Затем наводчик снова напружинился, глянул на компас и включил трубку: ' 'Сорока', слышу шум ротора теперь по пеленгу один-восемь-пять. Приём'.

Мысленным взором Меллас наблюдал, как вертушки движутся на запад мимо точки, в которой наводчик в первый раз услышал шум роторов, а затем поворачивают на север, чтобы вернуться назад. Это, вероятно, поставило бы их как раз к западу от лаосской границы. Если б они смогли подняться на высоту и удержаться на своём курсе на север, они бы прошли мимо гор к югу от себя. Но в облаках они бы, скорее всего, пролетели бы над Веролётной горой и Маттерхорном. Если ж они будут держаться близко к земле, то могут врезаться к одну из них. Меллас страстно надеялся, что они летят в бреющем полёте над верхушками джунглей.

– Идёшь нормально, 'Сорока'. Пеленг по-прежнему один-восемь-пять градусов. Жди моего ориентира.

Снова напряжённый промежуток, наполненный на сей раз ровным гудением лопастей ротора, усиленным воем турбинных двигателей. Затем, прямо над ними, размытые в тумане, по небу промелькнули две вертушки. Авианаводчик вскочил на ноги и заорал в трубку: 'Позиция! Позиция!'

Они с Мелласом наблюдали, как исчезли вертушки. Морпехи на горе хранили молчание. Каждый прислушивался к рёву двигателей и грохоту вертолётных лопастей, в крутом повороте хлопающих в разряжённом горном воздухе. Наводчик выкрикнул пеленг по компасу и тут же побежал в центр посадочной площадки. 'Веду вас на пеленге ноль-три-ноль. – Он помолчал. – Ноль-три-пять. – Подождал. – Ноль-три-пять, так держать. Да, сэр. Вот так, сэр; кряж на пеленге приблизительно ноль-девять-ноль. Это к востоку от нас примерно на сто футов вниз'.

Наконец, огромный фюзеляж проявился из тумана, выставив днище, потому что лётчик слегка задрал нос вверх, опуская сначала заднее шасси; двигатели ревели во всю мощь, удерживая ровный спуск. Потом он уселся, и пополнения устремились, падая, спотыкаясь и переползая, к краям посадочной площадки, ибо воздух взорвался огнём автоматического оружия и пулемётов с Маттерхорна и с северного пальцеобразного гребня. Меллас достал свой компас и хладнокровно взял пеленг на звук пулемёта на северном гребне. Он определил точку по карте. 'Засёк я тебя, ублюдок', – сказал он.

Первая вертушка отвалила, сразу за ней села вторая. Снова тёмные фигуры бросились вон через заднюю рампу, спотыкаясь под огромной тяжестью, падая, переползая и пробираясь в безопасное место. Потом, к удивлению и радости Мелласа, одна из фигур возникла на площадке и подняла правую руку, изображая когти ястреба. Меллас подскочил и ликующе заорал: 'Чёрт возьми, Хок, сюда! Сюда!'

Хок обернулся и, сгибаясь под весом боеприпасов и воды, скачками помчался к Мелласу. Сердце Мелласа пело, когда Хок свалился в окоп. Морпехи, рискуя быть убитыми, подбегали к Хоку, смеялись, кричали и похлопывали его по спине.

Потом опять вниз посыпались мины.

Во время затишья Меллас пересёк посадочную площадку и прыгнул в окоп, который Хок рыл для себя. Меллас достал нож и стал тыкать им в плотную глину, помогая Хоку копать и не сдерживая широкой улыбки.

– Ну и какого хрена ты здесь делаешь?

– Мне стало скучно, – сказал Хок.

– Ха, я думаю, ты становишься сентиментальным.

– Значит, я скучающий сентименталист, – Хок хмыкнул и выбросил очередную лопатку глины.

Снова раздались миномётные выстрелы. Они скорчились в мелком окопе. Мины ударили в землю ниже по склону, и чёрный дым наполнил ноздри. Взрывы сотрясали их, и глаза болели от ударных волн.

– Хорошенькое у вас тут местечко, мать его, – сказал Хок. Он ещё немного помахал лопаткой, потом сказал: 'В задницу. И так сойдёт'. Он воткнул лопатку в землю и разогнулся.

– Эй, Хок, – сказал Меллас. – Вода есть? Подыхаю от жажды.

Хок достал фляжку из подсумка. 'Ну, чёрт меня подери', – сказал он и показал фляжку Мелласу. Во фляжке зияло маленькое отверстие от осколка.

– Всё лучше, чем дырка в жопе.

– Угу, но в ней был малиновый сиропчик 'Рутин-Тутин'.

Он передал Мелласу полупустую фляжку. Меллас набрал полный рот, проглотил и желал лишь одного: плавать в терпкой сладости напитка. Наконец, он остановился и удовлетворённо вздохнул. 'Всегда любил 'Барона фон Лимона', но 'Рутин-Тутин' тоже ничего'.

– Ну, в этом году непросто достать 'Барона фон Лимона', – сказал Хок.

Раздался ещё один взрыв, лишь в пятнадцати футах от окопа, за ним ещё четыре. Меллас чувствовал себя так, словно его засунули в тяжёлый чёрный мешок и дубасят невидимыми дубинами. Дым вытеснил весь кислород. Они не могли разговаривать. Они терпели.

Разрывы переместились на другую часть горы. Хок тихонько достал кружку-жестянку, маленький кусочек С-4 и стал готовить кофе. Он посмотрел вверх на Мелласа, который сосредоточенно наблюдал за ним: 'Вот неиссякаемый источник всего доброго и лекарство от всех болезней', – сказал Хок. Он зажёг шарик С-4 и поставил воду кипятиться. Когда кофе был готов, он подал кружку Мелласу.

Меллас сделал маленький глоток. Закрыл глаза и снова отпил. Он вздохнул и передал дымящийся кофе Хоку. 'Когда сюда доберётся 'дельта', чтобы сменить нас?' – спросил Меллас.

– Откуда мне, нахрен, знать. Я что, похож…

– На грёбаного предсказателя? – сказал Меллас. – Нет, но ты как бы 'третий-зулу', это ведь что-то да значит.

– Ничего это не значит. И если б я был ротой 'дельта', не стал бы тащить сюда свою жопу.

– Ты всё-таки пришёл, – сказал Меллас, посерьёзнев.

Недолгим молчанием Хок отдал должное благодарности Мелласа. 'Да, – негромко сказал он, – но я чокнутый. Я больше не мог этого вынести'.

– Что, так всё плохо? – сказал Меллас.

– Да сущий ад, – сказал Хок, – а вообще не знаю. Какому-нибудь конченому политикану вроде тебя здесь могло бы даже понравиться. – Он попытался улыбнуться.

– Тут похлеще марша, – сказал Меллас. – Здесь я и яйца себе отмораживаю в джунглях, и от жажды подыхаю в сезон дождей.

Хок посмотрел в небо. 'Шестой и Третий говорят, что вы бросили своё снаряжение. Поэтому вам холодно и нет ни воды, ни пищи. Потом ещё прошлой ночью вы проспали в окопах'.

– Не может быть, чтобы они говорили серьёзно, – медленно выговорил Меллас.

– Боюсь, что так и есть. Симпсон опять заговорил о смещении Фитча.

Меллас вскочил и заорал: 'Да что за херня с ним такая? Что за херня со всеми? Эти парни только и делают, что целую, блядь, неделю воюют – без сна, без пищи, без воды, а эта грёбаная дырка от жопы думает, что они проспали. Это мы, стало быть, психи, а не этот пьяный придурок. – Разорвалась мина, но Мелласа уже не заботило, попадёт в него или нет.

– Сядь, пока тебя не изувечило нахрен, – сказал Хок, стягивая его вниз.

Меллас сел. Ему захотелось ударить кого-нибудь. 'Это наглая ложь. Наше место посадки приняло первый удар, прямо как по книжке. Никто не спал. Я, блядь, гарантирую'.

– У вас общие потери больше, чем подтверждённых врагов.

– Чего он от нас хочет? Чтоб мы выслали отделение-другое, и пусть их укокошат, пока они будут подсчитывать дохлых гуков, чтобы подправить его вонючие рапорты в дивизию?

– Я не знаю, чего он хочет, Мэл. Я знаю, что он говорит. – Хок вертел в руках палочку и смахнул ею комок грязи. – С тобой всё в порядке? – спросил он. – С тобой лично?

– Угу, – ответил Меллас. – У меня металл в жопе и руках, но от тропической язвы не отличишь.

– Я не это имел в виду. Я говорю о Бассе, Янке и остальных.

– Переживу. – Меллас смотрел мимо Хока в пустое и теперь почти чёрное небо.

– Сомневаюсь.

– Тебе, нахрен, почём знать?

– Просто знаю, – сказал он.

– А что Мэллори? – спросил Меллас, меняя тему.

– Шляется туда-сюда. Ждёт трибунала. Ждёт похода к грёбаному дантисту. Так полгода и проваландается или около того.

– Долго он оставался в ящике?

– Я вытащил его через три часа после того, как вы ушли, – добавил Хок.

– Спасибо.

– Не стоит. Надеюсь, давать проклятые показания о его личности придётся тебе, а не мне.

– А у тебя какие проблемы?

– Я просто сказал стоявшему в карауле новичку, что принимаю командование. Блейкли рвал и метал, что проскочили за его спиной, оставив в дураках его, оставив в дураках Кэссиди, корпус МП, военную юстицию и всё такое прочее. А потом отправился в офицерский клуб.

Оба рассмеялись. Потом Меллас вспомнил, как Хок в начищенных ботинках, с блокнотом наготове старался произвести впечатление на батальонном совещании. Он посмотрел на грязь. 'Хок, я знаю, чего это тебе стоило. Спасибо. Он не из тех, с кем бы ты хотел испортить отношения. – Потом он ухмыльнулся. – В особенности после того, как ты стал кадровым'.

– В следующий раз сам, нахрен, вытаскивай; всё, о чём прошу, – сказал Хок немного резко.

– На него наложат суровое взыскание? – спросил Меллас. Он пытался понять, почему разозлился Хок.

– Он навёл чёртов пистолет на грёбаного офицера ВМС, который теперь визжит во всё горло.

– Пистолет же был не заряжен.

– Сраным пистолетом от этого он быть не перестал, – сказал Хок. – Ты-то здесь уже давно. А простые люди считают, что пистолеты – это опасно. Они не спрашивают, есть ли в нём обойма или нет, чтобы посмеяться над шуткой. Доктор перессал и жаждет задницы Мэллори. И он её получит. Потянет на несколько лет.

– Наверное, Мэллори тоже здесь уже слишком долго, – парировал Меллас. – Именно грёбаные врачи ВМС заворачивали его назад.

– Не хочу говорить о грёбаном Мэллори, – сказал Хок.

Издалека послышались новые миномётные выстрелы. 'Ты и не обязан', – сказал Меллас и вжался в стенку окопа, ожидая разрывов. Они пришлись так близко, что в ушах у Мелласа звенело, а Хок просто уставился на противоположную стенку: кровь капала из носа, и рот был широко раскрыт. Они молча переглянулись. Тогда Меллас достал блокнот и начал составлять список необходимого для следующей птицы.

– Меллас, оторвись на секунду, а?

Меллас поднял глаз, напрягая слух из-за шума в ушах, чтобы расслышать то, что хотел сказать Хок.

– Я обижен тем, что ты назвал меня кадровым.

Слова Хока всадили Мелласу, как гирей в живот. 'Я пошутил', – сказал Меллас.

– Меня возмутило это дерьмо, – повторил Хок.

– Прости, – сказал Меллас. – Я не хотел. Это мой обычный сарказм. – Он попробовал придумать, как загладить вину перед Хоком, но слова уже были сказаны. Мелласа можно было только простить. – Иногда мой рот работает быстрее мозгов, – нескладно прибавил он.

– Быстрее твоего сердца, Меллас, – сказал Хок. Он всё ещё сердился. – Что за хрен, по-твоему, этот кадровый? Ты действительно думаешь, что он такой, как его рисуют наши ребята? Это слишком просто для тебя. Ты вернёшься и всю оставшуюся жизнь будешь высокомерно посматривать на грёбаного кадрового. Что такие парни как ты делают здесь? Сводят концы с концами? Этим так называемым грёбаным кадровым некуда уехать, как тебе. И грёбаным новичкам деваться некуда. Для многих из них это всё, что есть. Вот это – вершина их маленькой горки. А люди типа тебя летят над нею и серут на неё. Проклятые высокомерные грёбаные мудаки.

– Я не хотел никого унизить, – промямлил Меллас.

– Просто не обижай хороших парней вроде Мэрфи и Кэссиди. Вот ты собираешься поступать на юридический факультет. А куда, мать его, поступить Кэссиди? Здесь он хоть чего-то да стоит. А ты на это навалил.

У Мелласа начал закипать собственный норов: 'Что мне прикажешь делать, пожалеть его? В таком случае я должен пожалеть и полковника, и Третьего'.

– Послушай. Полковник – говнюк. Третий – тоже говнюк. Прекрасно. Согласен. Но вот что я хочу сказать, Меллас: ты никогда не задумывался, почему они говнюки? Думаешь, им нравится каждую минуту своей малюсенькой жизни трепетать из-за того, что кто-то навалит на них кучу, потому что одна из их рот не вышла вовремя на контрольную точку? Я не призываю забыть, что они засранцы. Я просто говорю, что когда называешь кого-то кем-то, то имей сочувствие. Повесь на них какой угодно ярлык, но то, кто они и кто ты, – это в основном вопрос удачи, как и во всём остальном.

Меллас и Хок смотрели в землю перед собой, стараясь не встретиться глазами.

– Кажется, иногда я забываю своё место, – наконец, сказал Меллас, еле улыбнувшись Хоку.

Хок тоже улыбнулся. 'Блин. Обратил хорошую нотацию в шутку, Меллас. – Он сунул ладони под бронежилет и посмотрел на Мелласа. – Меллас, у тебя есть всё то, что я сам бы хотел иметь. Я просто ревную, когда вижу, как ты на это кладёшь хрен'.

– У меня есть то, чего ты сам бы себе хотел? – Меллас закатился смехом, который сильно напомнил крик боли. – Хок, у меня нет ничего. Хрен да маленько.

– У тебя есть мозги, ты знаешь, к чему идёшь и как туда попасть. Ты называешь это 'ничего'?

– Минуту назад ты заставил меня почувствовать себя полным говном за то, что я такой бесчувственный, а теперь говоришь мне, что у меня талант и ты завидуешь.

– Я не говорил, что ты грёбаное совершенство.

Сквозь смех они расслышали далёкий звук миномётного залпа. Они затаились и ждали. Меллас отсчитывал секунды, чтобы определить, было ли полётное время таким же, как и при последнем залпе. Мины упали возле посадочной площадки, вызвав только лёгкое сотрясение.

– Хок, – тихо сказал Меллас, – знаешь, завтра мы можем погибнуть.

– Херушки, – сказал Хок. – Сегодня ночью. – Потом он улыбнулся. – Тебя не убьют, Меллас. Тебе ещё слишком далеко идти.

В тот же вечер осада была снята. Не было ни грохота копыт, ни сверкающих мечей, ни фанфар. Просто воздух достиг определённой температуры и влажности, и туман рассеялся. Перед ними высился Маттерхорн, зеленовато-чёрный при дневном свете. Ребята выползали из окопов и ликовали. Вскоре стрелковое оружие и миномёты СВА снова загнали их в окопы, но всё уже изменилось. Вертолёты могли летать.

И они прилетели. Они прилетели под автоматный огонь и взрывы мин. Пополнения с серыми лицами бежали к ближайшим окопам, сгибаясь под тяжёлыми выкладками дополнительных боеприпасов, внутривенной жидкости, воды и пищи. Санитары и товарищи раненых бежали в обратном направлении, вскакивали внутрь и выпрыгивали из дрожащих фюзеляжей, укладывая в них живые тела, и бежали в укрытия от огня пулемёта СВА, который обнаружился на северо-восточном пальце и систематически поливал пулями посадочную площадку. Потом лётчики двигали ручки управления вперёд, и вертушки отлетали по кривой и исчезали из вида, забрав с собой счастливых раненых, включая торжествующего и ухмыляющегося Кендалла.

До наступления темноты прибыл взвод роты 'дельта' и занял позицию между взводами Мелласа и Гудвина. В тот вечер, пока своя артиллерия обстреливала Маттерхорн и Дэниелс корректировал заградительный огонь, окружая им роту 'браво' и взвод роты 'дельта', словно дымной бронёй, ребята пили 'Кул-Эйд' и 'Пилсбери-Фанни-Фейсиз' и лопали сухпайки, от счастья перебрасываясь друг с другом комьями грязи. Насколько они могли понять, всё, к чёртовой матери, закончилось.

Для генерала Найтцеля, однако, ничто не кончилось, и время уходило. Он радировал полковнику Малвейни на ВБВ, настаивая на том, чтобы тот двигался ещё оперативней.

Однако Малвейни понимал, что окно возможностей закрывается. Командование СВА, должно быть, к этому времени уже осознало свою уязвимость, и азиатский полк уже, скорее всего, направляется к Лаосу так быстро, как только можно. Мольбы Найтцеля о том, чтобы погода оставалась плохой и дала ему хотя бы ещё один день, остались без ответа. Туман рассеялся слишком рано. Малвейни хохотнул. Слишком много чёртовых ребят из роты 'браво' молились против Найтцеля, с гордостью подумал он. Нет, СВА поймёт, что преимущество кончилось, и, как всегда, откатится в Лаос на перегруппировку. Если нужно, СВА может ждать годами. Она с самого начала была удачна. 'Рискуй', – сказал генерал, надеясь, что 'браво' замедлит события и позволит втянуться всему двадцать четвёртому полку. Могло б получиться знатное сражение. Но при вертолётах, прижатых к земле, морпехи просто не могли передвигаться с нужной скоростью.

СВА оставляла арьергард на Маттерхорне, чтобы удерживать высоту во время своего отхода, но в противном случае вся северная часть операции была закончена. Имея открытым северный фланг, две боевые единицы, движущиеся по долинам Дакронг и Ашау на юг, тоже будут отозваны. Не нужно напирать, когда время на твоей стороне, подумал Малвейни. Вот в чём проблема. У СВА времени было море. У американцев времени оставалось лишь до следующих выборов. Пока что это стоило лишь половины роты, чтобы провалить главный удар. А так как вовлечена вся дивизия, то все потери и смерти роты 'браво' будут сопоставлены со всей дивизией, и на ежедневном совещании просто скажут о 'незначительных потерях'. Этот бой даже не попадёт в газеты. Пресечение главного наступления противника до того, как он двинулся в путь, даже новостью не является. Репортёров заботят горячие истории и Пулитцеровские премии, и ни одна из них не получается за сражения, за которыми числятся лишь незначительные потери. Горячие истории слагаются из тяжёлых потерь и подпитывают антивоенную политику. С течением времени всегдашние плохие новости озадачат какое угодно гражданское население, а у американцев самая низкая на планете сопротивляемость плохим новостям. Малвейни хмыкнул. Ему приходилось признать превосходство гуков. Это они заставляют нас приходить и уходить, подумал он.

Он пошёл на ужин, понимая, что утром многие будут давать задний ход. Найтцель размахивает членом над всей провинцией Куангчи, но нет ни единого проклятого факта показать результат. Малвейни снова хихикнул. Вероятно, ему самому придётся быстро менять свои решения.

В палатке подполковника Симпсона на смех никого не тянуло. И Симпсон, и Блейкли чувствовали, как утекает возможность, словно песок между пальцев. 'Хок был прав, – проворчал Симпсон. – Место, где нужно быть, находится в грёбаном лесу, а не здесь просиживать задницы, передвигая проклятую артиллерию. Хок прав, что отправился туда'.

– Я думаю, ему следовало бы сделать выговор за оставление места службы, если вообще не отдать под трибунал, – тихо, но твёрдо сказал Блейкли.

– Ты старая баба, Блейкли, – сказал Симпсон. Он налил себе бурбона и быстро выпил. – Я говорю о том, что нам нужно перебросить командный пункт на Вертолётную гору. Командовать операцией прямиком из середины.

Блейкли немедленно подумал, как на это посмотрят в наградной комиссии. Он отбросил идею как глупую, но потом снова над нею задумался. Он понимал, даже если этого не понимал старый хрыч, что шоу почти закончилось. При высокой вероятности бомбардировок с самолётов, при перекрытом отходе в ДМЗ, при двух батальонах МП, надвигающихся с юга и востока, и при усиленной роте, сидящей прямо на пути подвоза, нагулянин кинется назад в Лаос. Гуки не идиоты, – по крайней мере, не северные гуки. Но они, скорее всего, будут защищать Маттерхорн, чтобы прикрыть своё отступление. Из этого можно было бы кое-что выжать.

– Может быть, вы и правы, сэр, – сказал Блейкли.

– Конечно, я, блин, прав, – сказал Симпсон и налил себе ещё бурбона. Он предложил бутылку Блейкли.

Блейкли смотрел на свой пустой стакан, а не на бутылку, и быстро размышлял. Он начал говорить, всё так же глядя на стакан: 'Принимая во внимание имеющиеся потери в роте 'браво', – осторожно вымолвил он, подготавливая дело, – низкий уровень соотношения потерь, а также то, что проспали всё дело, – список можно продолжать, – это выглядело бы почти обязательным, чтобы хороший командир батальона лично взял управление ситуацией на себя сразу, без подготовки'.

Симпсон смотрел на Блейкли, держа бутылку с бурбоном в вытянутой руке. Затем руку опустил. Блейкли дал ему подумать.

– Майор Блейкли, – сказал Симпсон после долгого молчания. – Я хочу, чтобы группа КП к вечеру была готова к переброске на позиции роты 'браво'.

– К вечеру, сэр?

– Ты слышал меня. К вечеру. Пусть Стивенс подготовит артиллерийскую иллюминацию, и скажи Бэйнфорду, что нам понадобится только одна вертушка. – Он коснулся горлышка бутылки, словно талисмана. – А утром перво-наперво я хочу подготовленный штурм Маттерхорна.

– Кем, сэр?

– Ротой 'браво'. Им нужно восстановить свою честь и вернуть свою гордость.

***

Группа КП батальона прибыла на гору приблизительно в 22:00. Они тут же заняли блиндаж Фитча, подвинув Фитча с его командной группой в открытый окоп возле посадочной площадки.

Примерно в 23:00 Меллас пошёл в разведку. Медленно и тихо он вёл отделение, пока не почувствовал, что находится близко от позиций противника. Он запросил осветительный выстрел. В колеблющемся зеленоватом свете он увидел линию покинутых окопов, которые враг выкопал вокруг Вертолётной горы. Вероятно, СВА отступила к блиндажам на Маттерхорне, понимая, что, как только расчистилась погода, прилетят бомбардировщики.

Меллас вернулся к 01:00. 'Они, блин, сделали ди-ди, а мы уберёмся отсюда завтра', – сказал он Фитчу и Гудвину. Гудвин ухмыльнулся. Фитч, однако, плотно сжал губы. Он только что приполз из своего бывшего блиндажа, занятого теперь Симпсоном и Блейкли.

– В чём дело? – спросил Меллас, заметив настроение Фитча. – Эти членососы ведь не сместили тебя, ведь нет? – Он вдруг испугался, что его товарищ уйдёт. – Хок говорил мне о рюкзаках…

Фитч покачал головой: 'Ничего такого хорошего. – Гудвин с Мелласом озадаченно переглянулись. Потом Фитч в отчаянии сказал, – Нам приказано отбить Маттерхорн. Дневной штурм с первыми лучами'.

Меллас, испуганный, вздохнул: 'Мы не можем снова тащить парней на гору', – прошептал он. Гудвин встал, выделяясь на фоне слабого света ночного неба. Он смотрел в сторону Маттерхорна, хоть его и не было видно.

– Полковник говорит, что мы потеряли гордость, получив с горы под зад, – сказал Фитч, – и сейчас нам нужно вернуть её. – Он опять задрожал.

– Он сбрендил, – сказал Меллас. – Нам по-прежнему не хватает численности, даже считая новых парней.

Фитч пытался придумать, что сказать двум своим лейтенантам. 'Нас, должно быть, поддержат самолёты'.

Меллас и Гудвин просто уставились на него.

Он попытался снова: 'Быть может, это не так уж и ненормально. То есть, чтобы сохранить инициативу, нужно выдвинуться на позицию атаки в темноте. Остальной 'дельты' здесь пока ещё нет, поэтому всё ложится на нас'.

– К чертям это говно, Фитч, – сказал Меллас. – Единственная причина, по которой они не могут подождать день, та, что грёбаные гуки уйдут. – Он наполнил лёгкие сырам прохладным воздухом и выдохнул, стараясь удержать себя в руках. – Чёрт возьми их всех с их проклятым соотношением потерь. Я и так уже порядочно насчитал вонючих трупов.

Гудвин поддержал Мелласа: 'Парни прошли через слишком многое, чтобы быть убитыми грёбаным сумасшедшим. – Он потёр ладонями об окровавленные штаны. Утром его зацепило, но он ничего не сказал. – Послушай, – добавил он, – это не шутка. Я люблю шутить, но тут серьёзно. – Он остановился, чтобы дать Фитчу и Мелласу осознать, что он не валяет дурака. – Я за то, чтобы пришить мудаков. Подождём, когда полетит говно, и подбросим им парочку гранат. Оба умрут сраными героями. Я сам про них красиво напишу'.

– Я тебе помогу, – сказал Меллас.

Фитч покачал головой: 'Ты сам знаешь, что не сможешь этого сделать. Это убийство'.

– Убийство, – горько сказал Шрам. Он развёл пошире руки, как бы охватывая гору со всеми причиндалами. – А какая разница?

Фитч, вдруг переполненный чувствами, закрыл лицо руками и согнулся почти пополам над лежавшей перед ним картой: 'Я не знаю, какая разница, – простонал он. – Просто оставьте меня в покое'. У него снова дрожали руки.

Немного погодя Меллас сказал как бы в пустоту: 'Мы можем винить войну за приказы, это означает возлагать вину на кого-то ещё. Но за убийство нужно принимать ответственность на себя лично'.

– Не понимаю, что за хрень это означает, – сказал Гудвин.

– Я сам не понимал до последнего времени, – ответил Меллас. Он подумал о Поллини и том мёртвом солдатике у своего окопа, павших – или убитых – от его рук.

Фитч поднял голову: 'Обходного пути нет, если только не захочешь поднять бунт, – сказал он. – Я этого делать не собираюсь. Когда отсюда выберусь, я хочу пуститься во все тяжкие. В тюрьму я не хочу'.

Меллас поковырял мозоли на ладонях. Слегка пнул грязь и вздохнул. Он понимал, что Фитч прав. 'Хорошо, – сказал он, – давай посмотрим, какой шизанутый план ты придумал на этот раз, Джим'. Они с Фитчем переглянулись и засмеялись.

Гудвин покачал головой и присоединился к ним. 'Только я уже не буду грёбаным клином, Джек'.

***

Снова они прорабатывали безрадостные варианты. К 03:00 у них был план. Гудвин пойдёт вверх со вторым взводом по более узкой восточной стороне. Меллас со взводом, составленным из основной части новичков, остатков первого взвода, отделения третьего взвода и миномётного отделения, которое на данный момент оставалось только с винтовками, возьмёт на себя более широкий южный склон. Они пойдут в атаку вместе, юго-восточное плечо горы прикроет их от огня друг друга. Шулер возьмёт оставшихся морпехов из взвода Кендалла, который сейчас насчитывал не больше отделения, и шестерых новичков, чтобы прикрыть северный палец. Это для того, чтобы перекрыть огонь снайперов, на который они наткнулись во время первого штурма, и, в особенности, пулемёт, который выдал свою позицию, стреляя по вертушкам. Тыл наступающего взвода Гудвина окажется под его огнём. Кортелл возглавит отделение Коннолли. Фитч с командной группой расположится между взводами Мелласа и Гудвина и будет продвигаться за ними, чтобы, по крайней мере, иметь возможность видеть, что происходит. Рота 'дельта' прилетит, чтобы защитить КП батальона и поддержать продвижение огнём. Третье отделение первого взвода, возглавляемое Гамильтоном, вместе с Кротом и его вторым номером пойдут кругом на запад и будут уничтожать солдат СВА, которые побегут с горы, или помешают прибытию к ним подкреплений на случай, если атака захлебнётся.

Меллас назначил Джейкобса сержантом своего взвода и передал отделение Джейкобса Робертсону, командиру его первой огневой группы. Потом созвал всех командиров отделений вместе и повторил им задачу. Он считал, что будет лучше оставить отделения нетронутыми, даже если во всех из них оставалось по половине прежнего состава. Это, тем не менее, оставляло ему и Джейкобсу под командованием пять отделений вместо трёх.

Коннолли сглотнул от того, что на него взвалили ответственность за то, что осталось от третьего взвода, и за подавление пулемёта на хребте. Он пожалел, что он хороший командир отделения, а не плохой. Пожалел, что рядом нет Ванкувера, чтобы помочь. Пожалел, что у него так много совершенно зелёных ребят. Он пожалел, что не дома.

Меллас заметил его реакцию. 'Шулер, я знаю, что ты сможешь. Иначе я бы не дал его тебе'.

Коннолли перестал сглатывать, но после того, как Меллас закончил совещание, заговорил Кортелл: 'Я не собираюсь, – сказал он, – я не возьму отделение Шулера'.

Все молча воззрились на него.

– Назовите меня трусливым ублюдком, но я не полезу на гору из-за того, что один спятивший белозадый собирается въехать в генералы на моей чёрной жопе. Я не пойду, чувак, и я такой не один.

Никто не осуждал его. Его ранило в голову, он мог прыгнуть в птицу, которая днём привезла батальонный КП, но он остался.

– Ладно, Кортелл, – сказал Меллас. – Кому бы ты отдал отделение?

Кортелл ожидал другой реакции. Он смутился. Он посмотрел вокруг. Никто не проронил ни слова.

– Райдеру, – наконец, сказал он.

– Иди, позови его.

Кортелл заколебался. Потом сердито развернулся и пошёл к окопам.

Меллас чувствовал страх парней, столпившихся вокруг него в темноте. 'Те, у кого ещё есть отмазки не лезть на гору, могут их предъявить', – сказал Меллас.

Люди переминались с ноги на ногу и смотрели в землю. Заговорил Джейкобс: 'У Д-джермейна отпуск на носу и рука повреждена куском металлолома'.

– Прошу, Джейк, – сказал Меллас. – Пока меня не кокнули, хоть раз назови его осколком. – Все тихо засмеялись. – Кто ещё у тебя может обращаться с М-79? – спросил Меллас.

– Я сам его возьму, – ответил Джейкобс.

– Хорошо. – Меллас посмотрел вокруг. – Кто ещё?

Все молчали.

Подполз озабоченный Райдер. Волосы его были выжжены, брови опалены, и всё лицо смазано мазью. 'Лейтенант, я слышал, завтра мы идём в атаку. Кортелл говорит, что все спятили, а он сам собирается эвакуироваться'.

– Именно так, Райдер, – сказал Меллас.

Ожидание предстоящей атаки отличалось от ожидания предыдущих атак. Казалось, они уже растратили свои жизни впустую.

Меллас думал о девушках, которых хотел бы узнать поближе. Он вспомнил танцевальный вечер, организованный Бостонским клубом регби. Он приехал в Бостон из Принстона с двумя товарищами по команде. У товарищей были подружки в Рэдклиффе, одна из которых познакомила Мелласа со своей соседкой по комнате. Они надели смокинги, девушки – длинные платья. После бала поехали в дом на озере и сидели перед камином. Товарищи с подругами плавно перекочевали в спальни, оставив Мелласа один на один с девушкой. Он видел, как она опасается, что он окажется ещё одним животным из регбийной команды. Сам Меллас боялся, что она подумает, что он неуклюжий от того, что не знает, что делать. Они сидели, нервничали, не способные даже разговаривать друг с другом, и растратили впустую драгоценное мгновение. Мелласу хотелось дотянуться через Тихий океан и извиниться. Он не помнил её имени. Она не знала, что он сидит в окопе в шаге от гибели. Война разрывала жизнь на части и раскалывала, и не было вторых шансов, а все первые шансы были загублены. Ещё Меллас видел, как плачет Анна. В их последнюю ночь она повернулась к нему спиной. Отчего она плакала? Но сейчас он бы никогда не смог объяснить, что чувствует, объяснить, как ему больно, понять, почему она так поступила, извиниться за своё недопонимание или накричать на неё за её непонимание. Они были оторваны друг от друга, разлучены, и второй попытки не предвиделось.

Он видел, как скатывается с горы вместе с Поллини, видел аккуратную дырочку на темени Поллини. Потом вспомнил, как Басс остругивал дембельскую трость, как Ванкувер склоняется над ними с Гудвином в пустом блиндаже и говорит: 'Нагулянин ушёл тем путём'.

Как тем же вечером прошептал: 'Ты в порядке?' Он имел в виду Басса, Ванкувера и Поллини. А Джексон подумал, что Меллас имеет в виду его, и ответил, что в порядке. И Мелласу стало интересно, почему Джексон так сказал.

Радио прошелестело голосом Гудвина, вызывающего пост подслушивания. Даже перед атакой нудные задания войны шли своим чередом.

Висел густой, тяжёлый туман, когда ребята выстроились в линию на южной стороне Вертолётной горы. Мелласу казалось, что облака над ним сложились в шиферную плитку. Ребята были утомлены и полны отчаяния от ненормальности происходящего. И всё же все они проверяли боеприпасы, передёргивали затворы, готовясь принять участие в этой ненормальности. Словно ветераны роты, поддавшись безумию, решили совершить самоубийство. Меллас, больной от усталости, понимал теперь, почему солдаты бросаются на гранаты.

Он молча осматривал свой взвод. Многие ребята были ему незнакомы, зато другие были хорошими товарищами. Этому он подтягивал болтающуюся фляжку, того тянул за небрежно привешенную ручную гранату, – совершал обычную проверку, словно мать, что приводит в порядок детей перед тем, как отправить в школу.

Меллас услышал, как кто-то тяжело спускается к ним по склону. Призрачная фигура выступила из темноты тумана: М-16 на плече, бандольеры полных обойм на бронежилете. 'Ну что, Мэл, – сказал Хок, – где, нахрен, мой взвод?'

Меллас только покачал головой. Слова подводили его. Наконец, он сказал: 'Бери третью ватагу, Хок, вместе с Шулером. Оно не больше отделения. Мысль состоит в том, чтобы сбить снайперский огонь по тылу Шрама вон с того северо-восточного гребня. Там же установлен пулемёт. – Он достал карту и фонарик с красным стеклом. – Думаю, вот здесь, – сказал он, показывая на точку, которую вычислил. – Вероятно, тебе придётся зачистить несколько блиндажей. – Он посмотрел в пристальные тёмные глаза Хока. – Спасибо, что пришёл, Джейхок. Надеюсь, тебя, блин, не убьют'.

– Почему ты решил, что я возьму взвод, который не идёт на грёбаную гору? – Хок повернулся и пошёл к линии бойцов, выставив ладонь со скрюченными в ястребиные когти пальцами.

– Эй, лейтенант Джейхок, хотите, чтобы вам зад отстрелили? – сказал кто-то.

– Только если грёбаные гуки изобрели пулю, которой стреляют под землёй.

Хок заставил ребят посмеяться над смертью.

По рациям PRC-25 раздался голос Поллака: ' 'Браво-раз, -два и -три'. Выступаем'.

Рота уходила в чёрные джунгли, когда над головами заревела артиллерия и покрыла разрывами Маттерхорн, сотрясая землю. Вспышки от рвущихся снарядов глушились и смягчались туманом и приходили к глазам как блеклые мерцания.

Они проходили мимо Кортелла и Джермейна, гранатомётчика Джейкобса, которые, сидя на бревне, провожали их.

– Удачи, ребята, – искренне сказал Кортелл. Джейкобс поблагодарил. И ещё несколько парней. Никто не подумал о них плохо. Джермейн наблюдал, как мимо проходят товарищи, и молча покачивал головой, словно говоря самому себе: 'Я не пойду. Не в этот раз. В этот раз это безумие'.

Джермейн и Кортелл смотрели, как исчез последний боец. Почти три минуты они ничего не говорили. Потом заговорил Джермейн: 'Что-то как-то говённо на душе'.

– И у меня, – сказал Кортелл. Снова наступило молчание.

– Как ты думаешь, мы попадём на небо, когда умрём? – спросил Джермейн.

– Я ничего не думаю. Я верю, что Иисус позаботится о нас, когда мы умрём. – Кортелл посмотрел на Джермейна. – Когда верят, не раздумывают.

Джермейн немного подумал. 'А что если ты ошибаешься?'

Кортелл рассмеялся: 'Что если ты ошибаешься? Тебе всю жизнь было хуже, чем мне. Это я сделал удачную ставку, а не ты'.

– Я не сказал, что не верю.

– Нет, ты просто осторожничаешь и не делаешь выбора. Иисус не хочет, чтобы ты осторожничал. Ты никуда не попадёшь, если не решишься.

– Не хочу я никуда попадать, хочу только домой, на родину.

– Да-а, я буду там рядом с тобой, – сказал Кортелл. Он немного помолчал. Потом сказал, – Здесь каждый думает, что это для меня легко. Я был хорошим маленьким парнишкой с Миссиссипи, у которого маленькая глубоко верующая мамаша, и потому что я такой тупой деревенский ниггер с крепкой верой, то у меня уже и нет никаких проблем. Ну что ж, это не совсем так. – Он помолчал. Джермейн ничего не говорил. – Я видел, как моего друга Вилльямся сожрал тигр, – продолжал Кортелл. – Я видел, как моему другу Бройеру миной разнесло лицо в клочья. Так что же, как ты думаешь, я делаю по ночам? Сижу и раздумываю о добром Иисусе? Простираю руки к небесам и ору 'аллилуйя'? Знаешь, что я делаю? Знаешь, что я делаю? Я падаю духом. – Горло Кортелла вдруг перехватило, сдерживая слова. – Я падаю духом. – Он глубоко вдохнул, стараясь вернуть самообладание. Он выдохнул и тихо продолжил, держа себя в руках. – Я сижу и не вижу никакой надежды. Надежда умерла. – Кортелл видел мёртвых товарищей. – Затем на востоке небо становится серым, и ты знаешь, что я делаю? Я всё равно решаю продолжать верить. Пусть я знаю, что Иисус может оказаться лишь волшебной сказкой, а я – большим дураком. Я всё равно выбираю веру. – Он отвернулся от внутренних видений и вернулся к черноте окружающего его мира. – Это нелёгкая штука.

Взвод уже полностью втянулся в джунгли, когда Меллас увидел, как Джермейн, держа М-16, прошагал мимо него. Джермейн, ни слова не говоря, отдал винтовку Джейкобсу и взял гранатомёт М-79 и жилет, полный гранат. Джейкобс обернулся и при свете осветительной ракеты ухмыльнулся Мелласу. Джермейн, не оборачиваясь, прошёл дальше вперёд.

– Эй, Джермейн, – прошептал, наконец, Меллас во время остановки.

Джермейн, раздосадованный, обернулся.

– Не смотри так, мать твою, виновато, – мягко сказал Меллас. – Кортелл тоже пришёл?

– Угу. Грёбаный мудак начал молиться и попёрся, не спросивши, пойду я или нет. Поэтому я тоже попёрся. Грёбаный мудак.

– Ты или он? – спросил Меллас.

Джермейн рассмеялся: 'Будь я проклят, если знаю, сэр'.

– Ладно, я рад, что вы пришли, ребята. Надеюсь, ты ещё получишь свой отпуск.

– Я тоже, сэр.

Они снова двинулись в путь. Меллас поставил Робертсона в голове вместе с Джермейном и тремя новичками, зная, что Робертсон и Джермейн вместе взбирались на Скай-Кэп и были не разлей вода. Они вдвоем, наверное, справятся с салагами. Новички вздрагивали при малейшем звуке. По мере приближения к Маттерхорну, заградительный огонь артиллерии звучал всё громче и громче. Подходя к краю джунглей, Робертсон донельзя замедлил шаг. Вся колонна ждала, когда отделение Робертсона продвинется вперёд, ощупью двигаясь к опасным открытым секторам обстрела, которые сама же рота 'браво' и расчистила.

Постепенно с наступлением зари туман посерел. Робертсон поднял руку. Он обернулся и что-то прошептал, чего Меллас не расслышал из-за грохота артиллерии. Меллас понял, что они подошли к краю леса. Пригнувшись, он пробрался вперёд. Робертсон лежал на животе в метре от расчищенной земли и всматривался.

Перед ними поднимался Маттерхорн, теперь безобразный и бесплодный, окутанный дымом артиллерии. Меллас видел большой проход, проделанный ими в заграждении из колючки во время предыдущей атаки. Он видел также бывшие блиндажи первого взвода. Он развернул взвод на длинном рубеже атаки в пределах джунглей и радировал Гудвину сомкнуться с ним. Когда Гудвин сообщил, что сомкнулся с правым флангом Мелласа, Меллас радировал Фитчу и доложил, что они на исходной линии.

Ребята лежали на земле, выставив винтовки вперёд, и потели, кое-кто нервно прихлёбывал 'Кул-Эйд' из фляжек. Артиллерия прекратила обстрел. Они слышали, как на вертушках прибыли остатки роты 'дельта', которую встретила беспорядочная винтовочная стрельба. Меллас по-прежнему чувствовал страх. Он с тревогой наблюдал за горой. Артиллерия была бесполезна против укреплённых позиций. Хорошо сработаны блиндажи, с сожалением подумал он. Теперь всё зависело от того, смогут ли самолёты снести их напалмом и 250- или 500-фунтовыми бомбами.

Они ждали. Ничего не происходило. Страх полностью овладел Мелласом, и он потянулся к трубке: ' 'Браво-шесть', это 'браво-пять'. Где грёбаные крылья со 'змеями' и напалмом? Приём'.

– Предполагаю, что на подлёте. У них проблемы с погодой. Не видят гору и летят слишком быстро, чтобы рискнуть и спуститься ниже.

– Блядь, – прошептал Джексон.

Меллас радировал Гамильтону, который продолжал двигаться на запад к позиции, на которой его отделение будет отрезать подкрепления СВА и солдат, отступающих с Маттерхорна. Движение было страшно медленным. 'Шевелите булками', – свирепо сказал Меллас.

Гамильтон принял.

Меллас лёг поближе к Джейкобсу и Джексону. Ждали. Мелласу снова захотелось облегчиться по-большому. Было такое ощущение, что кишечник полон мокрыми бумажными салфетками.

Джексон чувствовал, как рация вдавливает грудь в землю. От этого стало трудно дышать, но в то же время было хорошо, что его так тесно прижали к почве. Странное насекомое проползло перед носом. Джексону пришло на мысль, что в мире насекомых события сегодняшнего дня останутся незамеченными. Его мозг переключился на родину, на семью, на соседей в Кливленде. Вот он несёт обед отцу в принадлежащую Мо мастерскую 'Колёса и покрышки'. Вот матушка пересмеивается с клиентами, укладывая им причёски в парикмахерской Билли 'Стрижка и завивка'. Как и насекомое, они тоже жили в другом мире.

Меллас опять связался с Гамильтоном. Тот по-прежнему был в нескольких сотнях метров от точки назначения. Это рассердило Мелласа, и он не преминул сообщить об этом Гамильтону. Он связался с Фитчем: 'Чёрт возьми, где наши сраные самолёты?'

– Я не знаю, 'пятый'. Конец связи, – оборвал Фитч.

Меллас отполз назад. Джексон за ним. Они медленно двинулись позади длинной линии морпехов. 'Ожидаем 'змей' и напалм, – говорил Меллас парням, касаясь их плечей. – Мы ждём самолёты. Они сожгут гору бомбами ко всем чертям'. Парни стали менее напряжены. Они с Джексоном добрались до Кортелла. Кортелл посмотрел на Мелласа: 'Я спятил, лейтенант. Я спятивший идиот, собирающий хлопок'.

– Я тоже так думаю, – сказал, ухмыляясь, Райдер.

– Эй, чувак, – ответил Кортелл. – Здесь думаю я. Тебе, наверное, показалось, что ты командир отделения.

Райдер улыбнулся и пожал плечами.

Джексон опустился на колени возле Кортелла, и оба занялись замысловатым приветствием, торжественно глядя друг на друга. 'Эй, брат, мы в настоящем кошмаре', – сказал, наконец, Джексон.

– Просто верь в бога, – сказал Кортелл. Оба понимали, что слова, которыми они обменялись, могут оказаться последними. – Но и держи свою херову винтовку подальше от грязи. – Они снова соприкоснулись руками, и Джексон ушёл вслед за Мелласом вдоль линии.

Меллас и Джексон вернулись на своё место рядом с Джейкобсом. На горе стояла мёртвая тишина. Воздух не колыхался. Истончающийся артиллерийский дым слегка окрашивал размётанную глину в серый цвет.

Джейкобс открыл упаковку 'Чу-Чу Черри', высыпал тёмно-красные кристаллы на ладонь и закинул в рот. Ладонь покраснела там, где пот растворил кристаллы. Он передал упаковку Джексону, который отсыпал себе немного. Губы Джексона стали красновато-фиолетовыми.

Зашипела рация: 'На подлёте 'фокстрот-виски'. Пригните херовы головы. Приём'. Сообщение передали по цепочке. Затем в уши ударил стремительный визг, и огромная масса истребителя-бомбардировщика 'Фантом' пронеслась так низко над головой, что они почувствовали турбулентный шлейф. Самолёт исчез за вершиной горы. Когда замер его звук, послышалось тарахтение одинокого автомата.

– Как же так – они ничего не сбросили? – спросил Джейк. Он достал фотоаппарат 'Инстамтик'.

Меллас пожал плечами.

Над ними пронёсся второй самолёт. Бомбы 'снейк-ай' – четыре крошечных яйца, тёмных на фоне серого неба, – вывалились из его нутра. Бомбы распустили четырёхлепестковые хвосты, и те приостановили их быстрый полёт, позволив самолёту безопасно миновать опасность до их падения на землю.

Бомбы взорвались на другой стороне горы, не причинив вреда. Меллас постоянно висел на рации: 'Тупые мудаки бомбят не то место. Передай им, пусть сбрасывают 'пятисотки'. Приём'.

– Слышу тебя, 'браво-пять', – отвечал Фитч. – Передадим. Конец связи.

Ещё один 'Фантом' загремел над головой. Меллас в недоумении наблюдал, как ещё четыре бомбы безобидно пропали из вида.

– Чёрт возьми, Шкипер, они мажут по грёбаной горе! – заорал Меллас.

Гудвин тоже висел на рации: 'Пожалуйста, ради всего святого, скажи им, что они бомбят не те цели. Если они не разобьют эти блиндажи, то нас размажут. Приём'.

Меллас откинулся на землю. Опять с оглушительным рёвом самолёты пролетели над головой. Опять впустую потратили драгоценный груз на джунгли.

Джейк обернулся и посмотрел на Мелласа дикими от разочарования и страха глазами.

– Какого хрена я-то могу поделать? – почти заорал не него Меллас.

Фитч умолял радиста капитана Бэйнфорда. В конечном счёте, сам Бэйнфорд взял трубку: 'Сообщаю, что один из лётчиков докладывает о втором заходе. Приём'.

– Мне всё равно, пусть докладывает хоть о том, что разнёс патронный завод Славной революции. Вы по цели не попадаете. Приём.

– Послушай, 'браво-шесть', попробуй посмотреть на вещи с их перспективы. Они летят со скоростью пять сотен миль в час, стоит туман. Да это адская работа. Приём.

– Ты наведёшь их на грёбаную цель или я открою по ним огонь, и да поможет мне бог. Приём.

– Мы посмотрим, что можно сделать. 'Большой Джон-один-четыре' – конец связи.

Пролетел один самолёт, лишь в нескольких сотнях метров над ними. Вывалились два длинных сосискообразных цилиндра. Это был напалм.

Перелетев со скоростью 500 миль в час через вершину горы, цилиндры упали неизвестно где и бессмысленно выжигали джунгли горящим желеобразным химсоставом. Прилетел второй самолёт. Одна из его канистр упала на вершину горы как раз посередине круга блиндажей. Оранжевое пламя вперемежку с чёрным дымом прокатилось по тёмной почве посадочной площадки Маттерхорна. Вот только выжигать на ней было нечего.

Меллас схватился за трубку. Он отключился с ротной частоты. Он перешёл на частоту батальона и заорал: 'Чёрт вас подери, скажите же этим тупым засранцам сбрасывать за двести метров. Повторяю. Сбрасывать за двести метров!'

– 'Браво-пять', это 'Большой Джон-три'. Очисти эфир. Мы контролируем самолёты. Они докладывают, что последний сброс попал в цель. А сейчас освободить частоту. Это приказ.

– Чёрт побери, говорю вам, они ни хрена не видят. Я же здесь! Они бомбят не ту цель! – Меллас перевернулся и застонал.

Снова прилетели два самолёта, и снова напалм бесполезно пролился в нескольких сотнях метров к северо-западу от горы. После этого они больше не появились.

Хриплый голос Фитча раздался на частоте роты: 'Вот и всё. Погода их отшила. Была ещё одна стая на базе, но 'Большой Джон' говорит, их трогать не будут. Слишком опасно в такую погоду'.

Наступила пауза.

– Слишком опасно, – сказал Меллас как бы сам себе.

Снова заговорил Фитч: 'Ладно, получилось, как получилось. Авиации больше не будет. Шоу кончилось. Выходим. Приём'.

– 'Браво-раз' принял, – сказал Меллас и отдал трубку Джексону. Гудвин подтвердил, а также Хок.

Меллас поднялся.

Руки дрожали. Кровь клокотала в горле, и каждый её толчок причинял боль. Бёдра так ослабели, что едва удерживали колени, чтоб те не подогнулись. Пустые внутренности пучило желанием избавиться от водянистых фекалий. Он подал сигнал и пошёл вперёд к обнажённости горного склона. Остальные двинулись вместе с ним, покидая заросли единой нестройной линией.