Маттерхорн

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Вибрировала палуба вертолёта; они сидели, привалясь спиной к тонкому металлу, который отделял их от нескольких тысяч футов пустого пространства. Полёт от Скай-Кэпа до военной базы 'Вандегрифт' напоминал волшебство. Покрытые джунглями горы, на пересечение которых уходили недели, проносились внизу под ними за считанные минуты.

Ванкувер думал о том, прислан ли ему, наконец, азиатский меч и термозащитное одеяло. Коротышка мечтал об отпуске в Сиднее и размышлял, в чём на самом деле состоят отношения с женщиной. Хок думал о том, что этот выход в лес мог бы стать последним для него и удастся ли выцыганить работу в тылу. Фитч прокручивал события долгого похода и готовил аргументы, болезненно тревожась о вероятности позорного отстранения от командования. Кроме того ему хотелось сбросить грязную одежду и принять душ. Китаец подсчитывал количество людей, стоящих перед ним в наряд по камбузу, и прикидывал, что можно сделать, чтобы проскочить без очереди до того, как рота вылетит на следующее задание. Ему нужно было время в тылу на оргвопросы. Поллини опустился на колени над пробитым отверстием и смотрел, как мелькает внизу ландшафт. Он думал о том, вспоминают ли о нём его братья и сёстры. Кэссиди хотел спать – спать и только спать и забыть о том сраме, когда один из его подчинённых вознамерился убить его. Гудвину хотелось напиться. Того же хотелось Ридлоу, Бассу, Шеллеру, Райдеру, Тилману, Поллаку, Гамбаччини, Джермейну и многим-многим другим. Джексон хотел нажраться вусмерть, так же как и Крот, Кортелл, Бройер, Мэллори, Джейкобс, Фредриксон, Робертсон и Релсник. Янковиц ощупывал грязный красный шёлковый шарф, который сунул в карман, не желая его видеть, но и не желая выбрасывать. От шарфа всё ещё пахло духами Сюзи. Всё равно как, ему просто хотелось забыть, где он был.

Мелласа, оставленного с отделением на месте, чтобы встретить на позиции роту 'килоу', преследовало видение перемазанного соплями искажённого лица молоденького вьетнамского солдата. Он думал, во-первых, о том, зачем паренёк оказался там один, и о том, есть ли вероятность для него остаться в живых.

Пока рабочие лошадки-вертолёты, рокоча, сновали между ВБВ и Скай-Кэпом, подвозя свежих бойцов роты 'килоу' и забирая потрёпанных ребят роты 'браво', полковник Малвейни возвращался с совещания в Донгха.

Глупая операция по оцеплению района закончилась, и Малвейни был озабочен, как он говорил, тем, чтобы 'вынюхивать и гадить': перекрытием потока поставок СВА в долину Ашау и к Данангу, вытеснением СВА из плодородных равнин на востоке и охранением шоссе ?9, единственной дороги, идущей от побережья через горы в Кхесань и Лаос. Если б СВА в ненастный день двинула по дороге танки, ситуация оказалась бы 'старуха, дверь закрой'.

– Это 'браво' возвращается со Скай-Кэпа, капрал Эдегор? – спросил Малвейни у водителя.

Эдегор, проезжая мимо групп по два и три человека, устало бредущих по грунтовке, замедлил джип. Когда они миновали морпеха в австралийской полевой шляпе с подвёрнутым кверху правым полем и обрезанным пулемётом, Эдегор сказал: 'Это они, сэр. Вон Ванкувер, парень, который завалил засаду'.

– Остановись вон за теми ящиками.

– Слушаюсь, сэр. – Эдегор свернул джип с дороги и остановился. Малвейни наблюдал, как мимо прошли два парня без штанов, они шли вразвалку, чтобы не раздражать пятна стригущего лишая, покрывшего их от пояса до щиколоток. Его опытный глаз заметил и тропическую язву на руках и лицах, и плохое состояние миномётов, и то, как истлевшая форма болтается на исхудалых телах.

– Заглушить двигатель, сэр?

– Нет. Поехали.

До встречи с ротой 'браво' Малвейни рассказывал Эдегору одну из лучших своих морских историй. Он её не закончил и на обратном пути до штаба полка молчал. Во время совещания он говорил мало. Вплоть до самого конца обсуждения, чья очередь выставлять роту на дежурство 'Белоголовый орлан' и 'Ястреб-перепелятник'. 'Белоголовый орлан' – это рота в постоянной боевой готовности, в полном вооружении располагается на краю взлётной полосы ВБВ. Она находится там неотлучно, чтобы в любой момент усилить какое-нибудь попавшее в беду подразделение или чтобы развить тактическое преимущество. 'Ястреб-перепелятник' – взвод той же роты для более мелких задач, например, вытаскивать разведгруппы из беды. Никому не нравилось такое дежурство. Имитируя бурную деятельность, морпехи проводили дни, охваченные постоянной тревогой, оттого что в любой момент роту могли бросить в бой.

– Последними были мы, сэр, – сказал командир третьего батальона.

– Значит, твоя очередь, Симпсон, – сказал Малвейни.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Симпсон, записывая в зелёный блокнот, явно расстроенный, так как оставался только с тремя ротами.

После совещания Малвейни, увидев, что Симпсон и Блейкли собираются выходить, подошёл к двери. 'Почему б тебе не зайти на глоток, Симпсон?' – сказал он.

Блейкли, которого не приглашали, нервно потушил сигарету.

– Со всем удовольствием, сэр, – ответил Симпсон. – Когда будет удобно?

– Да хоть сейчас. – Малвейни вышел.

Когда Симпсон раздвинул полы его палатки, Малвейни разливал бурбон 'Джефферсонз резерв' по двум стопкам. 'Разбавляешь?' – спросил он, открывая маленький холодильник. Симпсон сказал, что будет пить неразбавленный.

Себе Малвейни добавил немного воды. Он поднял стаканчик. 'За морскую пехоту', – сказал он.

– За морскую пехоту, – отозвался Симпсон. Он одним движением опрокинул напиток и, силясь сообразить, что натворил, нервно утёр ладонью губы.

– Садись, садись, – Малвейни подвинул стул. Симпсон сел. Малвейни налёг на стол. Он сделал ещё один медленный глоток и посмотрел на Симпсона. – Мы участвуем в хреновой войне, – сказал он медленно. – В хреновой маленькой войне, которая раздирает на части то, что я так люблю. Ты любишь корпус морской пехоты, Симпсон?

– Так точно, сэр, люблю.

– Я имею в виду, ты действительно его любишь? С мыслью о нём ложишься спать, с мыслью о нём просыпаешься утром? Замечаешь его кислую сторону; видишь, когда он болен и выжат, а не только когда покрыт славой? Думаешь ли ты о нём всё время? Или думаешь только о том, куда он тебя приведёт?

– Ну, сэр, я…

– Нет-нет. Я сам скажу тебе, Симпсон. Ты думаешь только о том, куда он тебя вознесёт. Ты используешь его. Либо так, либо позволяешь другим использовать себя так, чтобы их забросить куда-нибудь. И я не знаю, что хуже.

– Я, э-э…

– Заткнись.

– Да, сэр.

– И не переживай. Это мои пять центов. И от них ничего не перепадёт в твоё сраное личное дело.

Малвейни подошёл к фотографии, висящей в рамке на стенке. На ней был запечатлён взвод морской пехоты в летней униформе в один из холодных, дождливых дней. Надпись на ней гласила: 'Новая Зеландия, июль 1942 года'. Малвейни кивнул на неё. Не глядя на Симпсона, он тихо сказал: 'Половина из этих парней мертва. – Он помолчал. – Многие по моей вине'.

Он повернулся к Симпсону. 'Америка использует нас как шлюх, Симпсон. Когда она хочет хороший перепихон, она сыплет деньгами, – и мы даруем ей миг славы. Потом всё кончается, и она сливается через чёрный ход, делая вид, что нас она знать не знает. – Малвейни помешал в стакане лёд и посмотрел, как он тает. – Да, мы шлюхи, – продолжал он, словно бы про себя. – Я согласен с этим. Но мы хорошие шлюхи. Мы хорошо трахаемся. Мы любим свою работу. Так что клиенту потом становится стыдно. Поэтому лицемерие всегда было частью нашей профессии. Мы это знаем. – Малвейни, прищурив глаза, посмотрел на Симпсона. – Но на сей раз клиент не настроен трахаться. Он хочет поиграть в лошадки и заходит с чёрного хода. И ездит на нас по комнате, накинув узду и погоняя плетью и шпорами. – Малвейни покачал головой. – А мы для такого не годимся. Это расстраивает нам желудок. И это нас разрушает'.

Малвейни замолчал. Симпсон перевёл взгляд с бутылки на столе на свой пустой стакан.

– Ты видел сегодня роту 'браво', когда они вернулись? – спросил Малвейни.

– Я разговаривал со шкипером, лейтенантом Фитчем, сэр.

– Ты видел их, Симпсон? – голос Малвейни зазвенел.

– Нет, сэр.

– Они выглядели как дерьмо.

– Да, сэр. Я немедленно этим займусь. Поговорю с лейтенантом Фитчем. Я уже думал снять его, ещё когда он сидел на Маттерхорне.

– Дело не в Фитче, Симпсон. – Малвейни глубоко вздохнул и отхлебнул. – Их поимели. Жестоко. Сколько они пробыли в лесу?

– 'В лесу' вы имеете в виду на базе огневой поддержки с выполнением задач по штатному патрулированию или действительно в джунглях на боевой операции?

– Я имею в виду, сколько времени без положенного питания, без регулярного сна, без обеспечения безопасности, без душа и витаминов?.. – Последние слова вопроса прозвенели обвинением. – Мне нет дела, каким боком ты этим займёшься, но завтра вечером я лично проверю мусорные баки роты 'браво', и я хочу, чтобы они были полны апельсиновыми корками и яблочными огрызками.

Симпсон достал зелёный блокнот и что-то записал.

– Чёрт побери, Симпсон, убери блокнот. Если ты этого запомнить не можешь…

– Слушаюсь, сэр, – Симпсон спрятал блокнот в карман.

Малвейни отвернулся. Заговорив, он снова обращался к фотографии. 'Симпсон, я устал. Я устал от того, что меня используют. Убивать ради платы и политики – само по себе проституция, но меня тошнит убивать в таком духе. Страдает моя душа или что там от неё осталось. – Он медленно повернулся и выставил толстый указательный палец в сторону Симпсона. – Но ты, ты и твой долбанутый Третий, на сей раз вы в ряду клиентов. И дай мне кое-что тебе сказать. Будь я проклят, если позволю своим войскам играть в игры грёбаного клиента, пусть даже в них играет само начальство'.

Малвейни тяжело дышал, лицо его пылало. Он навис над столом. 'В следующий раз, докладывая мне о том, что одна из твоих рот в хорошей форме перед тем, как я отправлю её на задание, боже тебя упаси лгать мне. А теперь убирайся отсюда. Свободен'.

Симпсон надел фуражку и, дрожа, вышел.

С криком отчаяния Малвейни смахнул пустые стаканы со стола. Он сел и смотрел, как ото льда на полу растекаются лужицы. Потом подошёл к фотографии на стенке и долго стоял перед ней.

Меллас прилетел с последней вертушкой. Так же как вся его команда, он молча шаркал ногами от усталости словно в тумане. Особенно плохое пятно его тропической язвы сочилось гноем. Он утёр его о штаны, смешав с накоплениями предыдущих недель. Штаны свободно болтались на бёдрах. Он потерял двадцать пять фунтов. Он был боевым морпехом. Они с командой шагали так, словно зона высадки принадлежала только им, но они этого не сознавали. Меллас чувствовал, что заболевает.

Они подошли к палатке снабжения. Группки парней из других взводов расположились перед ней прямо на сырой глине и пили пиво. Меллас откинул тяжёлую брезентовую полу и вошёл внутрь. Там оказались Фитч, Хок, Кэссиди и Кендалл и с ними новый второй лейтенант. Лейтенат-новичок посмотрел на Мелласа и, словно стремясь угодить, улыбнулся. Меллас, измотанный, оборванный, с падающими на воротник волосами, на улыбку не ответил.

– Лейтенант, – сказал Кэссиди, – похоже, вы могли бы принять на грудь пивка. – Он нырнул под стол и достал заржавленную банку 'Блэк Лейбл'. – Простите, это всего лишь 'Чёрная Мейбл', но хороший товар перехватывают в Дананге. – Он сделал два треугольных отверстия в банке и подал пиво Мелласу. Меллас припал к банке. Пиво было тёплым, но в нём ощущался вкус добрых воспоминаний. Пиво текло в горло, он чувствовал лёгкое покалывание углекислого газа. Он прикончил банку и вздохнул. – Спасибо, комендор. – Кэссиди уже открывал для него следующую банку.

Фитч опять выглядел довольно опрятно. Волосы пострижены и аккуратно расчёсаны на косой пробор, на плечах новенькая полевая форма. Хок тоже был чист, но не в его натуре было выглядеть опрятным. Меллас заметил на нём планки первого лейтенанта.

– Хочу познакомить тебя с Полом Фракассо, – быстро сказал Фитч. Меллас кивнул новичку в морпеховских очках, присланному на усиление из основной школы спецподготовки. Меллас заметил, как Фитч переглянулся с Хоком. Вдруг он понял. Они собираются отдать его взвод этому парню. Хока переводят в другое место. Меллас ничего не сказал. Ведь как раз этого он и хотел. Даже забрасывал удочку Блейкли насчёт этого дела тогда, на Маттерхорне. Теперь семя дало плоды, но у него защемило сердце. Он и понятия не имел, что почувствует то, что почувствовал.

– Где Шрам? – спросил Меллас, скидывая рюкзак на пол.

– В Куангчи получает денежное довольствие на роту, – сказал Хок.

– Ах, да. Я почти забыл, что мы за это получаем плату. – Меллас, надолго припав к банке, прикончил пиво. – Итак, давайте, покончим разом. – Он понимал, что с его стороны это несправедливо, но был обижен на новичка как чёрт.

– Правильно, – сказал Фитч сквозь зубы. – Э-э, Фракассо примет твой взвод. А ты теперь замкомроты, 'браво-пять'. Я подумал, ты справишься лучше Гудвина.

– Прекрасно. Спасибо. – Меллас сел на ящик из-под боеприпасов и принял следующую банку из рук Кэссиди. – Куда тебя переводят, Хок? – спросил он.

– 'Третьим-зулу'.

– Чyдно, – сказал Меллас и отхлебнул пива. Это значило, что Хок будет работать на Блейкли в качестве штабофицера в центре управления батальона. Блейкли не дурак, это точно. – Поздравляю с повышением.

– Моё время в вонючем лесу вышло, – сердито заявил Хок.

– Я и не говорю, что не вышло, Тэд, – Меллас осушил банку. Кэссиди, сверкнув огоньком в глазах, передал ему другую. – Спасибо, комендор, – сказал Меллас.

– Продолжай, – сказал Хок Фитчу. – Лучше сказать ему всё, пока он не расклеился нахрен.

– Всё?

– Нас назначили на дежурство 'Белоголовый орлан' и 'Ястреб-перепелятник', – сказал Фитч.

– Что-то типа сраного Бэтмена и Робина?

Фитч улыбнулся, наблюдая, как Меллас пьёт очередное пиво. 'Это кодовое название для роты морпехов, которая дежурит у взлётной полосы. Если кто-нибудь вляпается в дерьмо, нас бросят 'разруливать' ситуацию'.

– Ты ведь это не серьёзно, – очень тихо сказал Меллас.

Взгляд в лицо Фитча доказал, что тот настроен именно серьёзно.

Меллас так стиснул зубы, что чуть не сломал их. 'Мои грёбаные бойцы не могут больше идти, – сказал он. – Я не могу больше идти. – Он поднялся и в сердцах пнул рюкзак. Пол под ногами закачался.

Раздался звук откупоривания пива, и Кэссиди запустил банку по столу к краю, у которого стоял Меллас.

– Выпейте пива, лейтенант. Оно сгладит углы.

Меллас уставился на пиво, наблюдая, как пена медленно сползает с банки на стол. Он так устал. 'У парней много пива?' – спросил он.

– Много, – ответил Хок. – Скажи спасибо комендору Кэссиди. Он за собственные деньги закупил кучу ящиков для каждого отделения.

Широкий жест тронул Мелласа. 'Спасибо, комендор', – сказал он.

Кэссиди хмыкнул. 'Не могу оставить ребят без пива. Если тебе хватает возраста, чтобы убить человека, то должно хватать возраста и для того, чтобы выпить'.

Меллас проглотил пиво. 'Сколько времени торчать нам в блядском 'Белоголовом орлане'?'

Фитч пожал плечами. 'Не могу сказать. До тех пор пока мы не понадобимся полку где-нибудь ещё, а тогда уж забросят в самое пекло. Полковник считает, что это даст нам передышку'.

Меллас хотел спросить у Фитча, как просиживание на краю взлётной полосы в ожидании, когда какая-нибудь толстая жопа нажмёт на волшебную кнопку и забросит роту в самую гущу сраной заварухи, может считаться передышкой. Но решил не утруждаться. Он хотел лишь одного – больше всего на свете – принять душ. 'Тут есть чистая одежда?' – спросил он. Кэссиди показал на несколько открытых ящиков, выставленных у стенки палатки. Палатка как-то сомнительно закачалась вокруг Мелласа, когда он сделал шаг к одежде.

– Пол немножко скользкий, лейтенант? – хитро спросил Кэссиди.

– Ты напоил меня, мать твою, – сказал Меллас. Мгновение – и он обнаружил Кэссиди. – Мне крышка. – Он снял старую одежду, нимало не беспокоясь о том, чтобы снять ботинки. Посмотрел на свои зелёные трусы и бросил их в мусор, к пивным банкам. Он постоял голым на виду у всех, с одними собачьими жетонами на желтоватой шее. Его поразило, насколько беззащитно его тело.

Кэссиди бросил ему комплект новой полевой формы. По сравнению с формой на полу у его ног она оказалась жёсткой, тяжёлой, со странно яркой маскировкой. Он надел брюки, не заботясь о нижнем белье. Его изумило, насколько исхудала его талия, как сильно проступили рёбра.

– Да, Меллас, – сказал Фитч, – нужен боец из первого взвода в наряд по камбузу на следующие две недели.

– Хвала господу, – сказал Меллас, – можешь взять Недолёта, пока он не прикончил кого-нибудь. – Он повернулся к Фракассо. – Пошли, Фракасси, или как там твоя херова итальяшкина фамилия, представлю тебя твоему взводу.

Руки Симпсона ещё подрагивали, когда он наливал очередную порцию бурбона и рассказывал Блейкли, что произошло. Блейкли саркастически смеялся: 'Он сказал вам, что это не попадёт в личное дело, конечно. Он не будет рисковать звёздочкой. Только не теперь. Зная его и его грёбаный потерянный взвод во время Второй мировой. Взгляните на цифры, полковник. У нас самое высокое в дивизии соотношение людей на позициях к тем, кто в тылу. Мы первые среди батальонов по количеству человеко-дней в месяц на участие в боевых операциях. Наши показатели по запросам Конгресса стремятся к нулю. Наше соотношение потерь растёт с того самого момента, когда я прибыл на борт. И я не думаю, что нужные люди в дивизии и Третьем экспедиционном соединении МП об этом не знают. – Блейкли снова рассмеялся. – Если он напишет на вас докладную, мы возьмём статистику и вышвырнем его в отставку'.

Симпсон принуждённо улыбнулся: 'Наверное, мне не стоит быть таким мнительным'.

– Беспокойтесь о показателях. Вот о чём беспокоятся имеющие значение люди. Малвейни – это анахронизм. Яблоки, апельсины. Херня.

Оба дружно рассмеялись.

Меллас в новой форме, на которой ещё виднелись все складки, повёл Фракассо к плоскому участку грязи, окружавшему одинокую палатку, рассчитанную на десять человек. Были ещё только две палатки такого же размера, по одной на каждый из оставшихся двух взводов. Значит, свыше ста человек несчастных низших чинов и меньшего значения оставались под дождём. Некоторые соорудили себе палатки, как будто всё ещё находились в лесу. Другие просто побросали рюкзаки, бронежилеты, оружие, заняли по крошечному кусочку сырой глины и начали пить. Меллас понимал, что большинство из них будет слишком пьяным или под кайфом, чтобы устанавливать палатки, и уснёт под дождём. Но пьяные или под кайфом, они, по крайней мере, получат полноценный сон.

Меллас подошёл к Гамильтону, Коротышке, Фредриксону и Бассу. Он представил Фракассо и сказал, что его самого ставят на должность замкомроты вместо Хока. Басс принял новость с апломбом профессионала: натаскивать ещё одного новенького лейтенанта. Меллас знал, что командиры отделений воспримут новость не так однозначно. Они невысоко ценили нужды корпуса МП в обеспечении понюхавших порох офицеров более высокими должностями. Уж если есть один проверенный, они б за него и держались.

Меллас крикнул 'Командиров отделений ко мне!', и ребята, кто лёжа на спине и уже захорошевший, счастливо вторили призыв в серое небо.

Янковиц пришёл первым. 'Слышал, вы нас покидаете, лейтенант?' – сказал он.

– Угу.

– Что ж, – Янковиц заколебался. – Поздравляю с повышением.

– Это не повышение, Янк. Жалованье остаётся прежним. Может быть, у меня будет больше перерывов на кофе, когда мы будем на марше, но я по-прежнему буду шагать рядом с вами, парни.

– Так было бы пристойно, сэр.

Меллас почувствовал себя полным дерьмом. Но то был шанс продвинуться. Стать заместителем командира роты в самом начале службы давало достаточно времени, чтобы рассчитывать на роту.

К ним подошёл Коннолли со слегка осоловелыми глазами и с банкой пива в руке. 'Ну, и что это за новый лейтенант?' – чуть ли не потребовал он.

Меллас на секунду задумался. Не хотелось подставлять парня, сболтнув чего не надо. На пальце Фракассо он заметил кольцо Военно-морской академии, значит, можно судить, что кадровый. Сразу за Коннолли пришёл Джейкобс с глупой улыбкой на лице. А Меллас-то надеялся, что у Джейкобса хватит мозгов не пыхать там, где могут повязать. Ведь это означало гауптвахту и автоматическое увольнение из армии с лишением всяких льгот.

– Хорошее настроение, Джейк? – спросил Меллас, вымучивая слабую улыбку одними уголками рта.

Джейкобс тут же слегка сдулся: 'Х-хорошее, сэр'.

Меллас улыбнулся на серьёзную мину Джейкобса. 'Теперь, когда я получил власть, если кого-нибудь из вас, шутников, хоть одного загребут на губу из-за того, что курил травку, я попорчу вам квоты на отпуск и отправлю на Окинаву, к кадровым'.

Все рассмеялись.

– Так что это за новый лейтенант? – снова спросил Коннолли.

Меллас помесил ботинком грязь: 'Я думаю, парни, вам выпал кадровый. Но я думаю, что он будет что надо'.

– Грёбаный кадровый, да? – сказал Коннолли. Все посмотрели на новичка-лейтенанта, что-то живо обсуждавшего с Бассом. Басс и Фракассо заметили это и подошли. Меллас понимал, что следующие пять секунд могут оказаться из череды самых важных в жизни Фракассо. Уж во всяком случае, они могли сулить ему карьеру и, может быть, даже жизнь. В следующие пять секунд вот эти три подростка решат, будут ли они работать с ним или нет.

Фракассо явно нервничал. Три командира отделений пялились на него безо всякого намёка на радушие.

Меллас прочистил горло: 'Ну что ж, наверное, мне следовало бы произнести цветистую прощальную речь, но раз в три дня я буду горбатиться вместе с Бассом позади этой кучки засранцев, поэтому я решил, что не буду. – Меллас удивился тому, что язык плохо слушается. – Я, э, буду по вас скучать. – Он не мог поднять на них глаза. – Вот лейтенант Фракассо. Он меня заменит'.

Меллас, указывая на каждого, представил командиров отделений.

– Жаль вас здесь видеть, сэр, – сказал Коннолли. – Я-то уже на двузначных цифрах перед тем, как унесу отсюда задницу. Мой оставшийся срок так короток, что надо становиться на каску, чтобы поссать.

Казалось, Фракассо немного смутился, но тут же протянул руку для рукопожатия: 'Это тебе жаль. Подумаешь. У меня-то больше года'.

Коннолли, а за ним Янковитц и Джейкобс, протянули руки. Фракассо прошёл проверку. Меллас был доволен. Он-то думал, что будет ревновать. У взвода всё будет нормально. Он и не подозревал, что привязался к этим парням.

– Ещё одна вещь перед тем, как уйду и Фракассо останется с вами насовсем: пусть все помоются. Там у реки есть пункт водоснабжения. Вам, как командирам отделений, пока сами не нажрались и не утопли, проследить, чтобы каждый туда дошёл.

***

Через два часа Меллас сидел в грязи, держа в руке тёплое пиво. В теле чувствовалась странная лёгкость после помывки. Он впервые помылся после приезда во Вьетнам. Небольшая морось охлаждала и освежала лицо. Казалось, он чувствует каждую капельку.

Было темно, вокруг себя он видел, как смутные тени отделялись от маленьких дружеских кружков и отходили отлить. Затем фигуры возвращались, брели от кружка к кружку, разыскивая свой, и снова присаживались к небольшой массе тёмных теней. Меллас подумал, что так же было и у Чингисхана, и у Александра. Меллас мог бы присоединиться к остальным офицерам и штабным в палатке снабжения, но чувствовал желание побыть со взводом. Он испытывал новое чувство товарищества к этим ребятам. Он понимал, что это сентиментально, даже слащаво, и потому старался не поддаваться чувству потери, которое он испытывал, поднявшись на одну ступеньку по иерархической лестнице.

Страшно болела голова, он постоянно отходил в лес метнуть кал. И всё-таки был безмерно счастлив. Здесь было безопасно. Он надеялся, что у него начинается не дизентерия. Новая форма уже стала мокрой и грязной сзади и на коленках и слегка забрызгана после одной из отлучек в кусты. Он не обращал на это внимания. Если они заступили на дежурство 'Бологоловый орлан', то завтра его могут убить.

Он упорно наливался пивом.

Когда лица вокруг превратились в пьяные рожи, Китаец решил, что пришла пора доставить товар к Генри, чтобы он отправил его в Окленд или Лос-Анджелес. Тяжёлый вещмешок неловко оттягивал плечо, его содержимое впивалось в бок и спину. Уже через две минуты после ухода с маленького аэродрома, где расположилась биваком рота 'браво', он обильно вспотел. Протискиваясь сквозь тяжёлые брезентовые полы, образующие вход в четырёхместную палатку Генри, он почувствовал запах нафталина, въевшегося в ткань. Он опустил вещмешок несколько быстрее, чем хотелось бы, и тот, ударившись о фанерный пол, издал металлический лязг. Генри лежал на койке и разглядывал порножурнал. Увидев Китайца, после секундного колебания он расплылся в улыбке, поднялся и поприветствовал его ритуалом рукопожатия. Два товарищи Генри тоже были на месте и поступили точно так же. Приятно было вернуться к братьям.

Генри отыскал тёплое пиво и консервным ножом проделал в нём две дырки. Он поднял его в насмешливом тосте и в пять секунд осушим содержимое. Потом сел на койку, пошарил под 'резиновой куклой' и вытащил маленький мешочек с марихуаной и с уже свёрнутыми сигаретками. Подкурив одну, он сделал глубокую затяжку и предложил Китайцу.

– Не употребляю это дерьмо, – сказал Китаец. К тому же он не был уверен, что это дружеский жест. До этого он уже говорил с Генри о том, как чёрные люди становятся рабами наркотиков. Генри знал, что он не употребляет эту гадость.

– Ах ты, чёрт, чувак. Когда ты уже врубишься, а? Эта травка – хорошая вещь. Плохо от неё никому не бывает.

– Ладно, допустим. Вот ты сам и пыхай.

Генри отдал косячок одному из товарищей по палатке, достал другую банку пива, открыл и предложил Китайцу. Китаец, уперев руки в бока, смотрел в пол. Потом посмотрел на Генри: 'Ты же знаешь, что и это говно я не употребляю'.

Генри поднял брови и обвёл взглядом остальных. Он отставил руку и, откинув голову назад, сделал вид, что внимательно изучает банку. 'Что здесь у меня, Китаец? Чёрт в банке?'

Китаец сомневался. Ему действительно хотелось пива, но он знал, что братья-мусульмане не пьют. С другой стороны, им не стреляли в задницу в грёбаных жарких джунглях. К тому же он понимал, что ему пришлось бы противоречить заявленным идеалам. 'Эй, Генри, есть содовая или что-то вроде?' – спросил он, стараясь казаться небрежным.

Генри выхлебал и вторую банку, прошёл в конец койки и вытащил целый ящик 'Кока-Колы'. Открыв банку, он передал её, ухмыляясь, Китайцу. 'У меня есть всё, братишка'.

Китаец сел на койку лицом к Генри, поставив мешок между ног. Он пил тёплую 'Кока-Колу'. Вкус был, как летом дома. Косячок догорел уже чуть не до самого корешка, так что обжигал пальцы, и дружок Генри сунул его в мундштук-защепку. Генри сделал последнюю глубокую затяжку, и от косяка ничего не осталось.

К слову потолковали, кто из братьев уехал домой, кто не уехал. Потом Генри вперился в глаза Китайца, как бы давая сигнал: 'Паркер действительно хотел пустить на воздух того ублюдка-фашиста?'

Китаец заколебался. 'Думаю, да'.

Генри фыркнул: 'Плохо, что он откинулся'.

Последовали кивки и шёпот согласия.

Китаец словно не видел происходящего в палатке; он видел, как Паркера выносят из периметра в темноту, лицо его обливается потом, а в глазах застыл страх. Как он похлопывает по Паркеру и ободряюще пожимает ему руку. Так в последний раз он видел Паркера. Он вернулся в настоящее. 'Я думаю, что комендор, должно быть, что-то заподозрил. Но говорит, что всё это брехня'.

– Вот уж фигня.

– Угу, – Китаец не знал, куда девать пустую банку. – Да, фигня. – Он потянулся к мешку и распустил лямку, которая прихватывала горловину. – Но у меня есть то, что совсем не фигня. – Он вытащил ствол пулемёта М-60. Потом вытащил приклад, быстро подсоединил и передал оружие братишке, который сидел рядом. Затем вытащил автомат АК-47 и проделал то же самое. Достал пистолет 45-го калибра и отдал Генри. Достал второй АК-47. Он улыбнулся: 'Это для братишек на родине'.

Генри оттянул затвор и заглянул в ствол. Два его товарища сделали то же самое с автоматами АК-47, которые редко встречались в тылу.

Генри улыбнулся, почти загрустив: 'Где ты достал это дерьмо, Китаец?' – спросил он.

– Мы ликвидировали большой склад боеприпасов. Я и несколько братишек потом тащили всё это по частям на себе. Я доставал кое-какие детали к М-60, говорил, что мои уже износились, и так, понимаешь, по чуть-чуть, а 'сорок пятый', тот вообще боевая потеря. Он был моим. Я достал себе новый.

У Генри вырвало что-то вроде 'хэммм'.

Китаец посмотрел на него: 'Что ты имеешь в виду своим 'хэмм'?

Генри бросил пистолет на койку: 'Ты думаешь, что братья на родине не могут достать себе оружия? Хрена лысого, чувак. Всё, что им нужно, – это деньги, и тогда у них будет любое оружие, какое захотят. Разве ты забыл, что живёшь в грёбаной А-ме-ри-ке? У нас в А-ме-ри-ке оружия больше, чем у твоей мамаши было чуваков, чьих имён она даже не знает'.

Китаец изо всех сил старался не вскипеть. Намёк на его мать был обычным грубым оскорблением. Но он не собирался сообщать Генри, насколько близок тот оказался от правды. 'Любая мелочь помогает, Генри'.

– Чёрт. – Генри встал и подошёл к массивному, изящно вырезанному сундуку из макассарского эбена, который он приобрёл во время самоволки в Камло; подходящему образчику тяжёлого резного ящика, которым он заменил казённый рундучок. – Кроме того, если мы скоро не вернёмся в Мир, у братьев на родине не будет никакого грёбаного понятия, что делать с этим оружием. Чёрт возьми, Китаец! Они убивают друг друга из-за того, кто должен стать профессором курса лекций по проблемам американских негров в Ка-У-Эл-А. Блядь! Убивают друг дружку из-за того, кому стать учителем богатеньких белых девочек и маленьких китайчат. – Он повернул цифровой замок, запиравший красивую серебряную скобу на одном из отделов.

– Эти убийства совершают скрытые агенты ФБР, – сказал Китаец.

– Чёрт побери, Китаец. Вернись уже на землю, а? Это 'Слосены' мочат 'Проспекты', больше ничего. – Генри выдвинул ящичек, поставил его на полосы стального покрытия, служившего полом палатки, и начал выкладывать из него одежду и разные предметы. Потом осторожно убрал ложное дно и кивнул Китайцу подойти и взглянуть. Китаец подошёл. Там были дюжины крохотных пластиковых пакетиков: одни наполненные марихуаной, другие кубиками гашиша, но много совсем иных – с почти белым порошком, который, подумал Китаец, скорее всего, был героином. Генри аккуратно вернул фальшивое дно на место. – Как думаешь, что это, Китаец?

Китаец ничего не сказал.

Генри, вставив ложное дно на место, показал на него длинным изящным пальцем: 'Вот это будет зелёной властью. Я смогу превратить её в такое количество грёбаной артиллерии, что можно будет начинать собственную блядскую войну. – Он начал складывать вещи назад. – Иди, меняй свои АК у тыловых белых мудаков в Дананге на газировку, которую ты так любишь. Охренеть, Китаец! – Дружки Генри захихикали. Один из них полез в карман штанов и достал пачку военных денежных сертификатов, слегка помахал ею, улыбаясь Китайцу, и сунул назад в карман.

Китаец почувствовал себя преданным и глупым. Он видел, как весёлые глаза дружков Генри уставились на него. Сам Генри склонил голову набок и, чуть подавшись вперёд, смотрел на него. Китаец выдержал взгляд. 'Это дерьмо принесёт братьям зло, Генри. Мальколм Икс говорит завязывать с этой гадостью. И 'Пантеры' говорят не связываться с этой гадостью'.

– А кто сказал, что я буду продавать эту дурь братьям?

– Ты не сказал, что будешь продавать её белым.

– Нет. Кажется, не сказал. Ну, так что?

– Эта дурь принесёт зло.

– Поэтому мы втюхаем её белым парням. Тот, кто её купит, в любом случае тупое животное, а не человек.

– То же самое говорят бандиты о продаже наркотиков чёрным людям.

– Значит, мы теперь квиты.

Китаец поджал губы. 'И ты все деньги отдаёшь братьям на родину?'

– А ты как думаешь? – в голосе Генри послышалось раздражение.

Китаец не ответил. Если Генри отдаёт деньги, то сказал бы 'да', если он денег не отдаёт, то всё равно сказал бы 'да'. Китаец знал, когда оставить то, что нужно оставить.

Он смотрел на оружие и размышлял, что с ним делать. Генри пришёл на помощь и спас его: 'Эй, чувак. Всё нормально. Оставляй эту херню у нас, а когда кто-нибудь из братишек поедет в Дананг, мы сменяем его на что-нибудь стoящее у морячков и лётчиков и то, что тебе причитается, отдадим тебе, когда поедешь из леса. Ты всё сделал хорошо, брат. Стараешься'.

Покровительственный тон Генри только усилил унижение. Китаец спрятался под внешней холодностью. 'Угу. Ладно. Мне нужно возвращаться, пока не хватились. – Он повернулся к друзьям Генри и совершил с ними ритуал прощания. – Бывайте здоровы, братишки, хорошо?

– Да. Будем. И ты будь здоров.

Китаец выскользнул из палатки в темноту. Он понял, что во многих отношения потерпел серьёзное поражение, и не только своё собственное.

– А вы кадровый, лейтенант Фракассо? – сонно спросил Янковиц. Было уже далеко за полночь, кутёж продолжался уже несколько часов.

Фракассо, казалось, чувствовал себя неуютно. Напиться с рядовыми в первый же вечер – не так он ожидал принять командование в качестве первого лейтенанта. 'А как вы думаете, капрал Янковиц?' – ответил он.

– Господи, лейтенант, а я не знаю. Зовите меня Янк. – Янковиц немного помолчал, и Меллас почти воочию увидел, как мысли взбаламутились в его голове так же, как пиво в его банке.

– Мне нравится морская пехота, – осторожно ответил Фракассо. – Сейчас я думаю, что останусь в ней.

– Чёрт возьми, сэр, – ухнул Басс. – Пора нам уже иметь лейтенанта со здравым смыслом. – И Басс икнул так, что все рассмеялись.

– Есть кадровые ничего себе, – припечатал Янковиц, – а есть и не очень.

– Вот именно, – сказал Фредриксон. – Я за это выпью.

– Конечно, за это надо выпить, санитарная срака, – отозвался Янковиц.

– Я сказал выпью, значит, выпью, морпехова жопа.

– И я сказал, что это охренительно правильно. Ах ты, добрый сраный санитар. – Янковиц повернулся, улыбаясь всем и каждому, и рухнул на спину, отключившись.

– Вот видите, сэр? – сказал Басс. – Никто не устоит против нас, кадровых.

– Думаю, да, сержант Басс, – сказал Фракассо. Он натянуто улыбнулся.

Они немного посидели в пьяной тишине. Вдруг её разорвал звероподобный крик.

– Грёбаный беложопый наркушник! Я прикончу его! Прикончу!

В одной из групп перед большой палаткой вспыхнуло неистовое оживление. В тот же миг Фракассо помчался к месту драки.

Меллас чувствовал себя таким больным и усталым, что еле поднялся на ноги, но всё-таки потащился вслед за Фракассо.

Когда Меллас подошёл, на спине лежал новичок с разбитым в кровь лицом. Меллас заметил два обломка от выбитых передних зубов. Над ним стоял, тяжело дыша, Китаец. В руке он сжимал лопатку.

– Тебе только грёбаной драки не хватает, Китаец? – прокричал Джейкобс. Он бросился на Китайца, и оба рухнули на землю.

– У него нож, братишка! У него блядский нож!

Меллас ринулся сквозь толпу и всем весом навалился на Джейкобса. Он заметил, как Кортелл, посверкивая высоким лбом, двинулся к Китайцу и сгрёб его. Как по команде, оба морпеха прекратили драку.

– Кому кровь пустили? – Меллас тяжело дышал.

– Чёрт побери, сэр, – сказал Джейкобс. – Нет у меня сраного ножа. – Он открыл ладонь, прижатую к боку Мелласом. В ней лежала перепачканная землёй губная гармошка. Кто-то засмеялся.

– Первый раз слышу, чтоб нападали со страшной губной гармошкой, – сказал Меллас. – Вы двое, всё нормально?

– Угу, – промычал Китаец.

– Нельзя лупить человека грёбаной лопаткой, – сказал Джейкобс.

– Это вонючий шпик, – сказал Китаец. Он говорил об отделе уголовных расследований. – Грёбаная манда не заслуживает жизни.

Меллас поднялся и помог встать Джейкобсу.

– Откуда ты знаешь, что он из уголовки? – спросил Меллас у Китайца, не обращая внимания на человека на земле. Кортелл ещё держал Китайца за руки.

– Он наркушник. Ублюдков можно учуять за милю.

– Он просил у тебя травку? – спросил Маллас.

– Да. Он просил у меня наркоту.

– Может, он хотел её для себя? Не думал об этом?

– Зачем тогда спрашивать меня, а? Зачем меня-то спрашивать? Грёбаный белый просит у чёрного косячок. Вот же, блядь. Я же не употребляю эту срань.

Меллас посмотрел на фигуру на земле и склонился над ней. Фредриксон уже протискивался сквозь людей со своей аптечкой, чтобы склеивать парня. Если тот попадёт в батальонный медпункт, дерьма не оберёшься и рота может лишиться и Китайца, и Джейкобса. Оба были слишком хороши, чтобы с ними расставаться.

– Эй, – сказал Фредриксон парню на земле. – Как тебя зовут, а? Ты меня слышишь?

Тот простонал своё имя.

– Ты из роты 'браво'? – спросил Меллас.

Парень кивнул.

– Ты спрашивал наркоту?

Парень покачал головой.

– Он, блядь, врёт, лейтенант, – крикнул Китаец. Человек издал хриплый вопль и рванулся к Китайцу, но Фредриксон и Меллас удержали его. Китаец выставил лопатку для удара, направив острый конец в человека. Вполне вероятно, что она прикончила бы его.

– Ты тупой дурак, – тихо сказал Меллас парню на земле. Он услышал, как Басс расчищает проход среди морпехов и отсылает их прочь от места драки. Он повернулся к Джейкобсу и Китайцу: 'Завтра явитесь ко мне по поводу этого случая. А сейчас идите проспитесь'.

Фракассо стоял, открыв рот.

– Эй, Фракассо, не переживай, – сказал Меллас. – Они просто выпустили пар.

Он посмотрел на парня на земле. Он не знал, был ли тот из отдела уголовных расследований или нет, но одно было очевидно: он не мог больше оставаться в роте. 'Эй, послушай, как там тебя? Я переведу тебя из роты. Мы можем это сделать, будь спокоен. Просто помалкивай, и эта драка не попадёт в твоё личное дело, хорошо?'

– Я не иду на сделки, – сказал парень и выплюнул кровь.

Тут Басс заорал 'что?' и вскочил на него. 'Не смей так отвечать лейтенанту, ты понял? – Басс стал колотить парня башкой о землю и трясти всё его тело, ухватившись крепкими короткими ручищами. – Ты понял, мать твою? – Парень ничего не мог ответить, ибо голова его билась о грунт. Наконец, Басс остановился и, оседлав парню грудь, заговорил очень тихо и быстро. – Лейтенант просто предложил тебе две вещи. Либо продвижение по службе, если захочешь, либо твоя вонючая жизнь, потому что – верь мне, подлая уголовная задница, – на боевом задании тебе не протянуть и сраного часа, если не пойдёшь на сделку'.

– Ладно уж, – прохрипел парень.

Его отвели в снабженческую палатку, где при свете одинокой свечи Фитч устало навёрстывал пробелы в бумажной работе. На следующее утро Фитч отправил парня в тыл с письмом к первому сержанту Сиверсу, и больше о нём не слышали. Басс наложил на Джейкобса и Китайца взыскание, отправив обоих во внеочередной наряд по камбузу.

***

На следующий день рота перебралась в группу поникших палаток, граничащую со вспомогательной взлётной полосой. С другой стороны полосы широкую долину пересекал извилистый поток. Военная база 'Вандегрифт' расположилась как раз посередине этой долины между покрытыми джунглями горными гребнями с востока и запада. За речкой на невысоком холме были установлены блиндажи и радиоантенна оперативной группы 'Оскар'. Никто в роте не знал, чем занимается оперативная группа 'Оскар'. До морпехов доносился шум генератора, гоняющего кондиционер и подающего электричество. Время от времени прилетал армейский вертолёт и высокопоставленных армейских офицеров встречал джип, чтобы отвезти их за 200 метров к прохладному укрытию и небольшому офицерскому клубу по соседству с ним. Прилетали и гражданские лица, слишком толстые и без знаков различия неуместные среди армейских униформ; это были, скорей всего, или люди из разведуправления и ЦРУ или журналисты, которым страшно отправляться на задание в лес.

Вверх по течению от оперативной группы 'Оскар' расположился контингент южновьетнамских войск, которые тоже ничем явно не занимались. Морпехи смотрели на них с нескрываемой враждебностью, ненавидя за то, что те сидят без дела, в то время как другие умирают, сражаясь вместо них; ненавидя за то, что уже само их присутствие служило частью той лжи, которая изначально привела американские войска во Вьетнам. Легче ненавидеть видимую часть лжи, чем самих лгунов, которые, как ни крути, были их собственными соотечественниками: жирных американских гражданских и тыловых 'рейнджеров', порхающих с портфелями туда и сюда, посверкивающих потными рожами и непристрелянными пистолетами. Но и их ненавидели морпехи. Одни морпехи ненавидели Северовьетнамскую армию, другие нет, но, как бы то ни было, ребята отдавали ей должное уважение.

Охваченная работой по приведению палаток в порядок и очистке траншей, рота моментально забыла, что ожидается заброска в бой. Но как только джип несколько быстрее обычного проезжал поворот дороги или вертолёт вдруг проносился над головой, страх и дурные предчувствия возвращались. Меллас воспользовался возможностью, предоставленной новой должностью, и напросился сопровождать Фитча на очередное батальонное совещание. Фитч согласился. Следующим утром оба появились в большой палатке, также служившей часовней, и уселись на складные стулья. К ним присоединился Хок. Он сбрил усы, и его вид почти заставил Мелласа поморщиться. Это был ясный знак того, что Хок прогибается под тыловым бздуном. У Хока на ногах сияли новые ботинки. Показав на них, Меллас присвистнул. Хок ответил ему средним пальцем.

В палатку вошёл майор Блейкли, и все встали по стойке 'смирно'. Энергично шагая, прошествовал полковник и кивнул Блейкли начинать совещание. Все сели. Меллас искоса кинул на Хока взгляд, полный отвращения к официальной структуре званий и привилегий. Хок предпочёл этого не заметить.

Блейкли встал спиной к грубо сколоченному деревянному алтарю и доложил диспозицию рот. За ним начали зачитывать рапорты штабные сержанты. Некоторые из них оказались почти безграмотны, другие, напротив, высоко квалифицированы и профессиональны и вносили предложения, которые, как видел Меллас, были существенны для оперирования батальонного тыла. Поднялся отец Риордан, морской капеллан, и, стараясь выглядеть одним из многих, объявил о предстоящих службах по различным вероисповеданиям.

В положенное ему время поднялся сержант-майор Нэпп, слегка округлым телом упакованный в накрахмаленную полевую форму, и повёл свою часть совещания. 'Господа офицеры и штаб-сержанты, – сказал он. – С прибытием на место всего батальона командование батальона считает, и я с этим согласен, что мы должны быть весьма осторожны в отношении стандартов внешнего вида. Я ожидаю того, что штаб-сержанты заставят каждого рядового выглядеть образцово. Мы особо отмечаем быстрое увеличение количества чёток, эмблем, петель висельника и усов. – Нэпп прямо посмотрел на Фитча и Мелласа. – Усы – привилегия служащих класса Е-5 и выше. Усы должны быть тщательно пострижены и не выдаваться за край верхней губы. Я знаю, что сейчас у нас нет столько 'е-пятых', сколько имеется усов, – он добродушно усмехнулся, – поэтому давайте наведём порядок с этой чепухой. Я лично переговорю со всеми штаб-сержантами по мере прибытия рот. – Нэпп улыбнулся, повернулся к Блейкли и снова улыбнулся. – У меня на сегодня всё, сэр'.

– Спасибо, сержант-майор, – сказал Блейкли и повернулся в Симпсону: 'Вам слово, сэр'.

Симпсон кивнул и подошёл к кафедре, чтобы обратиться к подчинённым. Рукава его были аккуратно засучены, серебряные листья сверкали на воротничке рядом с морщинистой кожей шеи. Он напомнил Мелласу гневливого гнома. Красношеего гнома с акцентом реднеков из Джорджии, который пытается казаться дворянином.

– Господа офицеры и штаб-сержанты, – начал он. – У первого батальона появился отличный шанс перевести дух. Затем мы отправимся на следующую операцию. Не могу вам пока сказать, что это будет за операция, но будьте уверены, что нас отправят в лес либо отдельными ротами для выполнения постоянных задач по уничтожению противника, воспрепятствованию его путям снабжения, обнаружению его госпиталей и складов боеприпасов, либо, – он многозначительно помолчал, – мы будем действовать, как и должны, одним сосредоточенным батальоном, вышибая дух из Чарли главным ударом по путям поставок 'север-юг'. – Он помолчал и обвёл взглядом своих людей. Меллас ссутулился на стуле и ковырял ранку от тропической язвы на руке. Фитч что-то писал в блокноте. Хок рассеянно смотрел вперёд.

– Господа, – продолжал Симпсон, – мы оказались в счастливых условиях, потому что к завтрашнему вечеру весь батальон, за исключением одного взвода, охраняющего мост на Кхегиа, соберётся здесь, на военной базе 'Вандегрифт'. Я решил, что это прекрасная возможность провести официальный ужин, собрание офицеров батальона на вечере товарищества и братства. Ужин начнётся в восемнадцать-ноль-ноль коктейлями в моей палатке, а затем продолжится в офицерской столовой, где, я уверен, мастер-сержант Хансен попотчует нас отменными блюдами. Надеюсь, все будут выглядеть наилучшим образом.

В палатке воцарилась тишина. Люди нервно улыбались. Штаб-сержанты, которых не приглашали, чувствовали себя неуютней всех. Меллас повернулся к Хоку и, подражая миму, открыл рот, словно потрясённый от удивления. Хок не обратил не него внимания.

Поднялся майор Блейкли: 'Я уверен, что офицеры, прибывающие из леса, и конечно все мы, присутствующие, с нетерпением будем ожидать вечера в четверг. Я не знаю, известно ли молодым офицерам или нет, но традиция официального ужина восходит к традициям, заложенным нашими предшественниками, морской пехотой Великобритании. Иметь возможность провести ужин во время интенсивных боевых действий – такое никто из нас не забудет'.

– Кто бы сомневался, – прошептал Меллас, глядя прямо перед собой. Он ждал какой-нибудь реплики от Хока, но не дождался. Хок достал блокнот и с выражением абсолютной занятости на лице что-то писал.

После совещания Меллас остановил Хока у палатки. 'Что за ерунда приключилась с твоими усами?' – спросил он.

– Отвалились. А ты что подумал?

– Ты же не сбрил своё чувство юмора вместе с усами.

– Послушай, Меллас, грёбаный Третий вместе с полковником слепили слона из чёток, усов, хипповских причёсок и петель висельника, поэтому в батальоне каждый должен был побриться. А я служу в батальоне. Ты помнишь?

Вся злость Мелласа на полковника прорвалась наружу. 'Ну и что с того? Эти ребята занимаются такими мелочами, потому что они придают им гордости, а забери их у тыловых бздунов – и они сдуются'.

– Слушай, умник, – сказал Хок, – с полковником и Третьим ты слишком перегибаешь палку и потому навлечёшь на себя проблемы. Они и так уже злые как черти.

– На что же они злятся?

– Симпсон уже объяснялся – и не один раз – по поводу показателей роты 'браво'. Всякий раз перед лицом половины офицеров полка ему приходилось признавать свои ошибки, и всё из-за роты 'браво'.

– Но ведь это он обложил нас ослиными требованиями.

– Это не имеет значения, ты достаточно умён, чтобы разобраться. Дело в том, что полковник однажды уже пролетел со званием полного полковника. Этот батальон – его последний шанс. Если он снова пролетит, виновата будет рота 'браво'. Третий – это просто более молодая и лучше соображающая версия Симпсона, и он тоже не прочь принести кое-что в жертву, чтобы продвинуть свою карьеру. И я не говорю уже о персональных жертвах.

– Значит, они все играют в политику. Ничего для меня нового.

– Нет же, чёрт возьми, клянусь, что нет.

Они стояли лицом к лицу.

– Я пытаюсь сказать, чтобы ты не цеплялся к мужику, – сказал Хок. – Первый батальон и так сейчас не на первом месте в списке у Малвейни, и Симпсон считает, что всему виной рота 'браво'. Он убеждён, что вы, парни, либо двинете его карьеру дальше, либо сломаете.

– Хрен ему. Я сделаю всё, что в моей власти, чтобы не дать этому членососу получить повышение. – Меллас отправился прочь.

Хок схватил его за плечо и развернул лицом к себе. 'Слушай сюда, крутой кусок дерьма из 'Лиги плюща'. Мне до лампочки, что ты делаешь с собой, но я не собираюсь подставлять ребят из роты. Это мои, мать его, товарищи, и будь я проклят, если ты или кто-нибудь ещё подставит их из соображений личной мести. Мне насрать, считаешь ли ты это оправданным или нет. Я прошёл на херову тучу вонючих операций больше с этими парнями, чем ты. – Хок тяжело дышал. – Просто уразумей одну вещь правильно, мистер Политик: полковник контролирует вертолёты'.

Хок отпустил рубашку Мелласа. Руки его тряслись. Меллас оробело попятился. Они смотрели друг на друга и тяжело дышали. Меллас понял, как близко они подошли к настоящей драке, как сильно он разбередил вспыльчивый характер. Ещё он понял, что Хок расстроен. Мелласу захотелось коснуться его и сказать, что вёл себя как осёл. Ему была невыносима мысль, что Хок больше ему не друг. Особенно болезненным был намёк на его образование и честолюбивые желания. 'Я поговорю с Джимом, – сказал Меллас. – Мы наведём порядок. Я и не собирался упираться на этот счёт'.

Хок смотрел на горы, отвернувшись от Мелласа. Он порылся в грудном кармане. 'Не могу найти сигару', – сказал он.

– И хорошо, если не найдёшь, – сказал Меллас. – Хочешь унести отсюда задницу и загнуться от рака через несколько лет?

– Ты веришь в эту херню? – спросил Хок.

– Угу.

Они посмотрели друг на друга, понимая, что говорят о смерти. Потом тихо заговорил Хок: 'Иногда я сам веду себя как осёл. Полковник не единственный, у кого есть амбиции. Конечно, я хотел роту 'браво', когда её получил Джим. Я больше времени провёл в лесу, а Джим совершает ошибки, которые уже совершал я и за которые уже поплатился, и я вынужден был наблюдать, как всё повторяется вновь. – Его глаза сделались пусты. Меллас почувствовал, что он прокручивает какие-то страшные события. Хок спохватился. – И я не хочу, чтобы всё повторилось вновь. Понимаешь, что это значит? Понимаешь, что мне нужно сделать, чтобы вести игру?'

Меллас кивнул: 'Тед, я не хочу роту. Я просто хочу выбраться из леса'.

– Тогда давай хотя бы не врать друг другу, – сказал Хок.

– Ладно, – мягко сказал Меллас, – Мне тоже этого хочется, – и быстро добавил, – но я рад быть под твоим началом, Хок. В самом деле. Не хочу, чтобы всё рухнуло.

– Я тоже не думаю, что хочу этого.

Наступила неловкая тишина. 'Мне нужно возвращаться', – наконец, сказал Меллас.

– Конечно.

Меллас удручённо пошёл прочь. Ему позарез хотелось дружбы Хока.

– Эй, Мэл, – окликнул его Хок. Меллас, сунув руки в задние карманы, обернулся к Хоку. – Маккарти и Мэрфи скоро вернутся из леса. Ты же помнишь командира взвода, у которого был мертвый парень, когда мы менялись с ротами 'альфа' и 'чарли'?

– Да?

– Это Маккарти. А Мэрфи – тот большой парень, который был на посадочной площадке.

Меллас был слегка озадачен.

– У которого тик.

Меллас кивнул.

– Это команда загадочного тура. Хочешь присоединиться? Я проспонсирую.

– Конечно, – сказал Меллас, – но что это за хрень – 'загадочный тур'?

– Попойка, Меллас.

Меллас смущённо улыбнулся: 'Во сколько?'

По возвращении в роту, Мелласа встретили более чем саркастические насмешки.

– Лейтенант, пошлёте домой за парадкой для завтрашнего ужина?

– Офицеры стригут ноготки, чтоб не поцарапать столовое серебро?

– Скатерти и сухпайки уже выдают, лейтенант?

Меллас вынужден был глотать колкости и понимал это. Ужин – охренительно тупая затея. Он подошёл к своей 'резиновой кукле' и завалился с истрёпанным экземпляром 'Источника' Джеймса Миченера, который выменял на два вестерна Луиса Ламура. И попробовал затеряться в древнем Израиле.

Его прервал Китаец: 'Эй, сэр, мы можем с вами поговорить?' В проёме палатки за спиной Китайца маячил высокий чёрный морпех.

Меллас махнул заходить. 'Что вы задумали?' – спросил он.

– Э, сэр, – сказал Китаец и показал на товарища, – это младший капрал Уокер. Мы зовём его Генри. Он из штабной роты.

– Привет, Уокер, – Меллас протянул руку, и они поздоровались.

– Мы тут организовали что-то вроде небольшого клуба, – продолжал Китаец. – Собираемся когда-никогда вместе. Слушаем музыку. Сами знаете.

– Звучит неплохо, – сказал Меллас, стараясь быть небрежным. Он начинал чувствовать себя неуютно, особенно с Уокером, который его пугал. Он решил говорить напрямик. – Кэссиди говорил, что у вас что-то вроде группы чёрной власти. Это то, о чём он говорил?

Парни рассмеялись. 'Кэссиди, – Китаец чуть не выплюнул имя. – Этот грёбаный реднек ни хрена не смыслит. Власть чёрных. Бли-и-ин! Так называется политическое движение, вот что это такое. Кэссиди – просто вонючий расист'.

Помолчали. Меллас подумал, не сказать ли, что, когда он был первокурсником в Принстоне, то состоял членом Студенческого координационного комитета ненасильственных действий, который отправлял студентов на Юг для регистрации избирателей. Это было ещё до того, как Стоукли Кармайкл выбросил белых и Меллас нашёл, чем занять своё время, – ездить в 'Брин-Мор', например.

Китаец нарушил тишину: 'Мы просто собрались в клуб, вот и всё. Никакой чертовщины с чёрной властью. Здесь и так хватает херова насилия. Кроме тог, власть чёрных не значит насилие. Она означает, что чёрные люди должны получить политическую и экономическую власть. Она означает самовосприятие и руководство и пытается заставить закон считаться с нами так же, как с белыми. Это вас страшит, сэр?'

– Для меня это звучит нормально, – сказал Меллас. Он хотел бы, чтоб Китаец говорил уже по делу, но боялся давить на него.

– Да, сэр. Это нормальная вещь. Видите, вот здесь мы с Генри, и мы как бы совещаемся и ведём политику, понимаете? – Сиплый голос Китайца, казалось, старается скрыть его внутреннюю отстранённость. Меллас заметил в его глазах весёлый огонёк, как будто был другой Китаец, который сидел в сторонке от разговора, наблюдал за ними тремя и ржал до усрачки. – Что же, сэр, – добавил Китаец, – мы хотим попробовать сгладить различия между чёрными и белыми прямо здесь, в нашем районе. Видите ли, сэр, мы получаем много литературы от братишек на родине, и большая часть материала – это жёсткий материал. Жёсткий. То есть они отстаивают насилие.

– Знаю, – сказал Меллас. – Мне попадалось кое-что.

– Вот что, сэр, – сказал Генри, – некоторым братьям уже припекло дальше некуда. Вы понимаете, о чём я говорю? До самого, нахрен, горла. – Гнев Генри понемногу проявлялся.

– Поэтому мы с Уокером поговорили прошлой ночью, – вмешался Китаец, – о том, что, наверное, нам стоило бы что-нибудь сделать, чтобы удержать братьев… – Он помолчал. – Ну, чтобы прекратить случаи вроде подрыва.

Глаза Мелласа перебегали с одного на другого, ища спасительного ключа к разгадке. Такого с ним раньше не случалось, но он распознавал вымогательство, когда сталкивался с ним. Он решил прикинуться дурачком. 'Ты считаешь, что кого-то должны подорвать?'

– Из нас? – сказал Генри. – Нет. Не из нас. Но, опять же, такое могло бы случиться. Взять хоть Паркера, знаете, того, которого загоняли до смерти и не эвакуировали. Помните его, лейтенант?

Меллас сглотнул, страстно желая, чтобы хоть кто-нибудь вернулся с приёма пищи и разрядил положение. 'Смерть Паркера была несчастным случаем. Никто не знал, что у него за болезнь. Мы старались отправить его как можно скорее'.

– Скорее, как только заболел белый парень, – сказал Китаец. – И белый парень, вот он и улетел.

– Я не хочу больше этого слышать, Китаец, – сказал Меллас. – Чалланд выжил сам собою, и это ничего не имеет общего с цветом его кожи. Ничего больше не хочу об этом слышать. Мне самому пришлось наблюдать, как умирает Паркер.

– Китаец говорит, сэр, – сказал Уокер, – что мы здесь ходим по краю. И многие из этих парней, наверное, не так сообразительны. И если их как следует нагнут, они обязательно чего-нибудь натворят на свою голову.

Китаец сказал: 'Я говорю, что если вмазать сраному гуку, который тебя совсем не трахает, хорошо, то почему не пустить в расход хренова расиста, который трахает тебя каждый день? Разумно, мать его'.

– Это убийство, – сказал Меллас.

– Убийство, – сказал Китаец. – Бли-и-ин. Мы тут все кучка убийц. Какая разница между убийством жёлтого человека и убийством белого расиста? Объясните мне, лейтенант. Вы учились в колледже.

– Не вижу, как это меня касается, – сказал Меллас.

– Мы хотим смягчить ситуацию, пока она не зашла слишком далеко, – сказал Генри с улыбкой. – Может быть, нам удастся кое-что предотвратить.

– Продолжай, – сказал Меллас.

– Китаец мне тут говорил, что у братишек зуб на Кэссиди. Из них кто-нибудь может потерять голову и наломать дров. Мы хотим избежать проблем, вот и всё.

Меллас бросил взгляд в проём палатки и ждал продолжения от Генри. Но ни Генри, ни Китаец не добавили больше ничего. 'Что же, это часть моей работы, – сказал, наконец, Меллас. – Избегать проблем. Чем я могу помочь?'

– Ничего особенного, – сказал Китаец. – Просто поговорите с Кэссиди, скажите, пусть сбавит обороты и не мытарит братьев. И ещё попросите его извиниться.

– Извиниться? – Меллас фыркнул с отвращением. – И каким это сраным образом, по вашему мнению, я заставлю Кэссиди извиняться? И за что?

– За попытку выбить рядовому зубы стволом пулемёта, – сказал Китаец.

Генри добавил: 'И, может быть, вы замолвите словечко кому надо, чтобы братишки не прислуживали за завтрашним ужином как грёбаные рабы'.

– Послушай, Уокер, я к ужину отношения не имею. Я с ним не согласен и не намерен на него идти.

– А ведь вы единственный, кто хочет помочь. Избежать проблем. Бли-и-ин.

– Уокер, я не обязан выслушивать от тебя подобную хрень.

– Это точно. Вы офицер, а я рядовой ниггер.

– Я вовсе не это имел в виду.

– Чёрт, – Генри повернулся к Китайцу. – Что за дерьмо ты мне тут скармливаешь? Он не отличается от всех остальных.

У Меллас вспыхнули уши. Он посмотрел на Китайца.

– Причина, по которой мы к вам пришли, лейтенант Меллас, – сказал Китаец, – заключается в том, что мы думаем, что вы единственный, с кем мы могли бы поговорить.

– Я ценю это, Китаец, – сказал Меллас. – Я постараюсь помочь. Просто не давите на меня.

– Мы ни на кого не давим, – сказал Китаец. – Мы просто пытаемся объяснить ситуацию, вот и всё. – Китаец посмотрел на Генри, потом на Мелласа. – Мы на грани, сэр, – добавил он.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Меллас.

Эти двое ушли. Меллас снова взялся за книгу, но читать не смог. Он уставился в потолок, всё тело словно гудело, наэлектризованное втречей и разговором о проблемах. И в то же время он был немного польщён. Братья пришли – к нему.

Поужинав, Меллас направился к обвислой палатке позади оперативного центра. Было уже темно, слегка моросило. Он чувствовал себя странно довольным. Может быть, из-за съеденной рубленой говядины или из-за дымящегося кофе, которым он его полирнул. Он перешагнул через несколько пней и пару верёвочных растяжек и вступил в палатку. Хок сидел на койке один и при свете свечи надраивал ботинки. Только на трёх из шести коек лежали матрасы. Старые выцветшие ботинки Хока аккуратно стояли под его койкой.

– Для чего ты драишь ботинки? – спросил Меллас. – Ты их только что получил.

– Я получаю медаль, – сказал Хок, не поднимая глаз.

– Эй, правда? Фантастика, твою мать. Что получаешь?

– 'Бронзовую звезду'.

– Великолепно, вот так-так, Джейхок. – Меллас согнул пальцы 'по-ястребиному' и улыбнулся. Мысль о медали Хока наполнила его гордостью.

– Угу, – сказал Хок, стараясь подавить улыбку. – И я как бы этим горжусь.

– Что ж ты такого совершил?

– А, было дело: на открытой местности я обошёл гуков и вызвал на их артиллерию на Ко-Роке, которая из нас душу выколачивала у Лангвея, удар нашей артиллерии.

– Я слышал об этом деле, точно, – сказал Меллас.

– В самом деле?

– В тот же день, как меня перевели в роту 'браво' из Куангчи. Штабные судачили о нём.

– Серьёзно? – Хок позволил себе улыбнуться. – Знаешь, Мэл, я всегда считал медаль кучкой дерьма и никогда не придавал ей значения. И был неправ. Захватывают маленькие радости собственного положения, я думаю. Поэтому я ею горжусь. И смущён ею. Я знаю многих парней, которые сделали то же, что и я, но ничего не получили. Простые рядовые. И есть ещё старший офицер, который командовал заурядным складом снабжения и получил такую же штуку. – Он яростно продолжил драить ботинок.

Наконец, он отставил сияющий ботинок и потянулся за старыми полевыми ботинками. Надев их, он мрачно улыбнулся, положил руки на колени и обратил взор к Мелласу: 'Я устал ждать этих двух ирландских мудаков. У меня пива шесть блоков по шесть банок и бутылка 'Джек Блэка'. Давай надерёмся'.

– По мне, так давай, – сказал Меллас.

– Загадочный тур! – заорал Хок во всё горло и запрыгал в пляске ястреба. – Загадочный тур! – Он достал из вещмешка бутылку бурбона и разлил по двум тяжёлым белым кофейным кружкам. Он поднял свою кружку, но в этот момент полу палатки на входе отодвинули и проём наполнился огромной массой Джека Мэрфи. Последний раз Меллас видел Мэрфи, когда тот устало спал на посадочной площадке, на которую перебросили 'браво' с Маттерхорна. За спиной Мэрфи стоял Маккарти. Меллас постарался отмахнуться от образа Маккарти, трясущегося и просящего сигарету, и его людей, которые, спотыкаясь, подходили к нему, покачивая трупом между собою. Потом перед глазами возник Вилльямс. За ним Паркер.

– Эй, эй, эй! – Маккарти втолкнул Мэрфи внутрь и вместе с Хоком пустился в шумную джигу.

– Вы оба знакомы с Мелласом, – сказал Хок и перестал прыгать, чтобы наполнить ещё две кружки. Маккарти вытащил пол-литра водки. У Мэрфи оказалось полпинты скотча, несколько баночек сардин в оливковом масле и коробка печенья 'Ритц'.

Через час они уже беспомощно хихикали, наблюдая, как Меллас тычет ножом Хока в банку сардин. В конце концов, придя в ярость, он стал беспорядочно бить в банку ножом, разбрызгивая оливковое масло на щёки и лоб.

– Блин, Меллас, завязывай, – смеясь, сказал Маккарти.

Яростно ткнув ещё несколько раз, Меллас схватил залитую маслом банку и хлопнул ею по лбу. 'А-а-ах-х', – выдохнул он, когда масло закапало с подбородка. Он уселся на пол, правалился спиной к койке Хока и закрыл глаза.

– Чёрт возьми, Меллас, – заорал на него Хок, – ты не можешь сейчас спать, мы только начали. – Он похлопал Мелласа по щекам. Меллас открыл глаза и слабо ухмыльнулся. Хок стал лить пиво Мелласу на голову. – Нам ещё нужно прикончить тридцать шесть банок пива.

– Отвали, Хок. У меня просто устали глаза. – Он посмотрел на товарищей снизу вверх. И понял, что его приняли в тесный кружок.

Через два часа чудесно, бездумно пьяная четвёрка лейтенантов пробиралась короткими перебежками в полковой автопарк, давясь от смеха. Их вёл Хок, подавая руками сигналы в точности так, как обучали в школе основной спецподготовки. Перед ними стояла цель – грузовик-полутонка.

– Пригни задницу, Мэрфи, – прошептал Хок.

Мэрфи захихикал, как дитя.

– Огневая группа, к атаке. Готовы? – Хок поднял руку. – Пошли! – Он показал на грузовичок, и четвёрка сорвалась с места. Меллас и Мэрфи залезли в кузов, Хок и Маккарти забрались в кабину и включили двигатель. С рёвом они понеслись по дороге в сторону полкового офицерского клуба.

Спустя полчаса фильм в небольшом офицерском клубе был прерван дико жестикулирующей фигурой, которая пыталась заключить в объятия женщину на экране. Экран с грохотом завалился. Стараясь скрыться в темноте, Мэрфи зацепился ногой за провод, и со стола грохнулся кинопроектор. Хок завопил: 'Отходим! Отходим! Всем покинуть корабль!' Участники загадочного тура кинулось к двери, через которую, шатаясь, вошли за двадцать минут до этого. Мэрфи, запутавшись в проводе, замешкался. В темноте и неразберихе он не попал в дверь и снёс примерно двенадцать квадратных футов мелкой противомоскитной сетки.

В то время как четыре лейтенанта складывались в грузовичке, за их спинами галдели такие же пьяные офицеры. Один из них выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Он и ещё две тёмные фигуры запрыгнули в джип и бросились в погоню. Человек с пистолетом размахивал им над головой, смеялся и орал: 'Диверсанты! Диверсанты! За насилие и грабёж – из деревни не уйдёшь!' Он собирался ещё пару раз пальнуть в воздух, когда джип подпрыгнул на рытвине и водитель резко повернул в сторону. Сила виража и сила притяжения занесли тяжёлый 45-й калибр, и тот выстрелил. Маккарти, лежавший в кузове на пару с Мелласом, застонал и уткнулся в пол.

Меллас тут же протрезвел от испуга. Он понял, что они попали в беду. Он заколотил в заднее окошко кабины и закричал Хоку, ведущему грузовик: 'Маккарти подстрелили нахрен! Его надо вытаскивать отсюда!'

Хок обернулся к Мелласу. Сверкнул белками глаз. И снова вернулся к дороге. 'Маккарти, блядь, убит, говорю же!'

Хок свернул с дороги, и грузовик запрыгал по кустам вверх по холму. Вдруг он врезался в пень, и Мерфи в кабине шмякнулся о ветровое стекло, Меллас в кузове бухнулся о заднюю стенку кабины. Маккарти скользнул вперёд и въехал в Мелласа.

Они выскочили из грузовика и потащили Маккарти по кустам вверх по склону. Машина осталась тарахтеть внизу на дороге.

– Зачем вы меня, парни, тащите? – вдруг спросил Маккарти.

– А ты, блин, не убит? – спросил Хок.

– Этот говнюк разбил вдребезги полпинты, которую я приберёг на возвращение. У меня вся жопа в стекляшках.

Его с раздражением бросили на землю. Маккартих хохотнул и неуверенно поднялся на ноги. Все четверо попёрли напролом через кусты и вдруг вышли на открытое пространство. Их окликнул испуганный голос.

Они шлёпнулись на землю.

– Не стреляй, – закричал Хок. – Иначе окажешь нашей стране и всему корпусу медвежью услугу.

– А я мог бы, мудила, – ответил голос. – Только я не буду ничего оказывать моему корпусу. Я в армии. Только суньтесь – отстрелю вам задницы.

– Где мы, мать твою? – выкрикнул Меллас.

– Так я и сказал тебе, гук вонючий!

– Я? Вонючий гук? – тихонько сказал Меллас остальным. Все захихикали.

– Эй, миликанский сольда, – закричал Хок, – я учиться в УКРА. Не стрелять свой добрый земляк. Это прёхо. Ты карош.

– Вы точно американцы?

– А ты, засранец, как, нахрен, считаешь? – чуть не завизжал Хок. – Католик ли папа римский? Лижут ли псы себе яйца?

Взвилась осветительная ракета, заливая местность жуткими зеленоватыми тенями. Четыре лейтенанта обняли землю. Меллас заметил отблески длинных стволов армейских 175-мм артустановок, которые, очевидно, обеспечивали собственную защиту внутри основных оборонительных линий ВБВ.

– Докажите, что вы американцы, – позвал голос.

– Как же, блядь, мы это сделаем? – ответил Хок.

– Отвечайте на вопросы.

– Ладно, только ничего не спрашивай о сраном бейсболе. Ненавижу сраный бейсбол.

– Хорошо, откуда вы, парни?

Маккарти засмеялся. 'Дай я, – прошептал он. – Из Восточной Падуи, – крикнул он. – Знаешь, где это?'

– Восточная Падуя? Нет.

Встрял Хок: 'Эй, придурок, кажется, это ты задаёшь вопросы'.

Наступила тишина.

– Допустим. А кто министр сухопутных войск?

– Я не знаю, – ответил Маккарти.

– Ладно, тогда кто министр обороны?

Ответил Мэрфи: 'А кому какое дело?'

– Мне есть дело, – ответил голос.

– Я не знаю, – сказал Маккарти.

– Тогда кто президент?

– Ты меня срезал, – ответил Маккарти. – Я гук.

– Вы, должно быть, грёбаные морпехи. Никто больше не может быть таким тупым. Тащите сюда свои жопы.

Через час загадочный тур утихомирился. Маккарти и Мэрфи отключились на голых пружинах двух пустых коек. Маккарти лежал обнажённый ниже пояса, правая ягодица и бедро были густо смазаны меркурохромом. Пуля отсекла ему маленький кусочек плоти с правой щеки. На полу валялись осколки стекла. Хирургическую операцию провёл Мэрфи, облив Маккарти зад водкой и отколупав осколки боевым ножом. Меллас разогревал кофе на куске С-4; он уже блеванул, и лицо его покрывала мертвенная бледность. Кофе готовился для Хока, которому надо было хоть немного протрезветь, чтобы через час заступить на вахту. Первый загадочный тур Мелласа закончился. Он был очень рад, что его приняли за своего.