Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

От «темного континента» к «сильному полу»: предисловие к русскому изданию

Перед вами книга, которую можно и нужно назвать важной и смелой по нескольким причинам. Она, прежде всего, представляет большой интерес для практикующих специалистов — психоаналитиков и психотерапевтов, поскольку в ней рассматриваются вопросы женственности, женской сексуальности и материнства в их сложной и часто противоречивой взаимосвязи. Как известно, психоаналитическая концепция развития женской сексуальности разрабатывалась и пересматривалась специалистами много раз, и сам Зигмунд Фрейд в рамках своей теории влечений считал ее «темным континентом» (Фрейд 2008). Многие вопросы, касающиеся закономерностей развития женственности, причин торможения женской сексуальности и т. д. остаются неразрешенными и поныне. Не менее сложными являются и вопросы соотношения между так называемой нормальной и девиантной (первертной) сексуальностью. Долгое время сексуальные перверсии считались в основном мужским уделом, что с точки зрения автора этой книги не совсем верно.

Название книги и шокирует, и притягивает одновременно. Исследование проблем материнства и комплекса расщепления женского образа по типу мадонны и блудницы был, как известно, впервые описан Фрейдом в связи с изучением особенностей мужского психосексуального развития (Фрейд 2006а). Фрейд также описал феномен психической импотенции у мужчин, который заключается в том, что, когда они любят, они не могут получать сексуальное удовлетворение, а когда испытывают сексуальное возбуждение, то не могут любить (Фрейд 2006б).

В дальнейшем этот феномен привлек внимание Мелани Кляйн, которая связала его с потребностью в создании идеализированного материнского образа, исключающего женское сексуальное желание. По мнению Кляйн, при этом на фантазматическом уровне происходит расщепление на «женщину-грудь» и «женщину-вагину» (Кляйн 2007). Об этом же расщеплении писали затем и многие другие авторы, исследовавшие вопросы первертной сексуальности.

Эстела Уэллдон предлагает несколько новый подход к этой теме, исследуя указанные феномены идеализации материнства не с точки зрения истории и судьбы каждого конкретного индивида, а через идеализацию материнства в обществе в целом. Подобная идеализация препятствует осознанию фактов жестокого обращения и использования (в том числе сексуального) детей их матерями, а также удовлетворения собственных мстительных тенденций с их помощью. С этой точки зрения материнство, по мнению Уэллдон, может при определенных условиях приобретать первертный смысл.

Глава, названная «Материнство как перверсия», по замыслу автора является центральной. Речь в ней, по сути, идет о первертных объектных отношениях, при которых ребенок на бессознательном уровне вначале выступает как недостающий фаллос матери, а затем превращается в игрушку или «вещь». Эта «вещь» может быть использована различными способами, в том числе для манипулирования мужем, отцом ребенка, реализации конкурентных и мстительных желаний, а также для разрешения бессознательных конфликтов с собственной матерью. Достаточно часто, например, можно наблюдать, как искажение объектных отношений приводит к игнорированию или отрицанию пола ребенка со стороны их матерей. Это, как известно, приводит в дальнейшем к явной или скрытой сексуальной перверсии. Одна из причин подобного искажения, по мнению автора, связана с пережитыми унижениями и отрицанием женственности, с которыми такие матери сталкивались в детстве, и в дальнейшем повторяют опыт, разыгрывая его уже на уровне отношений с собственными детьми.

В главе «Матери, совершающие инцест» исследуется проблема сексуального использования детей. Уэллдон приводит несколько примеров из своей клинической практики, что делает этот материал особенно ценным. При этом она подчеркивает, что не ставит целью осуждение или преследование подобных случаев, а делает акцепт на том, что эти женщины являются, прежде всего, дочерями своих матерей и повторяют межпоколенческую травму. В крайних случаях в таких семьях осуществляется реальный инцест, но, по мнению автора, причиной его являются не сексуальные желания как таковые, а скорее невозможность проделать работу по сепарации и позволить ребенку построить свою собственную, отдельную жизнь. Как часто показывает практика, непосредственного инцеста может и не быть, но в то же время сексуальное использование детей происходит в скрытой, завуалированной форме. Здесь нельзя не согласиться с мнением Уэллдон, что убежденность общества в невинности и чистоте матери-мадонны позволяет игнорировать многочисленные случаи нарушения телесных и эмоциональных границ детей со стороны их матерей. Можно также добавить, что взгляды Фрейда, высказанные более ста лет назад, касающиеся психосексуальности и, в частности, того, что любая мать испытывает сексуальное влечение к ребенку и реализует его в сублимированном виде при уходе за ним (Фрейд 2006в) до сих пор не разделяются и оспариваются обществом.

В главе «Власть материнской утробы» затронуты интригующие вопросы фантазий о беременности и родах. Уэллдон находит достаточно интересный подход к теме, разделяя фантазии о беременности и последующем материнстве. По ее мнению, некоторые женщины одержимы желанием забеременеть, но при этом они на глубинном уровне не готовы стать матерями. Их беременность может быть нагружена желаниями мести и триумфа над собственными матерями в рамках соперничества и конкуренции. В другой главе Уэллдон продолжает эту мысль, говоря, что беременность нередко становится средством мести и обретения власти над мужчиной. В обоих случаях близость с ребенком, забота о нем и его ценность в целом являются сомнительными. В этой же главе автор развивает взгляды Кляйн (Кляйн 2007) об открытии ребенком телесного пространства (утробы) внутри матери, к которому в психике любой женщины существует крайне конфликтное, окрашенное завистью и ненавистью отношение. В процессе своего сексуального развития девочка и будущая женщина должна идентифицироваться с сексуальностью своей матери, которая часто на бессознательном уровне отрицается и атакуется, что составляет одну из основных сложностей на пути становления ее женской идентичности.

Не меньший интерес представляет исследование феномена женской проституции, приведенное в главе «Символическая мать-блудница». Автор предпринимает попытку исследования этого феномена как с женской, так и с мужской стороны, т. е. исследования бессознательных психических конфликтов у обоих полов. С помощью глубокого анализа психоаналитической литературы, посвященной этой теме, и на примере клинических случаев Уэллдон обосновывает, что выраженный садистический компонент, избегание близости и глубоких личностных отношений позволяет отнести проституцию к одной из форм женской сексуальной перверсии. По ее мнению, сексуальность как мужчин, так и женщин, вовлеченных в этот процесс, имеет псевдогенитальный характер и характеризуется выраженным анальным компонентом. Кроме того, это патологическое взаимодействие только с виду происходит между двумя взрослыми людьми, а на бессознательном уровне осуществляется между ребенком и матерью/отцом и имеет четко выраженный инцестуозный смысл.

К нам редко обращаются женщины, занимающиеся проституцией, но при этом достаточно часто эта тематика возникает при работе с некоторыми мужчинами, которые прибегают к услугам проституток в надежде справиться со страхом поглощения со стороны архаичной матери, а также с плохо осознаваемой ненавистью по отношению к материнской фигуре. Нередко мы сталкиваемся и с особым переносом на аналитика, возникающим в результате расщепления женского образа по типу идеализированной матери и женщины-проститутки. В тени этих конфликтов, как правило, обнаруживается обесцененный образ отца, проецируемый на аналитика и разыгрываемый в виде атаки на аналитическую теорию, сеттинг и правила. Это порождает крайне сложную динамику лечения подобного рода пациентов.

Главы «Сексуальность и женское тело» и «Женские сексуальные перверсии» посвящены особенностям женской сексуальности и предпосылкам для возникновения сексуальных перверсий. Автор высказывает гипотезу, что женские сексуальные перверсии встречаются не реже мужских, однако, если у мужчин агрессия направлена на внешний частичный объект, то у женщин она часто направляется на себя, на собственное тело, которое они бессознательно не отличают от материнского. При этом у женщин нередко возникает анорексия, булимия и собственно перверсия, связанная в этом случае с деструктивным, а не эрогенным мазохизмом. По нашему мнению, эта идея позволяет дополнить взгляды других авторов (например, 3. Фрейда, Ж. Шассге-Смиржель, Ж. Шеффер) на этиологию женского мазохизма и торможение женской сексуальности.

Жизненный и профессиональный путь автора книги не менее интересен. Эстела Уэллдон родилась в середине тридцатых годов XX века в Аргентине и, получив диплом преподавателя по работе с детьми с синдромом Дауна, вскоре поняла, что ее влечет психиатрия. Хорацио Этчегоен, один из будущих президентов Международной психоаналитической ассоциации и автор классического труда «Основы психоаналитической техники», занял тогда пост декана в Университете Мендосы, «города солнца и хорошего вина», как говорят сами аргентинцы. Именно на его курс на факультете психологической медицины и поступила Уэллдон. Этчегоен стал ее первым аналитиком и первым талантливым ученым, оказавшим на нее влияние.

Уже в процессе обучения у Уэллдон возник интерес к работе с делинквентностью, и она какое-то время проработала в колонии для несовершеннолетних. После окончания университета Уэллдон получила возможность пройти обучение групп-аналитической психотерапии в Школе психиатрии Меннингера, возглавляемую в то время Карлом Меннингером и семинары в которой проводили Маргарет Мид, Отто Кернберг, Роберт Валлерштейн и Максвел Джонс.

Шестидесятые годы прошлого века ознаменовались не только тектоническими сдвигами в общественном и политическом устройстве, но и либерализацией психиатрической помощи: в это время начали возникать дискуссии о новых подходах к лечению и в целом об отношении к психиатрическим пациентам. Роберг Лэйнг в Великобритании и Франко Базалья в Италии оказали влияние на Уэллдон и стали ее друзьями, когда после окончания Школы Меннингера она получила пост в Больнице Хендерсона. Закрывшаяся несколько лет назад Больница Хендерсона была первым в Великобритании лечебным заведением, ориентированным сначала на лечение лиц с психопатическими расстройствами, а затем женщин, переживших сексуальное насилие и страдавших тяжелыми саморазрушительными расстройствами.

Спустя три года Уэллдон начала работать в Паддингтонской больнице, которая была создана в 1931 г. на базе Института по изучению и коррекции делинквентного поведения. В ней она познакомилась с Айзмондом Роузеном, психиатром и психоаналитиком, автором первого многотомного научного труда о сексуальных девиациях. Перейдя вскоре в Портмановскую клинику — ведущее лечебное заведение, специализирующееся на помощи антисоциальным пациентам разных возрастов, — она работала под руководством Адама Лиментани, будущего президента Британского и Международного психоаналитического общества, много писавшего о сексуальных девиациях и делинквентности.

Работе в Портмановской клинике Уэллдон отдала тридцать лет, и в сфере ее внимания были психиатрические пациенты, совершившие убийства, изнасилования, обвиненные в педофилии и других тяжелых преступлениях. Хотя многие старшие коллеги из этой сферы считали, что тюремное заключение и наказание — единственный метод «работы» с этой категорией преступников, она вскоре обнаружила, что так называемым «судебным пациентам» очень помогает психологическая помощь, а именно психоаналитически ориентированная психотерапия.

В процессе работы с этим пациентами Уэллдон обнаружила, что многие из них сами были жертвами насилия в детстве. Это понимание является общепризнанным в современном психотерапевтическом сообществе, однако в шестидесятые-восьмидесятые годы прошлого века лишь небольшое число специалистов интересовалось тяжелым прошлым таких пациентов, считая это важным фактором, влияющим на формирование будущего преступника. Во время работы в Портмановской клинике Уэллдон не только сделала важный вклад в понимание этиологии сексуальных и насильственных преступлений, но и разработала новые формы психотерапевтической помощи, в частности групповую психотерапию для преступников с психиатрическими диагнозами, которых она часто помещала в одну группу с жертвами аналогичных преступлений. Как показал опыт Уэллдон, только когда преступник и жертва сведены вместе и имеют возможность взаимодействовать друг с другом, у них появляется возможность по-настоящему отгоревать пережитый каждой из сторон ужасающий опыт. Этот революционный для тех времен подход к судебной групповой психотерапии стал впоследствии обычной практикой для разных лечебных заведений (Kahr 2011).

В начале восьмидесятых годов Эстела Уэллдон организовала ряд международных встреч, посвященных судебной психотерапии, на платформе которых в 1991 г. была создана Международная ассоциация судебной психотерапии — организация, объединяющая традиционную судебную психиатрию с психоаналитической терапией, членами которой являются несколько сотен специалистов из разных стран. Ныне Уэллдон — ее почетный и пожизненный президент. Также в конце восьмидесятых в Портмановской клинике она организовала и стала вести, а затем курировать первую в мире учебную программу по судебной психотерапии, которую спонсировали Британская федерация последипломного медицинского образования и Университетский колледж Лондона (UCL). За двадцать лет Уэллдон лично обучила несколько поколений специалистов по судебной психотерапии.

После публикации книги «Мать. Мадонна. Блудница», которая была признана авторитетным «Британским медицинским журналом» классическим трудом по медицине, Уэллдон несколько лет занималась судебно-психиатрической экспертизой матерей, обвиненных в различных правонарушениях, в том числе жестоком обращении с детьми и проституции. В 1997 г. после выхода под ее редакцией «Практического руководства по судебной психотерапии» она удостоилась степени почетного доктора Университета Оксфорд Брукс.

Несколько лет спустя президент Американской психоаналитической ассоциации Роберт Пайлс присвоил Уэллдон степень почетного члена за новаторский вклад в психоаналитическую теорию и практику в области судебной психиатрии, а также за обучение сотрудников Портмановской клиники и работу с матерями, обвиненных в насилии над детьми. Эта работа считалась ранее невозможной из-за негативного контрпереноса, который вызывают эти женщины.

Вне зависимости от того, пишет ли Уэллдон о первертных матерях, садомазохизме, преступлениях на сексуальной почве или об обычных пациентах, она не задается вопросом наказания. Для нее важнее осознание, целью которого является не оправдание или попустительство преступному поведению, а более глубокое осмысление сознательной и бессознательной мотиваций человека, преступившего закон (моральный или установленный государством), что позволяет в будущем защитить как общество, так и самого виновника от новых правонарушений.

Уэллдон не относится к своим пациентам ни с сентиментальностью, видя в них исключительно жертв, ни с неумолимостью психиатрической диагностики, видя в них больных. Кроме того, она считает, что доброхотам, ищущим любви и приятия, не место в психотерапии. Терапевтам приходится иметь дело с людьми, испытывающими к ним ненависть из-за того, что у них не было возможности выразить ее по отношению к тем, кто не заботился, унижал, а норой и буквально насиловал их. Им не нужно утешение, они не хотят слышать (а даже если и услышат, то не поверят), что какая-то их часть хорошая. Они нуждаются в возможности открыто говорить, в том числе и о своей ненависти (Welldon 2011). Фрейд считал, что быть абсолютно честным с самим собой — хорошее упражнение. Уэллдон остается предельно честной с собой и предлагает своим пациентам оставаться честными по отношению к себе.

Эстела Уэллдон безусловно смелый и оригинальный автор, а ее книга представляет интерес и для более широкой, а не только профессиональной аудитории. Она одновременно бросает вызов традиционному представлению о святости и непорочности материнства, мужским эротическим представлениям о женской сексуальности и феминистским представлениям о роли женщины. В конце восьмидесятых название этой книги вызвало резкую неприязнь, но вскоре после ее прочтения пришло осознание, что реальные женщины с их настоящими проблемами имеют мало общего с романтическими представлениями о них. Это дало возможность матерям, которые жестоко обращались и использовали своих детей, а также страдали от нарушений сексуального влечения, обратиться за профессиональной помощью, не считая себя ненормальными. Это помогло им и многим другим женщинами в дальнейшем защитить себя и своих детей от патологического разыгрывания старых драм.

К сожалению, ситуация в России далека от этого. Клиторотомия, вернуться к которой для обуздания плотских влечений женщин призывают некоторые служители культа, оправдание ими физического наказания детей и законопроект о декриминализации семейных побоев (при том что от домашнего насилия в России ежегодно погибает 14000 женщин) — это лишь несколько недавних примеров так называемой «биополитики насилия» (Медведев 2016). Ее проявления можно обнаружить на самых разных уровнях общественного устройства: от «разборок» на дорогах и убийств в отделах полиции, до несправедливой и жестокой судебной системы и государственной политики подавления несогласия и преследования инакости. Ее суть — насилие сильного, облеченного властью над слабым и бесправным. Насилие отцов и матерей над своими детьми, о котором пишет Уэллдон в этой книге, лишь часть этой проблемы.

Без проработки травмы, возможности ее личного и публичного признания, а также работы с ее последствиями невозможно выздоровление жертвы. Поток осуждения и осмеивания женщин, рассказавших в социальных сетях об опыте сексуального насилия (#янебоюсьсказать), или годами замалчивавшиеся факты сексуальных домогательств со стороны учителей по отношению к ученикам одной из элитных школ лишний раз демонстрируют, что многие из нас пока не готовы к работе горя — критически важному процессу, помогающему преодолеть депрессию. Однако эта неготовность не означает, что нужно опустить руки. Историк Илья Венявкин пишет о деавтоматизации насилия, «о признании силы нелегитимным инструментом, о выходе из порочного круга насилия и молчания. Этот круг размыкается прежде всего речью: публично исповедуя свою боль, проговаривая свою травму, женщина обретает голос и право на память» (цит. по Медведев 2016). Это дает ей возможность превратиться из объекта злоупотребления в субъект влияния.

Эмма Экштейн, первая женщина-психоаналитик (анализ сна о которой — об инъекции Ирме — положил начало систематическому толкованию сновидений), как-то шутливо заметила Фрейду, когда он не смог перенести зрелища, как она истекает кровью: «Вот это и есть сильный пол» (Bonomi 2015). Смелые женщины на всем протяжении истории нередко помогали менять общественное сознание, делая его более толерантным, свободным и миролюбивым. Эстела Уэллдон своей книгой о материнских перверсиях делает свой особый вклад в это изменение, снимая заговор молчания с запретных тем и давая возможность участникам этих драм говорить, а нам, ее читателям, лучше понимать их и себя.

Элина Тришкина

член Московского психоаналитического общества (МПО) и Международной психоаналитической ассоциации (IPA)

Константин Немировский кандидат Московского психоаналитического общества (МПО) и Международной психоаналитической ассоциации (IPA)