Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Глава XII.

Еще разъ жизнь въ Марбургѣ улыбнулась бѣдному пришельцу: у Ломоносова родилась дочь. Заботы, неизбѣжныя при этомъ важномъ семейномъ событіи, не мѣшали ему радоваться и раздѣлять свою радость съ женою, которая сдѣлалась для него существомъ, еще болѣе дра гоцѣннымъ. Но тутъ-же счастье его было смущено непріятностью , которой онъ не предвидѣлъ: у нихъ не было денегъ, даже на расходы, необходимые при рожденіи дитяти. Ломоносовъ увидѣлъ себя принужденнымъ продать за безцѣнокъ нѣсколько дорогихъ для него книгъ, и войдти въ новые долги у лавочника , которому уже былъ долженъ, забирая всякій вздоръ для хозяйства. Жена его въ послѣднее время и послѣ рожденія дитяти не могла сама хозяйничать , и отъ того деньги шли безъ толку, подъ завѣдываніемъ Ломоносова. Онъ былъ такъ не экономенъ , такъ щедръ , что скоро положеніе его сдѣлалось ужасно. Хлѣбникъ

пересталъ отпускать ему хлѣбъ, а лавочникъ всякую другую провизію, когда эти люди узнали , что молодой должникъ ихъ продаетъ послѣднія свои вещи. Мало этого : они начали настоятельно требовать своихъ денегъ, а заплатить было нечѣмъ. Съ большимъ трудомъ успокоилъ ихъ Ломоносовъ, уговоривши подождать до полученія трешнаго его жалованья. Они согласились, но между тѣмъ надобно было каждый день пить и ѣсть. Ломоносовъ отыскалъ новаго лавочника, который рѣшился отпускать ему въ долгъ необходимые съѣстные припасы. Хлѣбъ покупалъ онъ на деньги , занимая по нѣскольку грошей у своихъ това-

Наконецъ третное жалованье было получено, и Ломоносовъ спѣшилъ разсчитаться съ своими кредиторами; но долгъ превышалъ всѣ получен- ныя имъ деньги. Онъ принужденъ былъ сдѣлать уплату, и оставить ничтожную сумму себѣ на расходы. Кредиторы его успокоились , но онъ уже почувствовалъ всю тягость бцть должникомъ , и со страхомъ думалъ о будущемъ. Въ первый разъ узналъ онъ цѣну деньгамъ !... Прежде, одинокій, беззаботный, онъ проводилъ иногда цѣлые дни пополамъ съ голодомъ, и забывалъ это углубляясь въ свои занятія. Но теперь, на рукахъ его были два безпомощныя, елабыя существа: жена и малютка дочь. Онъ могъ

терпѣть нужду самъ и не жаловаться на это; но заставлять ихъ терпѣть — это было выше его силъ ! Сверхъ того, прежде онъ не зналъ; что такое значило : быть должнымъ ; а теперь онъ испыталъ горесть этихъ словъ , и съ отчаяніемъ видѣлъ, что долги его не только не уменьшались, но выростали безпрерывно, какъ головы баснословной гидры.

Жена его долго не могла оправиться отъ болѣзни, а онъ не зналъ, что она своею неусыпною работою, шитьемъ, вязаньемъ, подкрѣпляла бѣдные доходы его, которыхъ и прежде не могло-бы доставать имъ на содержаніе. Теперь, слабость силъ не позволяла ей работать, а расходы и долги увеличились. Она сберегала многое также своею хозяйственностью, а теперь у нихъ жила наемная женщина, которая, кромѣ того что стоило ея содержаніе, умножала расходы своимъ плохимъ усердіемъ. И все это пало на небольшое жалованье , которое получалъ Ломоносовъ отъ Академіи; такъ что онъ вдругъ увидѣлъ себя окруженнымъ нуждою, бѣдностью и долгами неоплатными.

«Боже мой ! чѣмъ-же все это кончится? » думалъ онъ, когда безобразная нищета напоминала ему о себѣ. «Если-бъ я былъ въ Россіи, то могъ-бы найдти себѣ какую нибудь работу; а здѣсь , на чужой сторонѣ , въ чужомъ городѣ, что стану я дѣлать? Я не гожусь даже и въ пи-

саря Нѣмцамъ! Да и гдѣ мнѣ взять времени, котораго едва достаетъ на необходимыя ученыя занятія и иа заботы о больной женѣ! Неужели сбудется предвѣщаніе Виноградова ?... о Боже! избавь меня хоть отъ этого униженія! Меня какъ ребенка останавливали отъ женитьбы , и я не хотѣлъ никого слушать, я затыкалъ ути отъ ихъ благоразумныхъ совѣтовъ, жертвуя всѣмъ для доброй моей Христины. Я говорилъ имъ правду, увѣряя , что буду счастливъ съ нею ; я точно счастливъ ; но эта проклятая нужда !... Признаюсь, я не предвидѣлъ, что такъ тяжело съ нею раздѣлываться. Но , вооружусь всѣми силами ! Провидѣніе уже не разъ спасало меня отъ непріятностей и прискорбій, можетъ быть не меньше страшныхъ.»

Такъ всегда оканчивалъ Ломоносовъ размышленія свои объ угрожавшихъ ему бѣдствіяхъ, и вѣра въ Провидѣніе всегда оправдывала его надежды. Почти то-же случилось и теперь.

Вольфъ прислалъ за нимъ.

« Я получилъ отъ Петербургской Академіи,» сказалъ онъ Ломоносову, «новое распоряженіе. Видя изъ полученныхъ ею отъ меня свѣдѣній, что вы оказываете особенные успѣхи въ Металлургіи, она желаетъ, чтобы вы съѣздили во Фрейбергъ, къ извѣстному Бергъ-Pamy Генкелю, и занялись подъ его руководствомъ Горнымъ Дѣломъ практически. Для поѣздки вашей

Прислана особенная сумма денегъ , которую я и вручу вамъ.

—Съ благодарностію исполню волю Академіи — сказалъ Ломоносовъ.— Но прежде позвольте мнѣ благодарить васъ, потому что, безъ сомнѣнія, вамъ обязанъ я этимъ новымъ случаемъ къ усовершенствованію себя въ любимой моей наукѣ.

« Я писалъ въ Академію то , что видѣлъ ; впрочемъ, отправить васъ къ Генкелю точно совѣтовалъ я, и увѣренъ, что это будетъ для васъ полезно.

— Я уже столько знаю о заслугахъ Г-на

Бергъ-Рата въ наукѣ , что почту особеннымъ счастіемъ заняться Металлургіею подъ его руководствомъ.

«Тѣмъ болѣе, что вы должны прожить у него цѣлый годъ.

— Цѣлый годъ ?... да, конечно это большая выгода.

Вольфъ не хотѣлъ понимать истиннаго смысла этого восклицанія, хотя и видѣлъ, что Ло моносовъ не совсѣмъ-то былъ радъ такой долговременной разлукѣ съ семействомъ.

«Теперь извольте получить инструкцію Академіи , и жалованье за годъ , съ прибавкою на переѣзды.

Тутъ онъ вручилъ Ломоносову довольно значительную сумму денегъ, далъ всѣ необходимыя наставленія и письмо къ Генделю.

Ломоносовъ не зналъ , возвращаясь домой, радоваться-ли ему или печалиться? Онъ былъ радъ неожиданному пособію въ деньгахъ, не думая, что онѣ понадобятся ему на путешествіе; но разлука съ женой и маленькой дочерью навѣвала тоску на его сердце. Онъ размышлялъ еще и о томъ , какъ объявить о своей поѣздкѣ женѣ, не совсѣмъ оправившейся отъ болѣзни? Но пришедши домой, онъ принялъ веселый видъ и сказалъ :

«Христина! знаешь-ли, что я принесъ съ собой кучу денегъ?

— Денегъ? На что ихъ намъ много? Да и не откуда получить ихъ тебѣ, милый другъ.

Тутъ съ величайшею осторожностью началъ онъ описывать ей свое свиданіе съ Вольфомъ, и намекнулъ о поѣздкѣ во Фрейбергъ.

—Такъ что-же? — сказала Христина. —Если это для твоей пользы, я очень рада перенести самую тягость разлуки. Неужели ты думаешь, что я буду печалиться , когда вижу полезное для тебя ? Напротивъ , Михайло ! я рада для тебя на всѣ лишенія.

«Милая, милая Христина! Точно эта поѣздка будетъ полезна для моего усовершенствованія

въ наукѣ; но разлука съ тобой.... Я не смѣлъ и думать объ этомъ, не смѣлъ сказать тебѣ....

— Ты мало довѣряешь моей любви къ тебѣ. Скажи только: на долго-ли разстаемся мы ?

Ломоносовъ молчалъ.

— Неужели на цѣлые годы ?

« На одинъ годъ , Христина , но на цѣлый годъ !

— Такъ что-же ? — сказала она стараясь сохранить спокойный видъ?—За то, какъ весело будетъ намъ свидѣться. ... Ты будешь писать ко мнѣ, будешь любить меня , такъ-же какъ теперь.

«О , для чего не могу я выразить тебѣ всей любви моей ! Каждое слово твое , Христина, есть слово чистой, ангельской души.

Онъ съ жаромъ обнялъ ее.

«По крайней мѣрѣ я буду спокойнѣе отъ того, что мы, слава Богу, можемъ заплатить наши долги. Для поѣздки получилъ я много денегъ. Но я возьму съ собой какую нибудь бездѣлицу, Пойду пѣшкомъ, а остальное заплачу заимодавцамъ, и отдамъ тебѣ. Ты не будешь знать никакой нужды.

— Я рада, что ты будешь отъ этого спокойнѣе; но идти пѣшкомъ во Фрейбергъ невозможно: ты долженъ ѣхать туда.

« Напротивъ, я долженъ идти , во-первыхъ для того что сберегу этимъ сколько нибудь денегъ; а во-вторыхъ , такимъ образомъ я лучше узнаю Саксонію , которую видѣлъ только мимоходомъ.

— Но ты дорожишь моимъ спокойствіемъ, а я дорожу твоимъ; я стану меньше безпокоиться, когда буду знать , что ты не утомляешь себя пѣшеходствомъ.

Ломоносовъ обѣщалъ наконецъ исполнить ея желаніе. Послѣ этого , Христина съ величайшимъ мужествомъ начала приготовлять все необходимое для его путешествія : уклада въ небольшой чемоданъ платье и бѣлье мужа , которое содержала всегда въ возможномъ порядкѣ ; положила туда-же нѣсколько книгъ , назначенныхъ имъ самимъ ; наконецъ приготовила особенное платье для дороги.

Съ любовью и благодарностью смотрѣлъ Ломоносовъ на добрыя заботы ея и цѣловалъ поперемѣнно то милую жену, то маленькую дочь свою. Въ слѣдующее утро , надобно было разстаться. Христина хотѣла провожать мужа за городъ, но онъ уговорилъ ее не дѣлать этого. Нѣсколько слёзокъ , вырвавшихся насильно изъ глазъ ея, были единственнымъ признакомъ сердечной тоски , которая угнетала эту добрую женщину. Ломоносовъ спѣшилъ къ почтовому двору и тамъ сѣлъ въ общую карету.

Ему было очень грустно въ первый день ; но сердце его постепенно успокоивалось ; въѣхавши въ Саксонію , онъ могъ даже наслаждаться красотами природы этой очаровательной страны. Прелестна Саксонія лѣтомъ, въ свѣтлое утро , когда каждая деревенька ея представляетъ ландшафтъ, передъ которымъ ничтожны всѣ знаменитыя картины Пуссеней и Бергемовъ! Но всего прелестнѣе южная часть ея, граничащая съ Богеміею. Тутъ сама природа , кажется , помогала жителямъ устроивать неожиданныя, живыя картины. Тутъ дикія красоты смѣшаны съ привлекательнымъ устройствомъ образованности; шутъ живописные холмы и горы, лѣса и сады, виноградъ и дубъ, какъ будто наперерывъ стараются приковать къ себѣ вниманіе путешественника, между тѣмъ какъ добрые жители обновляютъ для него патріархальныя времена и старую добродѣтель гостепріимства.

, На границѣ Саксоніи Ломоносовъ выскочилъ изъ кареты и пошелъ пѣшкомъ. Онъ уже такъ сблизился съ Нѣмецкими нравами, что это путешествіе казалось ему пріятною прогулкою среди родныхъ , близкихъ сердцу. Почтенные Нѣмцы торжествуютъ семейною жизнію; а Ломоносовъ былъ теперь семьянинъ, и не разъ картина матери съ малюткою на рукахъ заставляла его вздыхать о разлукѣ съ Христиной.

Впрочемъ , путешествіе его скоро кончилось, потому что переходъ отъ границы Саксоніи до ея средоточія не велиіОь. Оставивъ Дрезденъ влѣво , Ломоносовъ приблизился къ Фрейбергу, знаменитому своими горными заведеніями. Въ городѣ , видъ соборной церкви поразилъ его какимъ-то сходствомъ съ церквами Москвы , и онъ рѣшился осмотрѣть на досугѣ этотъ великолѣпный храмъ.

Отдохнувъ и оправившись отъ дороги, уже на другой день Ломоносовъ явился къ будущему покровителю своему, Бергъ-Рату Ген- . келю.

Это былъ человѣкъ старый , въ огромномъ парикѣ, и съ необыкновенно-важиою осанкою, учтивый и словоохотный. Онъ раскланялся съ Ломоносовымъ, и когда узналъ, что тотъ пріѣхалъ съ письмомъ отъ знаменитаго Вольфа, усадилъ его, прося позволенія прочесть письмо Г-на Профессора. Изъ письма увидѣлъ онъ, что Ломоносовъ Рускій, что Вольфъ рекомендуетъ его , какъ отличнаго по способностямъ и знаніямъ своимъ молодаго человѣка.

—Очень радъ, весьма радъ, чрезвычайно радъ, Г. Ломоносовъ , способствовать вашимъ ученымъ трудамъ—сказалъ Генкель.—Вы особенно посвящаете себя Металлургіи ?

«Я люблю эту науку , и желалъ-бы въ ней усовершенствоваться. Кажется, ни гдѣ не могу

достигнуть этой цѣли такъ вѣрно какъ во Фрейбергѣ, подъ вашимъ руководствомъ.

— Благодаренъ вамъ, очень, премного благодаренъ ! Но я увѣренъ также , что встрѣчу въ васъ необыкновеннаго ученика. Петербургская Академія, которую глубоко уважаю, и Г. Профессоръ Вольфъ , къ которому питаю величайшее почтеніе, свидѣтельствуютъ о вашихъ необыкновенныхъ способностяхъ.

«Извините, Г. Бергъ-Ратъ, если я попротиворѣчу вамъ: въ Россіи еще такъ мало занимающихся науками, что даже усердіе къ нимъ награждаютъ выше заслугъ; потому-то Петербургская Академія отправила меня сюда, и дала благодѣтельныя средства слышать наставленія ученыхъ мужей. А Г. Профессоръ Вольфъ мой благодѣтель; я еще не успѣлъ заслужить того, что онъ дѣлаетъ для меня.

—Благоразумно, похвально и почтенно изволите говорить ! Но въ Россіи теперь великія дѣла совершаются. Давно-ли мы слышали о Рускихъ—извините—какъ о варварахъ; а теперь , мы бесѣдуемъ съ вами объ ученыхъ матеріяхъ !

Такъ продолжался разговоръ съ полчаса , и Ломоносовъ не замѣтилъ въ Генкелѣ никакихъ отличныхъ свѣдѣній, ни даже отличнаго ума. Казалось , это былъ добрый старикъ , не блиставшій ни ученостью, ни даромъ слова. Но

когда, на другой день, Ломоносовъ увидѣлъ его въ обширной Фрейбергской лабораторіи; когда Генкель началъ дѣлать передъ нимъ различные опыты, изъяснять ему разные законы Химіи и сообщать новыя открытія и наблюденія свои, тогда Ломоносовъ былъ готовъ чистосердечно раскаяться во вчерашнемъ мнѣніи о немъ.

Въ самомъ дѣлѣ , многіе, ученые мужи бываютъ велики только передъ своимъ предметомъ, и кажутся менѣе нежели обыкновенными людьми въ разговорахъ общихъ. Привычка-ли устремлять весь свой умъ на любимый, избранный предметъ, и невниманіе ко всему остальному, или особенное устройство умственныхъ органовъ тому причиной , только такихъ людей встрѣчается много. Къ числу ихъ принадлежалъ и Генкель. Его можно было назвать геніемъ опытной Химіи: тутъ онъ являлся великъ, поучителенъ , геніаленъ , и Вольфъ не ошибся отправивши къ нему Ломоносова, которому надобно . было только соприкосновеніе необыкновеннаго въ. какой либо части человѣка; а въ Генкедѣ онъ нашелъ еще и опытнаго руководителя; Замѣтивши въ молодомъ человѣкѣ особенную страсть къ Металлургіи и Химіи, Генкель раскрылъ передъ нимъ все богатство своей опытности и занималъ его часто , и по многу часовъ, забывая время. Тутъ и словоохотность его превращалась въ краснорѣчіе, и

страсть къ своему .занятію дѣлалась путеводною звѣздою для молодаго ученаго. Больше ничего и не нужно било для Ломоносова : онъ оказалъ успѣхи неимовѣрные.

Но не въ одной только лабораторіи занимался онъ. Генкель водилъ его въ славные Фрейбергскіе рудники, откуда, въ продолженіе нѣсколькихъ столѣтій , люди выкопали громадное количество серебра. Но и серебро, благородный металлъ, требуетъ очистки. Для этого-то были устроены во Фрейбергѣ превосходныя заведенія. Тогда еще не было тамъ преобразователя Горнаго Дѣла, безсмертнаго Вернера ; но Фрейбергъ процвѣталъ съ пятнадцатаго и даже четырнадцатаго столѣтія. Богатые пріиски серебра , открытые около него, какъ полагаютъ , еще въ двѣнадцатомъ столѣтіи, скоро привлекли людей. Воздвигся большой городъ, украшенный многими произведеніями Искуства и знаменитый своею Горною Академіею. Тридцатилѣтняя война, этотъ пожаръ цѣлой Германіи , заглушила было дѣятельность Фрейбергскихъ рудокоповъ и славныхъ тамошнихъ заведеній Горнаго Дѣла. Однако упадокъ ихъ былъ не продолжителенъ. Хотя городъ никогда уже не достигъ прежняго своего цвѣтущаго состоянія, однако во время Ломоносова Хлорное Училище было на высокой степени славы. Изъ всѣхъ концовъ образованной Европы сше-

кались туда учиться разработыванію внутренности земли и всѣмъ необходимымъ для этого свѣдѣніямъ.

Ломоносовъ записался вольнымъ слушателемъ въ Училище, взялъ участокъ въ рудникахъ для разработки, и неусыпно обогащалъ себя свѣдѣніями. Генкель посовѣтовалъ ему съѣздить къ горному хребту Богеміи , для осмотра другихъ горныхъ заведеній и для узпанія различныхъ породъ. Ломоносовъ отправился туда пѣшкомъ, и съ мѣсяцъ бродилъ по хребтамъ Рудныхъ горъ.

Неизобразимое чувство изумленія овладѣло имъ, когда увидѣлъ онъ вдалекѣ Исполинскія горы. Голубыя вершины ихъ показались ему сначала огромными облаками ; потомъ зрѣніе привыкало находить въ нихъ однообразныя, неподвижныя формы ; наконецъ протяженіе ихъ, уходившее въ пространство , казалось безконечною поэзіею, которая начиная видимыми , ощутительными предметами, скрывается во глубинѣ души человѣческой. По цѣлымъ часамъ стоялъ Ломоносовъ , глядя на эту огромную поэзію горъ , въ которыхъ сама природа дѣлается поэтомъ. Чего не перечувствовалъ онъ въ эти часы ! Съ какимъ расположеніемъ духа возвращался онъ въ углубленія долинъ и въ обыкновенный атмосферическій воздухъ !

Онъ не забывалъ и находившихся на пути его горныхъ заведеній , гдѣ тщательно осматривалъ все, достойное вниманія. Черезъ нѣсколько недѣль онъ возвратился во Фрейбергъ. Генкель обрадовался увидѣвъ своего любимаго ученика , и когда Ломоносовъ разсказывалъ ему свои наблюденія, онъ дополнялъ и объяснялъ ему то, чего не льзя было узнать или понять при быстромъ обзорѣ.

Въ это время Ломоносовъ отправилъ въ Петербургскую Академію подробное донесеніе о своихъ занятіяхъ во Фрейбергѣ, о своемъ путешествіи къ Богемскимъ горамъ, и въ заключеніе просилъ позволить ему побывать также въ Гарцѣ и обозрѣть тамошніе горные заводы, для окончательнаго усовершенствованія себя въ Горномъ Дѣлѣ и въ Металлургіи.

Во Фрейбергѣ начались опять прежнія занятія его, Гендель ввелъ Ломоносова въ кругъ ученыхъ своихъ товарищей , гдѣ путешественникъ узналъ многихъ отличныхъ людей и пользовался ихъ наставленіями. Но болѣе всего занимался онъ съ самимъ Генкелемъ, и подъ руководствомъ его совершенно пристрастился къ опытной Химіи, примѣненной къ Горному Искуству. Плавильная печь заставила его позабыть на нѣсколько времени даже Стихотворство.

Между тѣмъ, Для развлеченія , Ломоносовъ гулялъ иногда по городу и осматривалъ примѣчательныя зданія его. Такъ однажды зашелъ онъ въ соборную церковь, которая поразила его при первомъ взглядѣ. Разсматривая подробнѣе этотъ великолѣпный храмъ ; Онъ нашелъ въ немъ прекрасный памятникъ Византійскаго Искуства, такъ называемыя Златыя Врата. Стоя передъ ними , онъ сначала благоговѣлъ , изумлялся художеству : наконецъ душа его обратилась къ отечеству, по какой-то неясной связи Византіи съ Кіевомъ и древнею Русью. Тихими шагами возвращаясь домой, Ломоносовъ сказалъ самъ себѣ:« Прекрасна ты , Германія! прекрасна своимъ народомъ, своимъ просвѣщеніемъ , своими памятниками, искуствами, природою; но моя далекая Россія драгоцѣннѣе моему сердцу!

-Я могу на время оставаться въ странѣ чужой, могу любить ее, даже находить въ ней счастіе; но всегда готовъ я летѣть къ тебѣ, мое отечество!... Непостижимая сила родной земли! Что-же такое она? Что составляетъ эту силу, которая такъ-же вѣчно и вѣрно влечетъ насъ къ себѣ , какъ полюсъ намагниченное желѣзо?. .. Все! Воздухъ, деревья, камни, развалины, звуки родной земли, лица, знакомыя мнѣ и въ чужихъ людяхъ , солнце , которое иначе сіяетъ надъ моимъ небомъ , гробы отцовъ и драгоцѣнный ихъ прахъ , все это мое отече-

ство, все привязываетъ меня къ нему узами, неразрѣшимыми и непонятными для холоднаго ума. ... Таково чувство мое къ тебѣ, Россія ! а чувства не умѣютъ давать отчета. »

Другое воспоминаніе занимало его постоянно , и съ живостью возобновлялось въ немъ письмами жены. Она увѣдомляла его о себѣ, но еще болѣе о ихъ дитяти, и Ломоносовъ часто желалъ взглянуть на милыхъ его сердцу. Когда минулъ годъ , назначенный ему для прожитія во Фрейбергѣ, онъ поспѣшилъ въ обратный путь. Генкель далъ ему самое одобрительное свидѣтельство объ успѣхахъ, объ усердіи, дѣятельности и отличныхъ занятіяхъ его. Трогательно было прощаніе Ломоносова съ этимъ старикомъ, который полюбилъ молодаго Русскаго , и, съ жаромъ привязаннаго къ своему занятію человѣка, уговаривалъ его распространить въ Россіи истинное познаніе Горнаго Искуства.

Ломоносовъ отправился въ Марбургъ пѣшкомъ , потому что кошелекъ его былъ давно пустъ. Онъ мало взялъ съ собою денегъ, прожилъ во Фрейбергѣ долго, путешествовалъ, и теперь принужденъ былъ возвращаться въ большой нуждѣ. Еще разъ взглянулъ онъ на Саксонію, которая всегда представлялась ему въ новой красотѣ, и наконецъ, черезъ нѣсколько дней, добрелъ до жилища своей жены.

Съ восторгомъ бросилась къ нему на шею Христина и долго не могла произнести ни одного слова. Наконецъ она указала ему на маленькую дѣвочку , которая увивалась около нея, и произнесла съ тревогой чувствъ :

— Ты-ли это , Михайло ? Тебя-ли наконецъ Вижу я?

Онъ, не отвѣчая на вопросы ея, схватилъ на руки дѣвочку, и спрашивалъ въ свою очередь :

« Неужели это дочь наша ? неужели это наша Минна ?

— Да , да ! это она ! Ахъ , Михайло ! наконецъ ты опять со мной.

« Съ тобой, милая Христина ! Но я и въ разлукѣ любилъ воображать себя подлѣ тебя, любилъ думать, что ты невидимо со мной.

— А для меня это было однимъ утѣшеніемъ ! И какъ долго длилась наша разлука !... Но ты усталъ, Михайло, ты ужасно усталъ!

Она бросилась и принесла ему ужинъ, бѣдный, приправленный только ея радушіемъ.

Ломоносовъ возвратился вечеромъ , и долго разсказывалъ о своемъ путешествіи, о своихъ впечатлѣніяхъ, и успѣхахъ. Ему было такъ весело дѣлиться съ Христиной всѣмъ , что принесъ онъ изъ своего путешествія! Малютка дочь иногда прерывала его разсказы, и онъ бралъ ее на руки, ласкалъ съ нѣжнымъ чув-

ствомъ ошца, и опять обращался къ своей Христинѣ.

Послѣ людей чуждыхъ, холодныхъ въ самомъ радушіи своемъ, послѣ продажныхъ услугъ наемниковъ и торгашей удобствами, послѣ долгой неволи чувствъ, которымъ нѣтъ простора въ кругу самыхъ благоразумныхъ, самыхъ добрыхъ , самыхъ пріятныхъ , но чужихъ намъ людей, какъ усладительно вдругъ очутиться въ родной семьѣ, въ тихомъ уголкѣ своемъ, среди немногихъ, близкихъ сердцу! Какъ весело взглянуть на всѣ знакомые намъ предметы! увидѣть радостныя лица любящихъ насъ, и сбросить съ себя вдругъ всѣ труды, все одиночество, всѣ досады пути, для пріятнаго отдыха, Ломоносовъ вполнѣ испыталъ это наслажденіе, и ни одна тревожная мысль не возмутила его радостнаго забытья, ни одно горькое воспоминаніе не отравило его спокойствія въ день свиданія съ женою. А это подарокъ судьбы. Это рѣдкій выигрышъ у слѣпаго счастья.