Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Глава XI.

Въ самомъ дѣлѣ, на другой-же день Ломоносовъ сказалъ портному, что онъ любитъ дочь его и предлагаетъ ей свою руку.

Старикъ изумился до такой степени, что сначала не понялъ его, а когда понялъ, то сказалъ съ огорченіемъ:

« Г. Рускій! кажется, я не далъ вамъ повода смѣяться надо мной и надъ моею дочерью.

—Смѣяться ? Но я не вижу ничего насмѣшливаго въ томъ предложеніи, отъ котораго зависитъ счастіе моей жизни.

« Да какое счастіе жизни въ такой несообразности ! Я бѣдный портной и коренной Нѣмецъ , а вы иностранецъ, путешественникъ , ученый человѣкъ !... Это , сударь, насмѣшка , просто насмѣшка.

— Сдѣлайте милость, примите это въ прямомъ смыслѣ. Я прошу у васъ руки вашей дочери , и клянусь , что согласіе ваше сдѣлаетъ меня счастливымъ.

« Да могу-ли я принимать серьёзно такое предложеніе, которое невозможно для васъ ?

— Какъ невозможно ?

« Дочь моя не будетъ вашею женой,

Ломоносовъ поблѣднѣлъ отъ внутренняго движенія, и сказалъ въ полголоса.

— Она будетъ моею.... . женой.

« Какъ ? вы рѣшаетесь, сударь, говорить это такъ смѣло , въ присутствіи отца ? Что это значитъ ?

— То, что препятствій никакихъ нѣтъ, и вы должны благословить насъ.

« А я вамъ скажу тысячу препятствій : во-первыхъ , дочь моя Лютеранка , а вы другаго закона.

— Я Христіанинъ. Разность въ догматахъ нашихъ религій не мѣшаетъ браку.

« Во-вторыхъ : я не знаю кто вы.

— Вы знаете , что я честный человѣкъ ; нѣсколько мѣсяцевъ житья у васъ въ домѣ, кажется, могли вамъ доказать это.

—Я и увѣренъ, что вы честный человѣкъ; но я, напримѣръ , портной : ножницы да игла доставляютъ мнѣ хлѣбъ; а вы чѣмъ живете и чѣмъ можете содержать свою жену ?... Я не знаю.

« Милость Императрицы Россійской доставляетъ мнѣ существованіе ; а когда я окажусь достойнымъ этой милости, то мнѣ дадутъ хорошее мѣсто по ученой части.

— Но вы чужеземецъ , вы должны ѣхать въ свое отечество; вы разлучите меня съ дочерью, если женитесь на ней ; вы увезете ее въ свою Россію, а я никакъ не соглашусь на это.

« Но если дочь ваша будетъ счастлива со мной ?

—Это знаетъ только Богъ. Наконецъ, я не согласенъ на это ; да вѣрно и дочь моя не согласится.

«Спросите у нея.

—Боже мой! неужели вы говорили съ ней объ этомъ?—вскричалъ старикъ всплеснувъ руками.

« Я знаю, что она согласится быть моею женой.

—О позоръ! дочь моя изъяснялась съ вами въ любви? О срамъ !... никогда, никогда , сударь, не соглашусь !...

Старикъ началъ ходить большими шагами по комнатѣ, качать головой, вздыхать, охать.

— Позвольте сказать мнѣ одно: вы могли-бы

слышать каждое слово, Которое говорилъ я вашей дочери, и вѣрно не нашли-бы ни въ одномъ ничего предосудительнаго. Увѣряю васъ въ этомъ какъ честный человѣкъ. Впрочемъ , не хочу долѣе смущать васъ, и прошу подумать о моемъ предложеніи.

Старикъ не слушалъ его. Ломоносовѣ вышелъ.

Въ комнатѣ своей увидѣлъ онъ Виноградова и тотчасъ сказалъ ему, что хочетъ жениться.

-—Жениться? ты?—воскликнулъ Виноградовъ.

«Да. Что-же находишь ты удивительнаго въ этомъ ?

— Шутки въ сторону: женись на Христинѣ;

она славная дѣвушка ! «

« Я на ней и хочу жениться,» твердымъ голосомъ сказалъ Ломоносовъ.

— Какъ можешь ты говорить объ этомъ не смѣясь? Чудный человѣкъ!

«Потому что я не щучу, и говорю тебѣ какъ духовнику своему. Я женюсь на Хрисшипѣ.

— Полно , Михайло ! Повѣрю-ли я такой нелѣпости.

«Несносные люди! Когда сказалъ отцу, тотъ вообразилъ , что я смѣюсь надъ нимъ ! Говорю этому, онъ думаетъ, что я шучу! Коротко и ясно: я женюсь ! Тутъ, нѣтъ никакой шутки.

—Но можешь-ли ты жениться на Христинѣ? Я уже говорилъ однажды, что это будетъ для тебя источникомъ непріятностей.

« А я думаю, что это будетъ началомъ моего счастія. Я люблю Христину, она любитъ меня. Чего-же еще недостаетъ намъ для счастья?

— Бездѣлицы : ни у тебя, ни у нея ничего Нѣтъ ! А вы конечно воздухомъ питаться нс будете.

«Жалкій прозаикъ! ты думаешь только о желудкѣ, а не о сердцѣ.

— Нѣтъ, я думаю еще о томъ, что эта женитьба совершенно разстроитъ тебя. Женатый человѣкъ плохой студентъ ; а ты еще не окончилъ курса. Академія не позволила-бы тебѣ жениться. Если-же ты сдѣлаешь это безъ ея позволенія, то она лишитъ тебя своего покровительства.

«Я готовъ и на это , хоть не совсѣмъ вѣрю словамъ твоимъ.

— Что-же выйдетъ изъ этого? Ты будешь принужденъ оставить ученое поприще, и дѣло кончится тѣмъ , что понадобится работать для хлѣба, который всегда приводитъ тебя въ гнѣвъ, какъ начнешь говорить о немъ.

« Виноградовъ ! ты хочешь остаться моимъ другомъ ?

—На томъ условіи, что ты не сдѣлаешь дурачества, о которомъ говорилъ теперь.

«О, дружба на условіяхъ не годится мнѣ! За что люблю я Христину ? За то , что она любитъ меня безотчетно , и даже теперь не знаетъ о моемъ намѣреніи, если о томъ не сказалъ ей отецъ.

— А ты уже сдѣлалъ предложеніе отцу?

« Да !

—Такъ это уже не просто намѣреніе, а событіе?

«Конечно. Вольно тебѣ не вѣрить.

—Если такъ, то я не хочу напрасно терять словъ. Женись, Михайло ! Но съ этой минуты мы не товарищи съ тобой.

«Почему-же , Виноградовъ?

- Потому, что должны идти разными путями. Ты погрязнешь теперь въ семейной жизни, а я хочу еще приготовляться быть полезнымъ отечеству.

«Неужели-жь ты думаешь , что я меньше тебя буду полезенъ ему ? О, ты не знаешь меня, Виноградовъ !

— Чего ждать, отъ человѣка , столько безхарактернаго, что онъ для взгляда первой дѣвчонки, для пустаго удовольствія, готовъ бросить все назначеніе своей жизни !

«Удержись, Виноградовъ, отъ такихъ словъ, какъ я удерживаюсь отъ гнѣва на тебя!

— Да, конечно лучше молчать. Но я еще долженъ объявить тебѣ, что мы и безъ этого скоро разстались-бы.... только можетъ быть иначе нежели теперь.

«Какъ? что это значитъ?

— Я ѣду изъ Марбурга.

«Куда ? зачѣмъ ?

— Профессоръ Вольфъ отправляетъ меня въ Швейцарію и на Апеннинскія горы. Тебѣ сдѣлалъ онъ также назначеніе , только на слѣдующій годъ.

«Я ничего и не знаю объ этомъ.

—Потому что не рѣдко пропускаешь лекціи, и не ходишь къ Профессору.

« Да, это правда. Но въ послѣднее время я, право, не могъ. . ...

—Видишь-ли, Ломоносовъ, слѣдствія. . . .

«Не говори , ради Бога , не говори ! Вскорѣ окончатся мои душевныя тревоги, и тогда примусь я за дѣло съ новымъ жаромъ.

— Дай Богъ , дай Богъ — сказалъ Виноградовъ качая головой.

Видимая холодность раздѣлила друзей въ послѣдніе два дни , которые Виноградовъ провелъ до своего отъѣзда въ Швейцарію. Онъ сердился на Ломоносова и не могъ одобрять его намѣренія ; а тотъ былъ влюбленъ , былъ гордъ, и не могъ сознаться въ своемъ безразсудствѣ, потому что не видалъ его. Они разстались молча; только взоры говорили за нихъ. Казалось , друзья , столь различные характеромъ , готовы были сказать одинъ другому : хоть я и сержусь на тебя, а все-таки люблю.

Между тѣмъ старикъ портной не давалъ отвѣта , и съ того-же дни, въ который Ломоносовъ имѣлъ съ нимъ объясненіе , велѣлъ приносить обѣдъ въ комнату постояльцевъ.

Ломоносовъ рѣшился идти къ нему самъ.

— Я пришелъ услышать ваше согласіе— смиренно сказалъ онъ портному.

Старикъ примѣтно встревожился и возразилъ полу-сердито:

« Милостивый государь I я сказалъ вамъ и повторяю теперь, что не могу согласиться на бракъ вашъ съ моею дочерью.

— Это послѣднее вате слово ?

«Да. Я просилъ-бы еще васъ перемѣнить квартиру, потому что, послѣ нашего объясненія, вамъ уже не годится быть въ моемъ домѣ, а мнѣ не льзя держать отъ васъ взаперти Христину. Вы знаете, что она у меня хозяйничаетъ въ домѣ всѣмъ: я безъ нея какъ безъ рукъ.

Спокойно выслушалъ Ломоносовъ этотъ Нѣмецкій отвѣтъ, и сказалъ :

— Желаніе ваше будетъ исполнено.

Отъ чего-же явилось такое спокойствіе въ Ломоносовѣ ?... Онъ былъ готовъ къ отвѣту портнаго ; еще больше : онъ рѣшился жениться на Христинѣ тайно, и уже получилъ на то ея согласіе. Пылкая юность ихъ разсудила, что надобно только обвѣнчаться, а отецъ по неволѣ приметъ ихъ къ себѣ, хоть вѣроятно и посердится. Такая рѣшительность не должна казаться странною въ молодой дѣвушкѣ, простой дочери портнаго. Въ этихъ простыхъ существахъ иногда скрываются сильныя чувства , пламенныя страсти, которыя пожаромъ

вспыхиваютъ отъ прикосновенія такихъ душъ, какую встрѣтила Христина въ Ломоносовѣ. Можетъ быть , она оеталась-бы навсегда мирною хозяйкою простаго Нѣмецкаго быта, еслибы судьба не сблизила ея съ такимъ человѣкомъ. Но удивительно-ли, что Этна его страсти зажгла ея дѣвическую душу?

И трудно-ли было скрыться влюбленной дѣвушкѣ отъ старика отца, у котораго она составляла почти всю прислугу ? Можетъ быть сердце ея трепетало, когда выходила она изъ отеческаго дома, съ тѣмъ чтобы навсегда соединить свою судьбу съ человѣкомъ , уже не чужимъ ей любовью, но увлекавшимъ ее совсѣмъ въ иной міръ. Однакожь рѣшительность превозмогла все : Христина ушла съ Ломоносовымъ въ церковь , и пасторъ, напередъ задобренный, обвѣнчалъ ихъ. Печально было это торжество , столь милое сердцу ! Почти одиноко окончился обрядъ въ церкви; но по выходѣ изъ нея, когда надобно было идти не въ домъ отеческій , а на квартиру., вновь нанятую Ломоносовымъ, Христина почувствовала, что тоска сжала ея сердце. Только тутъ поняла она вину свою !

Очарованный своимъ счастіемъ , Ломоносовъ показывалъ ей приготовленное имъ убѣжище, гдѣ все было бѣдно, однакожь удобно для жиз-

ни; Христина ne могла глядѣть ни на что. Она ллакала и сквозь слезы говорила ему: -

- «Я бѣжала изъ отеческаго дома, какъ npe-

-ступница! Я рѣшилась на дѣло не угодное Богу! Родитель не благословилъ меня! . . .

- —Но Церковь благословила насъ, Христина! Завтра-же пойдемъ мы къ родителю твоему, и онъ конечно проститъ тебя, когда увидитъ наше счастіе !

«Проститъ! Для чего-же должна я искать его прощенія?

—Для того, что иначе онъ не согласился-бы такъ скоро увидѣть насъ счастливыми.

Сердечное краснорѣчіе и любовь Ломоносова нѣсколько успокоили Христину.

На другой день, счастливые супруги смиренно явились къ огорченному родителю. Онъ провелъ ночь въ страшномъ безпокойствѣ; сначала спрашивалъ у всѣхъ окружавшихъ его , у сосѣдей и даже всѣхъ шедшихъ по улицѣ, не видали-ль его Христины. Ни кто не умѣлъ отвѣчать ему. Наконецъ онъ бросился въ комнату Ломоносова , и нашелъ ее запертою ; онъ понялъ все , и пересталъ искать дочь. Сложивъ руки , почти до утра ходилъ онъ по своей комнатѣ въ задумчивости.

Онъ почти не изъявилъ удивленія , когда увидѣлъ Христину съ Ломоносовымъ, и довольно холодно сказалъ :

— Зачѣмъ ты пришла ко мнѣ ? ты не дочъ

МОЯ...

« Папенька! папенька!» закричала Христина падая передъ нимъ на колѣни. «Простите меня! Простите моего мужа!»

— Мужа ?...

« Да , вчера вечеромъ , мы соединились святымъ, вѣчнымъ союзомъ,» сказалъ Ломоносовъ.

— Я не благословлялъ васъ на этотъ союзъ, и не признаю его. Не хочу преслѣдовать васъ закономъ, но не могу и любить дочери непослушной. Подите съ глазъ моихъ!

Чувство придавало словамъ добраго старика непобѣдимую силу.

Христина рыдая обнимала его колѣни и не могла произнести ни одного моленія. Ломоносовъ говорилъ , но оправданія его разсыпались въ прахъ передъ немногими словами правды, которую высказывалъ оскорбленный отецъ. Наконецъ Ломоносовъ былъ принужденъ увести полубезчувственную жену свою.

Если-бы старикъ встрѣтилъ ихъ гнѣвомъ, проклятіями , то можетъ быть Христина не почувствовала-бы такъ глубоко своего проступка. Но тихій ропотъ его, но оскорбленное чувство отца, выражавшееся въ немногихъ упрекахъ, поразили дочь, горячо любившую его. Она провела нѣсколько дней въ слезахъ, и по-

сылала своего мужа молить ойца о прощеніи ; но старикъ упорно не хотѣлъ видѣть ея , и только при описаніи горести ея смягчился нѣсколько. Забывая гнѣвъ свой вымолвилъ онъ :

«Скажи Христинѣ, что я желалъ-бы изгнать ея изъ моего сердца, но не могу. Она оскорбила меня, больше нежели можетъ представить себѣ; однако я все еще не въ силахъ забыть ея. Оставимъ времени будущее: если вы окажетесь достойны прощенія моего , то , я чувствую, что еще могу смягчиться. Я люблю дочь мою. Ты, Михайло, не женщина, и уменъ больше меня ; ты самъ понимаешь , какъ я долженъ глядѣть на тебя, виновника ея проступка. Не говори-же мнѣ болѣе никакихъ оправданій теперь, когда еще оскорбленіе слишкомъ живо, въ моемъ сердцѣ. Поди, и старайся, съ женою своею, оправдать не совсѣмъ истребленную къ ней любовь мою.»

Старикъ говорилъ какъ чувствовалъ , а онъ чувствовалъ какъ отецъ , и при томъ житель маленькаго Нѣмецкаго городка.

Христина ожила при зарѣ надежды услышать отъ своего родителя слова прощенія. Она стала спокойнѣе и принялась за свое маленькое хозяйство съ удивительнымъ усердіемъ. Ломоносовъ получалъ отъ Академіи порядочное жалованье, которымъ могъ жить, совсѣми удобствами одинокой жизни ; но Христина

умѣла распорядиться такъ, что этого оказалось достаточно имъ двумъ. Она исправляла почти всѣ занятія и даже работы сама. Любовь украшала все это для Ломоносова, и онъ почиталъ себя совершенно счастливымъ человѣкомъ. Часто, глядя какъ Христина заботилась объ устройствѣ домашней жизни, онъ не могъ насмотрѣться на нее и тихо благодарилъ Бога за свое счастье.

Ученая дѣятельность его возобновилась. Онъ опять сталъ усердно посѣщать лекціи , и часто являться къ Вольфу. Этотъ знаменитый человѣкъ, живя въ маленькомъ городѣ, не могъ не слышать о женитьбѣ Ломоносова, которая привела въ движеніе всѣ круги и кружки Марбургскаго общества. Однакожъ онъ не говорилъ ему своего мнѣнія до тѣхъ поръ, пока самъ Ломоносовъ не сказалъ уважаемому имъ Профессору о своей женитьбѣ. Вольфъ конечно смотрѣлъ на это глазами философа , однакожъ почелъ обязанностью своею замѣтить молодому человѣку , отданному нѣкоторымъ образомъ подъ его покровительство, что онъ поступилъ очень необдуманно. Ломоносову больно показалось такое мнѣніе , и это выразилось на лицѣ его.

«Не оскорбляйтесь моими словами ,» сказалъ Вольфъ , «и дайте мнѣ выразить вамъ подробнѣе мысль мою. Бракъ—необходимое условіе въ

жизни , необходимое до такой степени , что человѣкъ не женатый кажется существомъ, не исполнившимъ своего назначенія, одинокимъ среди людей, эгоистомъ, который уклоняется отъ самой тяжелой обязанности , налагаемой на него условіями жизни въ мірѣ. Но это лишь вещественное назначеніе человѣка; для него не долженъ онъ забывать другой, не меньше важной обязанности своей : дѣйствовать въ мірѣ нравственномъ. Это призваніе Людей , узнавшихъ міръ не съ одной вещественной стороны. Они должны иногда отказываться отъ всѣхъ другихъ обязанностей, для того чтобы дѣйствовать въ мірѣ нравственномъ. Съ такимъ-то высокимъ назначеніемъ были установлены обители монаховъ, гдѣ человѣкъ навѣки отдѣлялся отъ всего вещественнаго , и посвящалъ себя единственно духовнымъ подвигамъ. Сообразите, что былъ-бы теперь міръ безъ этого великаго установленія ? Кто показалъ намъ истинный духовный , лучшій міръ, какъ не отшельники , не монахи ? Теперь эти дѣйствователи, силою времени и обстоятельствъ, ослабѣваютъ и удаляются съ своего поприща ( ⁴ ). Мѣсто ихъ должны заступить мы , такъ называемые ученые. Бы, человѣкъ предназначенный

судьбой и отечествомъ къ ученому званію, вы вдругъ перешли теперь къ жизни семейной, которая необходимо отвлечетъ васъ на нѣкоторое время отъ прямаго пути къ цѣли вашей.

— Я все еще не понимаю, Г. Профессоръ: неужели человѣкъ ученый не долженъ жениться?

« Напротивъ : долженъ, но вы можете-ли назвать себя ученымъ? Рѣшите сами.

Ломоносовъ поникнулъ головой.

«Позвольте мнѣ выразиться проще, но яснѣе: только имѣя аттестатъ на званіе ученаго могли вы вступить въ новую обязанность. Теперь-же, вы будете имѣть на себѣ двѣ обязанности , которыя могутъ показаться вамъ тягостны. Впрочемъ— прибавилъ Вольфъ улыбаясь—я увѣренъ, что сила вашего духа подкрѣпитъ васъ.

Послѣ этого разговора, Вольфъ уже никогда не говорилъ съ Ломоносовымъ о его женитьбѣ, какъ-бы давая тѣмъ разумѣть , что не хочетъ вспоминать о проступкѣ своего ученика.

Но что люди почитали проступкомъ, въ томъ Ломоносовъ видѣлъ величайшее свое счастіе. У него оказывался недостатокъ въ деньгахъ ; но добрая жена умѣла вознаградишь это экономіей, и онъ почти не замѣчалъ нужды, часто грозившей ему. Онъ восхищался добрымъ сердцемъ и милымъ характеромъ своей жены,

которая, казалось , жила только для его утѣшенія. И дѣйствительно, все, что можетъ изобрѣсти нѣжная предупредительность любви и дружбы, все было истощено ею. Сверхъ того, она выражала каждымъ поступкомъ своимъ такую довѣренность къ мужу, что онъ иногда былъ готовъ стать передъ нею на колѣни и еще разъ поклясться въ вѣчной любви.

Въ то время, когда такъ тихо и мирно катились дни Ломоносова , онъ вдругъ узналъ о побѣдѣ, одержанной Русскими войсками подъ Хотиномъ. Это сдѣлало па него впечатлѣніе радостное и сильное. Въ отдаленіи отъ отечества, среди чужеземцевъ, въ глуши раздались передъ нимъ побѣдные громы Россіи. Волненіе чувствъ его сдѣлалось наконецъ такъ живо и сильно, что онъ рѣшился выразить его на бумагѣ. Въ первый разъ посѣтилъ его истинный восторгъ , и онъ написалъ оду, которая начинается такъ :

Восторгъ внезапный умъ- плѣнилъ,

Ведеть на верхъ горы высокой, и проч.

Лицо его горѣло и дыханіе прерывалось, когда онъ окончилъ оду. Онъ сталъ перечитывать: хорошо ! Но всего больше, радовало его , что онъ написалъ свою оду новымъ размѣромъ, въ подражаніе знаменитой Гинтеровой одѣ Принцу

Евгенію. Тогда не почиталось грѣхомъ , просто , переводить цѣлыя строфы изъ извѣстныхъ чужеземныхъ стихотвореній и выдавать ихъ за свои ; однако Ломоносовъ воспользовался этимъ правомъ очень умѣренно , такъ что сличая его оду съ Гинтеровой, почти не найдете близкаго подражанія: оно болѣе замѣтно въ общности, въ тонѣ и оборотахъ.

Такъ родился подъ перомъ его ямбическій, стихъ, надолго оставшійся первенствующимъ въ Русскомъ стихотворствѣ! Ода на взятіе Хотина была первымъ истиннымъ стихотвореніемъ , не Русскимъ , а правильнымъ , гармоническимъ, доказывающимъ гибкость и величіе Русскаго языка.

Творецъ этой оды былъ такъ доволенъ ею, такъ убѣжденъ въ ея достоинствѣ, что рѣшился послать ее въ Петербургъ , къ бывшему тогда Президентомъ Академіи Наукъ , Барону Корфу. Въ письмѣ къ нему онъ объяснялъ, что ода написана размѣромъ новымъ,неслыханнымъ дотолѣ въ Русскомъ стихотворствѣ.

Этотъ опытъ показываетъ, что Ломоносовъ не переставалъ заниматься стихами и сдѣлалъ въ теоріи ихъ большіе успѣхи. Необыкновенный взглядъ его производилъ новое во всемъ, куда ни проникалъ онъ: такова принадлежность генія ; онъ можетъ ошибаться, но никогда не идетъ по чужимъ слѣдамъ.

Между тѣмъ, ни идиллическая жизнь, ни стихи, ни что не могло отвлечь его отъ любимыхъ занятій точными науками. Онъ слушалъ Вольфа, любилъ углубляться въ блестящія его изслѣдованія; но собственно Философія не была удѣломъ нашего соотечественника , потому что въ ней всѣ искали не того , чего искать должно. Она была собраніемъ предположеній и гаданій, больше или меньше удачныхъ ; но метода изслѣдованія оставалась только въ немногихъ , геніальныхъ головахъ. Потому-то Ломоносовъ оказалъ всего меньше успѣховъ въ Философіи. Умъ его болѣе склонялся къ наукамъ и знаніямъ опытнымъ , каковы Химія, Металлургія , и Физика, бывшая также сборомъ опытовъ по разнымъ частямъ Естествознанія. Тутъ онъ дѣлалъ чудеса и удивлялъ своихъ учителей проницательностью. Работая съ Профессоромъ Химіи въ лабораторіи , онъ вскорѣ сдѣлался любимымъ его помощникомъ ; Профессоръ Металлургіи предвѣщалъ въ немъ отличнаго ученаго по Горной части; Профессору Физики онъ дѣлалъ всѣ опыты съ необыкновенною ловкостью и смѣтливостью. Часто цѣлые дни занимался онъ съ ними , и только отдыхать возвращался домой. Послѣ трудныхъ умственныхъ занятій , человѣку необходимъ отдыхъ, и духомъ и тѣломъ. Проводя большую часть дня въ Университетѣ со своими Про-

фессорами , Ломоносовъ возвращался домой и посвящалъ остальное время дружескимъ разговорамъ съ женою , занятіямъ Словесностью , чтенію. Онъ читалъ много , особенно писателей Нѣмецкихъ, такъ что сдѣлался совершенно знакомъ съ тогдашнею, еще бѣдною Нѣмецкою Словесностью. Незамѣтно выучился онъ, почти самъ собою , Французскому языку, и читалъ Французовъ, у которыхъ не задолго былъ великій векъ Словесности , какъ называли они время Расина , Мольера , Буало , Лафонтена. Древніе не переставали занимать его : Цицеронъ, Горацій, Овидій, и отчасти Греческіе писатели, не сходили съ письменнаго столика Ломоносова. Все это называлъ онъ отдыхомъ. Но истиннымъ отдыхомъ его было то время , когда онъ не дѣлалъ ничего и наслаждался тихою семейною жизнью, или училъ жену свою Русскому языку и разсказывалъ ей о Россіи многое, что возобновлялось въ памяти его, при мысли о миломъ отечествѣ.

« Знаешь-ли, Христина!» сказалъ онъ ей однажды. «Иногда мнѣ кажется , что я не поѣду въ Россію.

—Почему-же, Михайло ?

«Мнѣ такъ хорошо здѣсь; я нашелъ столько счастья жить тамъ, гдѣ твоя родина, что кочу сберечь его, это счастье , и не смотря на всю привязанность къ отечеству, боюсь раз-

строить наши тихіе , мирные дни новымъ переселеніемъ.

— Ахъ, нѣтъ, Михайло! я не хочу чтобы ты разстался навсегда съ отечествомъ , твоею Россіею. И что называешь ты нашимъ счастіемъ? Любовь нашу? Но я буду вездѣ съ тобой. Любовь отца? Но.... онъ изгналъ меня и не хочетъ видѣть.

Она прослезилась.

«Отецъ скоро примирится съ нами, милая Христина. Онъ такъ добръ ! И всѣ здѣсь такъ добры! Въ отечествѣ, я не зналъ никакихъ наслажденій; тамъ всѣ были чужды мнѣ; а здѣсь я нашелъ тебя, и съ тобой цѣлый міръ счастья !

— Я не могу противорѣчить тебѣ , потому что не знаю ничего кромѣ своего города, и никого кромѣ немногихъ родныхъ; однако мнѣ кажется , что тебѣ надобно возвратиться въ Россію.

«Для чего, Христина ?

— Не умѣю объяснить этого. Ты здѣсь какъ

будто не на своемъ мѣстѣ; тебѣ надобно что-то другое.

Ломоносовъ задумался. Простое чувство женщины было вѣрнѣе его ума, обширнаго, но увлекаемаго воображеніемъ и непостояннаго въ привязанностяхъ ! Это поразило его, когда онъ обдумалъ слова Христины. Идиллическая

жизнь увлекла его до такой степени , что онъ былъ готовъ забыть для нея все : отечество, назначеніе свое , и даже цѣль жизни. Мы уже видѣли много такихъ мгновенныхъ его, вспышекъ; увидимъ ихъ и дальше.

Дни черезъ два послѣ этого разговора, неожиданно явился къ нимъ отецъ, портной. Нѣсколько мѣсяцевъ не видался онъ со своею дочерью , и во все это время тщательно наблюдалъ за нею. Онъ былъ знакомъ почти со всѣми въ городѣ, легко находилъ случай узнавать, каково живетъ она съ мужемъ , чѣмъ занимаются они, каково идетъ ихъ хозяйство, и обо всемъ этомъ слышалъ однѣ похвалы. Черезъ, хозяина дома, гдѣ жили они , особенно развѣдалъ онъ, что дочь его много печалится о разлукѣ съ отцомъ и часто плачетъ. Наконецъ это расшевелило благоразумное сердце его , и онъ рѣшился заключить торжественное примиреніе съ бѣглянкою-дочерью и съ похитителемъ-мужемъ ея.

Христина заплакала , закричала , когда увидѣла отца, и хотѣла броситься къ нему, но онъ протянулъ руку—удержать ее отъ этого, и потомъ сказалъ наставительную рѣчь, какъ дурно поступила она , какое право имѣлъ онъ сердиться на нее, какъ дорого она должна цѣнить любовь отцовскую, которая одна заставляетъ его теперь забыть все, и снова принять

заблудшую дочь въ милость и покровительство. Послѣ этого онъ подошелъ къ ней, поцѣловалъ ее въ лобъ, далъ ей поцѣловать свою руку, и произнесъ маленькое наставленіе Ломоносову. Тотъ не могъ наконецъ выдержать этого церемоніала и кинулся обнимать старика. Краснорѣчіе его довершило все остальг ное. Старикъ самъ растрогался , расцѣловалъ своихъ дѣтей и предложилъ имъ переѣхать къ нему въ домъ.

«Если-бъ ты знала , какъ грустно мнѣ было оставаться сиротой!» сказалъ онъ дочери. «Я привыкъ къ тебѣ, и безъ тебя никто не могъ угодить мнѣ , ни въ чемъ !»

—Папенька!—говорила она, цѣлуя руку отца. —Я не смѣю надѣяться вознаградить когда нибудь за огорченіе, которое сдѣлала вамъ но неопытности своей ! Но, жизнь моя будетъ посвящена вашему утѣшенію.

Дѣло сладилось. Ломоносовъ переѣхалъ съ женою къ отцу ея, и старикъ скоро забылъ свой гнѣвъ. Христина угождала отцу со всѣмъ усердіемъ дочери, желающей загладить вину свою. Единственнымъ признакомъ недавняго разлада ихъ оказалось то , что Христина съ мужемъ должна была имѣть свое хозяйство : старикъ не хотѣлъ , да и не могъ ничего давать ей на издержки. Слабое здоровье, еще болѣе разстроенное лѣтами и работою, не

позволяло ему заниматься ремесломъ своимъ съ бывалымъ прилежаніемъ. Во время отсутствія дочери, онъ отпустилъ почти всѣхъ своихъ работниковъ и отъ того доходъ его уменьшился до крайней степени. «Живите какъ умѣете,» говорилъ онъ Христинѣ. «Я не въ силахъ помогать вамъ ничѣмъ, кромѣ квартиры, которою можете вы пользоваться.»

Ломоносовъ, который никогда не заботился о пропитаніи, не хотѣлъ и теперь думать объ этомъ. Онъ сказалъ старику, что надѣется на собственныя свои силы , и никогда не потревожитъ его просьбой о деньгахъ. Однако вскорѣ обстоятельства должны были перемѣниться, и Ломоносову пришлось испытать горькія непріятности, которыхъ не зналъ онъ прежде.