Мировое правительство

Глава 16 Длинная вьющаяся лента

Агенты, сопровождавшие Джека в аэропорт Шарля де Голля, старались держаться дружелюбно — в автомобиле предложили ему баночку кока-колы, а также вручили билет бизнес-класса в Вашингтон. Но до самой посадки они не отходили от него ни на шаг. По прилете в столицу они втроем быстро прошли таможню через отдельное помещение, миновав бесконечную очередь к окошкам, а затем проводили Джека в оплаченный номер отеля «Хилтон». Оттуда он позвонил своему отцу, надеясь, что тот приедет повидаться с ним, но отец оказался в командировке. Тревожное чувство одиночества снедало Джека весь вечер.

Утром та же служебная машина доставила Джека на встречу, из-за которой он и оказался в Вашингтоне. Дорога была относительно недолгой — офис интересовавшейся им организации хоть и располагался в соседнем штате, но, как и все важные правительственные органы, находился в пределах доступности от столицы: километров сорок езды на север, недалеко от Балтимора. Балтимор в детстве был одним из самых любимых мест Джека, вызывавшим всякий раз радостные, положительные эмоции — он не раз проводил здесь отличные выходные с родителями. Помимо делового центра с небоскребами вся историческая часть города, казалось, до сих пор жила в XIX-м веке: со старинной набережной с сохранившимися здесь парусными и паровыми кораблями, ковбойскими салунами и особенной романтичной атмосферой. Но до старого центра Балтимора в этот раз они не доехали, свернув с хайвэя в его пригород Форд Мид, который выглядел скучно — с однотипными, невысокими домами, множеством парковок и вывесок дешевых заведений быстрого питания. Однако над всей этой серостью возвышалось огромное здание, производящее на редкость зловещее впечатление.

Центральный офис Агентства национальной безопасности был тяжеловесным многоэтажным сооружением из черного непрозрачного стекла, с широким прямоугольным фасадом. Людям с развитым воображением он казался похожим на замок злого волшебника. Правда, в сказках такие замки обычно находятся на вершине голой, неприступной скалы, окруженной непроходимым лесом, а этот офис возвышался над центром обычного городка. Нельзя сказать, что первое впечатление об этом учреждении обманчиво — напротив, оно было весьма близким к истине. Во всей системе государственных органов США не было ни одного ведомства, которое могло бы сравниться с АНБ по уровню окружающей его тотальной секретности. Даже такие всемирно известные организации, как ЦРУ, ФБР или НАСА, все-таки были до некоторой степени открытыми, с понятными обществу целями, законными методами и инструментами достижения этих целей, а также с правом доступа для всех желающих к рассекреченной части их архивов.

Ничего подобного нельзя было сказать об АНБ. Его аббревиатура (NSA — National Security Agency) также почти всерьез расшифровывалась как Never Say Anything (Никогда ничего не говори) и даже No Such Agency (Нет такого агентства). Не только открыто обсуждать в обществе, но даже и просто произносить вслух его название в Америке было попросту не принято. АНБ традиционно являлось не только самым законспирированным, но также и наиболее щедро финансируемым органом национальной безопасности — лишь открытая, утверждаемая конгрессом часть его бюджета составляла десять миллиардов в год, больше, чем бюджеты ЦРУ и ФБР, но поговаривали, что эта сумма — лишь верхушка айсберга. Количество сотрудников ведомства всегда держалось в тайне. Известно лишь, что оно измеряется десятками тысяч агентов, дислоцированных во множестве точек Америки и мира. По закону им было запрещено говорить кому-либо о том, где они работают, помимо того, что они — госслужащие США. На АНБ работали самые разные люди — от целой армии тайно завербованных молодых, одаренных компьютерных гиков, до пожилых генералов, не смысливших в программировании, но точно знавших, кто главные враги Америки, и умевших ставить масштабные стратегические задачи. АНБ играло ключевую роль в разведке и координации действий армии и силовых ведомств США во всех военных конфликтах, в которые страна-гегемон была вовлечена после Второй мировой войны, — от Вьетнама до Афганистана и Ирака. Под его наблюдением и контролем находились буквально все стратегические средства телекоммуникаций в мире — от собственных военных до гражданских, расположенных на территории потенциальных и реальных противников. Особый размах деятельность Агентства приобрела с началом XXI-ro века. После принятия «Патриотического акта» при Джордже Буше-младшем оно стало делать совершенно законно то, что десятилетиями до этого делало нелегально: прослушивало телефоны и следило за миллионами простых американцев. За рубежом АНБ в обход всех международных законов получало информацию о звонках и электронных письмах главных лидеров иностранных государств. Сбежавший в Россию сотрудник этого ведомства Сноуден потряс мировую общественность раскрытием многих подобных фактов, хотя для мало-мальски сведущих экспертов в области разведки ничто из признаний перебежчика не было неожиданным.

Вблизи черный прямоугольник офиса АНБ не выглядел такой неприступной крепостью, каким его можно было бы себе вообразить. На автостоянке перед ним наряду с местами для сотрудников ведомства находился общественный паркинг. Около главного входа Агентства толпилась шумная группа старшеклассников, приехавших сюда на экскурсию. Водитель проводил Джека к другому, служебному входу, где его уже ждала высокая стройная сотрудница в деловом костюме с юбкой чуть выше колен. Она посмотрела на Джека, одетого в мятые джинсы и летнюю рубашку, купленную им на распродаже в Париже, с едва заметной надменной и иронической улыбкой. Впрочем, когда он, пройдя тщательную проверку документов и металлоискатель, подошел ближе, ее лицо вытянулось в безупречную, профессионально поставленную улыбку. Радостным голосом и подчеркнуто вежливо она обратилась к Джеку по фамилии, сообщив, что полковник Уорти ждет его в своем офисе на двадцать восьмом этаже. Джек провел в гостевой комнате не меньше получаса, хотя других посетителей там не было. Это был старый психологический прием, чтобы приглашенный не чувствовал себя слишком важной персоной.

Полковник Уорти был человеком с военной выправкой, лет сорока пяти, моложавый, с редеющими светлыми волосами, одетый в форму. Его кабинет был традиционно уставлен американскими флажками, семейными фотографиями и еще какими-то дипломами на стенах. Посреди стола лежала черная кожаная ковбойская шляпа с надписью «Аль Капоне» — не очень уместная для серьезного офиса. На стене висела фотография, на которой хозяин кабинета в штатском стоял около огромных радиоантенн где-то в пустыне.

Полковник сердечно, с широкой улыбкой пожал Джеку руку, предложив сесть на мягкий диван, перед которым находился низкий стол с вазой, полной соблазнительных спелых фруктов.

— Добро пожаловать. Много о вас слышал. Простите, что нам пришлось прервать ваш отдых в Париже. Обстоятельства, не терпящие отлагательств. Вы наверняка знаете или слышали о нашем ведомстве? Возможно, даже что-то пугающее, из области теорий заговора? Что поделать, общество любит нагнетать страх вокруг всего засекреченного. Люди всерьез верят, что мы здесь круглые сутки строим коварные планы по тайному захвату мира, уничтожаем людей тысячами, не моргнув глазом, и, возможно, даже едим невинных младенцев из стран третьего мира на завтрак. Делите всю эту ахинею на десять как минимум. Поверьте, все намного, намного прозаичнее. Мы просто делаем свою непростую работу, честно защищая национальные интересы и обеспечивая процветание и само будущее нашей великой страны. Кроме того, мы еще и связаны по рукам и ногам тоннами бюрократических предписаний. Недели не проходит, чтобы против кого-нибудь из наших сотрудников не завели внутреннее расследование о превышении служебных полномочий — почти всегда высосанное из пальца. Впрочем, это далеко не главное. Моральное удовлетворение сотрудников от работы в ведомстве — вот наша главная гордость. Они полностью реализуют себя профессионально, находятся на пике развития мировых телекоммуникационных технологий, глубоко вовлечены в такие масштабные проекты, о которых обычные люди, работающие в гражданском бизнесе, не могут даже и мечтать. И конечно, мы внимательно следим за выпускниками лучших учебных заведений страны. Вы — один из них.

Сделав паузу, полковник внимательно вгляделся в лицо Джека, попытавшись понять его первую реакцию, но, не увидев никаких эмоций, продолжил:

— Наши эксперты — высокого мнения об уровне ваших разработок. Эксперты именно в той сфере, которая нас интересует особенно: криптография, коммуникации. Я, конечно, понимаю, что зарплаты в госсекторе — это совсем не то, что может увлечь такого молодого, амбициозного человека, как вы. И все же я хотел бы предложить вам должность в нашем ведомстве. Очень высокую — вы можете стать заместителем руководителя департамента криптографической защиты АНБ. В вашем ведении будет находиться более трех тысяч подчиненных. Поверьте, эта работа увлечет вас полностью. При этом вы можете оставаться бенефициаром своей коммерческой компании. Закон это прямо не запрещает, достаточно лишь, чтобы официально дела вашей компании вели не вы лично, а кто-то из ваших доверенных лиц. Таким образом, вы одновременно можете быть и полезным Родине человеком с огромными возможностями и оставаться богатым предпринимателем, совладельцем частной компании в сфере высоких технологий.

— Простите, ваше предложение очень лестно. Но я никогда не планировал работать в государственном секторе и тем более в сфере национальной безопасности. Кроме того, я не вполне понимаю, как можно доверить управление моей совершенно новой, еще даже толком не построенной компанией доверенному лицу.

— Ну что вы, как раз это — не проблема.

— Что вы имеете в виду?

— Вы можете работать на нас, а управлять вашей компанией будет Билл Хавличек, ваш старый друг и партнер. Он сейчас находится в тюрьме Сингапура, ожидая приговор за тяжкое преступление — контрабанду наркотиков. Это очень непросто, но мы можем ему помочь. Если вы присоединитесь к нам, то не пройдет и месяца, как Билл окажется на родине. В противном случае он вернется домой лишь в весьма почтенном возрасте, да и то при условии, что сможет прожить все эти годы в тяжелом сингапурском климате. Вы же там были и представляете, что такое местная тюрьма — без кондиционеров, с жестокими сокамерниками, азиатскими уголовниками. Только вы можете повлиять на его судьбу.

«Предложение, от которого нельзя отказаться». Джеку больше всего захотелось взять в руку что-то тяжелое и ударить этим предметом вышколенного полковника по голове. Методы, которыми тот пользовался, были более мерзкими и бесстыдными, чем нож в руках уличного вымогателя.

— Мой партнер ни в чем не виноват. Правосудие будет на его стороне. Кроме того, он американский гражданин, и отстаивать его интересы — законная обязанность правительства.

— Вообще-то он — гражданин Канады, в Америке у него пока еще только грин-карта. И потом все равно в делах, касающихся наркотиков, официальные дипломатические каналы бессильны. Здесь может сработать только неофициальное взаимодействие на уровне спецслужб.

Возможно, будь эти слова сказаны с иным выражением, Джек бы и заколебался. Но светловолосый полковник смотрел на него, как на крысу, загнанную в угол. Его глаза светились чувством полного, безоговорочного превосходства. И именно это делало сделку невозможной.

— Я действительно польщен вашим предложением. Работать на американское правительство было бы честью. Но сейчас у меня свой бизнес-проект, на котором мне требуется сосредоточить все мои силы и время. Я могу идти?

Глаза его собеседника в первый миг выразили удивление, а затем приобрели холодный, стальной оттенок. Тон голоса из дружелюбного стал резким и открыто угрожающим:

— Вы можете идти, но за вашу безопасность я бы теперь не поручился. Неужели вы не понимаете, что у вас нет выбора? За вами охотятся две террористические организации, а по нашим данным, к ним скоро присоединятся и другие. Кроме того, ваш код представляет прямую угрозу целому направлению деятельности АНБ. А значит, и всей национальной безопасности.

— Есть Конституция США. Вы не можете запретить мне делать то, что не противоречит законам.

— Джек, мы и так с вами обходимся пока крайне деликатно. Но вы уже подошли слишком близко к краю. Мы будем и дальше следить за каждым вашим действием. Мы легко можем заблокировать ваши банковские счета. Если этого будет мало, ограничим ваши возможности выезда за границу. Будете упорствовать дальше — лишим вас гражданства. Я уполномочен дать вам время на размышление — максимум три недели. И мой совет: не стройте из себя спасителя мира. Билл Гейтс, Стив Джобс, Марк Цукерберг, Ларри Пейдж — все они, оказавшись каждый в свое время в ситуации, похожей на вашу, быстро принимали разумное решение, согласившись сотрудничать с нами. Операционная система Apple, оболочка Windows Microsoft, любые страницы и информация в Facebook, технологии и архивы поиска Google — все находится под нашим полным контролем и может в любой момент быть использовано в интересах национальной безопасности. Именно поэтому эти люди остались во главе своих компаний, став в итоге мировыми лидерами. Иначе их имена уже давно бы ничего не значили. Впрочем, читать лекции и учить вас уму-разуму — не моя обязанность. Если вы откажетесь от сотрудничества, вам придется пообщаться с другими нашими специалистами. Наш разговор окончен. Моя референт даст вам мои координаты. Буду ждать ваш ответ. И не тяните время.

Джек поднялся, чтобы уйти.

— Постойте. Мне надо дать указание выпустить вас из здания. Это гораздо сложнее, чем зайти в него. И запомните — три недели. Это очень щедро. Большинству людей, не согласных с нами, мы не даем и трех секунд на размышление.

— Кому подчиняется ваше ведомство? Сомневаюсь, что приказ о преследовании меня исходит лично от президента.

— Лично я подчиняюсь напрямую генералу Роджерсу, директору АНБ. Он рапортует министру обороны. Разумеется, у Агентства — почти неограниченные полномочия во всем, что касается кибербезопасности. О большем вы сможете узнать, только проработав у нас определенное время.

— Предложение о работе с дулом у виска. Мне кажется, выйдя в отставку, вы сможете отлично консультировать компании по найму персонала высшего звена. Шучу. Спасибо, я подумаю.

Кровь в жилах Джека кипела и отдавала отчетливым стуком в висках. Но дипломатичное окончание этой беседы было необходимо. Уйдя мирно, он дарил своим врагам надежду, что все разрешится благополучно, и таким образом выигрывал драгоценное время. В лифте та же высокая секретарь-референт смотрела на Джека все так же учтиво и холодно. Он подумал о том, что в его компании у него не будет должности референта. Разумеется, будет человек, принимающий звонки, заботящийся о доставке кофе в офис, заказывающий авиабилеты. Но вот таких вышколенных провожатых для гостей ему не надо — само их присутствие создает искусственную дистанцию между посетителем и организацией, в которую он пришел по делу.

Такси Uber часа за полтора, учитывая вечерние пробки, доставило Джека на вокзал Вашингтона. Он собирался сесть на поезд до Бостона, но затем передумал и арендовал автомобиль. На северо-востоке ОПТА сентябрь был самым живописным временем года. Летняя жара и сухость медленно сменялись приятной влажной прохладой, а листва в густых лесах понемногу окрашивалась в ярко-желтый цвет с красными оттенками. Это было самое поэтичное время, оно нравилось Джеку с раннего детства. В лагерях бойскаутов вечерами горели костры, косяки птиц направлялись на юг, куда-то в направлении Коста-Рики и Карибских островов. В этом последнем цветении деревьев перед ноябрьским листопадом не было ничего печального — напротив, природа словно торжественно одевалась в свой самый обворожительный наряд, принося драгоценную дань сотворившим ее высшим силам и заранее предвкушая будущее весеннее цветение. Джек помнил, как в детстве с родителями и родственниками они устраивали в это время года в выходные восхитительные пикники на природе, с романтичной музыкой, лившейся из кассетных магнитофонов, с разговорами о спорте и загадках природы, играли в бридж, в котором юный Джек, несмотря на сложность этой игры, благодаря логике то и дело выигрывал у взрослых, получая заслуженные комплименты.

В кампусе MIT в Бостоне он оказался около одиннадцати вечера и, конечно, первым делом позвонил Дайане. Она не обладала таким же, как у него, даром предвидения, поэтому звонок Джека разбудил ее, но тут же привел в радостное возбуждение.

Следующие несколько дней они были неразлучны. Только когда Дайана была рядом, Джек полностью, по-настоящему ощущал, что он находится дома. Это чувство было особенно дорого ему еще и потому что его родители на его памяти обычно плохо ладили, а затем и развелись. Самое удивительное заключалось в том, что этот самый дом мог находиться где угодно — от тесной комнатушки кампуса университета до номера отеля, где они останавливались на ночь, в любой точке мира. Рядом с ней Джек всегда чувствовал себя спокойно и защищенно. Порой это даже слишком его расслабляло — он откладывал важные дела не из-за лени, а лишь потому, что рядом с этой горячей девушкой испанских кровей, обволакивавшей его вулканической, искренней, почти беспредельной любовью, отражаясь в ее блестящих, темных, понимающих глазах, любые срочные дела вдруг начинали казаться вовсе не такими уж и неотложными и уж совершенно точно — не вопросом жизни и смерти. Его друзья Билл и Дон часто говорили Дайане комплименты, но в то же время сетовали на то, что Джек в одиночку мог бы свернуть еще большие горы.

Дайана уже получила диплом и начала работать в одной из бостонских компаний, хотя и не совсем по своей специальности — в сфере цифрового маркетинга. В ее обязанности входило привлечение максимальной аудитории для сайта и рекламных акций работодателя за минимальные средства. Джек не был в восторге от этой ее работы, но зато был доволен, что его любимая нашла применение своим компетенциям на рынке быстро, без особого труда, и главное, это не потребовало ее переезда из Бостона. Дайана по своему менталитету не была похожа на большинство выпускниц американских университетов и сама, без колебаний, ставила семейную жизнь, личные отношения с единственным мужчиной по приоритету на уровень выше карьерных амбиций. Ей нравилось, когда ее хвалило начальство, гордилась, успешно выполнив сложные поручения по работе. Но еще гораздо больше она любила, когда Джек с аппетитом уплетал приготовленную ею на ужин паэлью с креветками или сочную, с розовой сердцевиной, хорошо прожаренную аргентинскую говядину. А самым любимым моментом всей ее жизни были минуты, когда ее голова просто лежала на правом плече Джека после того, как они провели вдвоем очередной сказочный, романтический вечер. Именно на правом — его левое плечо, более твердое и жилистое, ей нравилось не так сильно.

Дайана сняла небольшую квартиру с одной спальней на зеленой окраине Бостона, где каждое утро она пробегала две-три мили. К приезду Джека она обставила квартиру мебелью — недорогой, из шведской компании IKEA, но обстановка получилась очень уютной. Она даже оплатила круглосуточный спортивный интернет-канал в формате Ultra HD, чтобы Джек в свободное время мог вдоволь смотреть любимые спортивные трансляции.

— Помнишь, когда мы только начинали встречаться, ты писал мне е-мейлы по два или три раза в день. А за весь последний месяц я получила от тебя лишь два письма и несколько смс. Даже звонил ты мне раз в три-четыре дня. Я беспокоюсь за тебя. Мне плохо, когда я одна.

— Не обижайся. Мне почему-то кажется сейчас, что чем реже я тебе звоню, тем меньше тебя подвергаю опасности.

Дайана хотела сказать, чтобы Джек согласился на все условия, которые ему предъявили, может быть, даже отдал бесплатно этот чертов код, из-за которого погиб Дон и сидит в тюрьме Билл, а ее любимый подвергается ежедневной опасности. Ей нужен был только он, живой и невредимый. Мужчины — дураки, конечно. Думают, что только заработанные миллионы делают их успешными, состоявшимися, желанными. А на самом деле женщину привлекает совсем не это. Умный взгляд, нежный жест, теплый, искренний знак внимания. А на вершине — то самое чувство, которое еще никто — ни утонченные средневековые восточные поэты, ни собирающие толпы фанатов рок-музыканты в своих балладах, — никто за всю историю человечества так и не смог полностью и правильно описать словами. Чувство, когда все вокруг делится на две половинки — одну огромную: твой единственный, неповторимый человек, и другую — тоже по-своему интересную, но совсем маленькую, — весь остальной мир. Рождение такого чувства, как и явление любого волшебства, происходит внезапно, само собой и совершено не зависит от того, богат, успешен, признан ли окружающими объект твоей любви. Мужчины и вправду думают, что нам так уж сильно нужны их богатства и статус.

Но сказать всего этого она не могла. Мужчину надо поддерживать в его начинаниях, стремлениях, какими бы рискованными они ни казались. Иначе в нем что-то надломится. Мужчина должен решить свою судьбу сам. Так повелось испокон веков.

Они пробыли вместе три дня, почти не выходя из ее квартирки, часто глядя на желто-зеленую листву парка из окон, держась за руки. Когда наступил понедельник, Джек появился, наконец, в кампусе, вызвав восторг своих знакомых. Некоторые, защитив диплом, уже съехали из своих комнат, другие, как Джек, оставшиеся учиться в магистратуре, ощущали себя мудрыми наставниками молодежи, только поступившей в университет. В коридоре ему встретилась Миранда — он сердечно поблагодарил ее за помощь, которую она оказывала ему все это время. Миранда лишь улыбнулась своей умной, тонкой восточной улыбкой. Конечно, он пригласит ее в свою компанию одной из первых. Таких людей в жизни нельзя терять. Тем более что она была отличным специалистом в сфере телекоммуникаций. Еще утром у него было чувство, что увидеться именно с ней ему необходимо обязательно. Выслушав его рассказ о приключениях в Сингапуре, она вдруг словно вспомнила о чем-то.

— У меня остался для тебя конверт. Дон зачем-то передал его мне. Сказал, если с ним что-то случится, отдать его тебе. Честно говоря, во всей этой кутерьме совсем позабыла.

— Странно. Он мог послать мне сообщение, которое бы никто не прочитал, кроме меня.

— Возможно, он не хотел, чтобы ты это получил при его жизни. Может быть, это что-то очень ценное для него.

В своей комнате Миранда открыла кодом небольшой сейф, протянув ему тонкий светлый конверт, который казался почти пустым. Джек вскрыл его в своей комнате — в нем оказался маленький, почти плоский железный ключ, на котором стоял номер. Джек понял, что это ключ от банковской ячейки. Зачем он был нужен и, главное — в каком банке находилась ячейка, оставалось совершенно неизвестным. Но это была загадка, которую он обязан распутать.

Он позвонил Дженни. К счастью, накануне она тоже вернулась из Парижа. Он приехал к ней, в ее салон ухода за бровями. Салон находился в самом престижном месте города, аренда помещения, вероятно, стоила здесь целое состояние. На рекламных плакатах салона была сама Дженни — кажется, ее снимал кто-то из лучших парижских фотографов: можно было подумать, что это снимки известной модели. Брови Дженни, похожие на тонкие, изящные нити, чуть-чуть дорисованные карандашом, и вправду могли служить лучшей рекламой ее заведению. Однако пока клиентов было немного — по всей вероятности, салон еще не достиг точки безубыточности.

Дженни, с опухшими глазами после перелета, была явно не в духе.

— Ко мне сегодня приходили из налоговой. Говорят, что у меня недоплата налога с продаж и городского налога. Странно, я же вроде все подавала вовремя. И это еще называется поддержкой малого предпринимательства! Эти чертовы фискалы готовы задушить любой бизнес еще до того, как он вырастет во что-либо толковое. Извини, я рада тебя видеть, просто тут все это. Как тебе Париж? Ты так быстро уехал. Виктория сказала, что ты отличный парень, что она не хотела тебя обидеть, и жалела, что у вас все так как-то неловко закончилось. Еще она сказала, что после твоего отъезда у нее в жизни и в душе возникла странная пустота. Никогда не слышала от нее таких романтических признаний. Кстати, ты с ней остался в друзьях на Facebook? Она тебе ничего потом не писала?

— Дженни, ради бога. Я отписался от ее страницы в тот же день. Честно говоря, даже неловко вспоминать обо всем этом. Ты можешь со мной пообедать? Надо кое-что обсудить.

О ключе и банковской ячейке Дженни не знала абсолютно ничего. Дон о них даже не упоминал.

— Честно говоря, странно, что он имел какие-то дела с банком. Мне казалось, что, кроме своих жужжащих компьютеров и еще меня иногда, ему вообще было мало что интересно.

— Ну, может, кто-то еще что-нибудь знает?

— Сомневаюсь. Хотя у него был один знакомый, Дон звонил ему каждый раз, когда заказывал такси. Дон был дальтоником, и у него не было водительских прав. А этот парень возил его по цене даже ниже, чем Uber. Я найду его телефон.

Невысокий парнишка в кожаной куртке, с подростковыми прыщами на лице, подъехал на своем стареньком Ford Firebird через четверть часа. Джек вызвал его, притворившись клиентом, и по пути попытался его разговорить. Тот долго делал вид, что не помнит, кто такой Дон, но когда Джек протянул ему стодолларовую купюру, его память вдруг резко прояснилась.

— Я не знаю точно, ни в какой банк я его ни разу не подвозил. Два или три раза ждал его на перекрестке в центре делового квартала. Один раз ждать пришлось часа полтора. Это все, что я могу вспомнить.

Эта информация мало чем могла помочь, но все-таки это было лучше, чем ничего. В радиусе пятисот метров от указанного места находилось четыре банка. Частные депозитарии были в трех из них. В двух из них Джек без труда в течение часа подписал договоры на открытие ячейки на месяц, заплатив за это небольшие суммы. К сожалению, ключи, которые он получил там, были не такими, как ключ Дона. В третьем банке свободных ячеек не было. Действуя на грани фола, Джек довольно натурально изобразил из себя рассеянного клиента, показав ключ Дона, и спросил, не перепутал ли он его с каким-то другим. Служащий депозитария подтвердил, что это ключ от одной из их ячеек, но, чтобы открыть ее, требовалось удостоверение личности. Джек извинился, ответив, что свои водительские права и договор на аренду ячейки он забыл дома, но обязательно принесет в следующий раз. К счастью, имя, на которое была оформлена ячейка, тоже было мужским, а на фотографию в личном досье клиента клерк не взглянул, так как Джек сразу ушел, а за дверью уже ждали другие клиенты.

Полдела было сделано.

Вернувшись в кампус, Джек набрал по скайпу Вернера. Швейцарский юрист его звонком совершенно не был удивлен. Джек рассказал ему о последних событиях. Разумеется, Вернер вполне мог быть частью системы, работавшей против него. Но приходилось рисковать, так как особого выбора и времени у него не было.

— Мне необходимо как можно быстрее зарегистрировать компанию за пределами американской юрисдикции. Счет идет на дни.

Вернер посоветовал в качестве самой удобной юрисдикции швейцарский кантон Цуг. Именно там, в зоне с льготным налогообложением и льготами для иностранцев, были зарегистрированы многие новые компании в сфере криптографии, а также различные бизнесы, связанные с выпуском и обращением криптовалют. Название Freedom Choice, которое Джек и его партнеры использовали в Америке, в кантоне оказалось уже кем-то занято, причем всего несколько дней назад, анонимными учредителями. Пришлось продлить его до Freedom Choice Earth. Звучало напыщенно, но при этом вполне соответствовало сути.

— Как будут распределены акционерные доли?

В американской компании ему и Биллу принадлежало по сорок процентов, а Дону — двадцать. Но никакой деятельности она пока не вела, еще даже не были внесены формальные взносы в уставный капитал. Теперь Дон был мертв, а Билл… был далеко.

— Я и Билл Хавличек, по пятьдесят процентов… То есть нет. У меня — пятьдесят один процент, у Билла — сорок девять. На случай, если какие-то решения или важные документы нужно будет оформлять контролирующим акционером.

Разумеется, дело было не только и даже не столько в этом. Джек заочно отдал Биллу половину их компании и ее возможной огромной будущей стоимости. То есть почти половину…

Оставался еще вопрос с ячейкой. Вернер и его компания специализировались не только на классических юридических услугах, но и (что было как бы подводной частью айсберга — не афишируемой, но самой прибыльной частью бизнеса) на нестандартном разрешении различных щекотливых ситуаций клиентов. Он попросил два дня на то, чтобы попытаться что-либо разузнать.

Вернер перезвонил даже раньше. Номер ячейки действительно был забронирован Доном в банке, где Джек побывал накануне. Так как у Дона не было детей, а с Дженни они не были официально женаты, права на содержимое ячейки переходили его родителям. Те уже много лет жили на Гавайях, занимаясь там конным хозяйством для прогулок туристов верхом на фоне вулканов, вдоль живописнейшей кромки океана. На похороны сына они не приезжали, о ячейке, по всей видимости, пока не имели ни малейшего понятия (что в этой ситуации было на руку), а сам процесс оформления наследства был еще не завершен. В качестве решения проблемы Вернер предложил оформить фиктивную доверенность на Джека от Дона задним числом, заверенную его подручным нотариусом в Швейцарии. Это было подлогом, преступлением, нарушением всех существующих законов и приличий, но иного способа выполнить последнюю волю Дона не было. Доверенность была доставлена сервисом DHL из Цюриха уже через три дня. Эта услуга стоила Джеку один процент в его компании, которая была оформлена теперь лично на Вернера. Джек подсчитал, что если вся стоимость бизнеса когда-нибудь достигнет миллиарда, то получится, что эта бумага обошлась ему в десять миллионов. Однако пока она еще не стоила ничего, и он был благодарен своему международному юристу за эту услугу.

Конец недели выдался теплым и солнечным, а выходные обещали быть идеальными для семейного выезда на природу и барбекю. В такие недели по пятницам у большинства мелких клерков душа буквально поет от счастья, в конце рабочего дня они считают минуты, отделяющие их от сладостной двухдневной свободы от отупляющей, рутинной офисной работы. Именно в это время решать с ними любые дела проще всего. Джек специально пришел в депозитарий за двадцать минут до его закрытия в пятницу. Подходя к банку он прислушался к собственным ощущениям. Чувства колющей, тревожной опасности, так часто посещавшего его в последнее время, на этот раз не было. Джек надел студенческую куртку с логотипом МТИ на карманах, взял потрепанную сумку с учебниками, слегка взъерошил себе волосы — чтобы сойти за безобидного рассеянного студента. Он также позвонил в депозитарий заранее, услышав на том конце женский голос, — все складывалось хорошо: он не хотел, чтобы его увидел тот же служащий, что и несколько дней назад. Все сработало, как он рассчитывал, — с доступом к ячейке Дона по доверенности не возникло никаких проблем. Он возвращался в машину, сжимая рукой в кармане брюк содержимое ячейки. В ячейке находилась простая маленькая белая флешка, и больше ничего. Джека отделяла пара шагов от угла улицы, за которым был припаркован автомобиль, когда он вдруг почувствовал сильный шум в ушах и легкое головокружение. Чувство опасности было острым как бритва — ему вдруг захотелось бежать со всех ног. Развернувшись, он обошел здание банка с задней стороны, затем еще обогнул сквер и как можно незаметнее перешел улицу на приличном расстоянии от места, где стояла его машина. Рядом с ней крутились трое парней, лица которых издали он не мог рассмотреть. Один из них был в рэперской шапочке, весь в наколках, другой темнокожий. Третий то и дело поглядывал на часы, постоянно озираясь. Джек быстрым шагом пошел по другой улице. Он не хотел возвращаться ни в кампус, ни тем более к Дайане, чтобы не подвергать никого риску. Он позвонил любимой, попросив ее срочно приехать в хорошо известное ей кафе, где они когда-то часто встречались, захватив его ноутбук. На флешке оказался всего-навсего один файл — название какой-то старой модели компьютера McBook Pro с номером, затем имя папки «Последние релизы фильмов», длинный пароль к ней, и больше ничего. Дайана вздохнула:

— Ну не может же быть, что Дон просто хотел подшутить над кем-то. Надо искать этот компьютер.

Еще через час они были у Дженни в ее салоне, которая лишь покачала головой:

— Самые дорогие его компьютеры я отдала в компьютерный центр университета, еще два или три пожертвовала фонду поддержки одаренных афроамериканских подростков. Дон говорил, что в старости будет заниматься благотворительностью, вот я и решила, что он бы это одобрил. Один, самый старенький, отдала его Другу. Помнишь того парня из Кении, с юридического факультета Гарварда? Высокого, худого, как плеть, в очках. Дон иногда зависал с ним в баре. Больше никаких компьютеров, кроме моего собственного ноутбука, в квартире не осталось.

— Дженни, пожалуйста, вспомни конкретно этот компьютер. Куда он делся?

— Да не помню. Они для меня — все одинаковые. Это же не брендовые сумочки.

Джек показал ей изображение такого же компьютера в Интернете. Дженни его некоторое время рассматривала, но затем вспомнила:

— А, этот. Да он вообще не стоял в той комнате. Дон называл его старой школой — кажется, купил его еще на первом курсе, до нашего знакомства. С черным корпусом и яблоком Apple на крышке. Да, это он. Дон держал его где-то в кладовке, под кипой старых компакт-дисков, несколько раз я видела, как он вынимал его — кажется, чтобы просто пощелкать по клавишам и поиграть в старые компьютерные игрушки. А потом он всегда опять зарывал его под кучей дисков.

— Где этот ноутбук?

— Как раз его я и отдала кенийцу. Подумала, что будет лучше, если его любимый компьютер уйдет его Другу. Тем более все равно старая модель, в компьютерном центре ее бы не взяли.

— Что за кениец? У тебя остались его координаты?

— Думаю, его можно легко найти через справочник факультета — его зовут Доменик Кейно. Он точно учился на юридическом. Дон шутил, что это второй Барак Обама. У Обамы отец был кенийцем, а мама — белой американкой, и он тоже закончил юридический Гарварда. У этого Доменика — наоборот, мама — кенийка, из племени масаев. А отец, кажется, шотландец. Но он был абсолютно темнокожий. И к тому же любил покурить «травку» и играл регги на гитаре. Не понимаю, что он делал в Гарварде, хотя парень вроде толковый. Я даже хотела написать о нем статью для сайта и газеты «Бостон Глоуб», именно обыграв параллели его биографии с Обамой. Но потом, после того что случилось с Доном, стало уже не до этого.

Следующий день был субботой, но Джек уже к полудню знал все о Доменике Кейно. Тот поступил в университет в основном благодаря протекции правительства Кении, имевшего неформальную квоту в лучших вузах страны. Его учеба шла ни шатко ни валко, и совсем недавно Доменик неожиданно уехал из Бостона, оповестив декана факультета о том, что его жизненные интересы изменились и он передумал становиться юристом. Джек попробовал дозвониться до Доменика по телефону, отправил ему сообщение по электронной почте, но никакой обратной связи не последовало. Все, что оставалось, — это его адрес в Найроби, столице Кении. Билет из Нью-Йорка в Найроби турецкими авиалиниями через Стамбул стоил всего тысячу долларов. Кения была комфортной для американцев англоязычной страной, куда они летали, чтобы посетить великолепные национальные парки с дикими животными, а Найроби, деловой центр которого в последние десятилетия оброс современными стеклянными небоскребами, был фактически столицей всей Восточной Африки. Дайана хотела лететь вместе с ним, но Джек, предчувствуя, что поездка может оказаться непростой, решил лететь один.

Он еще никогда не был на Черном континенте и, видя из иллюминатора самолета необъятные просторы саванн, с большими озерами и отдельными участками густого тропического леса, с трепетом предвкушал знакомство с прародиной человечества. Всего лет двадцать-тридцать назад Кения была неспокойным местом. В те времена здесь, как нигде, бушевал вирус иммунодефицита, убивая сотни тысяч людей, затем разразилась война между властными группировками: самое обычное дело для Африки, но не для Кении, долго остававшейся одной из самых спокойных и благополучных стран континента благодаря столетнему английскому протекторату. Если бы Джек прилетел в Найроби в те времена вечерним рейсом, ему пришлось бы ночевать в аэропорту, пока утром не окончился комендантский час. К счастью, все это было в прошлом. Теперь экономика Кении стабильно росла, а криминальная и эпидемиологическая ситуации стали одними из лучших в Африке. Американцу или европейцу можно было гулять по приличным кварталам Найроби в любое время. А приятнее всего было то, что английский язык в Кении был государственным — в отличие от почти всех других стран Африки.

Переночевав в гостинице, Джек утром отправился по адресу, который ему дали в университете. Таксист привез его в респектабельный двухэтажный дом в богатом пригороде Найроби, окруженный, как и все соседние дома, высоким забором с колючей проволокой. На вызов по домофону долго никто не отвечал, пока дверь не открыла пожилая домработница невысокого роста, которая едва говорила по-английски. Она была явно не кенийкой и смогла с трудом объяснить, что господин Кейно уехал куда-то далеко. Больше ничего из нее выудить не удалось.

Нить к загадке ключа Дона оказалась длиннее, чем можно было подумать вначале. В гостинице он вошел в Facebook, без труда найдя там страницу Доменика. Фотография на его аватарке была забавной — детская картинка из мультфильма, а заставку страницы украшала восхитительная фотография восхода солнца над Килиманджаро, очевидно, снятая им самим с северной, кенийской стороны главной горы Африки. Склоны Килиманджаро были покрыты контрастной, ярко-зеленой растительностью, а на ее вершине лежала величественная снежная шапка, ставшая, правда, в последние годы меньше, чем раньше, из-за глобального потепления. На фоне горы на фото позировал стройный, худощавый туземец с копьем, очевидно, из народности масаи, а также пара жирафов, которые нежно касались друг друга шеями, почти переплетаясь ими. Личных снимков Доменика на его странице было немного, но вполне достаточно, чтобы хорошо представить себе его внешность. У большинства студентов МТИ в соцсетях насчитывалось несколько тысяч друзей или подписчиков, но у Доменика друзей было лишь около двухсот, что даже несколько облегчало задачу. Большинство подписчиков страницы были американцами, но также нашлись и кенийцы. Судя по всему, Доменик серьезно увлекался этнографией — на доступной части его страницы, помимо музыки, больше всего было постов со ссылками на статьи о проблемах коренных народов Африки, а также контакты благотворительных организаций, помогающих им. Было похоже, что Доменик давно не заходил в Интернет — последнюю пару недель по крайней мере. Его друзья в этот период дважды пометили его в каких-то случайных событиях, эти ссылки были вверху его страницы, но он на них никак не отреагировал — не стер их, но и не лайкнул, и не прокомментировал — скорее всего, просто не видел.

Джек разослал письма с просьбой о срочной помощи в поиске Доменика его кенийским друзьям. В течение часа пришло четыре ответа: в трех говорилось, что они ничем не могут помочь. Единственным полезным оказалось письмо, автор которого назвал себя двоюродным кузеном Доменика (в Африке это могло означать любую степень родства, вплоть до полного отсутствия такового). Он написал, что Доменик уехал на изучение какого-то далекого племени на севере Кении, и посоветовал обратиться к его hot chic, как он выразился, — подружке, работавшей в ночном клубе, правда, лишь примерно описав, где этот клуб находится («недалеко от гостиницы «Хилтон Найроби Сентер», в одном или двух переулках»). Подружку звали Кристин, и она была менеджером клуба. Джек в ответ предложил заняться ее поисками вместе вечером, но автор сообщения ответил, что был бы рад, но сожалеет, так как сегодня — extremely busy (очень занят). Джек прислал шутливое изображение стодолларовой купюры. Ответ не заставил себя ждать. Триста, чувак, и ни цента меньше, если тебе это так уж сильно надо, и то только потому, что ты для этого из Америки прилетел. На рецепции гостиницы, где они встретились вечером, он ожидал увидеть подростка, но вместо этого к портье обратился высокий солидный темнокожий мужчина в плаще. Они вместе взяли такси, проехали с десяток кварталов делового центра с небоскребами, свет в окнах которых уже не горел, — в деловых центрах Америки высотки светятся куда дольше, отметил про себя Джек. Наконец они вышли из машины посреди длинной, широкой, но совсем пустынной улицы. Заведение, которое они искали, было стриптиз-клубом, но, к счастью, не борделем, а вполне «солидным» местом — с яркими светящимися вывесками и тремя внушительными охранниками у входа в костюмах, которые досмотрели их столь тщательно, как будто они входили на борт самолета.

В американских стрип-барах на первом курсе колледжа ему с приятелями приходилось бывать. В них были довольно строгие правила — за каждый танец нужно оставлять подошедшей к столику девушке приличные чаевые, но самое главное — к танцовщицам строжайше запрещено прикасаться. Ко всем, кто в азарте хоть на секунду нарушал это незыблемое правило, подходили вышибалы и очень неделикатно выпроваживали из клуба, вплоть до вызова полиции. Выглядело все это предельно фальшиво, поэтому Джек, несмотря на то что у него тогда еще не было постоянной девушки, быстро потерял всякий интерес к таким заведениям. Но в стриптиз-клубе Найроби все было намного фривольнее. Он с его спутником занял столик, ближний к сцене, на которой был установлен шест. В течение часа на нее выходили темнокожие девушки, плотного, но при этом «сочного» телосложения. То, что они исполняли, было совсем не похоже на стриптиз в Америке. Подойдя к шесту, вместо танца они становились в соблазнительную позу и начинали трясти своей задней частью так, что на ней рельефно выделялась сетка из сотни мельчайших мышц. Каждое такое выступление, с небольшими вариациями, продолжалось несколько минут. В первый раз такой танец показался странным, но когда это же самое движение виртуозно повторила третья или четвертая темнокожая девушка кряду, у Джека откуда-то, словно из глубин подсознания, а может быть, из древних африканских генов, рецессивно присутствующих в каждом живущем человеке, вдруг поднялось как цунами и буквально изверглось в мозг чувство такого сексуального желания, что над ним было сложно возобладать. Джек отвернулся от сцены, заказав себе и своему спутнику пива. Как раз в этот момент на сцене появилась девушка, не похожая на тех, кто выступал до сих пор. Она была высокая, и у нее была потрясающая фигура — ничуть не хуже, чем у молодой Наоми Кэмпбелл в клипах девяностых. Она не стала трясти своими прелестями, а с ненарочитой, какой-то неиспорченной, чистой природной грацией сделала серию пластичных, плавных движений вокруг шеста. Джек не мог отвести взгляд от красоты ее телосложения, а когда свет софитов, наконец, как следует упал и на ее лицо, оно тоже оказалось необыкновенно привлекательным, очень юным, с тонкими скулами и блестящими черными, как у газели, глазами. Как только танец окончился, Джек подал девушке знак рукой — он очень захотел, чтобы эта красотка станцевала ему приват-танец. Его спутник, также затаивший дыхание и замерший с бокалом пива в руке, без слов явно одобрял его выбор.

Она взяла Джека за руку и повела в какую-то комнату, в которой музыка из основного зала была едва слышна. В центре комнаты стояла широкая мягкая тахта с высоким балдахином и царил интимный полумрак. Девушка села ему на колени и несколько минут танцевала, постоянно прикасаясь к его телу. Ее фигура, словно вырезанная из драгоценного черного дерева, двигалась идеально в такт музыке, а ее глаза ни на секунду не переставали смотреть прямо в его глаза. Она взяла ладони его рук в свои и провела кончиками его пальцев по возбужденным соскам своей груди. Пожалуй, ничего более эротичного в жизни Джек еще не чувствовал. Он знал, что время приватного танца заканчивается и он с ней уже больше никогда не увидится. И все-таки, без всякой цели, попросил номер ее телефона. Музыка стихла, влажные глаза газели, слегка затуманившиеся во время танца, теперь внимательно вгляделись в лицо Джека. Девушка улыбнулась: «You are very nice…» Объяснила, что им запрещено давать гостям свой номер, но если Джек даст ей свой телефон, то утром она ему обязательно позвонит, приедет в отель, и потом они «весь день будут заниматься любовью». Было это правдой или нет, но Джек подумал, что такого сильного женского соблазна он не испытывал еще ни разу за всю свою жизнь. Но ответил ей что-то уклончиво, в этот момент заглянул охранник, напомнив, что время приват-танца закончилось.

Джек со спутником сидели в клубе еще какое-то время, пока не появилась Кристин. К удивлению, она оказалась белой, хотя и кенийкой по паспорту — ее родители были иммигрантами из Британии, имевшими в Кении собственную кофейную плантацию. Кристин была невысокой пышногрудой энергичной брюнеткой и говорила с почти оксфордским акцентом. С Домеником они встречались уже давно. Сейчас он находился на самом севере страны, в месте, где саванна переходила в пустыню, почти на границе с Эфиопией. Доменик узнал о племени северных масаев, обитавших в засушливой зоне, страдавших от голода из-за неурожая, загрузил свой джип доверху продуктами питания из местного супермаркета и отправился в эту деревню. От Найроби на джипе по гравийным дорогам туда нужно было добираться два дня в хорошую погоду и минимум три, если дорогу в некоторых местах размыло. На связь он с тех пор не выходил, так как в этом районе даже не было сотового покрытия. Впрочем, в таких случаях Доменик всегда брал с собой спутниковый телефон, номер которого Кристин любезно продиктовала.

Утром, во время их разговора, самым сложным было объяснить, зачем он отправился через полмира ради какого-то старого ноутбука. Голос Доменика звучал удивленно и настороженно. Джеку пришлось сказать, что он отдыхает в Кении и Танзании ради сафари по национальным паркам Масаи-Мара и Серенгети, где всего за неделю до этого можно было увидеть одно из самых грандиозных представлений живой природы в мире — «великую миграцию». Многомиллионные стада антилоп переходят через реку, чтобы добраться в конце засухи до зеленых пастбищ. Возле реки, прямо на склоне холма, их поджидают изголодавшиеся хищники — львы, леопарды, гиены. Но главная опасность таится в мутной воде, где свою добычу с нетерпением ждут полчища крокодилов. В разгар великой миграции можно сделать самые драматичные фотографии живой природы Африки, когда вода в реке становится красной от крови множества антилоп, причем особенно самых молодых, неопытных особей. И все же более девяноста девяти процентов популяции антилоп спасается, так как переходят через реку быстро и огромным стадом, что оказывается более чем достаточным для выживания их вида в целом.

Интерес к компьютеру Дона Джек объяснил наличием в нем программы для их проекта, которую Дон, по трагической случайности, не успел заархивировать на сервере. Доменик подтвердил, что ноутбук у него, а также дал совет — не пытаться добраться к нему по почти непроходимому бездорожью, а прилететь на самолете.

Рейс местных авиалиний летал каждый день. Небольшой самолет мест на тридцать напоминал старую сельскохозяйственную технику для опыления полей, летавшую на малой высоте, а лопасти его винтов казались частично проржавевшими. Салон был почти пустой, но когда это корыто с крыльями мягко приземлилось на короткую, пыльную полосу на расчищенном от кустарников куске земли, Джек обратил внимание, что в обратную сторону на том же маленьком аэродроме без здания аэровокзала выстроилась длинная очередь желающих добраться в столицу — казалось, что мест в самолете для всех них не хватит. Некоторые женщины — яркой внешности, в несуразно цветастой одежде, соответствовавшей их представлениям о моде и стиле, стройные, как и большинство молодых кениек, имели огромные, на взгляд западного человека, почти безобразные дыры в ушах — в них была вырезана примерно половина от всей мочки уха. Еще у одной женщины, уже в солидном возрасте, на ее длинную, вытянутую, как у жирафа, шею было нанизано несколько широких медных обручей — вероятно, она принадлежала к народности мурси, с юга Эфиопии.

Деревня масаев, куда уехал Доменик, находилась всего километрах в двадцати от аэродрома. GPS в смартфоне Джека принимал сигнал спутников, и у него даже мелькнула мысль пройти путь пешком — часа четыре бодрой ходьбы по проселочной колее, не больше. У него с собой был рюкзак с водой и снеками, на ногах — удобные треккинговые ботинки. На всякий случай он спросил об этом служащего аэродрома, пожилого темнокожего абиссинца. Тот сначала посмотрел на странного белого с удивлением, а затем засмеялся, обнажив свои редкие, желтоватые зубы. На английском он говорил быстро, но с акцентом и делая много ошибок.

— Белый мистер хочет шутить. Идти пешком — да, да, это хорошо. Станете вкусным обедом для льва, он сейчас, во время засухи, как раз сильно хотеть есть. Да-да, если льва — это хорошо, потому что эти мерзкие гиены будут грызть вас намного медленнее и больнее…

На рынке местной деревушки, подкрепившись парой больших сладких плодов манго, Джек нашел водителя ржавого внедорожника, который запросил за поездку четыреста долларов, понимая, что у белого американца такие деньги явно водятся, а другого выхода у него нет. Не без труда сбив цену до трехсот, Джек сел в кабину с потемневшей обивкой, пахнущей потом и чесноком. Дорога была ужасной, но зато водитель оказался общительным, всю дорогу охотно делясь секретами психологии отношений с африканскими женщинами. Джек из вежливости слушал и кивал, в какой-то момент обратив внимание на двух необычных мух, все это время спокойно летавших по салону. Они были чуть удлиненными и совершенно прозрачными.

— Мухи цеце. Вообще-то их много на юге, а здесь они появляются редко — только в это время года.

Водитель притормозил и придавил обеих мух пальцами о стекло. Джек знал, что укус мух цеце вызывал фатальную сонную болезнь, в прошлом уносившую в Африке миллионы человеческих жизней каждый год.

— Бояться не надо. Сейчас эти мухи не опасны, как были когда-то. У моего прадеда от них вымерла целая деревня. Люди сначала переставали спать, затем становились злыми, ругались и дрались друг с другом, а потом шли домой, ложились и засыпали на неделю. Когда их пытались будить, они просили их не трогать и спали дальше. Потом в какой-то момент у них начиналась лихорадка, и еще через день они умирали. Но сейчас таких случаев в деревнях почти не бывает. Куда хуже, чем эти мухи, комары, малярия. У меня от нее недавно умер маленький племянник. Я сам болел малярией в детстве и чуть не умер. Потом я еще переболел ею пять раз. Но каждый раз было все легче. Когда я болел ею в последний раз, этой весной, я был в поле и даже не прекратил работать, только на ночь принял таблетку хинина. Осторожно!!!

Водитель резко ударил по тормозам. Джека, слегка задремавшего под мерный рассказ водителя на переднем сиденье, резко тряхнуло, и он, не пристегнутый, ударился лбом о лобовое стекло — к счастью, не сильно.

— Бегемот. Эти черные туши всегда неожиданно перебегают дорогу. И они вообще не боятся машин. Нам повезло, что мы разминулись с этой тварью. Опаснее бегемота зверя нет.

— А как же львы, леопарды?

— Львы нападают на людей, только если они голодны или ранены. А если человек — это воин-масай, в красной одежде, высокий, с копьем в руках, — то лев унесется прочь от одного его вида, как до смерти испуганная домашняя кошка. Леопард — ночной зверь. Днем спит в тени, в листве, на дереве. Этот зверь еще благороднее и привередливее, чем лев. Человеком он просто побрезгует. А бегемот — самое злое животное. Затопчет любое животное размером меньше него самого только ради забавы.

— А слоны?

— Слон — это самое умное животное. Они — как люди, даже хоронят своих. Слонов надо уважать, и тогда они тебя не тронут.

Средняя скорость движения по разбитой грунтовке, то и дело превращавшейся в бездорожье, была очень низкой, но часа через два они все-таки достигли нужной деревни. Она была небольшой — всего тридцать или сорок низких круглых хижин, а посреди — некое подобие центральной площади. Рядом с ней находился огороженный загон, в котором лежали или сидели штук десять коров, тощих, как скелеты. Джек заметил вдали нескольких высоких худых мужчин в красной одежде. Около костра сидели две юные, но уже вполне созревшие девушки, одетые только в некое подобие юбки, скорее напоминавшей набедренную повязку. Груди были маленькими, но упругими на вид, в их сильно проколотых ушах висели целые гроздья разноцветных сережек, а руки и плечи частично покрывали татуировки. При приближении Джека громко залаяли собаки. Подойдя к мужчине, сидевшему недалеко от девушек (про себя отметив, что в этой стране даже коренные жители, к счастью, говорят по-английски), Джек сказал, что ищет Доменика из Найроби. Мужчина едва поднял голову — так, словно белые американцы только и делают, что ниоткуда появляются в этой дикой глуши, — и махнул рукой в сторону одной из хижин на краю деревни, почти скрытой за деревьями, у самого гребня небольшого холма. Джек направился туда и вскоре почувствовал, что кто-то крепко схватил его за руку. Это был невысокий подросток с коротким ежиком волос на голове и резко выступающими костями плечевых суставов. Он держал в руках плетеные побрякушки. Когда Джек покачал головой и мягко отстранил его, тот, с трудом выговаривая английские слова, стал тыкать в него чем-то. Это был большой зуб-резец льва на нитке.

— Двадцать долларов, маса. Всего двадцать. Это приносить большую удачу охотнику.

Джек отдал банкноту мальчику, положив сувенир в карман, но уже через минуту пожалел об этом. Только что пустынная, тихая улочка между хижинами вдруг наполнилась кричащими, атакующими его мальчиками, тыкающими в него предметами для продажи. Их было человек шесть, через минуту стало больше десяти. В конце концов Джеку пришлось уже кричать на них во весь голос, чтобы они оставили его в покое.

На шум вышли несколько взрослых, и одним из них был Доменик, которого Джек узнал по городской рубашке, полурасстегнутой, с обвязанными вокруг тела краями, и очкам в толстой оправе. Тот тоже понял, кто перед ним.

— Эй, здорово, брат. С приездом. Я попрошу, чтобы тебя встретили как подобает.

По древнему обычаю масаев, всех дорогих гостей деревни, уставших с дороги, которым надо было восстановить силы, угощали деликатесом: приводили самую крупную корову, надрезали ей яремную вену на шее и подставляли чашу. Она наполнялась горячей булькающей кровью животного буквально за несколько секунд, после чего рану на шее коровы залепляли чем-то похожим на кусок жевательной смолы и отводили ее обратно в стойло. Сама корова при этой процедуре ни на миг не теряла свой спокойный, даже сонный вид. Джек смог лишь пригубить этот кровавый напиток, кивнул в благодарность, после чего передал чашу кому-то из подростков, который проглотил ее содержимое несколькими жадными глотками. В хижине его угостили суховатыми, почти безвкусными мучными лепешками, которые он запил теплым молоком.

— Дела здесь идут не очень хорошо, брат. Засуха — самая сильная за последние лет пятнадцать. Если бы не еда, которую я привез, самые маленькие дети уже начали бы умирать от голода. Местные ждут дождя уже больше недели, но он все не начинается.

— Доменик, я приехал за компьютером Дона, о котором мы говорили по телефону. Он у тебя? Мне можно его взять?

— Да без проблем, бро. Он валяется где-то на дне моего багажника. Правда, этим утром я одолжил мой джип до завтрашнего дня одному из местных, которому надо было срочно отвезти ребенка с лихорадкой в больницу. Он вернется завтра утром. Тебе придется подождать. В деревне есть несколько пустых хижин — охотники ушли на много дней в саванну, чтобы добыть хоть какое-то мясо для детей и женщин. Выбирай для ночлега любую.

Солнце еще не зашло за горизонт, но ноги Джека после нелегкого дня уже подкашивались от усталости, и он поплелся в первое попавшее жилище, стоявшее прямо под кроной раскидистого зонтичного дерева. Внутри хижины было темно, немного сыро, стоял неприятный затхлый запах, но зато кровать была широкой и довольно мягкой. Джек не раздеваясь лег на нее, закрыв глаза. События последних дней, словно фильм на сильно ускоренной перемотке, пронеслись перед его взором. Они были похожи на длинную, темную, вьющуюся ленту, которая все еще не распуталась до конца. Тревожный вопрос — а вдруг в этой злосчастной папке на компьютере завтра не окажется ровным счетом ничего интересного, — словно повис в воздухе, оставаясь без ответа.

Джек уже почти уснул, но что-то не давало ему отключиться, как бы сильно его организм к этому ни стремился. Внезапно он услышал где-то в дальнем углу хижины громкий, ясный и потому весьма странный шорох, после чего последовал звук, напоминающий то ли свист, то ли шипение мяча, из которого резко вышел воздух. Джек насторожился. Было почти ничего не видно. Он включил фонарик, встроенный в смартфон, к счастью, еще не до конца разряженный. На мгновенье показалось, что та темная лента, о которой он думал, лежа с закрытыми глазами, теперь вдруг материализовалась и шевелилась в углу. Разница заключалась в том, что эта лента, которую он теперь видел более отчетливо, была не черной, а серо-темно-голубой и слегка блестящей и уж точно не тонкой, а весьма массивной. Джек вскочил с кровати. Лента метнулась в сторону дверного проема, часть ее выпрямилась вверх, встав в атакующую стойку высотой в полметра. Темные глаза адской рептилии поблескивали, не мигая, в свете фонарика телефона, раздвоенное жало словно ощупывало или пробовало на вкус воздух. Снова раздалось шипение — на этот раз уже куда более громкое и устрашающее. Джек в детстве читал о змеях и понял, что перед ним была самая страшная змея Африки — черная мамба. Яд от ее укуса оказывал мощное паралитическое действие, и без быстрой инъекции антидота человек неминуемо умирал от него в страшных судорогах в течение двух часов. Помимо очень токсичного яда, характерного и для многих других африканских змей, черная мамба, в отличие от остальных, была еще и крупной, сильной змеей, обладая агрессивным темпераментом, нередко нападала на людей, ничем ей не угрожающих. Джек понял, что через секунду змея сделает выпад в его сторону. Он вскочил на кровати на ноги и отпрыгнул вбок. Черная смерть сжалась в пружину и буквально выстрелила своим телом туда, где Джек находился менее секунды назад. Он поднял голову и увидел, что вдоль потолка хижины проходит толстая деревянная балка, а на стене под потолком есть небольшое окно. Он подпрыгнул, схватившись за балку руками, подтянулся на ней и, с трудом дотянувшись до окна, стал громко звать на помощь. Змея продолжала делать один за другим все более остервенелые выпады над опустевшей кроватью — она обладала слабым зрением, но зато имела превосходное обоняние, реагируя не на его движения, а на запах пота Джека, успевший слегка пропитать одеяло. На крики Джека прибежали двое масаев, вооруженных длинными деревянными пиками. Открыв дверь и увидев змею, один из них стал сильно бить своей палкой змею по хвосту, оставаясь на приличном расстоянии от нее, чтобы отвлечь ее. Когда мамба развернулась и рывком выползла из дверного проема хижины, второй масай стал изо всех сил бить ее концом своего длинного шеста по голове. Борьба длилась некоторое время, огромная змея шипела, извивалась и пыталась укусить палку, но в итоге осела, затихла, став похожей на неподвижный широкий, запутавшийся в траве, садовый шланг. Змеиное мясо считалось у аборигенов деликатесом, но сам образ черной мамбы был овеян таким ужасом, что масаи, не думая, сложили ее труп на кусок брезента и унесли за пределы деревни.

Эту ночь Джек, по его собственному желанию, спал на открытым воздухе, сидя, клюя носом и время от времени просыпаясь, рядом с костром, внутри круга, который коренные жители Африки очерчивают вокруг места ночлега и который, как считается, отпугивает змей. Снова заснуть в обычной хижине в эту ночь он не мог.

Тревоги Джека развеялись на следующее утро. Джип Доменика вернулся в деревню в целости и сохранности, а ребенок, которого возили в больницу, выглядел хоть и ослабевшим от недоедания, но уже вполне здоровым: его вчерашний приступ лихорадки, к счастью, не был связан с малярией.

Черный ноутбук МсРго сильно пах бензином и был влажным — на кочке по дороге открылся и вылился прямо на него запасной баллон с водой, лежавший в том же багажнике. Но повреждения компьютера не выглядели уж очень серьезными. Около полудня, попрощавшись с жителями деревни и особенно тепло поблагодарив тех масаев, которые спасли ему жизнь накануне, Джек снова ехал через саванну по ухабам и бездорожью, на этот раз с Домеником.

— Ты знаешь, вчера вечером ко мне зашел вождь племени. Представляешь, он предложил провести обряд поклонения дождю с твоим участием! Это шаман надоумил его. Сказал, что если Великий Дух, сотворивший землю, ветер, воду и огонь, так долго не слышит их молитв о дожде, то этот белый наверняка послан племени его духами-защитниками, чтобы Великий Дух услышал его молитву. Но, ты знаешь, этот обряд мог растянуться на несколько дней, и к тому же, если бы он не принес результата, еще неизвестно, как эти парни на нас бы посмотрели. Поэтому я вежливо отказался, но в качестве компенсации подарил вождю тысячу долларов, только тогда он нехотя согласился отпустить тебя. Нет, не беспокойся. Отдашь мне потом, когда встретимся в Бостоне. Я постараюсь проследить, чтобы эти деньги пошли на покупку лекарств для деревни.

— Когда ты собираешься вернуться в университет?

— В следующем году. Надеюсь, что меня восстановят. Просто в какой-то момент я подумал, что жизнь людей куда важнее всех этих американских юридических тонкостей, которые там изучают.

— Спасибо тебе. И кстати, скажи вождю, что я поколдую и принесу в деревню дождь. Скажи, что я знаю для этого очень сильную молитву, которой меня научили мои далекие белые предки, я буду читать ее всю эту ночь, а когда они проснутся завтра, с небес потекут реки воды.

— Шутишь?

— Абсолютно серьезно. Скажи ему обязательно, что мои предки тоже умели общаться с Великими Духами, как и их шаман, и что они меня обязательно услышат.

Они прибывали в район аэродрома — скоро самолет, прилетевший из Найроби, должен был отправиться обратно. Джек показал приятелю экран своего смартфона, который на подъезде к городку поймал слабый, но устойчивый сигнал сотовой связи. На всемирной карте погоды на сайте Weather.com, которая только что обновилась, на всем севере Кении на следующий день значились штормовые дожди.

В Найроби, в отеле, промокший ноутбук, несмотря ни на какие ухищрения, не хотел включаться. В конце концов, потеряв терпение, Джек развинтил его корпус, вынул оттуда жесткий диск, вставил его в переносное устройство и подключил к своему компьютеру. К счастью, жесткий диск ноутбука Дона был не поврежден. Несколькими кликами Джек нашел нужную папку и, сгорая от волнения, ввел пароль, который содержался на флешке из банковской ячейки.

Содержимое папки открылось. Там был простой файл в формате Word. В нем были только два очень длинных, двадцатизначных набора символов, которые включали в себя латинские буквы, цифры и всевозможные подстрочные значки. Очевидно, это снова были какие-то пароли. Но от чего на этот раз?

Джек встал с кресла и походил взад-вперед по комнате. До истечения срока, который ему дали в самой таинственной спецслужбе мира, оставалось всего одиннадцать дней.

Он обязан был срочно что-то придумать, чтобы спасти себя, а заодно и остальной мир.