Мировое правительство

Глава 12 Выхода нет

Помещение для допроса напоминало те серые, тесные, с голыми стенами комнаты, которые так часто показывают в голливудском кино и в которых любой не связанный с пенитенциарной системой человек, оказавшись впервые, всегда чувствует себя крайне неуютно.

Накануне Вернер посоветовал Джеку срочно покинуть Швейцарию. Вызов на допрос агентами ФБР гражданина США за границей согласно уставу этой организации мог быть сделан только при наличии обоснованных подозрений в совершении им тяжких преступлений. Ничего такого за Джеком точно не значилось, к тому же он не получал никаких вызовов на допрос лично. Он мог отказаться и уехать, но сам решил, что это могут счесть за косвенное признание какой-то вины. Кроме того, была вероятность, что Бюро занималось собственным расследованием происшествия с Биллом и могло как-то помочь ему.

Джека пригласили в полицейский участок кантона Цюрих, находившийся всего в паре кварталов от центра. На входе к нему обратились по-немецки (английский язык местные полицейские почти не знали), и только помощь Вернера помогла быстро уладить формальности. Затем Джек, по известной только ему причине, попросил Вернера остаться снаружи и не участвовать в допросе.

Агентов было двое: один из них был долговязым, лысым, лет сорока, с бесстрастными водянистыми глазами. Второй — намного моложе, невысокий брюнет атлетического сложения, похожий на мексиканца. Сев за стол, они сразу вынули блокноты и включили диктофон. Джек невольно улыбнулся про себя — когда имеешь дело с государственными служащими, кажется, что последние двадцать лет технологического прогресса прошли совершенно мимо них. Взгляд лысого агента был холодным и напряженным, тогда как «мексиканец», напротив, изучал Джека с интересом и некоторой симпатией. «Мы будем играть не в хорошего и плохого полицейского, а в плохого и очень плохого» — почему-то вспомнилась ему старая шутка. Кто-то из местных полицейских принес старшему агенту ароматный горячий кофе, но никому больше его не предложили. Агенты представились по фамилиям и званиям.

— Спасибо, что пришли без опоздания. Мы с коллегой входим в Группу быстрого реагирования в Бюро. Наше подразделение создано относительно недавно. Оно предназначено для разрешения кризисных ситуаций, особенно связанных с угрозами терроризма. Мы здесь, чтобы задать вам несколько вопросов, не терпящих отлагательства.

Джек, естественно, поинтересовался юридическим статусом данной встречи.

— Пока давайте назовем это просто беседой. Правительство США и Агентство национальной безопасности крайне озабочены ростом угрозы терроризма во всем мире. Вы ведь из Бостона? Тогда, я уверен, вы прекрасно помните о страшном теракте, который произошел на глазах всего мира во время Бостонского марафона несколько лет назад. Тогда из-за взрывов погибло несколько человек и еще сотни людей были серьезно ранены. А как выяснилось в результате расследования, взрывы были делом рук всего-навсего пары фанатичных, неумелых подростков. Угрозы, которые представляют террористические организации, — несопоставимо страшнее.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Прямое, к сожалению. Правительство США подозревает вас в контактах с высокопоставленными членами крупнейшей террористической организации.

Далее он повернулся к Джеку, обратившись к нему по фамилии:

— Для начала нас интересуют детали вашей встречи с Халилом Аль Мишари в Абу-Даби в декабре прошлого года. Мы знаем, что вы общались с ним почти час. О чем шла речь?

Джек был несказанно удивлен. Только сейчас он понял, что агентов почему-то интересовала его поездка в Арабские Эмираты с Дайаной на неделю между Рождеством и Новым годом.

Собственно, никакой деловой подоплеки в той поездке не было — это было самое типичное романтическое путешествие влюбленной пары. Все обстоятельства той недели Джек помнил совершенно отчетливо. Где-то в середине декабря он предложил любимой слетать вместе в Европу, в Альпы, чтобы покататься на горных лыжах, а затем вечерами пить горячий глинтвейн, смотреть на бархатные хлопья снега за окном и мечтать о том, как сложится их будущая семейная жизнь. Но в Дайане текла южная, испано-латиноамериканская кровь, и она сказала, что никогда не стояла на лыжах, терпеть не может холод и поэтому хотела бы улететь из заснеженного Бостона куда-нибудь в лето. Идея рождественской поездки в Эмираты родилась у них тогда спонтанно. Они провели прекрасный предрождественский уик-энд в Нью-Йорке, затем отправились в аэропорт Кеннеди и лишь там решили, куда лететь дальше. Прямой рейс в Дубай длился тринадцать часов, но сервис эмиратских авиалиний был настолько безупречен, что они даже и не заметили, как очутились в мегаполисе на другом конце света.

Дубай мгновенно сразил влюбленных видом упиравшейся в заоблачную высь башни Бурдж Калифа высотой восемьсот пятьдесят метров. Одним из самых ярких детских воспоминаний Джека были здания Всемирного торгового центра (ВТЦ) в Нью-Йорке, которые он, к счастью, успел увидеть (он приезжал туда с родителями — тоже под Новый год, 31 декабря, когда сказочные башни-близнецы светились в честь праздника как два огромных бенгальских огня). Но этот недавно построенный почти километровый «монстр» Дубая по высоте был почти как те нью-йоркские близнецы, но только поставленные друг на друга. С большого расстояния из-за своей непомерной высоты Бурдж Калифа казалась тоненькой иголкой, хотя на самом деле ее фундамент был огромным по диаметру, и все дело было лишь в зрительных пропорциях. У подножия башни били ввысь огромные фонтаны, вокруг которых после заката собирались толпы людей.

Джек специально не бронировал отель, зная, что их выбор там широк как ни в каком другом городе мира. Джек хотел, чтобы гостиницу выбрала Дайана: у его любимой был безупречный вкус, на который всегда можно было положиться. Он лишь заказал столик для ужина в самом знаменитом отеле Азии «Бурдж-аль-Араб», известном как гостиница-парус, расположенном на берегу, вернее, даже на островке, омываемом теплыми водами Персидского залива. «Бурдж-аль-Араб» часто называли единственной в мире гостиницей с семью звездами: хотя это было и не так (звезд не бывает больше пяти), но такое представление соответствовало уровню ее роскоши. Снаружи гостиница-парус, еще и ярко светившаяся вечером разными оттенками голубого цвета, была и вправду великолепна: ничуть не хуже, чем на многочисленных фотографиях. Джек был уверен, что они остановятся здесь, и мысленно был готов выделить для этого весьма немалый бюджет. Однако в ту минуту, когда они вошли внутрь этого золотого арабского шатра, он понял, что Дайана вряд ли выберет его. Интерьер гостиницы был при всем его немыслимом богатстве и роскоши безвкусен: все было слишком ярким, кричащим и аляповатым, начиная от толстых ковров на полу рецепции ядовитого красно-желтого цвета и заканчивая оформлением лифтов — настолько щедро позолоченных, что казалось, будто их стены полностью обшиты золотом высшей пробы. Это производило почти такое же впечатление, что и холлы казино Лас-Вегаса, поражая объемом потраченных на оформление средств, но не имея никакого отношения к искусству высокого дизайна. Впрочем, сам ужин нисколько не разочаровал: выбор морепродуктов оказался столь богат и разнообразен, что ему могли бы позавидовать даже лучшие прибрежные рестораны Бостона, при этом цены в меню, как ни странно, оказались умеренными. Почти всю прибыль ресторан отеля-паруса делал на заказе постояльцами коллекционных вин, цены которых начинались от полутора тысяч евро за бутылку, но далеко не все гости заведения их заказывали. Здесь было очень спокойно и уютно: помещение ресторана освещали лишь свечи, поэтому в нем царил романтичный красноватый полумрак. Дайана выбрала угловой столик у прозрачной стены, за которой были видны только темные вечерние воды залива, а вдали можно было рассмотреть множество огоньков стоящих на рейде кораблей. Дайана, обожавшая морепродукты, уплетала уже второго лобстера, запивая его свежим апельсиновым соком. Джек любовался ее яркими, глубокими темно-карими глазами, в которых плясали маленькие отблески пламени свечей. Хотелось сказать ей что-то важное, может быть, даже самое важное в жизни. Но то самое предощущение будущего почему-то всеми силами сдерживало его. Ближайший год будет сложным, сначала надо пережить его, а уже потом думать о семье и детях.

— Хочешь, забронируем номер здесь?

Дайана улыбнулась и как будто что-то начала подсчитывать в уме:

— Сколько это будет стоить?

— На три дня — думаю, что-то около восьми тысяч долларов. Дорого, но я специально откладывал деньги для нашей новогодней поездки. Хотел сделать нам обоим приятное.

— А если мы поселимся в обычном отеле, те же три дня будут стоить долларов пятьсот? На семь с половиной тысяч меньше?

— Да, наверное.

— Спасибо, милый. Здесь красиво. Но только когда смотришь из окна. У меня есть идея получше.

Дайана взяла смартфон Джека, на котором в этот момент был открыт доступ к его банковскому счету.

— Я тебе это никогда не рассказывала. Три года назад я была в Индии с родителями. Мы побывали тогда в хосписе в Дели, видели детей, которые борются с раком. Многие из них были обречены, хотя, конечно, и не подозревали об этом. Такие милые, трогательные, даже без волос. Смеются, бегают по коридорам, играют во что-то. Все время, которые мы были там, меня просто душили слезы. Потом я узнала о фонде, который помогает таким раковым детским хосписам во всем мире, особенно в бедных странах, и стала тайком переводить туда половину денег, которые отец посылал мне каждый месяц на жизнь в университете. Пожалуйста, любимый, сделай мне настоящий, самый лучший на свете рождественский подарок! Ну его к черту, этот Парус, давай поселимся в каком угодно отеле, а половину от сэкономленных тысяч прямо сейчас переведем в этот фонд, на благотворительность.

— Хорошо.

Дайана набрала номер какого-то счета и сделала перевод. Через пару минут по скайпу раздался звонок. Сотрудница фонда поблагодарила за крупное пожертвование, рассказав заодно о том, как прибавилось у них работы после того, как в страны Южной Европы хлынул поток беженцев из Сирии.

После ужина они гуляли вдоль берега залива, и Джек чувствовал, что Дайана именно в этот момент ждала, всем сердцем надеялась услышать предложение руки и сердца.

Через пару дней они съездили в Абу-Даби. Столица Эмиратов начала преображаться, обрастая районами современных небоскребов, намного позже, чем Дубай. Однако теперь ее власти наверстывали упущенное с необыкновенной скоростью. Сравнительно недавно здесь была построена мечеть шейха Зайда, эмира города и всей страны. Эта мечеть стала одним из новых архитектурных чудес мира — почти что современным Тадж-Махалом. Огромная, целиком из белого мрамора, внутри ее полы были устланы самыми роскошными и изысканными в мире восточными коврами, сотканными вручную. Ее потолки — украшены люстрами, сгибающимися от тяжести тысяч драгоценных камней. Это было настоящее чудо. Дайана, как и все женщины, для входа в мечеть надела длинный черный хиджаб. Как ни странно, это почти полностью закрытое одеяние, столь непривычное для западной женщины, только подчеркнуло ее красоту: талию, гибкий стан, а ее темные испанские глаза сверкали ярче всех драгоценностей этой мечети. Джек сфотографировал Дайану, сидящую на шикарном ковре изумрудного цвета, в котором ноги утопали по щиколотку: это ее фото потом долго стояло на заставке ее страниц в социальных сетях, набрав там тысячи «лайков» и сотни восхищенных комментариев.

В другом популярнейшем месте Абу-Даби — трассе «Формулы-1» — Джек арендовал на несколько часов спортивный Porshe 911 Turbo S, который по гоночным качествам превосходил все модели «Феррари» и «Ламборгини». Когда-то, в совсем уж раннем детстве, Джек мечтал стать автогонщиком, по утрам в воскресенье смотрел трансляции формульных автогонок из Европы. Хотя после гибели Айртона Сенны этот спорт стал другим — не столь ярким, более предсказуемым, порой лишенным настоящего противостояния личностей, характеров. В восемь лет отец записал Джека в секцию картинга, но через какое-то время он сам перестал посещать занятия, так как редко становился первым в заездах, а другие места его не очень интересовали. В тот день в Абу-Даби Джек гонял по кругу, забыв от восторга обо всем на свете, несколько раз едва избежав столкновений с другими машинами и еще один раз, на крутом вираже, чудом не зацепив крылом отбойник. Все закончилось тем не менее благополучно, Джеку вручили сертификат с указанием времени его быстрейшего круга, которое оказалось весьма достойным для непрофессионала. Джек тогда размечтался как мальчишка: «Когда-нибудь, когда стану богатым, куплю такую машину и буду каждые выходные гонять на ней по какому-нибудь автодрому».

Дайана словно читала эти его мысли и только улыбалась, когда они сидели после гонок в ложе с видом на автодром, потягивая освежающий сок со льдом. Наступал вечер, пора было возвращаться в Дубай, но уезжать не хотелось: в самой атмосфере автодрома мирового уровня с десятками проносившихся мимо великолепных спортивных машин с ревущими на высоких оборотах двигателями было что-то необыкновенно притягательное. И именно в эту минуту произошла встреча, которая интересовала сейчас агентов национальной безопасности.

— Добрый день. Я не помешаю вам? Джек?

Человек в традиционной белой арабской одежде с гутрой на голове — платком, опоясанным жгутом, который носят почти все местные мужчины, — выглядел приветливо и интеллигентно. На вид ему было лет тридцать, с небольшой модной трехдневной небритостью, высокий, с умными карими глазами, говоривший по-английски лишь с едва заметным акцентом.

Незнакомец почтительно представился и, сев по приглашению Джека к ним за стол, первым делом протянул свою визитку, на которой имя его организации было оттеснено золотыми буквами. Джек также успел заметить на запястье араба часы с крупным темно-синим циферблатом — это были хорошо узнаваемые часы марки Ulysse Nardine, поклонниками которых считались яхтсмены и путешественники, а их стоимость начиналась от десяти тысяч долларов. Обычно эти часы выбирали люди с широким кругом личных интересов, может быть, еще и поэтому Джек почти сразу проникся определенным доверием к собеседнику.

— Я представляю интересы суверенного фонда Abu Dhabi Investment Authority, основанного для инвестиционных целей правительством Абу-Даби. Как вы, возможно, знаете, этот фонд входит в пятерку крупнейших государственных инвестиционных фондов в мире. Сейчас мы особенно активно ищем объекты для инвестирования — не только на Востоке, но и во всем мире, в США — особенно. Американские технологии и изобретения по-прежнему задают тон, причем в последние годы даже сильнее, чем раньше. Нас интересуют новейшие телекоммуникационные и цифровые технологии. По оценкам наших аналитиков, половина всего роста рынка в последние годы произошла благодаря только этим технологиям. Простите, я не слишком злоупотребляю вашим временем?

Последняя фраза была явно адресована Дайане, которая вот уже пару минут смотрела в окно. Но Джек лишь кивнул арабу.

— Как правило, инвестиции нашего фонда в один отдельно взятый проект или компанию составляют не меньше миллиарда долларов. По нашим наблюдениям, крупный бизнес в развитых странах растет намного быстрее, чем средний. Помимо компаний мы также постоянно ищем по всему миру самых талантливых изобретателей в сфере цифровых технологий. Одним словом, мы предлагаем вам сотрудничество.

— Но пока у меня нет своей компании, куда можно было бы инвестировать средства. Тем более миллиард.

— Разумеется. Однако вы и еще несколько выпускников вашего факультета находитесь в фокусе нашего внимания, если можно так сказать. У нас действует программа стипендий для самых талантливых выпускников мира. Весьма приличная, поверьте. Эту стипендию вы можете получать потом еще до трех лет после окончания университета, пока не достигните определенного уровня личного дохода.

— Как же мне придется ее отрабатывать?

— Собственно, ничего сверхобременительного вам делать не нужно. Условий лишь два: каждый месяц вы будете присылать в фонд отчет о ваших исследованиях, а если вы станете учредителем какой-то компании, то фонду автоматически отойдет пять процентов стоимости вашего бизнеса. Это тоже вполне в ваших интересах: партнерство с нами — большой плюс для любого предпринимателя, который планирует серьезно развивать свой бизнес в Восточном полушарии.

— Спасибо. Ваше предложение несколько неожиданно. Мне необходимо обдумать его.

— Конечно. И еще одна вещь. В нашем фонде каждый инвестиционный директор ведет кластер клиентов самостоятельно. Поэтому в случае вопросов вы должны контактировать только со мной лично. На самом деле я не так много времени провожу здесь, в Эмиратах. В основном дела в Лондоне, Шанхае и Гонконге. Кроме того, у моего отца есть хорошая яхта, и я часто работаю прямо на ней. Вы с вашей очаровательной спутницей, кстати, могли бы провести на этой яхте как-нибудь в будущем незабываемый романтический отпуск. Джек, все зависит от вас.

Время близилось к половине седьмого вечера, после скоротечного южного заката стало уже почти совсем темно. Джек и Дайана этим же вечером должны были отправиться в ночное сафари по пустыне из Дубая, поэтому им надо было торопиться обратно.

— Если вы спешите, могу предоставить вам мой лимузин. На нем вы домчитесь до Дубая на полчаса быстрее. Водитель сможет превышать скорость, так как его за это не оштрафуют. На моем автомобиле — номера серии, принадлежащей королевской семье.

Джек вежливо поблагодарил собеседника, но, естественно, отказался.

По возвращении домой он об эмиратском фонде так ничего больше и не слышал. Через какое-то время он написал письмо вежливости на электронный адрес, указанный в тисненной золотом визитке, но его сообщение осталось без ответа. Ради интереса он зашел на сайт фонда, но там были указаны имена лишь членов его правления, в числе которых имя, указанное на визитке, не значилось. Все это он вкратце изложил сидевшим напротив него агентам, не упустив ни одной детали.

Высокий агент, протерев лоб платком, вытащил какое-то старомодное бумажное досье.

— Скажите, вы действительно считаете, что вам удалось этим рассказом обвести нас вокруг пальца? У вас сохранилась визитка этого человека? И узнаете ли вы его на этих снимках?

У Джека с детства была почти абсолютная фотографическая память на лица людей. Да, это был тот самый человек.

— И вы хотите сказать, что вы о нем ничего не знаете? Из правды в этом рассказе — только то, что он действительно из богатой семьи и владеет яхтой — даже двумя. Но к фонду в Эмиратах он не имеет никакого отношения. Как я уже сказал, его фамилия Аль Мишари и он даже не гражданин Эмиратов. У него паспорт Саудовской Аравии, но на самом деле он уроженец Катара и даже является дальним отпрыском местной королевской семьи. Он — один из главных финансистов той самой «Аль-Каиды». Один из немногих, кто вхож в ближайший круг Аймана аз-Завахири, нынешнего лидера «Аль-Каиды», наследника Бен Ладена.

— Мне он показался очень интеллигентным и вполне компетентным.

— Не сомневаюсь. Джек, сотрудники Бюро вместе с ЦРУ следили за ним всю ту неделю, которую он провел тогда в Эмиратах. Ваш с ним разговор зафиксирован на видео камерой наблюдения ресторана автодрома.

— Хорошо. И что вы от меня хотите?

— У нас есть серьезные основания считать, что ваши контакты с катарским связным на этом не закончились. По нашим данным, высшие круги «Аль-Каиды» в последнее время бросили почти все свои финансовые ресурсы для создания системы обмена информацией между ее членами через всемирную сеть, которая не могла бы быть вскрыта спецслужбами. Очевидно, что ваша новая программа — это именно то, что им сейчас нужно больше всего, чтобы стать неуловимыми. Поэтому, даже если вы им еще не раскрыли ваши коды, они в любой момент могут вас поймать и силой заставить это сделать. И в национальных интересах, и для вашей же собственной, личной безопасности мы вынуждены задержать вас.

В разговор, наконец, вступил и второй агент, похожий на латиноамериканца:

— Джек, могу только добавить, что если бы вы в тот вечер согласились сесть в лимузин Аль Мишари с вашей подругой, то вас повезли бы вовсе не в гостиницу, а в какое-то совершенно другое место. Вас в два счета там вынудили бы сдать всю информацию, а затем, скорее всего, убили.

— Постойте, но тогда у меня еще не было законченного кода. Наша с Биллом работа была тогда в самом разгаре. Ваша версия не сходится.

— Ну, а им-то откуда было знать? Кроме того, вы сами сказали, что он предлагал вам сотрудничество и финансирование на три года вперед.

Джек неожиданно резко встал:

— Господа, простите, я не понимаю цели этой беседы. Кроме того, не забывайте, что мы находимся на территории другого и к тому же нейтрального государства. Разговор окончен.

Он решительно направился к двери, но она оказалась заперта снаружи. К нему подошел высокий агент с мрачным видом:

— Джек, не забывайте, что вы пока еще гражданин США и подчиняетесь их законам. По уставу ФБР подозрение в причастности к терроризму — это статья, по которой агентство имеет право арестовывать и даже ликвидировать собственных граждан за границей в особых случаях, даже если это против местных законов и решений властей. И эта статья сейчас применима к вам. Мне необходимо надеть на вас наручники, и, пожалуйста, не вынуждайте меня применять меры физического воздействия.

Джек хотел что-то ответить, но не успел. Он ощутил резкую боль где-то в районе лопаток — второй агент, подойдя сзади, воспользовался мощным электрическим шокером. Сознание Джека на секунду сузилось до маленькой точки перед самым носом, а затем его тело словно стало чужим и резко обмякло.

Кровать, на которой Джек пришел в себя, была жесткой и неровной. Кроме того, он, видимо, довольно много времени провел в одном положении — какие-то части его тела занемели, и он их почти не чувствовал. В камере стоял полумрак, на соседней койке никого не было. Он попробовал подняться, но в эту же секунду его сознание объял ужас — оказалось, что его плечи крепко привязаны к бокам кровати, и в таком положении он почти не мог даже пошевелиться. Он попробовал позвать на помощь, но звук его голоса, который еще со времен его увлечения в юности рок-музыкой мог быть при желании очень мощным, сейчас оказался слышен только ему самому. У него почти не было сил, а стены камеры были покрыты звукоизоляционным материалом. Он закрыл глаза, и очень скоро его сознание снова отключилось.

Это был не сон, тревожное забытье. Перед его взором сначала замелькали ослепительно-яркие красные картинки — что-то среднее между диснеевскими мультфильмами, которые он так часто смотрел в детстве, и фильмами ужасов. Потом картинки исчезли, и он оказался в жаркой аризонской пустыне, вид которой также напоминал и панораму поверхности Марса: одна из подобных картинок, присланных американским марсоходом, в детстве несколько лет служила заставкой экрана на его компьютере. Ему виделось, что он тяжело ступает по поверхности Красной планеты, словно пытаясь скрыться от неведомых преследователей. По мере того как солнце поднималось все выше, небо заволакивали облака из мелкой красной пыли, отчего становилось еще тревожнее. Затем Джек вдруг почувствовал острую жажду. Он вспомнил, что на Марсе есть вода, но только в виде небольших ледяных шапок на его полюсах, и вдруг испугался, что не успеет добраться до них до того момента, когда силы совсем оставят его. Он облизал пересохшие губы и сквозь сон попросил у кого-то воды. Еще через какое-то время вода вдруг разом обрушилась на него с такой страшной силой, словно он угодил под Ниагарский водопад. Воды было столько, что он задыхался, едва не тонул в ней.

Джек резко открыл глаза. Картинка в полутьме расплывалась и почти не фокусировалась. Над ним стоял человек с мощным торсом, который держал в руках пустое ведро, водой из которого он только что окатил лицо Джека.

— Или ты сделаешь, что от тебя хотят, или мы продолжим водные процедуры. Но учти, что ты их можешь не пережить.

С этими словами человек окатил лицо Джека водой из полного ведра еще дважды подряд. В принципе, смертельно опасным это действие не было: чтобы не захлебнуться, было достаточно лишь на какое-то время задержать дыхание. Однако вовсе не случайно «водные процедуры» были одним из самых эффективных методов дознаний еще во времена Гувера. Мозг и тело даже самого устойчивого человека в таком положении охватывает сильнейшая неконтролируемая истерика — в голове все мутится и естество человека вопит о том, что он находится на волоске от смерти. Но мысли Джека были наполнены такой мощной ненавистью к своему мучителю, что она уравнивала силы, и он лишь молча раз за разом судорожно отплевывал воду, доверху наполнявшую его нос, рот и уши. После седьмого или восьмого ведра палач приостановил экзекуцию и вышел из камеры, видимо, за дальнейшими указаниями. Джек снова изо всех сил прочистил нос и тут же, окончательно утратив силы, снова потерял сознание, но теперь в его голове уже не было никаких картинок.

В следующий раз Джек пришел в себя, лежа на кровати в частной клинике. Он понятия не имел, сколько прошло времени — ему казалось, что целая вечность, а допрос происходил в какой-то прошлой жизни. От его руки тянулась трубка к капельнице, он ощущал сильную слабость, но в остальном, кажется, его дела были не так уж плохи. Ему сильно хотелось есть: желудок казался совсем пустым. Он позвал кого-нибудь из персонала клиники, но никто не откликнулся. Прошло еще минут двадцать, за окном светило яркое утреннее солнце, и его желание понять, где он находится и что произошло, а также голод стали нестерпимыми. Джек встал с кровати, взял в свободную руку стойку с капельницей, так как отсоединять ее от вены самому было опасно, и прямо с ней вышел в коридор. В этот момент высокая привлекательная медсестра как раз несла ему на подносе завтрак — некрепкий чай с молоком и пару булочек с клубничным джемом. При виде Джека с капельницей в руке она вскрикнула от удивления, попросила его немедленно вернуться в кровать, после чего отсоединила трубку и пожелала ему приятного аппетита. На вопрос, что произошло, лишь пожала плечами и быстро удалилась.

Еще через час пришел Вернер. Первым делом он протянул Джеку оставленный им смартфон, а затем искренне улыбнулся, увидев, что его клиент не только полностью цел, но и находится в неплохом расположении духа после завтрака.

— Не волнуйтесь, я уже успел сообщить вашим друзьям в Бостоне, что все в порядке.

— Так что же произошло?

— Вас не было довольно долго, и ко второй половине дня я начал серьезно тревожиться. Когда я вернулся в офис, в Америке уже начался рабочий день, и я попросил коллег-юристов проверить имена агентов, которые вас вызвали. Собственно, я просто хотел уточнить, из какого они подразделения, — от этого в том числе зависел план моих действий. Но ответ мне пришел более интересный: оказывается, что сотрудники с такими именами в базе ФБР вообще не числятся.

— То есть это были мошенники?

— Вряд ли. Иначе как бы они организовали допрос прямо в Главном полицейском управлении Цюриха. Поверьте, для этого нужно иметь не только подлинные бумаги, но и прикрытие на самом верху. Думаю, что они действительно представляют какие-то спецслужбы, но не ФБР, либо имеют в нем особо засекреченный статус. На самом деле эта история, возможно, самая странная за всю мою практику, хотя я столько всего повидал, занимаясь самыми щепетильными делами сильных мира сего.

— Как я оказался здесь, в больнице?

— Честно говоря, не знаю. Когда я повторно обратился в полицейский участок вечером, мне сказали, что вы у них были, почувствовали себя плохо и они вызвали для вас «Скорую помощь». Вы оказались здесь, в клинике, согласно ее записи, в бессознательном состоянии около часа ночи, что в полиции мне никак не прокомментировали. Также они ничего не сказали о том, где сейчас находятся эти двое якобы агентов ФБР. Игнорируя мои вопросы, они явно нарушают закон, что для Швейцарии — огромная редкость. Я мог бы в два счета привести начальника полиции в суд и потребовать полного отчета. Но они молчат — значит, риск повестки в суд их совершенно не пугает.

— Да, черт возьми, что происходит? Эти двое меня допрашивали, потом пытали, а теперь это нельзя даже доказать? Вернер, что мне сейчас нужно сделать?

— Бежать со всех ног. Чем скорее, тем лучше. О том, как это сделать, я с помощью моих коллег, а также ваших друзей в Бостоне уже позаботился.

Вернер протянул пакет с новой одеждой.

— Переодевайтесь. Мы уходим отсюда прямо сейчас.