Мировые религии о преступлении и наказании

3. Христианские основы судоустройства

Суд, как орган и способ разрешения конфликтов и споров, имеет давнюю историю, уходящую своими корнями к самым первым годам существования человеческого общежития. В Библии, древнейшем и величайшем памятнике не только богословия, но и мировой цивилизации, содержатся первоосновы развитии общества, государства, в том числе суда и судопроизводства, впоследствии получившие закрепление в виде соответствующих правовых норм.

Христианство констатирует, что, прежде всего, власть должна была опираться на закон как регулятор социальных отношений, т. е. на материальное право. Как только закон был установлен, он сразу оказался нарушен. Хотя споры на тему первичности слова или дела, закона или его нарушения, права или нравственности продолжаются постоянно на протяжении веков. Действительно ли, что реформирование законов надо начинать с реформы нравов или реформу нравов следует начинать с реформы законов?

Представляется, что так дихотомически вопрос стоять не должен, поскольку с точки зрения формальной логики нравственность в силу большего объема понятия включает в себя право. А существовавшая со времен Адама и Евы презумпция знания закона предполагает, что вначале появляется закон, а затем его нарушения, поскольку без закона и нарушать нечего.

Сами судьи Израиля появились, как сказано в Библии, когда «в те дни не было царя и Израиля, и каждый поступал так, как считал справедливым» [423] . «Ибо, если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1 Кор. 11, 31). Эти фразы характерно повторяются на протяжении всей Книги Судей и говорят о том, что каждый человек имел свой внутренний закон и руководствовался тем, как он толковал закон Моисея для себя. Различные толкования приводили к конфликтам, поэтому и понадобились специальные, объективные и независимые люди, члены общества – судьи.

В Библейском писании выдвигается идея о необходимости учреждения суда как функции, отделенной от религиозной и светской власти, как ответвления всевышней власти, «отрасли праведной, и будет производить суд и правду на земле». (Иер. 23, 5; 23,15; Зах. 3,8; 6,12). Обратимся к ветхозаветному высказыванию священника Иофора (как посредника между Богом и людьми) своему зятю Моисею: «Ты же усмотри (себе) из всего народа людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть, и поставь (их) над ним… Пусть они судят народ во всякое время и о всяком важном деле доносят тебе, все малые дела судят сами; и будет тебе легче, и они понесут с тобою бремя» (Исх. 18. 21–22) [424] . А далее четкие судоустройственные идеи возвещает народу Моисей: «И дал я повеление судьям вашим в то время, говоря: выслушивайте братьев ваших и судите справедливо, как брата с братом, так и пришельца его; не различайте лиц на суде, как малого, так и великого выслушивайте; не бойтесь лица человеческого, ибо суд – дело Божие» (Втор. 1, 16–17).

Совмещение царской и судебной функций в ведении одного лица рассматривается в Библии как идущее вразрез с богоустановленными путями осуществления власти, вызывая гнев Господний. Пример тому – библейское неприятие попытки Соломона соединить разделенные Всевышним судебную и царскую власть, суд которого вершился в обход божественных установлений, а потому «недолго продолжалось мудрое судейство царя, не продержавшись даже до конца царствования Соломона» [425] . Иными словами, Библия и в целом христианство выступает первоосновой современной теории разделения властей, возникновения естественного и писаного права, материального и процессуального, учреждения суда как обособленного от иных властей и церкви института и выделения в правосудии базовых судоустройственных аспектов.

Этот эволюционный процесс четко прослеживается в истории развития общества, государства и ныне специально подчеркивается на всех уровнях социально-правовой практики: доктринальном, нормотворческом и правоприменительном [426] .

Вместе с тем в целях объективности следует заметить, что в современных работах, посвященных христианским корням правосудия в целом, специально не разделяются судоустройственный и судопроизводственный аспекты, что, как представляется, ограничивает потенциал их творческого использования в современной социально-правовой действительности [427] .

При всей относительности каких-либо классификаций и систематизаций в качестве одной из целей настоящей работы все-таки имеется в виду восполнение указанных пробелов темы, в том числе в направлении выделения, актуализации, упорядочения и систематизации содержащейся в ней во взаимосвязи триады судоустройственных, судопроизводственных и материально-правовых вопросов.

Правосудие означает суд по праву, разбирательство по справедливости, т. е. деяние судом правды на основе права. Обратимся к Посланию к Галатам святого Апостола Павла (Гал. 3,21): «…если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона». В этой заповеди содержится ценное положение для практической деятельности как законодателя, так и правоприменителя. Для правильного, а следовательно, и справедливого рассмотрения любого дела первостепенное значение имеет правовое регулирование судебной деятельности.

Согласно христианскому вероучению, началу «эпохи судей» предшествовало окончательно формулирование закона для человеческого общества, составляющего материальноправовой аспект темы, призванного отвечать на вопрос о том, за что суд должен судить. «…Бог дал народу устав и закон» (Исх. 12,49). «Один закон да будет и для природного жителя и для пришельца…» (Исх. 12,49).

Появление такого закона, вначале естественного и устного, а затем письменного, предполагало наличие инструмента для его поддержания, которым явился институт судей. Как содержание невозможно без формы, так право немыслимо без органа его применения, без правоприменителя в лице суда. Закон – формализация нравственного начала, а суд – формализация оценки сбоев нравственных основ общества, сбоев, произведенных не из закона, а из расшатанной нравственности [428] .

Вместе с тем Библия неоднократно подтверждает: где нет закона, там нет греха, нет преступления и, следовательно, суда (Рим. 4,15; 5,13). Пятикнижие, Закон Моисея как определенная основа христианства и права [429] – это в значительной мере материальное законодательство охранительного плана, устанавливающее запреты и ответственность за их нарушение. И в этом смысле оно составляет базу для уголовного законодательства.

В работах А. А. Тер-Акопова на научно-аналитическом уровне представлена правовая характеристика Закона Моисея в части ответственности за предусмотренные в нем деяния, идеи Десятисловия проиллюстрированы действующим законодательством Российской Федерации о правонарушениях, о преступлении и наказании с учетом как его позитивных, так и негативных аспектов [430] . Сегодня, как и прежде, Закон Моисея и его центральная часть – Декалог, продолжают выполнять ценностные функции, являвшиеся предметом научных и богословских трудов: духовные, нравственные социальные, правовые, методологические [431] . Как справедливо отмечается исследователями, Законодательство Моисея представляет собой системное образование, ключевым элементом которого являются десять заповедей Божиих. Признание его особой системообразующей роли, сравнение с христианской конституцией, лежащей в основе всего законодательства, которое в свою очередь призвано развивать и охранять его, свидетельствует о несомненной методологической роли Декалога [432] .

Таким образом, проблема многоплановой христианской обусловленности светских материальных норм, в частности уголовно-правовых, довольно подробно исследована в исторической и современной литературе, в том числе нами [433] . Она разработана в гораздо большей степени, чем судоустройственные и судопроизводственные вопросы, поэтому лишь фрагментарно, применительно к предмету рассматриваемой темы, рассматривается в настоящей главе.

Неравномерную представленность этих вопросов в современных исследованиях, казалось бы, единой проблемы можно объяснить рядом факторов. Обратим внимание лишь на некоторые. Прежде всего, надо заметить, что юридическая деятельность имеет не два, как принято обычно полагать, а три вида правоотношений: к материальным и процессуальным добавляется отношение структурное [434] .

Юридическая деятельность – это бытие определенного органа, имеющего некоторую структуру, устройство, вертикальные и горизонтальные связи и отношения, которые также призваны обеспечить ожидаемый результат его функционирования и потому подлежат правовому регулированию, т. е. образуют самостоятельный вид правоотношений.

Юридическая деятельность в своей полноте может быть представлена в трех видах отношений: фактического, процессуального и структурного. Этот комплекс органически взаимосвязанных отношений возможно обозначить единым понятием юридического отношения, которое в современной теории права не выделяется [435] . Все разновидности отношений охватываются понятием правоотношения.

Судоустройственные и процессуальные вопросы судебной власти традиционно относятся к сфере фундаментальных, конституционных прав человека. Между тем проблема прав человека, в том числе в ее соотношении с религией, церковью – трудная и недодуманная тема. В том числе в аспектах общечеловеческих ценностей, глобализации, объединения культурного пространства и единого мирового правительства. Но именно Россия выступает инициатором важной духовной, социальной, богословской и юридической инициативы ее неформального исследования [436] .

Итальянский юрист Э. Ферри, подчеркивая специфику уголовно-процессуального права, афористично утверждал, что уголовный кодекс пишется для преступников, а уголовно-процессуальный – для честных людей [437] . Приведенное изречение не лишено рационального зерна и сейчас. В уголовном законодательстве традиционно доминирует карательное, наказательное начало, которое адресовано всем членам общества, в первую очередь не юристам. С тем, чтобы они его соблюдали, не нарушали.

В специальном законодательстве о судоустройстве и судопроизводстве ведущая роль принадлежит гарантиям прав личности и правосудия, т. е. справедливого определения объема уголовно-правовой кары (пенализации). В этой связи названные отрасли законодательства в большей степени адресованы правоприменителям и должны обеспечивать функциональное единство смежных отраслей права.

Нынешняя узкая специализация юристов, в том числе криминалистическая, уголовно-правовая и процессуальная, объективно ограничивает возможности одновременного исследования всех аспектов проблемы, что нами отмечалось [438] .

Кроме того, применительно к приведенному изречению Э. Ферри возникает правомерный вопрос о том, насколько трудно во все времена быть честным человеком. Для его решения, равно как и других духовно-нравственных вопросов, в частности о том, что есть правда, а что ложь, что есть свет и тьма, что добро, а что зло, вместе должны потрудиться все: и церковь, и государственная, и судебная власть; должны вернуться к единому правосознанию, нести социальное служение, помочь живому страдающему человеку [439] .

Для этого, собственно говоря, и исследуются христианские первоначала. При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что материально-правовые аспекты темы обладают достаточной ясностью, точностью, недвусмысленностью уровня законодательного императива. Нормы же о правосудии характеризуются в большей степени многозначностью, метафоричностью, представляют сложность толкования и поэтому требуют определенной подготовки и вхождении в проблему.

В основе устройства суда лежит риторический вопрос вне времени и пространства «а судьи кто?». Для ответа на него сквозь призму сущего и должного имеются соответствующие христианские начала. Безукоризненный образ судьи с максимальной силой утвержден в Новом Завете: «Святые будут судить мир» (1 Кор. 6. 2).

Христианство исходит из того, что базовые начала надлежащего правосудия образуют положительные личностные характеристики судьи, поскольку судебная власть является душой государства, структурой, спасающей страну от внутренних коллизий. Примечательно, что подобным образом высказывались многие известные мыслители и исследователи, аналогичные положения сохранились в ряде древних исторических источников [440] . Так, Аристотель к важнейшей образной функции души государства относил как военных (спасающих страну от внешних, военных коллизий), так и тех, на кого возложено отправление правосудия при судебном разбирательстве [441] .

Трудно не согласиться с такой констатацией с учетом богатого трагического опыта современной отечественной истории России, в которой военные реформы, как правило, проходили одновременно с судебно-правовыми. Впрочем, не это обстоятельство само по себе проявлялось в трагичности отечественной истории, а доведение до состояния слабости и дефектности структур ее внутренних и внешних ее защитников, спасителей.

К числу основных личностных характеристик судьи, как и следователя, христианские источники относят качества нравственного порядка: мудрость, богобоязненность, бескорыстие. Эти качества дополняются свойствами самоограничения потребностей, контроля чувств и эмоций, справедливости и милости. Выражаясь современной терминологией, все это сложно определяемые на нормативном уровне характеристики, в том числе веры и верности, добропорядочности и позитивности: «Действуйте в страхе Господнем, с верностью и чистым сердцем» (2 Пар. 19, 9), осмотрительно, без неправды, лицеприятия и мздоимства (2 Пар. 19, 7); «…что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп. 4,8) [442] . «Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6,24).

Древние говорили: «Когда добрый человек проповедует ложное учение, оно становится истинным; когда дурной человек проповедует истинное учение, оно становится ложным». Не может быть этих качеств больше или меньше – либо они есть, либо нет. К тому же хорошего много не бывает, а правда никогда никого не предает. Правдивость всегда характеризовалась как первое требование нравственности: «Чтобы очиститься от своих грехов, человечеству нужно только объявить их тем, чем они являются на самом деле» [443] .

Правоведы вне времени призваны показывать образец соблюдения юридических норм: «готовясь быть хранителями законов, научитесь, прежде всего, сами почитать оные: ибо закон, нарушаемый блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа» [444] .

Между тем юридические реалии сегодняшнего дня зачастую таковы, что все хотят, чтобы правда и право были на их стороне, но мало кто хочет быть на стороне правды. В этой связи духовно-нравственная составляющая подготовки современных юристов заслуживает легитимизации на уровне законодательного императива. Трудно не согласиться с тем, что «порядка без порядочности не бывает [445] . При этом надо также заметить, что живой природе (вне социума) вообще неизвестны понятия правды, добра, справедливости, как и духовности, совести и многих других. От этого законы природы не являются менее объективными или необходимыми [446] . Но отход человека от только ему свойственных характеристик по Ф. Достоевскому «вырождает» в нем человека, а по Д. Гранину «расчеловечивает» Россию [447] , тянет ее вниз, на место «Около но ля» [448] . Попутно заметим, что во все времена поэт в России был «больше, чем поэт», а подлинная литература оставалась человековедением, но никак не «человекоедением», «самоедением» и «человеконенавидением».

Строгие требования к моральному облику судьи, которые сродни требованиям к священнослужителю, а также вытекающие из них обязательства перед Богом, продиктованы, как отмечалось, особой ответственностью судьи за судьбы людей и страны. Защита законов рассматривалась в контексте защиты жизни страны и одновременно – своей жизни: «…все слова закона сего…не пустое для вас, но это жизнь ваша» (Втор. 32, 46–47).

Отсюда и особая ответственность судьи за его собственное законоотступничество. Судья, с которым Господь вступает в особый союз, подлежит наиболее строгому наказанию за свое отступничество: кому больше дано, с того больше спросится. Помимо отступничества к числу недопустимых для судьи человеческих пороков христианство относит непослушание, обман, гордыню, жадность, зависть, желание присвоить чужое. Так, «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лука 14, 11). В Книге пророка Исайи мы встречаем осуждение не только неправедных судей, но одновременно и лиц, злоупотребляющих законодательной властью и законом: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения» (Ис. 10, 1). «Горе тем, которые за подарки оправдывают виновного и правых лишают законного» (Ис. 5, 23). Подобные осуждения содержатся и в других книгах. «Строящий дом свой на чужие деньги – то же, что собирающий камни для своей могилы», – говорит Сирах (Сир. 21, 9). Он указывает на отдаленные, но гибельные последствия совершения корыстных действий, связанных с хищениями и притеснением: «Убивает ближнего, кто отнимает у него пропитание, и проливает кровь, кто лишает наемника платы» (Сир. 34, 22). Святитель Тихон Задонский выделял четыре фактора, которые особенно препятствуют отправлению правосудия (в широком смысле): «страсть лихомания, страх человеческий, любовь плотская и ненависть врагов» [449] .

Законоотступничество судьи, его отход от праведности и принципов правосудия, превратность, корысть и обман максимально строго карались и по светским древнеисторическим источникам, например по Законам ХII таблиц [450] .

Далее заметим, что в христианстве, как и в юриспруденции, используется принцип дополнительности, посредством которого базовые нравственные качества кандидата в судьи взаимодействуют с рядом иных характеристик, внешних и внутренних, т. е. объективных и субъективных, общих и специальных, расположенных в определенной иерархии по степени значимости. К числу таких характеристик, но все же на втором месте после моральных качеств, относятся социально-демографические сведения о лице, его авторитетность, знание законов, людей и их бытия, т. е. жизненный опыт и, следовательно, житейская и правовая мудрость, разумность, в том числе в части толкования законов и усмотрения при их применении. «Мудрость разумного – знание пути своего…» (Притч. 14, 8). При этом указанные характеристики не увязываются с какими-либо цензами: возрастным, имущественным, гендерным и т. п. Для исполнения должности судьи не устанавливалось предельных возрастных и половых ограничений (Библия упоминает одну из первых женщин-судей – Девору).

Рассматриваемое положение и сегодня значимо в контексте обеспечения возможности равного доступа граждан к реализации ими судебной власти, к формированию судейских кадров из народа, из лучших представителей различных социальных слоев. Христианство (Суд. 8, 23) не признает легитимности лишь тех судей, которым судебная власть досталась по наследству.

При том, что первые судьи были из самых разных слоев общества, имели различную судьбу, всех их объединяет общее: они не сами брали на себя эту ответственную миссию, а Бог давал им испить ту чашу, которую суждено было испить в служении судьи страны. Выражаясь современным языком, существовал особый, высший порядок отбора и назначения кандидатов на должности судей.

С известной долей условности можно сказать, что все эти требования как распространялись, так и распространяются на кандидатов на любые властные должности, в особенности на юридические. В качестве таковых они анализируются в богословских и светских исследованиях, например, применительно к следователям, адвокатам и т. п. [451] . В их основе – позиция, сформулированная Архиерейским собором Русской православной церкви в 2000 году: «Церковь сохраняет лояльность государству, но выше требования лояльности стоит Божественная заповедь: совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах» [452] .

В то же время в качестве примера конкретных библейских ограничительных характеристик представителя власти можно привести следующий ценз: «…не можешь поставить над собою иноземца, который не брат тебе» (Втор. 17, 15). При этом родство «по плоти» (т. е. племенной фактор, «среда братьев своих») отходит на второй план по сравнению с братством по духу (Рим. 2, 28–29).

Из рассмотренного положения можно вывести такие характеристики судьи, как гражданство и патриотизм, т. е. служение своему народу и государству, поддержание внутреннего (социального) мира. Христианство, провозглашающее и на деле осуществляющее братство народов, не подавляет истинного патриотизма, а берет его под свою охрану: «Бог хотя от одной крови произвел весь род человеческий, но попустил всем народам ходить своими путями» (Деян. 17, 26; 14, 16). В современных условиях эта функция правосудия защиты личности, общества и государства от внутренних угроз исследуется доктриной юридической безопасности в качестве составной части безопасности человека, у истоков которой стоял А. А. Тер-Акопов. Имеющие отношение к теме положения о юридической безопасности рассматриваются в последующих параграфах.

Для достижения образа совершенного, т. е. праведного, судьи христианство налагает на него определенные обязанности, которые условно можно разделить на внутренние (отчасти психологические) и внешние (в известной мере социально-профилактические). Так называемый внутренний аспект состоит в работе судьи над собой, «чтобы не быть искушенным» (Галл. 6, 1), чтобы видеть, что творит, и заключается в следующем.

Во-первых, судья выступает носителем веры и верности, «рабом праведности». В данном контексте речь идет о «рабе Божьем» как синониме понятия праведного человека, т. е. не раба человеческого, не раба греха. Следовательно, в нем должен быть «Дух Господень», чтобы быть судьей собственной души, быть в согласии с совестью [453] , которая и ныне не приносит дохода [454] . Тогда и Господь спасет от врагов во все дни судьи (Суд. 2, 18) и тем свободнее будет защищать свое дело (Гал. 6, 1).

Во-вторых, и это вытекает из предыдущего положения, судья должен быть пристрастен к себе, самосовершенствоваться, накапливать и проявлять опыт, разумность, терпимость, изучать закон. Мудрые слова «вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата своего» (Мф. 7, 5), равно как и положение о «смягчении ожесточения» [455] , характеризуя в целом межличностные от ношения, имеют первостепенное значение применительно к качествам судьи. Чем выше человек поднимается, не обязательно только по ступеням лестницы (лествицы) праведности, духовного возрастания, тем больше он видит. Судья, как врач и учитель, не могут осуществлять свою профессиональную деятельность только на старом багаже (знаний, умений, навыков и т. п.) [456] .

Внешний (социальный) аспект деятельности судьи также складывается из нескольких взаимосвязанных компонентов.

Прежде всего, судья выступает в роли воспитателя, поучающего членов общества, объясняющего людям законы и их смысл. Просветительская функция судьи тесно связана с двумя другими «божественными» профессиями: учителя и врача как исцелителя и врачевателя общества [457] . Она заключается в том, чтобы воспитывать, учить, лечить, чтобы «положить закон во внутренность их и на сердца их» (Иер. 31, 33; 2 Кор. 3, 3). Посредством суда обеспечивалась презумпция знания закона: «не знающих поучай (2 Езд. 8, 23). Где нет закона, там нет греха, преступления и суда (Рим. 4, 15; 5, 13).

Приведенное положение весьма созвучно идее духа и буквы закона. «Закон духовен» (Рим. 7, 1), «Закон свят» (Рим. 7, 12) [458] . Как известно, законодатель не делает законы, а лишь формулирует, «выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных от ношений» [459] и своими действиями определяет «нравственную физиономию общества» [460] . Именно дух закона лишает его двойной морали. Недооценка роли духа закона приводит к тому, что в общественном сознании к действующим правовым предписаниям у нас отношение по-прежнему скептическое, а уровень негативных аспектов правосознания всех социальных слоев продолжает оставаться весьма высоким, причем приобретает все новые, ранее неизвестные, фантасмагорические проявления (как реакция на нормативы по форме законные, а по существу являющиеся издевательством над законом). Отсутствие нравственного начала в законе способно превратить его в неправовой, нелегитимный акт [461] . Между тем современное право призвано выполнять, как с точки зрения своей формы (буквы), так и содержания (духа), объединяющую, т. е. центростремительную, а не центробежную функцию, в том числе идеологическую. Идеи, овладевшие массами, способны творить и изменять мир. Другое дело, что сами идеи возникают лишь постольку, поскольку являются проявлениями общественных потребностей [462] .

Во-вторых, деятельность судьи носит профилактически-предупредительный и примирительно-миротворческий характер (Мф. 5, 23–25; Лк. 12, 57; 1 Кор. 6, 4–5 и др.). «Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими», – говорит Спаситель в Нагорной проповеди (Мф. 4, 9). «Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий» (Мф. 13, 37). «Сеятель слово сеет» (Мк. 4, 14). «Можно в субботы делать добро» (Мф. 12, 12). При этом «нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими» (Екк. 3, 22). Важной не только в историческом, но и в современном правоприменительном аспекте является предупредительно-воспитательная, профилактическая функция суда в целом, в том числе правосудия по конкретным делам [463] . При невозможности обойтись без суда, когда, в частности, «нет разумного, который мог бы рассудить между братьями своими» (1 Кор. 6, 4–5), судья выступает в роли арбитра, защитника и заступника (Ис. 59, 15-6; 53, 12; Пр. 31, 8;), с соблюдением примата милости (Иак. 2, 13; Мф. 5, 7; 6, 12; 6, 14–15) исправляющего человека в духе кротости (Гал. 6, 1).

Евангелие, вслед за ветхозаветными нормами, осуждает посягательства на человека и всякое его притеснение: «И вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые» (Лк. 11, 46; Сир. 34, 22 и др.) Судья не может представлять сторону обвинения, которое – дело человека и закона. Суд же – дело Божие, поэтому в нем – защита [464] .

Специально подчеркнем библейский генезис правозащитной роли суда с учетом множества современных органов, в том числе правоохранительных, в одночасье на потребу дня ставших претендовать на всевозможные правозащитные функции. При этом, как известно, у победы – масса родителей, поражение – всегда сирота, а у семи нянек дитя без глазу.

Христианство также содержит важные для судоустройства, а потому актуальные и сегодня характеристики организационных начал суда. «Да будет это у вас постановлением законным в роды ваши, во всех жилищах ваших» (Числ. 35, 29). В Библии в ряде мест ясно решены вопросы юрисдикции судов «общего профиля», их подсудности: территориальной (деятельность суда везде, в каждом городе и жилище), персональной (распространение компетенции суда на всех людей, в том числе пришельцев) и предметной (т. е. специализация рассмотрения уголовных и иных нарушений, включая, выражаясь современной терминологией, не только публичные, но и частные начала, с учетом ограниченности действия принципов тальона и кровной мести) [465] .

Уместно говорить и об определенной системе судов, их инстанционности, т. е. о судах низших, местных (первой инстанции) и вышестоящей инстанции. Предписывалось рассматривать споры, так сказать, по существу, преимущественно местными судами. При этом, с одной стороны, констатировалась необходимость приближения суда к месту жительства сторон, членов общества, в том числе в воспитательных целях, а с другой – предъявлялась большая требовательность не к вышестоящему суду, а именно к правосудию на местах.

Деятельность суда по применению права невозможна без соответствующих гарантий правосудия, которые также выступают необходимой взаимосвязью между его судоустройственным и судопроизводственным звеньями судебной системы.

В христианстве независимость суда позиционируется как важнейшая характеристика, отличающая библейский народ от окружавших его народов и государств и ликвидация которой приравнена к открещиванию от факта своей избранности. Соединение судебной и царской власти небогоугодно, потому что является источником зла (1 Цар. 8. 18). Следовательно, боговластие предполагает отдельность судебной власти. Поэтому Новый Завет, демонстрируя людям разделение этих властных функций, фактически напоминает о первоначальной отдельности суда от исполнительной власти: «Ты не исполнитель закона, но судья» (Иак. 4. 11). Понятно, что формулировка «не исполнитель закона» применительно к судье вовсе не означает допущение свободы его действий от права, а свидетельствует о том, что «исполнение» – функция иной, также независимой ветви власти.

Само отделение судебной власти уже означало установление ее независимости. Хотя в Библии мы не обнаруживаем специальные законодательные гарантии независимости суда, тем не менее в описании сложных библейских событий можно усмотреть, как на практике обеспечивалась эта независимость.

Так, современная норма несменяемости судей, как одна из гарантий их независимости, способна выступать примером реализации прецедентного права в том смысле, что первый такой прецедент представлен в Библии (Суд. 3, 30; 10, 2, 3–5; 12, 7, 9-10, 11–12, 14–15 и др.). Независимость суда особо проявилась в истории становления монархии. (1 Цар. 13, 8; 15, 24), где судья являлся тем лицом, чьи вердикты властны как над простыми людьми, так и над царями. Независимость судебной власти от «верхов и «низов» представлена в Библии абсолютной ценностью. При назначении судей особо оговаривалось: «Не следуй за большинством на зло и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды» (Исх. 23, 2). Чуть ли не во всех библейских событиях, когда власть действовала по слову большинства, она впадала в грех и ввергала в грех народ свой.

Следующей гарантией праведного суда уровня христианской заповеди выступает равенство всех перед законом и судом, состязательность сторон («не взирая на лица). «Не извращай закона, не смотри на лица» (Втор. 16, 19). «Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Ин. 7, 24).

Одно из важнейших требований, предъявляемых к судьям, – непредвзятость. Равноправие перед судом – главное условие действенности, т. е. эффективности суда. Равными правами на суде пользуются представители разных сословий: «Одинаковым судом был наказан раб с господином, и простолюдин терпел одно и то же с царем» (Прем. 18, 11). Равноправны перед судом как представитель богоизбранного народа, так и иные: «Один суд должен быть у вас, как для пришельца, так и для туземца» (Лев. 24, 22). Чтобы особо подчеркнуть принципиальность равенства сторон перед судом, Бог в ряде мест Священного Писания даже Себя ставит в положение одной из равных сторон, представших перед правосудием: «Припомни Мне: станем судиться; говори ты, чтоб оправдаться» (Ис. 43, 26; Иер. 2, 35).