Мировые религии о преступлении и наказании

2. Предупреждение отклоняющегося поведения в текстах священного писания и в девиантологии

В контексте девиантологии (В. Н. Кудрявцев, Я. И. Гилинский и др.) социальные отклонения или отклоняющееся (девиантное) поведение рассматриваются как нарушения принятых в обществе социальных и иных норм, характеризующихся массовостью, устойчивостью и распространенностью. В научной литературе представлены и иные подходы к пониманию девиантного поведения. Оговоримся, что нами в настоящей работе рассматриваются социальные отклонения со знаком «минус», т. е. негативные, грубо нарушающие нормы права и морали. Даже поверхностное, непредвзятое изучение типологии социальных отклонений обнаруживает ее сходство с систематикой греховного поведения, греха, предлагаемой христианским вероучением и богословской наукой.

Так, в зависимости от целевой направленности отклоняющегося поведения выделяют отклонения корыстной ориентации, агрессивной ориентации, отклонения социально-пассивного типа (к последним, например, относятся алкоголизм, наркотизм, суициды). В зависимости от субъективной стороны социальных отклонений различают поведение, ориентированное на внешнюю среду или на самого себя.

Наибольший интерес представляет классификация антиобщественных (и аморальных) поступков человека в зависимости от их тяжести. К первой группе, порой именуемой социальной патологией, традиционно относят преступность, проституцию, пьянство и алкоголизм, наркотизм, суицидальное поведение, бюрократизм, отдельные виды сексуальной девиации (например, гомосексуализм). Ко второй группе относят иные, менее тяжкие и опасные виды девиантного поведения (например, многочисленные административные деликты).

Можно выделить много общего в природе поведения греховного и отклоняющегося, а именно в содержании категории девиации и значении библейского понятия греха. «Общепризнано, что многоаспектная семантика и аксиология понятия греха способствует прояснению целого ряда экзистенциальных, духовно-нравственных и морально-правовых проблем» [503] .

Во-первых, как отмечалось, грех (греховное поведение) и отклоняющееся поведение объединяет общая парадигма безопасности.

Во-вторых, криминологи указывают на первичность аморального (т. е. безнравственного) поведения во всех иных антиобщественных поступках, так как нравственные правила, по существу, охватывают другие социальные нормы (или включаются в них). Нравственные правила изложены, прежде всего, в религиозных источниках, важнейшим из которых является Священное Писание. Таким образом, современной юридической наукой, по сути, признается, во всяком случае не отрицается, библейская природа этиологии отклоняющегося поведения.

В-третьих, можно проследить параллели между нормативным пониманием конкретного вида отклоняющегося поведения и определенным грехом (грехами). Так, преступность (в виде ее «традиционных» составов – убийств, изнасилований, краж и др.) является следствием-результатом проявления целого ряда смертных грехов (насилия, корыстолюбия, блуда и др.); пьянство и алкоголизм – следствием чревоугодия и уныния; бюрократизм – корыстолюбия, тщеславия и гордости; суицидальное поведение – уныния и т. д.

В свое время русский ученый-энциклопедист и православный богослов П. А. Флоренский (1882–1937) в книге «Имена», исследуя происхождение и содержательные характеристики слов на примере имен собственных, сделал принципиальный вывод о том, что «имена не придумаешь и что существующие имена суть наиболее важнейший факт культуры», они устойчивы в силу основного типа их строения, являются силой, по-своему направляющей духовные процессы личности [504] . Опираясь на научную гипотезу отца Павла Флоренского, автор в рамках междисциплинарного исследования получил новые аргументы в подтверждение справедливости тезиса об общности этиологических и этимологических аспектов явлений девиантологического круга. Совместно с филологом-арабистом Н. А. Шамраевым нами была предпринята попытка изучения этимологии лексико-семантического поля отдельных девиантологических понятий («наркомания», «пьянство», «опьянение» и др.) с позиции теории кибернетических языков, разработанной известным отечественным медиавистом Н. Н. Вашкевичем и его последователями. Суть разработанного научного подхода сводится к тому, что в основе языковой способности человека, независимо от его этнической принадлежности, лежит бинарная арабско-русская семиотическая матрица; язык «не только и даже не столько средство общения, сколько кибернетическая машина, с помощью которой управляется не только человеческое общество, не только отдельные этносы и даже индивиды, но и вся жизнь, включая физиологию человека, животный мир и даже растительность» [505] .

Так, при анализе термина «наркомания» нами была выявлена его этимологическая корреляция со словом «грех»: прочтение основы «нарк» по принципу обратного линейного соответствия, справа налево (т. е. по-арабски), дает арабский корень – крн– с обобщенным значением «связывать», «привязывать», вторая основа – «мания» коррелирует (соотносится) с арабским словом маний, со значением «судьба», «смерть» и минъя/ мунья со значением «цель», «желание» (от корня – мнй– «подвергать испытанию») и соотносимым с ним производным глаголом манна – «вызывать желания». Этимологическое значение термина «наркомания» – «нечто, заключающее в себе смертельную привязанность; навязчивое влечение, желание». В ходе реконструкции форм и значений ядерных элементов лексико-семантического поля «наркомания» посредством арабского корнеслова удалось выявить этимологические корреляции (взаимозависимости, соотношения) с такими понятиями, как: «смертельная привязанность», «навязчивое влечение, желание», «безвольность», «быть глупым», «совершать преступление», «делать злым, своевольным», «прельщать, вводить в соблазн, обманывать», «проступок», «грех», «изменение сознания», «некритичность», «непослушание».

Этимологическое значение слова «опьянение» – «состояние человека, которое характеризуется слабостью, вялостью; медлительностью, нерадивостью, озлобленностью; предрасположенностью к преступным деяниям». Таким образом, значения терминов «опьянение» (чинить зло, действовать незаконно, совершать преступления), «наркомания» и «грех» обнаружили единое семантическое сходство (пространство) [506] . Рассмотренный материал может представлять очередное «инструментальное» подтверждение истинности библейского изречения «Вначале было Слово…» (Ин. 1, 1).

Таким образом, очевиден факт наличия определенной связи между греховной природой человека (в ее христианском понимании) и отклоняющимся поведением, изучаемым социологами и криминологами. Такая общность в содержании данных явлений позволяет высказаться в пользу научной перспективы дальнейшего изучения вопросов борьбы с греховным поведением (в контексте православного богословия) в целях использования накопленного христианством многовекового опыта в современной социальной деятельности по предупреждению преступности и правонарушений.

С учетом масштабности проблем криминологического исследования преступности и иных девиаций, остановимся лишь на некоторых наиболее важных аспектах, неразрывно связанных с проблематикой предупреждения отклоняющегося поведения.

Природа религиозного наказания как метаоснова современной юридической санкции. Главные, традиционные задачи уголовного судопроизводства решаются традиционно через санкцию, т. е. наказание, кару, как возмездие за совершенное преступление, через восстановление социальной справедливости, исправление осужденного, предупреждение совершения новых преступлений с его стороны, так и иных лиц. Исследованию природы религиозной (христианской) санкции посвящен солидный перечень научных работ, в частности И. Бентама, В. В. Есипова, П. Сорокина, И. Я. Фойницкого, А. Ф. Кони, Н. С. Таганцева, А. А. Тер-Акопова, С. О. Шаляпина и многих-многих других.

Продуктивным представляется подход, согласно которому все санкции – религиозная, моральная, уголовно-правовая – признаны имеющими общую природу (например: «грех – преступление»), единые закономерности конструирования и развития. В связи с этим изучение библейских санкций по объему менее узкая задача по сравнению с задачей предупреждения преступлений в свете замысла авторов Священного Писания.

Основным источником сведений о религиозных санкциях является Пятикнижие (Закон) Моисея. Основными целями наказания в нем поименованы: устрашение («весь Израиль услышит и убоится, и не станут впредь делать» (Втор. 13, 11); «весь народ услышит и убоится, и не будут впредь поступать дерзко» (Втор. 1–7, 13)); кара – возмездие («а кто поступит так дерзко… тот должен умереть, – и так истреби зло от Израиля» (Втор. 17, 12)); предупреждение преступлений среди прочих лиц («и так истребит зло из среды себя; и прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя» (Втор. 19, 19–20)). Древний закон подразумевал не только применение конкретных санкций к преступнику (смертную казнь, заключение в тюрьму, денежные штрафы), но и моральное воздействие, заключающееся в формировании атмосферы страха и угрызений совести, неотвратимости наказания: «Нечестивый мучит себя во все дни свои… Он не надеется спастись от тьмы; видит перед собой меч» (Иов. 15, 20–22).

Новозаветные нормы любви и милости проблему воздаяния за преступления подняли на новый уровень: «…на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся…» (Лк. 15, 7). Подлинное раскаяние преступника определяется как главная цель Церкви по отношению к заблудшему, а высшее достижение (радость) – воссоединение с обществом, принятие его последним. Знаменательно мнение Иоанна Златоуста, характеризующего следующим образом церковные суды: «Здесь врачебница, а не судилище, здесь не истязают, а дают прощение во грехах» [507] . Например, Правило 9 Поместного Константинопольского собора, по сути, налагает запрет на физическое насилие священников по отношению к согрешившим, как напрямую, так и путем отдачи приказа посторонним. Воздействие воспитательного характера должно осуществляться в форме «наставлений и увещеваний», что лишь подтверждает гуманистическую суть библейского подхода к наказанию грешников.

Наказание, т. е. обязанность дать ответ за греховные дела, в Библии распределялось в зависимости от тяжести содеянного (греха), вольных или невольных грешных дел (умышленных или неосторожных, оконченных или незавершенных). Согласно толкованию Правила 4 Поместного Неокесарийского собора и Правила 70 Василия Великого по отношению к грехам существуют четыре степени их совершения: прилог, борьба, соизволение и действие; из них две первые оставляются без епитимьи, «ибо не осуждается ни пролог, ни борьба, если помысел, приняв пролог и поборов его, отверг пожелание».

Первоначальные библейские принципы назначения наказания в основном сохраняются и в действующем российском УК. В частности, дифференциация наказания в зависимости от стадии совершения преступления имеет библейскую предопределенность. Суровость налагаемого наказания согласно Библии определяется тяжестью грешного дела. Такая же зависимость предусмотрена и для мер воспитательного воздействия.

Преступность. Понятия «грех» и «преступление» неоднозначны. Личный грех – это нарушение Божьей воли, т. е. это тот случай, когда человек совершает поступок, который не совпадает с волей Божьей, человек совершает деяние по своей воле и оно в данном случае совпадает с волей дьявола.

Волю Божью человек может узнать из двух основных источников: своей совести и Священного Писания. Когда Господь Бог вдунул в лицо Адама «дыхание жизни», тогда сообщил ему нечто божественное, или особенно священное. Это была человеческая совесть. Причем совесть как источник регулирования человеческого поведения первична по отношению к Ветхому Завету, появившемуся для того, чтобы человек мог яснее различать свои грехи, поскольку вследствие «поврежденности» души человек стал искаженно воспринимать нормы, которые устанавливает совесть для регулирования его поступков.

Право – это совокупность норм, установленных и санкционированных государством, а в конечном счете – самими людьми. Нарушение уголовно-правовых запретов является преступлением. В значительной степени нормы права совпадают с нормами христианской жизни; при этом наблюдается тенденция к расхождению морали и права, что все более заметно в современных условиях бытия.

Во Втором послании ап. Павла к фессалоникийцам говорится: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2, 7). Существует множество подходов к толкованию понятия «удерживающий»: по всей видимости, в этом месте рассматривается государство, которое главным образом через законодательство, карательные органы и суды должно удерживать подданных в рамках норм и общепринятых правил поведения. В противном случае человечество может «впасть в хаос беззакония», встать на путь греха и совершения преступлений.

Святитель Тихон Задонский предостерегал, что «беззаконие, без наказания оставленное, не что иное есть, как дверь к прошлым беззакониям. Оттуда последует привычка ко греху и ожесточение во грехе, чему явная погибель следует. Преступника без наказания оставлять есть не милость, бесчеловечие и безумие, которое и милующего к погибели ведет. Худо там являть милость, где наказание требуется, худо прощать и щадить того, кто не оставляет греха и не кается. Грех ненаказанный к иным грехам подает повод; и един злодей, прощенный многим к подобному злодеянию, поощрение подает. Ибо злые, видя ненаказанного злодея, на то же злодеяние обращаются с той надеждою, что то же прощено будет в случае обличения. Отсюда последует умножение злодеяний, и от тех Отечеству немалая утрата» [508] .

Помимо Пятикнижия Моисея в ряде других канонических источников подробно рассматриваются вопросы, относящиеся к различным криминалистическим институтам, и прежде всего институту преступления.

В наиболее развернутом виде уголовно-правовая проблематика представлена в учении святителя Василия Великого сформулированных им на основе библейских канонов Правилах. Василий Великий (ок. 330–379) – ранневизантийский церковный деятель, философ, богослов и писатель, глава каппадокийского богословского кружка, в который входили его младший брат Григорий Нисский, Григорий Богослов и др. Его усилиями подготовлена окончательная победа православия на II Вселенском соборе (381 г.).

В Правиле 7 Василия Великого приводится классификация преступлений в зависимости от степени их общественной опасности: вольные убийцы и отравители – «особо тяжкие» (к этой же категории преступлений другой представитель этой богословской школы – Григорий Нисский (в своем Правиле 8) относит и святотатство); мужеложники, скотоложники и прелюбодеи, идолопоклонники – «тяжкие».

Правила Василия Великого выделяют следующие виды преступлений (для мирян): убийство беременной женщиной плода, находящегося в утробе (Правило 2), мужеложство (Правило 7), убийства «вольные и невольные» (Правило 8), убийства, различаемые в зависимости от орудия (способа) преступления – с помощью руки, дерева, отравления зельем и проч. (Правило 8), причинение тяжкого вреда здоровью (Правило 11), различные виды блуда (правила 21, 22, 49, 68, 69, 75–79), убийство женщиной новорожденного ребенка (Правило 33), кражи (Правило 61), скотоложство (Правило 63), колдовство (Правило 65), осквернение могил (Правило 66), посещение прорицателей и волхвов (Правило 72), многобрачие (Правило 80), преступления против веры в Бога (Правило 81), клятвопреступления (Правило 82) и некоторые другие.

Выдающийся богослов и государственный деятель XIX века митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) (1782–1867) в составленном им «Пространном христианском катехизисе», разъясняя заповедь Закона Моисея, приводит такую классификацию видов «вольных», т. е. умышленных, убийств: когда судья осуждает подсудимого, которого невиновность ему известна; когда кто укрывает или освобождает убийцу и тем подает ему случай к новым убийствам; когда кто мог бы избавить ближнего от смерти, но не избавляет; когда кто превышающими силы тягостями и жестокими наказаниями изнуряет подчиненных и тем самым ускоряет их смерть; когда кто различными пороками сокращает собственную жизнь; самоубийство. К убийству Писанием и им не отнесены казнь преступника по приговору суда, убийство неприятеля на войне, необходимая оборона. Менее суровой ответственности подлежит преступник, лишивший жизни другого по неосторожности.

Тот же источник (Катехизис), раскрывая содержание восьмой заповеди («не укради»), дает следующую классификацию грехов-правонарушений: 1) насильственный грабеж; 2) воровство (в значении кражи); 3) обман (присвоение чужого хитростью; сокрытие имущества в целях уклонения от оплаты долгов, неисполнение договоров или завещаний, участие в пособничестве краже путем сокрытия виновного лица); 4) святотатство (присвоение того, что посвящено Богу и принадлежит Церкви); 5) духовное святотатство (занятие мест в духовной иерархии не по достоинству, а по видам корыстным); 6) мздоимство (получение мзды (взяток, подношений), в том числе с подчиненных и подсудимых, в целях определения виновных, возвышения недостойных, притеснения невинных); 7) лихоимство (прикрываемое неким правом, но в корыстных целях обращение в свою пользу чужой собственности, чужого труда, например «когда заимодавцы обременяют должников ростом, когда владельцы изнуряют зависящих от них налогами или работами, когда во время голода продают хлеб нищим высокой ценою»).

Немаловажно для современного читателя уяснение содержаний девятой заповеди («не лжесвидетельствуй»). Она включает в себя запрет на всякую ложь и ложное свидетельство. К последнему отнесены: судебное ложное свидетельство (когда на кого в суде свидетельствуют, доносят и жалуются ложно) и ложное свидетельство (когда в иных случаях на кого клевещут заочно или кого в лицо порицают несправедливо). Лжесвидетельство считается тяжким грехом и относится к наиболее опасным человеческим порокам: «Исходящее из уст – из сердца исходит; сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния… лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15, 18–19). Второзаконие указывает на строгие санкции за лжесвидетельство: «Если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему; и так истреби зло из среды себя» (Втор. 19, 18). Известное правило «не судите, да не судимы будете» (Мф. 7, 1) имеет и то значение, что Евангелие не позволяет судить о действительных пороках или недостатках ближних, если мы особенной (Божественной) должностью не призваны к тому, чтобы обличить их.

Проституция и иные сексуальные девиации. Согласно христианскому учению в основе проституции как осуждаемого и аморального явления кроется грех блуда, блудная страсть. Апостол Павел в своих Посланиях указывает на три вида блудной страсти (Еф. 5, 3, 5):1) прелюбодеяние – блудные дела лиц, состоящих в супружествах; блуд – интимная близость неженатых и незамужних; 2) нечистота – страсть, осуществляемая без вступления в половую близость с лицом противоположного пола (совращение малолетних, педерастия, скотоложство и др.); 3) сладострастие и злая похоть – предание прелюбодеянию либо нечистота в воображении.

Христианство высказывается однозначно против сексуальной распущенности, торговли телом мужчинами и женщинами (проституции): «…не должно быть блудницы… и не должно быть блудника… то и другое есть мерзость пред Господом Богом твоим» (Втор. 23, 17). Новый Завет также категоричен: «Не прелюбодействуй» (Мф. 5, 27). Рассматривается как грех половая связь с отроковицей (Втор. 22, 25), что соответствует ст. 134 действующего УК РФ. Занятие проституцией в настоящее время в России является лишь административным правонарушением (ст. 6.11 КоАП РФ).

Однозначно нравственно-правовому осуждению подлежало скотоложство: «И ни с каким скотом не ложись, чтоб излить семя и оскверниться от него; и женщина не должна становиться пред скотом для совокупления с ним: это гнусно» (Лев. 18, 23). Какая-либо юридическая ответственность за эти мерзости в настоящее время в России не предусмотрена.

Гомосексуальные половые связи рассматриваются в Священном Писании и святоотеческом учении как порочное искажение богозданной природы («если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость» (Лев. 20, 13)). «Не обманывайтесь… ни малакии, ни мужеложники… Царства Божия не наследуют», – писал ап. Павел неблагочестивым жителям Коринфа (1 Кор. 6, 9-10) [509] .

Именно в данном контексте, наверное, следует оценивать декриминализацию добровольных однополых сексуальных связей (ст. 121 УК РСФСР); ныне наказуемы лишь насильственные мужеложство, лесбиянство и иные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ). Однополые связи христианской Церковью рассматриваются как духовное повреждение человеческой природы, которое преодолевается (врачуется) молитвой, постом, таинством, христианским общением с верующими. Гомосексуализм, лесбиянство – так называемая нетрадиционная сексуальная ориентация – отнюдь не порождение XX в. В библейские и добиблейские времена они всегда были «родимым пятном» язычества; достаточно вспомнить распущенные сексуальные нравы, почти повальное увлечение педерастией в эпоху поздней Римской империи. В связи с этим справедливо изречение: «Христианство вернуло мужчину к женщине».

Христианство с большим уважением относится к семье, рассматривая ее как малую церковь. Православие исходит из нерасторжимости православного церковного брака, с учетом известного пояснения ап. Павла (1 Кор. 7, 27–28, 39). Рождение и воспитание детей – одна из важнейших целей брака. Не случайно в условиях кризиса семейных ценностей в России, роста количества неполных семей, числа беспризорников, абортов, разводов, невысокого уровня рождаемости и т. д. жесткая позиция Церкви, сформированная в Основах социальной концепции РПЦ, является мощным нравственным ориентиром для всех мирян в современном секулярном мире.

В Основах названы следующие главные угрозы безопасности института семьи в России: нарушение традиционных связей родителей и детей; тенденция к умалению роли женщины как матери и супруги; отказ от искусственного уравнивания участия мужчин и женщин в каждой сфере человеческой деятельности; политика средств массовой информации, направленная против добродетели целомудрия, пропаганда распутства, особенно среди детей и юношества; распространение порнографии; проституция; идеология свободной любви; распространение абортов [510] . В качестве других угроз православной духовности, семьи и личности в Основах также указаны клонирование человека (при этом клонирование изолированных клеток и тканей организма не является посягательством на достоинство личности); купля-продажа органов человека (при этом добровольная эксплантация становится проявлением любви и милосердия; посмертное донорство также может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти); использование методов фатальной терапии; легализация эвтаназии; распространение экстракорпорального оплодотворения; суррогатное материнство; проблема контрацепции [511] .

Пьянство и наркомания – два родственных вида отклоняющегося аддиктивного поведения. Во-первых, по причине большой схожести их этиологической, этимологической и иных характеристик, а во-вторых, в силу общности греховных страстей, их порождающих. Кроме того, в добиблейскую и библейскую эпохи не выделяли потребление психоактивных веществ (ПАВ) – наркотиков в качестве самостоятельной социальной проблемы, термин «опьянение», в понимании древних, объединял потребление различных субстанций, вызывающих эйфорию. Также в одном ряду с названными формами аддиктивного поведения находится и табакокурение.

Вино, приготовленное из винограда, было известно человечеству с древнейших времен. Торговля вином считалась уважаемым и прибыльным делом [512] . Помимо потребления вина в качестве алкогольного напитка, как свидетельствуют многочисленные источники, население нашло ряд других сфер его применения (равно как и иных натуральных продуктов, содержащих ПАВ).

Во-первых, это сфера народной медицины. Вино издревле применяли в качестве анестезиологического (обезболивающего) средства. Из дошедших до нас Посланий ап. Павла известно, что современные ему врачи (а это, прежде всего, его спутник по первым миссионерским путешествиям евангелист Лука (Кол. 4, 14)) рекомендовали от болезни желудка лечиться небольшим количеством вина.

В качестве болеутоляющего средства также использовалась желчь, под которой, по мнению некоторых библеистов, возможно, подразумевается сок опиумного мака. В Библии несколько раз упоминается желчь, в том числе как болеутоляющее средство, которое (в смеси с уксусом – кислым виноградным напитком) предлагали выпить Христу перед распятием (Мф. 27, 34). Комментаторы Библии указывают, что слово «желчь» в контексте этих евангельских событий – горький яд, помрачающий умственные способности (о ядах и полыни имеется указание и в Пятикнижии Моисея (Втор. 29, 18; 32, 32)). Напиток, вероятно, был приготовлен сердобольными иерусалимскими женщинами и давался осужденным с целью облегчить их крестные муки. Но Иисус Христос не захотел его пить.

Наряду с настойкой из опиумного мака несколько раз в Священном Писании встречается и упоминание полыни – растения, эфирные масла которого содержат психоактивные вещества (Плач. 3, 15, 19).

В Евангелии от Марка есть указание на то, что Иисусу Христу на Голгофе было предложено «пить вино со смирною» (Мк. 15, 23). Смирна, или мирра, – желтоватая смола кустарника, растущего на Ближнем и Среднем Востоке, употреблявшаяся как лекарственное средство (как болеутоляющее), а также в качестве масла для благовония и в пищу. Интересно объяснение этого места в Евангелии, предложенное святителем Василием, епископом Кинешемским: «Спасителю предложено было, по древнему обычаю, вино, смешанное со смирною. Питье это не столько опьяняло, сколько туманило сознание и помрачало рассудок, вследствие чего страдания становились менее чувствительными. До известной степени это был акт человеколюбия, но Господь отверг его. Принимая добровольно страдания и смерть, Он хотел встретить их с ясным сознанием…» [513]

Какое из мест Евангелий более точное применительно к тому, что именно было предложено употребить распятому Иисусу Христу, чтобы облегчить его страдания? Возможно, определенное предпочтение можно отдать ап. Матфею: евангелист Матфей сопутствовал Господу, тогда же, вероятно, появились его первые записи о Нем. Само же арамейское Евангелие от Матфея появилось, по мнению современных исследователей, в 40—50-е гг. н. э. Евангелист Марк (или Иоанн) сам Господа не слушал и не сопутствовал ему. Он был учеником и переводчиком другого апостола – Петра и точно записал все, что запомнил от Петра, хотя и не держался строгого порядка слов и деяний Иисуса Христа. Евангелие от Марка, очевидно, написано в конце 60-х гг. н. э., после смерти Петра.

Различаясь по объективным причинам в деталях, Евангелия едины в главном: речь идет о некоем одурманивающем напитке, который по жалости или по поручению подносили римские воины жертве в момент казни.

Евангелие от Иоанна, описывая последние мгновения земной жизни Христа, указывает, что один из римских воинов наложил на иссоп губку, смоченную уксусом, и поднес к устам Христа, после чего Иисус вкусил уксуса и испустил дух (Ин. 19, 29–30). Иссоп – душистое растение, встречающееся в Палестине. В Евангелии от Луки также есть указание на уксус (Лк. 23, 36). Мучимый страшной жаждой, которая затмевала сознание, Христос просил пить, чтобы получить облегчение хоть на мгновение и с полным сознанием испустить свой последний вздох.

Во-вторых, перечисленные психоактивные вещества, повидимому, часто использовались в качестве яда для умерщвления противника (вспомним хотя бы нравы Римской империи I в. н. э., эпохи Нерона).

Правило 65 Василия Великого специально говорит о суровой ответственности лица, виновного в волшебстве или в отравлении: сообразно ответственности убийцы. Из толкования этого Правила становится ясным, что в период ранней Церкви различалось отравление в целях причинения вреда здоровью и отравление в целях лишения жизни (убийство).

В-третьих, вино, а также благовония (в том числе растения, содержащие ПАВ) широко использовались в культовых пиршествах. Когда ап. Павел предостерегает от пьянства (Рим. 13, 13; Гал. 5-21), то, по-видимому, он имеет в виду культовые языческие пиршества.

Анализ приведенных источников позволяет предположить, что еще во времена Иисуса Христа в христианском обществе сформировались некоторые принципы (подходы) к использованию (обороту) ПАВ:

1) в принципе разрешалось и даже поощрялось потребление вина в небольших количествах. «Вино веселит сердце человека» (Пс. 103, 15); «…и полезно… если будешь пить его умеренно» (Сир. 31, 31). В Евангелии указано, что сам Иисус Христос пил вино (Мф. 11, 19; Мк. 14, 25);

2) допускалось использование лекарственных психоактивных веществ в терапевтических (медицинских) целях (нужно также помнить, что врачевание традиционно поручалось узкому кругу лиц – чаще всего священникам; устанавливалась ответственность за незаконное врачевание);

3) в Библии содержатся прямые указания на необходимость воздержания от потребления опьяняющих напитков и иных одурманивающих средств. Так, женщине в период беременности предписывалось воздерживаться от опьяняющих напитков и всего нечистого (Суд. 13, 4–5). Тем, кто претендует на достижение высоких свершений на ниве духовных и иных дел, требующих полной самоотдачи, Закон Моисея рекомендует воздерживаться от любого греха, в том числе от опьяняющих напитков и прочих одурманивающих средств (Числ. 6, 3);

4) чрезмерное потребление вина (пьянство) считалось тяжким грехом. «Не упивайтесь вином, в нем же есть блуд» (Еф. 5, 18). Еще в Ветхом Завете был установлен запрет не пить вино до пьянства (Втор. 28, 39; Притч. 23, 20).

Согласно п. 43 Правил Святых Апостолов, относящемуся и к мирянам, лица, подверженные игре или пьянству, подлежат наказанию (отлучению). Аналогичное положение содержится в Правиле 50 Шестого Трульского Вселенского собора.

Исторически традиционный подход Церкви в отношении осуждения пороков пьянства и наркомании полностью сохранился и присутствует в Основах социальной концепции РПЦ: «…в Священном Писании, и в творениях Святых Отцов мы многократно находим строгое осуждение порока пьянства, который, развиваясь незаметно, влечет за собой множество других погибельных грехов» [514] . В качестве основной причины потребления ПАВ Церковь называет «духовную опустошенность, потерю смысла жизни, размытость нравственных ориентиров». Позиция Церкви выражается в комплексном подходе в преодолении порока: оказание медицинской помощи и реализация профилактических и реабилитационных программ, основанных на сознательном вовлечении страждущих в евхаристическую и общинную жизнь.