На земле потомков Аладдина

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ И ПЕРВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Прибыв в любое государство мира, непременно проходишь таможенный и паспортный контроль. В этом Ирак ничем не отличается от других стран. Сошедших с самолета провожают в довольно обширное помещение и передают в руки таможенника. На длинных столах стоят чемоданы, коробки, сумки, и вам предлагают открыть свои. Требование законное, и надо ему подчиняться, даже если делать это совсем не хочется. Сердце немного сжимается при мысли, что вот сейчас вещи, с таким трудом уложенные в чемодан, будут перевернуты и потом не будет времени вновь уложить их так же, как они были уложены, — с той хитроумной изобретательностью, когда был использован каждый сантиметр чемоданного пространства, а крышку наверняка не удастся закрыть, так как нет заботливых домочадцев, которые наваливались на нее, стараясь прижать плотнее.

Пока пребываешь в минорном настроении и судорожно соображаешь, как преодолеть остаток пути и добраться до места назначения с чемоданом, который вряд ли захочет закрыться, подходит грозный таможенник с мелком в руках и, не обращая внимания на тоску в ваших глазах, запускает руку в самую глубь чемодана, на секунду замирает, после чего ставит на крышке какую-то одному ему известную закорючку, а потом спокойно и величаво следует дальше.

Некоторое время вы стоите в немом оцепенении, ожидая продолжения досмотра. Но больше никому вы не нужны. С чувством досады и обиды начинаете искать глазами кого-нибудь, кто разъяснил бы ситуацию и помог. Наконец взгляд упирается в высокого усача в форме, стоящего в сторонке, и вы жестами просите его подойти. Он не спеша приближается, и вы сбивчиво объясняете ему, что уже полчаса ждете, когда наконец проверят ваши вещи, что вы спешите, вас ждут встречающие, вы устали и хотите скорее покончить с формальностями. Вас не перебивают, терпеливо слушают, однако ответ приводит вас в полное недоумение. Осмотрев крышки чемоданов, на которых стоит мистический знак-закорючка, служитель сообщает, что таможенный досмотр пройден и что вас никто не задерживает — можете сию минуту покинуть таможню и броситься в объятия своих соотечественников.

Вы покидаете зал прилета, но еще некоторое время вас одолевает вопрос: что же это такое, безответственность или потрясающее психологическое чутье на контрабандистов?

Процедура проверки паспортов удивляет не меньше. Начать хотя бы с того, что вы долго ищете нужную вам очередь, в которую вам надо встать для прохождения паспортного контроля. А очередей три: для иракцев, для арабов вообще и для всех остальных, то есть иностранцев. Нашли, встали. Наконец подходит ваш черед предъявить паспорт. Полностью игнорируя фотокарточку, на которой, по вашему мнению, вы очень даже недурно получились, и не сличив ее с оригиналом, пропустив ваши имя и фамилию, служащий остановится только на страничке паспорта, где находится въездная виза, молниеносно сделает отметку о пересечении границы и прибытии в страну, вернет вам паспорт и протянет руку за следующим. Забегая вперед, скажу, что при выезде ваша фотокарточка также будет оставлена без внимания. На этот раз интерес вызовет только выездная виза.

После соответствующего таможенного досмотра вы попадаете в огромный зал, наполненный многоголосым шумом и суетой. Во всем этом хаосе и водовороте очень трудно не потерять самообладание. Объявляют по спикеру время прилетов и отлетов, повсюду шныряют мальчишки, готовые за несколько мелких монет донести ваш багаж до машины, автобуса или такси, стоянка которых расположена на площади перед аэровокзалом. Плата за услуги, запрашиваемая мальчишками, баснословна. Не знаю, чем они руководствуются, но их безошибочная ориентация в пассажирах — новичках и бывалых, тех, что летят уже не в первый раз, наверняка вызвала бы восторг даже у Шерлока Холмса.

Глаза разбегаются от пестроты и необычности нарядов: длинных, до самого пола рубах с широкими рукавами, в которые облачена часть мужчин-арабов, черных покрывал, закрывающих лица и фигуры женщин, сверхмодных, экстравагантных одеяний, строгих костюмов…

Говорить тихо, тем более шепотом у иракских арабов не принято. Разговаривают они громко, мало обращая внимания на окружающих, смеются весело и заразительно. Часто свои насущные проблемы решают, находясь друг от друга на изрядном расстоянии, будь то на улице или в помещении. Этим они несколько напоминают некоторые наши закавказские народы.

Вокруг бурлила толпа, громко разговаривали люди, но понять ничего не удавалось, кроме отдельных более или менее знакомых слов. Подобная ситуация начинала леденить душу. Как же так, ведь целых шесть лет учил арабский язык в стенах Московского университета, очень старался — и вот пожалуйста. Не просто что-то там не совсем понятно, а непонятно, прямо скажем, ничего.

Несколько минут собираюсь с мыслями, ибо преисполнен желания испытать свой арабский на практике. Про себя проговариваю фразу, еще и еще раз проверяю правильность падежей, выбирая в толпе подходящий объект, на котором можно было бы произвести языковой опыт. Но все спешат по своим делам. Прикидываю: лучше всего обратиться к служащему аэропорта, тем более что фраза, подготовленная мною, была крайне проста: «Как пройти к выходу из зала?» Наконец вижу девушку в униформе, идущую мне навстречу. Подхожу к ней и вкрадчивым голосом произношу приготовленную фразу. Девушка останавливается, и ее прекрасные глаза выражают крайнюю степень удивления. Она задает мне вопрос, которого я не понимаю и который, возможно, означает: «Что вы сказали?» или «повторите еще раз». Я старательно повторяю предложение, произнося его так, как тому учили в вузе. Девушка качает головой, явно ничего не понимая. Я в свою очередь не решаюсь повторить ту же фразу в третий раз. И вдруг она произносит одно-единственное слово: «Русский?» Я радостно киваю: «Русский! Кто же еще!» И тут происходит чудо: на чистом русском языке она спрашивает: «Что вы хотите?»

Собственно говоря, я хотел, ступив на иракскую землю, тут же проверить, насколько я силен в арабском. И в результате проверки понял, что языка не знаю. Впоследствии понадобилось немало усилий, чтобы освоить местный разговорный язык. Настроение упало. Где находился выход, я и сам прекрасно видел, однако, чтобы резко не прерывать разговор, повторил свой вопрос, но на этот раз по-русски. «Идите прямо», — последовал ответ. Еще раз окинув меня взглядом, в котором было нескрываемое удивление, девушка удалилась.

А удивляться было чему. На огромном электронном табло высвечивались лампочками день недели, число, месяц, время, давление, влажность и температура воздуха. Было 24 января, четверг, 20 часов 30 минут по местному времени, температура воздуха плюс 12 градусов по Цельсию. Я стоял посреди зала в Багдаде, только что прилетев из Москвы, где шел снег, кружили метели… При посадке в самолет было объявлено, что в районе Шереметьево температура минус 28 градусов. Там, на московском аэродроме, казалось, что весь мир скован холодом и укутан белой пеленой снега. Поэтому мой, и не только мой, а и всех пассажиров, прибывших из Москвы, вид не соответствовал ни месту, ни погоде. Дубленка на мне была давно расстегнута, пиджак тоже. Меховую шапку я держал в руках, засунув в нее теплые перчатки. По спине текли струйки пота. Совершенно очевидно, что как для нас очень необычным было одеяние некоторых арабов, так и для арабов казалась нелепой наша одежда. Единственная разница заключалась в том, что они-то были одеты по сезону.

Наконец таможня, паспортный контроль, залы аэропорта позади, веши уложены в багажники автомашин. По прекрасному шоссе направляемся к Багдаду. Уже поздний вечер, окраины города будто вымерли, но чем ближе к центру, тем улицы оживленнее. Мелькают лица, слышится шум голосов, выкрики торговцев, рекламирующих товар, урчание моторов…

Не слишком ли много впечатлений для одного дня? Скорее бы добраться до места и немного отдохнуть. Подъезжаем к отелю «Опера», где почти всегда останавливаются те, кто прибыл из Советского Союза. Портье выдает нам ключи от номеров, и мы, четверо советских специалистов, получаем наконец возможность отдохнуть.

Ночь, как это ни странно, оказалась довольно прохладной. Градусник, висевший в комнате, показывал всего семь градусов тепла, а в иракских гостиницах, как, впрочем, и в домах, нет центрального отопления.

Утром, после легкого завтрака, начался мой первый день в Праке, до отказа заполненный хлопотами^ связанными с подысканием квартиры, выходом на новую работу, знакомством с некоторыми улицами и переулками города. Поскольку в гостинице стоимость завтрака входила в оплату за номер, а обеды и ужины — нет, я решил поесть в городе. Выйдя на улицу и поднявшись по ней, я пересек несколько более широких магистралей, на одной из которых обнаружил нечто среднее между маленьким ресторанчиком и закусочной, где можно было съесть зажаренную на вертеле курицу. Сейчас подобные заведения имеются у нас и их называют гриль-бары. Правда, наши «грили» значительно крупнее багдадских и попасть туда намного сложнее.

Гриль-бар в Багдаде — это небольшое помещение (не более 15–20 квадратных метров), где стоят пять-шесть столиков. Не успели вы занять место, как тут же появляется кувшин с холодной водой, соусница, тарелочка с салатом из помидоров и огурцов, тарелка с турши — маринованными овощами, и блюдо с курицей. Кстати, можно заказать и целую курицу, и половину, а то и взять ее домой. Курицу завернут в целлофан, и дома вы избавлены от готовки. У иракцев это называется «даджадж харидж», что в переводе приблизительно значит: «курица навынос». Все перечисленное составляет как бы комплексный обед, ничего другого в подобном ресторанчике вам не предложат.

Насытившись, я продолжил прогулку по городу, стараясь запомнить улицы, по которым шел. Закусочные сменялись продуктовыми лавками, уступавшими место магазинам. Все заведения на улице были расположены одно за другим в соответствии со строгой спецификацией. За десятком закусочных шел десяток магазинов, за ними несколько музыкальных лавочек, далее опять ряд закусочных.

Вечерело, пора было возвращаться в отель. Но это оказалось не таким уж простым делом. Яркие, красочные улицы походили одна на другую. Лавки, магазины, закусочные, парикмахерские, мастерские… На другой улице — то же самое. Плутал я около часа и начал уже сильно нервничать, особенно когда понял, что своими силами мне до дома не добраться. Остановил прохожего, спросил, где отель «Опера». Он такого не знал; спросил другого, тот только пожал плечами. Третий попросил показать визитную карточку отеля. К счастью она у меня была. Увидев карточку, он радостно воскликнул: «Так это же гостиница Хаджи Азиза!» Впоследствии я понял, что иракцы знают названия лишь больших и центральных гостиниц, более же мелкие им известны по именам их владельцев или управляющих.

В конце концов я добрался до дома. Не удивляйтесь, что, пробыв в чужой гостинице лишь сутки, я назвал ее своим домом. Но ведь так бывает всегда: попав в незнакомое место и обретя крышу над головой, человек считает ее своей, своим домом, за порогом которого начинается неизведанный мир, который очень хотелось бы узнать. Впереди (тогда я еще не знал об этом) было целых четыре долгих года, наполненных новизной, радостью чудесного узнавания древней, казавшейся мне сказочной страны, встречами с новыми друзьями, иракцами, которые помогли мне понять свою страну и самих себя, а также постичь иракский диалект арабского языка. Но при этом необходимо учитывать иракский характер: если иракцы не видят искренней заинтересованности и доброжелательности, то двери их дома могут так и не распахнуться перед чужеземцем, и тогда он увидит только то, что может увидеть всякий приезжий.

«Кто не хочет видеть, тот добровольно слеп, а кто не хочет слышать, тот добровольно глух» — гласит арабская пословица. Однако я скоро понял, что в этой стране оставаться глухим и слепым невозможно.

Прошел мой первый день в Багдаде. А впереди их было почти столько, сколько ночей у Шахразады, рассказывавшей сказки Харун-ар-Рашиду. Этот период жизни мне предстояло прожить не только в стране, но и вместе со страной — Ираком.