Начни говорить правду

41. Побивание лиха

…С трибун донеслись восторженный рёв и овации.

Но наказательство и обезволивание зла ещё не завершились. Сначала Мишка, зажав ноги якудзуны у себя под мышками и двигая тело обмякшего противника, словно тачку, закатил его головой железный мяч — всё ещё докрасна раскалённый — в чужие ворота. А затем вытащил Убивня обратно на середину арены.

Сбоку открылась стальная дверь, и перед зрителями появился сам арбитр Назарбайден: в руках он держал секиру Победиила.

— Теперь твой долг — принести жертву богу победы, — вручая Мишке секиру, строго напомнил главный арбитр. И отошёл к гранитной стене.

Публика, затихнув, гадала: как на сей раз будет наказано зло? Мишка же проверил бритвенную остроту секиры и приготовился свершить давно задуманное.

Хотя у Убивня, как и у всех Расселян, были молодые, не стареющие тело и лицо, о почтенном возрасте якудзуны свидетельствовала никогда не стриженная и потому сверхдлинная борода — предмет его большой гордости.

Убивень носил бороду, понятно, не свободно развевающейся, а замотанной вокруг головы в виде тюрбана. Пятидесятисаженную длину этой бороды, росшей почти три сотни лет, окружающие могли оценить, лишь когда Убивень мылся или стриг волосы выше ушей.

При закатывании раскалённого мяча головой якудзуны тюрбан из бороды оказался частично сожжённым и растрепался. Но предмет спеси Убивня всё ещё не был уничтожен.

Дабы унизить противника навсегда — ведь даже болеклиника способна восстанавливать лишь живые ткани, а не волосы, — Мишка снял верхние, старые витки бороды Убивня, нашёл под ними самые новые, недавно выросшие участки волос и перебил их секирой. После чего положил кольца отрезанной бороды на поверхность арены и мелко изрубил их.

Из стальной двери вышли помощники главного судьи и унесли обезбороженного Убивня с арены — в болеклинику на излечение.

Из другой стальной двери появился верховный жрец Менделенин, окружённый прислушниками. Он осы́пал Мишку крививками из божьей коробки и громко вопросил:

— О любимец Святонаила, о побивающий лихо, есть ли у тебя заветное желание? Говори, оно будет исполнено…

Ради того, чтобы услышать этот драгоценный вопрос, Мишка и напрягался все последние месяцы.

— Ваше Многочестие, заветное желание у меня, конечно, есть, — поклонился он богомистру. — Но можно я сообщу о нём через несколько дней?