Начни говорить правду

64. Говорить ли правду?

— Мишка, мы знаем — тебе у нас понравилось, — рокотал плавающий перед глазами огненный червь. — Только учти: если выберешь путь человека, то сможешь в любое время вспоминать прежнюю жизнь в мельчайших подробностях. Но если решишь остаться идейцем — начисто забудешь об удобленниках.

— Понятно, — кивнул Мишка.

Он опять стоял в заснеженном ночном лесу. Ощущение было таким, что вокруг безнадёжно затхлое болото. Однако вскоре чувство пребывания в болоте исчезло. "Ага, удобленники, как и обещали, возвращают прежнее мировосприятие…" Тем не менее Мишка сохранял в памяти всё лучезарие, всю дикую выигрышность места, где только что побывал.

— Повторяю: оставшись идейцем, полностью забудешь Терру Удобию. А в нынешнем неопределившемся, пограничном состоянии сможешь помнить нас только сутки. За это время нужно принять решение. Сделать окончательный выбор. Конечно, ты очень ценен, но уговаривать мы больше не будем. Ибо и так приложили много усилий. Если решишь стать человеком, то приходи на Свалку Чудес. Ждём тебя там.

— Всё ясно, — кивнул Мишка.

— А твоё молчание и бездействие мы поймём как несогласие присоединиться к людям, — предупредил огненный червь. — Но вообще в том, чтобы остаться нашим любимцем, нет ничего зазорного: перволюди на протяжении всей истории чувствовали себя домашними животными бога. И сравнивали его с пастухом, а себя — с его овцами.

— Да, знаю, — опять кивнул Мишка.

— Кстати, если переживаешь за близких, то можно не уничтожать твоё тело. А заставить его играть роль тебя. Создать им видимость нормального идейца. Никто ничего не заподозрит.

— Да неужели вам и такое подвластно?

— Разумеется, Мишка. Твоё тело только что само бродило по лесу — пока ты посещал Терру Удобию.

— Бродить по лесу — это одно. Но способно ли тело без разума нормально жить и общаться с окружающими?

— Конечно, способно. Просто оно станет жутко религиозным. Ведь для выполнения пустых обрядов и для веры в галиматью разум особо не нужен. И даже бывает лишним.

— Ну да, похоже… — задумчиво покрутил головой Мишка — он вспомнил придуманного им самим отрубленноголового Следителя.

— И ещё: ты ведь наверняка идеализируешь соплеменников и убеждён в их здравомыслии. И вместо выбора Терры Удобии, возможно, попытаешься кого-нибудь просветить. Объяснить, как всё обстоит в реальности.

— А этого делать нельзя?

— Можно, Мишка. Можно. Только, во-первых, сие противоречит интересам музея, в котором вы выставлены. А во-вторых, мы уже знаем, поскольку тысячекратно с этим сталкивались: соплеменники проявляют совсем не ту реакцию, на которую рассчитывает просветитель-правдоруб.

— Простите, что вы имеете в виду? — нахмурился Мишка.

— Рассказ, что племенем и его богами правит нечистая сила, проклятые сыновья металлолома, воспринимается идейцами как предельная ересь, заслуживающая предельного же наказания.

— Предельного наказания? Хотите сказать, что…

— Да, Мишка. Идейцы всякий раз пытаются безвозвратно убить, отрупить племенного революционера. Или навсегда сделать его тюрьменом. Дабы смутьян не рушил, не портил привычные порядки. Тут нам, конечно, приходится вмешиваться из гуманных соображений. И стирать всем, кого горе-просвещение задело, часть памяти.

— Угу, понимаю… — невесело протянул Мишка.

— Просветителя, увы, тоже приходится переделывать — разумеется, в идейскую сторону: чтобы он больше не обнадёживал нас продвинутостью. То есть чтобы наши вмешательства в состояние экспонавтов происходили как можно реже.

— Значит, это всё-таки нежелательно — чтобы я раскрывал вашу тайну?

— Нет, Мишка, — произнёс огненный червь, медленно отдаляясь, — никто не запрещает попробовать роль просветителя. Таким способом даже можно подать сигнал: мол, предложение стать человеком отвергнуто, хочу остаться с идейцами. В общем, начни говорить правду — и всё окажется прежним.

_______________________________________________________________________________________

Пробираясь по лесу домой, Мишка перекатывал в голове мысли:

"Интересно, куда удобленники заторопились? Может, сие всё-таки коварная ловушка? Ой, едва ли — если на переход в загорбный мир нужно моё согласие, то я его уже давал. А сыновья металлолома этим не воспользовались. Может, по недомыслию не воспользовались? Ну нет, существа, управляющие богами, вряд ли безмозглы…

Что ж, тогда всё неплохо: выбор решения ничем не угрожает. Похоже, это выбор между одним счастьем и другим счастьем…"

Когда Мишка вышел из леса, уже наступало утро. Цветало: с уходом темноты у окружающего мира проступали цвета.

Хрустя снегом, Мишка дошагал до окраины народохранилища, и тут из-за ближайшего забора показался Жженька Хламоносов. Он держал на поводке Лайка, а тот азартно тащил Жженьку от столба к столбу.

— Привет, Мишленец, что у нас здесь делаешь? Жена уже из дома выгнала?

— Да нет, Жженька. Просто так гуляю, — затемнил Мишка на всякий случай. — Проветриваюсь после вчерашнего…

— Ми-шестьлец, а ты у Убивня выиграл сам или всё-таки помогли сыновья металлолома? Ты их тогда вообще сумел разыскать — ну, когда ушёл от меня? Злоклинание подействовало?

— Жженька, приходи к нам часов в двенадцать, я его верну.

— Значит, ничего не подействовало? — В Жженькином голосе сквозило разочарование. — Так я и думал… Ну ладно. Слушай-ка, Михаил Ми-шестин, — Жженька огляделся по сторонам, — я тут до конца разобрал библиотеку Мимоцельсия. И нашёл одну книжку…

По тону Жженьки чувствовалось, что он рвётся сообщить нечто сногсшибательное.

— Если хочешь, покажу. Прикинь: в книжке про меня и про тебя написано. В смысле — у персонажей те же имена. И все тоже живут в Айдавкино. Даже злоклинание правильно приведено. Но я читать только начал: книжку пришлось срочно прятать. Пойдёшь её смотреть?

Мишка насторожился — Жженькино предложение смахивало на уловку сыновей металлолома. Как же тут не попасть впросак? Хотя, с другой стороны, чем может быть страшна книга?

— Жженька, дай мне её, я сегодня же всё прочитаю, — попросил Мишка.

— Ладно, дам… Пошли к нам. В дом заходить не нужно: книжка под крышей собачьей будки…

_______________________________________________________________________________________

— Вот, смотри… — Жженька размотал тряпку, в которую была завёрнута погрызенная мышами книга. — Повесть называется… сейчас найду… Ага, вот она: "Начни говорить правду". На, держи.

— "Начни говорить правду"? — переспросил Мишка. — Где-то я такое уже слышал… Ну до встречи, Жженька…

Погрызенная мышами книжка, похоже, таила ловушку. Или нет? Может, сходство названия повести с прощальными словами сына металлолома просто совпадение?

По пути домой Мишка напряжённо размышлял: нужно ли всё-таки тратить время на подозрительную повесть? Но вдруг в ней есть подсказка, как поступить?

Зайдя в тихий утренний двор, — домашние, видимо, ещё спали, — Мишка пробрался в хозяйственную пристройку, уселся на край почти заваленной сеном телеги и в тусклом свете, льющемся из крохотного незастеклённого оконца, осмотрел принесённую книжку.

Книжка называлась "Дармоедерные бомбы" и была сборником текстов, переведённых с древнего индиша. Первым в книге шёл производственный роман "Оплака труда", вторым — рассказ "Болеприпасы", третьим — венок сонетов "Служайки и стыдуэтки", четвёртым — очерк "Иванглие из Иванглии". Повесть "Начни говорить правду" завершала сборник. Мишка нашёл предисловие к повести и пробежал его взглядом.

Выяснилось, что "Начни говорить правду" представляет собой пересказ одной из глав текста "Терра Удобия". Этот бессценный текст с подзаголовком "В помощь сельскому футурологу" описывал, каким окажется далёкое для XXI века будущее. Главным недостатком "Терры Удобии" являлось то, что её никто не читал: увы, любители заглянуть в грядущее были сильно мутивированы. То есть вместо знакомства с дельным текстом тратили время на постороннюю муть. Впрочем, публикация "Начни говорить правду" ничего не изменила, и "Терра Удобия" канула в Лету.

Мишка покончил с предисловием и перешёл к само́й повести.

"— Я помещаться в окошечко? — Голос Йели звенел как колокольчик, и этот колокольчиковый голос приводил мир окрест Мишки в лихорадостное кружение…"

Мишка дошёл до того места в тексте, где осматривает принесённую книжку, остановился и затем возобновил чтение:

"Мишка дошёл до того места в тексте, где осматривает принесённую книжку, остановился и затем возобновил чтение:

"Как же поступить? — подумал Мишка, откладывая сборник. — Неужели продолжить жизнь домашнего животного? Как там нас называют: "разумные окаменелости", "заповедник отсталости", "голуби, суетящиеся у ног прохожего"? Да, не слишком приятно…

А с другой стороны, так ли позорна роль домашнего животного бога? Так ли уж сие бесславно — жить маленьким и глупеньким? Что в этом страшного? Но постой-ка: уместно ли тогда будет считать себя человеком?

Нет, нельзя опираться на себялюбивые соображения — всё я да я… То хочу стать богоподобным, то готов отказаться от этой возможности… Так из чего же нужно исходить?

Наверное, вот из чего: из заботы о ближних. Пусть даже, с точки зрения бога, они всего лишь домашние животные".

Мишка вспомнил, как добры к нему мать и отец. Представил, как они примутся горевать, если он исчезнет. А Йеля? Не о Йеле ли он на днях сказал, что жить без неё не хочет? Не из-за чувств ли к ней довёл до самоубийства бедную Изабыллу?

К тому же женщины племени при каждом удобном случае шпыняют Йелю, и она горько переживает… И что же — бросить жену одну против почти общей ненависти?

А что если всё-таки стать удобленником, но потом следить за близкими и постоянно защищать их?

"Нет, ничего не выйдет, — остановил себя Мишка, — такая защита окажется искусственным воздействием. Удобленники его, конечно, не допустят. Ибо помешаны на естественности. Но, может, им, хитроумным, удастся тут что-нибудь придумать? А вдруг придумать ничего нельзя?"

Хотя почему тогда не оставить вместо себя тело — сыновья металлолома ручаются, что оно обманет любого… Нет, такое точно не пойдёт: разве допустимо, чтобы безмозглый кусок плоти дурил мать с отцом и спал с Йелей?

"Ой, — подумал Мишка, — похоже, меня удерживает мужская ревность… Или всё-таки не ревность, а порядочность? Но порядочно ли это — оценивать собственную порядочность? Так, хватит играть словами, пора смотреть правде в глаза: я собираюсь подсунуть близким вместо себя подделку. При всём при том что любовь близких неподдельна".

У Мишки всплыло в памяти, как он обещал Йеле всегда носить её на руках и как однажды Йеля доверчиво прижалась к нему: "Я думала, что это чужой дядька, а это оказался мой Мишка". Разве можно предать такую преданность?

Снаружи пристройки послышались голоса. Мишка чуть наклонился и, продолжая сидеть на краю телеги, приник глазом к щели: во двор один за другим входили вчерашние гости.

— Эй, хозяева, новобрачный-то нашёлся или как?

— Нет, мы его так и не видели, — отвечала с крыльца мать. — Сами волнуемся, под утро только уснули…

— Не пора ли браться за поиски? Мало ли что могло случиться в лесу…

— Правильно говорите, — закивал отец, тоже появляясь на крыльце. — Злотворник место недоброе. Скликайте народ, пойдём искать Мишку…

"Что же делать? Успокоить всех, а потом сбежать к удобленникам? Или уж рассказать соплеменникам об их истинном положении? Ведь от этого хуже не станет, в случае чего удобленники всё равно вмешаются… Так какой же выбор правильнее? Какой человечнее: превратиться в человека или не предать домашних животных?"

— Ну ладно, — процедил Мишка, вставая с телеги, — пусть будет так, как решу в последнее мгновение…

Но, похоже, он уже знал, какой выбор должен сделать".

"Как же поступить? — подумал Мишка, откладывая сборник. — Неужели продолжить жизнь домашнего животного? Как там нас называют: "разумные окаменелости", "заповедник отсталости", "голуби, суетящиеся у ног прохожего"? Да, не слишком приятно…

А с другой стороны, так ли позорна роль домашнего животного бога? Так ли уж сие бесславно — жить маленьким и глупеньким? Что в этом страшного? Но постой-ка: уместно ли тогда будет считать себя человеком?

Нет, нельзя опираться на себялюбивые соображения — всё я да я… То хочу стать богоподобным, то готов отказаться от этой возможности… Так из чего же нужно исходить?

Наверное, вот из чего: из заботы о ближних. Пусть даже, с точки зрения бога, они всего лишь домашние животные".

Мишка вспомнил, как добры к нему мать и отец. Представил, как они примутся горевать, если он исчезнет. А Йеля? Не о Йеле ли он на днях сказал, что жить без неё не хочет? Не из-за чувств ли к ней довёл до самоубийства бедную Изабыллу?

К тому же женщины племени при каждом удобном случае шпыняют Йелю, и она горько переживает… И что же — бросить жену одну против почти общей ненависти?

А что если всё-таки стать удобленником, но потом следить за близкими и постоянно защищать их?

"Нет, ничего не выйдет, — остановил себя Мишка, — такая защита окажется искусственным воздействием. Удобленники его, конечно, не допустят. Ибо помешаны на естественности. Но, может, им, хитроумным, удастся тут что-нибудь придумать? А вдруг придумать ничего нельзя?"

Хотя почему тогда не оставить вместо себя тело — сыновья металлолома ручаются, что оно обманет любого… Нет, такое точно не пойдёт: разве допустимо, чтобы безмозглый кусок плоти дурил мать с отцом и спал с Йелей?

"Ой, — подумал Мишка, — похоже, меня удерживает мужская ревность… Или всё-таки не ревность, а порядочность? Но порядочно ли это — оценивать собственную порядочность? Так, хватит играть словами, пора смотреть правде в глаза: я собираюсь подсунуть близким вместо себя подделку. При всём при том что любовь близких неподдельна".

У Мишки всплыло в памяти, как он обещал Йеле всегда носить её на руках и как однажды Йеля доверчиво прижалась к нему: "Я думала, что это чужой дядька, а это оказался мой Мишка". Разве можно предать такую преданность?

Снаружи пристройки послышались голоса. Мишка чуть наклонился и, продолжая сидеть на краю телеги, приник глазом к щели: во двор один за другим входили вчерашние гости.

— Эй, хозяева, новобрачный-то нашёлся или как?

— Нет, мы его так и не видели, — отвечала с крыльца мать. — Сами волнуемся, под утро только уснули…

— Не пора ли браться за поиски? Мало ли что могло случиться в лесу…

— Правильно говорите, — закивал отец, тоже появляясь на крыльце. — Злотворник место недоброе. Скликайте народ, пойдём искать Мишку…

"Что же делать? Успокоить всех, а потом сбежать к удобленникам? Или уж рассказать соплеменникам об их истинном положении? Ведь от этого хуже не станет, в случае чего удобленники всё равно вмешаются… Так какой же выбор правильнее? Какой человечнее: превратиться в человека или не предать домашних животных?"

— Ну ладно, — процедил Мишка, вставая с телеги, — пусть будет так, как решу в последнее мгновение…

Но, похоже, он уже знал, какой выбор должен сделать.

26.05.2016 — 04.12.2019