Один против всех

17

Ларри Смит смотрел с самолета на огни аэропорта. Была очень темная ночь и бесконечная вереница огней оказалась ему символом порядка и надежности.

Питтсбург — первая остановка на его пути к побережью.

В который уже раз он говорил себе:

— Я не должен был лететь! Лагана и Стоун поняли бы меня и защитили. Ведь нельзя же молчать, когда тебя душат! И они не сделали бы этого, зачем я только сбежал! Я все испортил!

Ему казалось, что он видит глаза Латаны, и ему стало не по себе. В самолете было светло и тепло, но Ларри Смита знобило…

…Макс Стоун возбужденно ходил взад и вперед по комнате, жевал сигару и пытался совладать с собой. Арт Кинг прислонился к домашнему бару и следил за каждым движением своего босса. Время от времени Стоун бросал недовольные взгляды на мужчин, сидевших на кушетке. И даже набросился на них:

— Проклятые халтурщики, бездельники! Вот кто вы — и ничего больше!

— Я не думаю, чтобы они были виноваты! — заступился Арт Кинг.

— Заткнись! Я тебя не спрашиваю! — рявкнул Стоун.

Кинг пожал плечами и замолчал. Наступила полночь. На Максе Стоуне был красный шелковый домашний халат, накинутый поверх пижамы. Похмелье его прошло, как только он понял, что происходит.

— Ну, рассказывайте, что натворили!

Тот, которого звали Крими, облизнул широкие безжизненные губы. У него был большой шрам на лбу и полоска запекшейся крови на щеке. Даниель, сидевший рядом с ним, выглядел еще хуже. У него не хватало двух передних зубов, губы распухли. Несмотря на жалкий вид, он пытался бодриться.

— Тебе не следовало так говорить, Макс, — начал Крими. — Парни нас чуть не прикончили. Их было восемь или десять и…

— Каждый раз, когда ты начинаешь говорить, их на несколько человек больше! — язвительно заметил Стоун. Лагана его остановил:

— Дай ему сказать.

Крими молчал, а Даниель, облизнув губы, начал:

— Мы сделали все возможное, мистер Лагана. Знаете, у нас был и ордер на арест, но…

— Это мне рассказал Стоун. Что дальше?

Лицо рассказчика стало серым от страха.

— Перед домом стоял полицейский. Мы знали его, это был Крэнстон. Вначале мы подумали, что тут чистая случайность. Мы подошли к черному ходу, но там другой парень не пропустил нас… А потом из дома выскочила целая орда. Они разорвали ордер на арест и набросились на нас…

— Полицейские? — спросил Лагана.

— Нет, какие-то посторонние. У них были револьверы и они были готовы на все.

Теперь и Лагана начал ходить взад и вперед. На его лбу образовалась складка.

— Они вышвырнули вас?

Оба усердно закивали.

— Ты оповестил полицию, Макс? — спросил Лагана.

— Немедленно. Они послали машину и должны арестовать всех, кто был в доме.

— Когда все произошло?

— Минут 30–40 назад.

— Они тогда должны были давно вернуться.

Лагана снял телефонную трубку.

— Алло, говорит Майк Лагана. Кто у телефона?

— Сержант Хилмонд, мистер Лагана.

— Хорошо, сержант, чем окончилось то дело? Вы знаете, о чем я говорю. Примерно час назад на вашем участке несколько мужчин оказали сопротивление полиции, явившейся с ордером на арест, и избили двух полицейских.

— Ах так, да, машина вернулась, но наши люди заявили, что они нашли в квартире лишь двух мужчин, игравших в покер. О какой-либо жалобе мне ничего не известно.

— Жалоба была! Если я говорю, значит так оно и есть. Пошлите машину еще раз и арестуйте их.

— Мистер Лагана! Я не могу исполнить вашу просьбу. О^дин из них инспектор Крэнстон из штаб-квартиры, другой — пастор из церкви Святой Гертруды. Для ареста нужен ордер, подписанный старшим инспектором! — его слова звучали вполне четко и уверенно.

— Вы знаете, с кем разговариваете?

— Да, сэр, с мистером Лаганой, но я…

Майк Лагана положил трубку. Автоматически взял правой рукой перчатки и, ударяя ими по левой ладони, мрачно посмотрел на пол. Затем бросил перчатки и пощупал пульс, считал, что-то пришептывая — казалось, он не совсем в себе. Потом упал в кресло.

— Это мне не нравится, совсем не нравится! — он сунул руки в карманы, распрямил плечи.

— Где Ларри?

— Купил билет до Лос-Анжелеса.

— Там его должны встретить наши люди. Позвони им, Макс, и скажи, чтобы они обезвредили его, что он предал их.

— Хорошо, Майк!

— Пойдем, Гордон, — сказал Лагана. — Я устал.

Когда Стоун посмотрел ему вслед, его обуял неподдельный страх. Как Лагана сгибался при ходьбе, как осунулся и сдал! А ведь он всегда говорил, что лишь глупцы выдумывают себе заботы, потому что не способны мыслить. Теперь, видно, и у него появились заботы. Стоун смотрел, морща лоб, на обоих мужчин.

— Ну ладно, выпить-то все-таки можно. Кто из нас не ошибался…

Бэньйон остановился перед своей гостиницей, быстро посмотрел направо и налево и вошел в холл. Ночной портье вручил ему ключ и сказал:

— Дама, которая прибыла с вами вчера ночью, ушла, мистер Бэньйон.

— Одна?

— Да, одна.

— М-м… она просила что-то передать?

— Да. Я должен вам передать, что она не вернется.

— Так-так, спасибо. — Вот значит как! Она либо у Стоуна, либо пытается скрыться. Есть ли у нее деньги? Ему казалось, что у нее была сумочка. Он поднялся наверх, закурил сигарету, посмотрел на улицу. Он слышал, как разговаривали мужчины, смеялись женщины — ему сделалось необыкновенно одиноко! «Хоть бы Дебби не уходила…»

Вдруг зазвонил телефон.

— Да…

— Дэв?.. — Он узнал голос. — Да, Дебби, где ты?

— Я у миссис Дири, Дэв! Я решила не быть тебе в тягость, — и она засмеялась, но смех ее прозвучал как-то неестественно.

Дэв резко выпрямился.

— Ты что, с ума сошла? Что тебе там нужно?

— Я кое-что доказываю! — вновь странный смех. — Я доказываю, что не принадлежу к робкому десятку.

— Возвращайся домой, немедленно!

— Ну нет, я останусь здесь!

Некоторое время Дэв медлил.

— Дебби, а где миссис Дири?

— Здесь, но она мертва!

— Дебби, ты сошла с ума?

— Нет, просто я сегодня храбрая! Ты не смог ее пристрелить, а я это сделала. Для тебя и для меня!

— Ты не в своем уме? Немедленно возвращайся домой!

— Нет, Дэв. Теперь слушай. Я знаю, что Дири оставил записку, и что его жена берегла ее, как зеницу ока.

— Дебби, послушай… — перебил ее Дэв.

— Нет, нет, сейчас говорить буду я. Я знала об их соглашении с Латаной, остальное я поняла сегодня из твоих слов.

— Оставайся на месте, хорошо? Я немедленно выезжаю! Подожди меня! — кричал Дэв в трубку.

— Ну, нет, я не могу ждать! Прощай, большой и глупый парень! Ты был добр ко мне. Благодарю тебя, Дэв!

В телефоне раздался треск. Дэв нашел в телефонной книге номер, набрал его, но ответа не последовало.

Несколько раз прошелся по комнате, потом позвонил Джерри Фарнхэму, который, казалось, спал очень крепко.

— Это Дэв Бэньйон. Джерри, у меня дело!..

У Джерри сон как рукой сняло.

— Если так, все будет сделано! Большое спасибо, Дэв…

Дэв Бэньйон надел шляпу, пальто и покинул свою комнату.

Никто не знал, как об этом стало известно… Один полицейский сказал другому, потом узнал капитан, доложил своему шефу, и вот провода разнесли новость по всем направлениям. Повсюду в городе просыпались люди, в гостиницах и жилых домах загорался свет. Мужчины неожиданно становились бледными, как смерть, недоумевающе смотрели на своих жен, с испугом глядевших на них. Красивые девушки выражали недовольство тем, что им неожиданно помешали — что происходит с мужчинами, которые всего лишь несколько минут назад были веселы, как дети! Одни принимали снотворное, другие пытались отрезветь. Некоторые лихорадочно начинали укладывать чемоданы, другие сидели в полном оцепенении. Одни звонили на аэродром, другие на вокзал. А большинство, не имевшее ничего общего с этим делом, переворачивалось на другой бок в полной уверенности, что на следующий день некоторым политическим боссам не сносить головы, так или иначе…

На город оказывали давление!

В половине десятого утра в бюро директора службы безопасности появился адвокат Уильям Копелли. Копелли был небольшого роста, пожилой, он нервно покашливал. С ним было шесть репортеров и три фотокорреспондента.

Рядом с пультом директора стоял инспектор Крэнстон. Судя по его внешнему виду, нельзя было сказать, что он провел бессонную ночь. С девяти утра он стал заместителем начальника полиции — такова была реакция на документ Дири. Он знал, что уйдет в отставку после окончания разбора дела — однако на это время решил остаться на посту.

Директор — тоже не из молодых — оповестил о назначении Крэнстона и спросил адвоката Копелли:

— По какому делу вы хотите говорить со мной?

Копелли открыл папку и положил на стол тонкий пакет с бумагами.

— Моя покойная клиентка Мери Эллен Дири завещала, чтобы этот пакет был вскрыт в вашем присутствии и зачитан, в случае, если она умрет насильственной смертью. Вчера вечером ее застрелили. — Он выпрямился и продолжал громко: — Бумаги были переданы ей Томасом Дири, ее мужем, который покончил жизнь самоубийством. Позднее миссис Дири поручила мне изготовить для прессы копии сего документа, если не предоставится возможность зачитать документ в их присутствии. По одной копии должны затем получить мэр и президент городского совета. Я начинаю с оглашения!

— Пожалуйста! — сказал директор.

Как только Копелли взял документ в руки, вспыхнули блицы фотографов.

— Повремените до тех пор, пока мистер Копелли не закончит, — заметил директор службы безопасности репортерам.

А Копелли читал, он зачитывал все, что собрал за долгие годы работы Дири, и чем хотел облегчить свою совесть…

Через сорок пять минут он закончил. Директор заверил:

— Мы займемся этим делом, проверим все сведения!

И сразу же на Крэнстона набросились корреспонденты. Он пытался отмахнуться от них.

— Ребята, не торопитесь! Эта история от вас никуда не уйдет, но не ждите результатов сразу. Чуда не будет, дайте понять вашим читателям. Нельзя в один день очистить все, что накапливалось годами.

Его глаза жизнерадостно блестели.

— То, что пишет Дири — обвинения, и нам нужно доказать их. Быть может — все правда, может быть — только половина, а возможно, лишь одна пятая. Будет образована специальная комиссия во главе со мной. Но я повторяю вам еще раз: не ждите суда! Дело не только в том, что мы покончим с коррупцией нескольких крупных воротил, — оно и в том, насколько безразличен ко всему наш «средний» гражданин. Вместо того, чтобы выполнять свой долг, он говорит себе: «Я не вмешиваюсь, и пускай этим занимаются другие, кому положено заниматься такими делами». Неправильно! И он должен вмешиваться в «такие дела»! Но ему нужна отговорка для оправдания своей духовной пассивности, — Крэнстон слабо улыбнулся. — Я могу лишь повторить то, что усвоил, будучи еще молодым полицейским: арестовывать нужно всех, кто нарушает законы!

— И букмекеров тоже? — спросил один из корреспондентов.

— Нелегальных — да! Если ты, парень, еще намерен заключить пари, то поспеши, а то через час не найдешь ни одного, кто принял бы твою ставку, и я обещаю угостить каждого из вас, кто мне укажет хотя бы одного, — он посмотрел на часы. — Все, ребята. А теперь оставьте меня — у меня дела!

Они ушли — и вновь начался штурм телефонов…

Дэв сидел в комнате для посетителей, беспомощно сложив руки на коленях. Так он просидел всю ночь с того самого момента, когда сюда доставили Дебби. Врач вышел к нему ровно в половине одиннадцатого утра, усталый и измученный.

— Мистер Бэньйон, я не думаю, что вы сейчас сможете увидеть больную.

— Как у нее дела?

Доктор покачал головой:

— Нам трудно ей помочь. Она потеряла много крови, у нее внутреннее кровоизлияние, которое мы не можем остановить.

— Когда я смогу ее увидеть, доктор?

— Трудно сказать. Мы дали ей морфий. Через несколько часов… может быть, лишь завтра утром.

— Я зайду. Будьте добры сообщить мне, если…

— Конечно. Почему она стрелялась?

— Чтобы сделать мне приятное! — и когда врач недоумевающе уставился на него, Бэньйон добавил: — И вам, и всем остальным, живущим в нашем городе! — Он ушел, а доктор обескураженно смотрел ему вслед.

Было почти четыре часа, когда Бэньйон прибыл к Крэнстолну. Тот сидел в своем кабинете за письменным столом.

— Я хотел уже просить полицию разыскать тебя, — сказал инспектор.

Дэв сдвинул шляпу на затылок.

— Что произошло?

— Ты не читал газеты?

— Нет, у меня были дела!

— У нас тоже! Благодаря твоей помощи у нас богатый улов.

— Что стало с заправилами, с Лаганой и Стоуном?

— Лагана мертв.

— Что? Покончил с собой еще до ареста?

— Нет, не совсем так, Дэв. Он еще ночью узнал о документе Дири. Всю ночь напролет напряженно работал, звонил по телефону, пытался сделать все, чтобы узнать, какая информация просочится. Под утро лег спать. Его жена утверждает, что он себя неважно чувствовал. Больше он не проснулся.

— Сердце?

— Вероятно. По крайней мере, так говорит врач.

Дэв Бэньйон посмотрел через окна на город, где зажигались первые огни.

— Итак, он мертв. Осталась организация. Что будет с ней, Крэнстон?

— Если меня оставят здесь на шесть месяцев и если наши милые сограждане не заснут вновь, с ней будет покончено. Посмотри газеты! Показания Дири почище взрыва бомбы! Поздравляю, Дэв!

— Спасибо!

— И подумать только, ты был совсем один — один против всех…

— Вначале и я думал также — один человек против всего города! Но сегодня я понимаю, что это не так, что мне помогли многие. Сперва Люси Карровэй, потом Парнелл, ты и Бурке, нищая негритянка из Честера. Эштон, негр-автослесарь, Элл и его друзья, пастор Мастертон и некая девушка по имени Дебби. И теперь мне кажется, будто за моей спиной стоял весь город, по крайней мере, все его порядочные граждане.

— Хорошо, что ты видишь все в таком свете, Дэв.

— Кстати, где Стоун?

— Пока еще на свободе. Мы могли его уже взять, но нам необходимо разрешение на арест. Ты, конечно, думаешь, что повод давно мог найтись — и ты прав! — сейчас в голосе инспектора звучало предостережение. — Но все нужно делать в рамках закона, ты понимаешь, Дэв? Мы берем арест Стоуна на себя.

— Да, я понимаю, и оставляю его вам.

Крэнстона не обмануло его напускное безразличие.

— Ладно, Дэв, можешь не беспокоиться.

Бэньйон поднялся, пожал Крэнстону руку.

— Тебе не мешало бы соснуть, Дэв. Вид у тебя неважный.

— Мне осталось закончить одно дело, Крэнстон, и тогда я усну спокойно, — ответил Бэньйон, выходя из бюро.

Крэнстон услышал стук захлопнувшейся двери, набрал номер телефона и попросил соединить его с комиссией по уголовным делам.

— Пришлите ко мне Бурке, — его лоб покрыли морщины, усталое старое лицо выглядело очень серьезным…