Оплаканных не ждут

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Тагир шел по лесу, осторожно ступая по осыпавшейся прошлогодней листве. Сколько лет он не дышал этим воздухом, неповторимым воздухом родных гор! Это было так давно, что ему казалось, будто у него теперь кружится голова. Хотелось лечь куда-нибудь в прохладу раскидистого дерева и лежать так долго и неподвижно, глядя сквозь ажурную, мерно шелестящую листву на высокое голубое небо, тоже свое, родное.

Но это было небезопасно, и он продолжал идти, прислушиваясь к малейшему шороху. Но в лесу было совершенно безлюдно. Лес словно вымер. Только однажды впереди Тагир увидел, как из-под корней старого дуба выскользнуло рыжее тело лисы. Махнув пушистым хвостом, лиса тотчас же исчезла в чаще.

Наверное, где-то там под корнями была нора лесной разбойницы. И будь время… Тагир усмехнулся. Раньше он ни за что не упустил бы такого случая. Когда-то лучшего охотника, чем он, не было во всем ауле. Да и не только в его родном ауле. Сколько любителей охоты советывались с ним, прежде чем отправиться в лес. А его ружье, которое ему подарил один ученый из столицы в благодарность за проведенные на охоте дни? Было ли еще такое в округе? Нет, ни у кого. Это мог сказать твердо.

Но теперь обо всем этом пора забыть. И о том далеком прошлом, и о другом — совсем близком, которое все еще стояло перед ним, как дурной сон. Теперь ему нужно было начинать новую жизнь.

Если в первое время все обойдется благополучно и им с Сергеем удастся снова войти в жизнь, от которой они так долго были оторваны, вот тогда можно будет постараться забыть о прошлом и никогда о нем не вспоминать.

Как все-таки хорошо, что они встретились с Сергеем тогда на этой полупустой базарной площади сирийского городка! Расстались они с ним перед этим года два назад в Мексике. После долгих мытарств Тагиру удалось наняться на перуанский грузовой пароход, а вот Сергею так и не нашлось на нем места. Пароход этот должен был через три месяца снова вернуться в порт, где они и расстались с Сергеем. Но планы компании, которой принадлежала эта старая посудина, изменились, и пароход стал совершать рейсы на Ближний Восток. Причем никому из команды не было известно, в каком направлении будет следующий рейс. Узнавали об этом чаще всего в море. Тагир написал Сергею два письма, но сообщить адрес, по которому тот мог бы ответить ему, естественно, не мог. Так они и потеряли друг друга из вида.

Тагир вспомнил, как они впервые встретились с ним, оба измученные, затравленные преследователями, в рваном, висевшем лохмотьями обмундировании, сквозь которое выглядывало окровавленное, покрытое ссадинами тело. Тагир и Сергей неожиданно встали друг против друга на одной из крутых горных троп Гарца, и сначала даже как-то не совсем поняли, что у них совершенно одна судьба. Тот, второй, что был с Тагиром, через день умер, и они остались вдвоем, Сергей Баскаков и Тагир Хаджинароков. Несколько дней они прятались, но потом голод выгнал их из темных расщелин гор к обжитой долине, и тут их схватили полицейские. К счастью, они не стали долго выяснять, откуда сбежали пленные, а просто отправили их в ближайший лагерь. Оттуда они и попали в качестве даровой рабочей силы в одно из хозяйств на севере Германии. Потом сюда пришли англичане. Они не собирались особенно быстро освобождать подневольно работавших в хозяйстве, мотивируя это тем, что рабочих рук не хватает и что если хозяйства останутся без рабочей силы, то может наступить голод. Здесь Тагир узнал от одного из земляков, что умерла не только его жена, но и маленький Алкес. Человек, который передал это, знал очень хорошо их обоих, и поэтому Тагир ни в чем не мог сомневаться.

Долгое время после известия о гибели своей семьи он находился в состоянии полной апатии, а потом, когда Сергей, у которого вообще никого не осталось дома, предложил ему поехать в Южную Америку, посмотреть мир, согласился. В лагере для перемещенных лиц их долго проверяли, прощупывали, а с молодыми и физически еще крепкими занимались особенно много. Какой-то высокий человек, почти без акцента говоривший по-русски, сказал им, что если они попадут в трудное положение, то он им всегда будет готов помочь. Для этого, где бы они ни находились, им надо позвонить по телефону в американское представительство. Номер, по которому следовало звонить, он попросил не записывать, а просто запомнить.

В Южной Америке отыскать сносную работу было более чем трудно. Исколесив без всякого для себя успеха почти все страны континента, они попали в Мексику, а там их пути разошлись. И вдруг спустя два года Тагир в труднейшую минуту своей жизни снова увидел Сергея, спускавшегося вниз по ступенькам в базарную кофейню.

Тагир вошел в нее, когда Сергей, совсем ссутулившись, присел за кривой неказистый столик в углу. В маленькой с низким потолком кофейне господствовал полумрак, и Сергей не сразу поверил своим глазам, когда увидел Тагира. Они обнялись, потом долго хлопали друг друга по плечу, расспрашивали, какими судьбами каждый из них здесь очутился. Сергею, как оказалось, после отъезда Тагира тоже удалось наняться на одно из торговых суденышек, и вот много времени спустя судьба тоже случайно его привела в Сирию.

— Значит, ты снова уходишь в обратный рейс? — спросил Тагир, когда уже все основные детали были выяснены.

— Я? — усмехнулся Сергей. — Нет, эта толстая панамская свинья уйдет без меня. Набирает голодных людей и заявляет, что благодетельствует им. Обсчитывает и грабит при каждом удобном и неудобном случае. Но я не выдержал и кое-что сказал ему об этом. И вот, — он снова усмехнулся, — он меня выставил. Сразу же. После первых двух слов.

— Что же ты предполагаешь делать? — после короткой паузы спросил Тагир.

Сергей пожал плечами:

— Не знаю, будем вместе наниматься на какое-либо судно. Сюда их приходит много.

— Бесполезно, — вздохнул Тагир. — Я уже пробовал. Да и на суше ничего не нашел. Но вот, говорят, — добавил он совсем тихо, — где-то здесь наши специалисты строят больницу. Я хотел податься туда, да вот встретил тебя. И, кроме того, у меня почти ни гроша за душой…

Сергей внимательно посмотрел на него.

— Хочешь вернуться? — спросил он почти шепотом. — А станут ли с тобой разговаривать те, кто строит эту больницу, когда узнают, кто ты? А если даже и станут. Как встретят нас на родной земле? После стольких лет… Ты подумал об этом?

— Что бы ни сказали, а хуже не будет… — мрачно ответил Тагир — С меня хватит. Я всем этим сыт по горло.

— Подожди, — сказал Сергей, — не будем спешить. Надо все взвесить и обдумать. Я тоже, как и ты, решил со всем этим покончить. Деньги у меня есть. Правда, не особенно много. Может быть, ты и прав, — надо добраться до этого строительства, расспросить наших, как там теперь, дома.

Выпив по чашке кофе и перекусив, они вышли из кофейной. Сергей, после того как расплатился, подсчитал оставшиеся деньги — дней на десять их должно было хватить, даже с учетом проезда в оба конца. Страна была не так велика, чтобы билеты стоили особенно дорого. Но прежде, конечно, надо было выяснить, где находится строительство, на котором были заняты советские специалисты. Вечером узнавать об этом было негде и не у кого. Утром, переночевав в финиковой рощице, на берегу мутной Барады, они пошли в центр города. Несмотря на свое положение, оба они не могли не заинтересоваться сохранившим почти нетронутыми со времен средневековья свои особые черты старым городом, в центре которого возвышалась великолепная мечеть Омейядов. Они долго стояли около нее, любуясь великолепной резьбой по мрамору и дереву, огромными цветными многочисленными колоннами, потом прошли по вытянувшейся стрелой улице с остатками многочисленных арок и развалинами двойной колоннады, прошли мимо богато украшенного дворца Каср аль-Азм, мавзолея Салах ад-Дина и старинной цитадели и попали на огромный крытый рынок Хамадие, занимавший по площади чуть ли не половину старого города. Застроенный двухэтажными каменными домами, перекрытыми между собой полуокружьем свода, рынок этот напоминал собой город, скрывшийся под единой колоссальной крышей. И только выйдя в новую часть города, они увидели привычные им европейского типа постройки, увидели многоэтажные корпуса уже готовых и строящихся домов. Здесь строительство, кажется, кипело на каждом шагу. А туда дальше, к синеющим вдали горам, вставали многочисленные белые стены чуть ли не нового города. Да, это был не Ливан: вот где надо искать работу. При таком размахе ее должно было хватить на всех.

Это обстоятельство сразу подняло их дух. Но сначала следовало все-таки выяснить, где работают советские специалисты. Самое верное — пойти на почту и телеграф. Уж где-где, а там наверняка известно, куда идут письма из Советского Союза. Их расчеты оказались правильными. На почте им назвали место, где совсем недавно велось строительство суконного комбината, но тут же добавили, что вот уже месяц, как почта из Советского Союза перестала туда поступать. Это могло означать только одно — все русские специалисты уже покинули стройку. Но было и другое строительство той самой больницы, о которой Тагиру говорили еще в адыгейском ауле. Однако находилось оно в местности, прилегающей к району военных действий, и, хотя сейчас было заключено временное перемирие, обстановка там оставалась очень тревожной, и без специального разрешения попасть туда было навряд ли возможно.

А кто же им дасг разрешение? Кто поручится за них?

Что же все-таки оставалось делать? Попытаться ли сначала устроиться где-нибудь здесь, в Дамаске, или на свой риск и страх отправиться на стройку больницы в пограничном районе? Незнание языка не особенно смущало их — население города состояло из самых различных национальностей, и не все они хорошо владели арабским. Для Тагира адыгейский был родным языком, и он еще не забыл его, а бывших его соотечественников, как он успел заметить, и в Сирии было довольно много. Кроме того, и он, и Сергей знали уже два-три десятка фраз по-арабски, и с каждым днем пополняли свои знания. Так что в этом смысле особых препятствий они не видели.

Здесь же на почте они встретили одного адыга, с которым и разговорился Тагир. Ничего, разумеется, Тагир о себе ему не сообщил, спросил только, где можно найти работу, не обязательно хорошую, пусть пока хотя какую-нибудь. Адыг засмеялся и сказал, что плохой работы в Сирии при новой власти уже нет, но что, если они хотят получить не только работу, но и жилище, пусть едут в местечко, которое находится километрах в пятидесяти от Дамаска. Там только начинаются работы на каком-то большом строительстве. Он это знает точно, потому что его родственник только вчера туда поехал. Уж где-где, а там рабочих рук нужно немало. И одновременно там будут строиться и дома для рабочих. Сейчас внизу как раз стоит автобус, который идет в это место. Через десять минут его загрузят посылками, и, если они хотят, он может поговорить с шофером, чтобы тот подкинул их.

Упускать такой случай они не стали. И в полдень были уже на стройке. Однако здесь их снова постигло разочарование. Первая партия рабочих была уже набрана и отправлена на место строительства, вторую предполагалось набирать только через два-три дня. И сделать ничего было нельзя, потому что все начальство находилось на строительстве. Нет ли здесь советских специалистов? Пока нет. Но, возможно, когда кончатся предварительные работы, они приедут.

Городок был довольно большой, но спокойный и тихий. В этот полуденный час на улицах почти никого не было, и Тагир с Сергеем зашли в небольшую столовую, расположенную в глубоком подвале. Здесь было довольно прохладно. Предстояло решить, что делать дальше. Они обсуждали и взвешивали все не менее часа. И кто знает, чем закончился бы их разговор, если бы не одно обстоятельство, которое ни Тагир, ни Сергей не могли предусмотреть. Занятые своей беседой, они не заметили, что подсевший за соседний столик черноволосый, сравнительно еще молодой человек с тонкими усиками все с большим и большим вниманием прислушивается к их разговору. Тагир и Сергей по привычке говорили тихо, и, наверное, далеко не все долетало до слуха незнакомца. Потом, когда оба они, невольно забыв об обычной осторожности, стали говорить значительно громче, он вдруг встал и направился к их столику.

— Товарищи, товарищи, — он старательно произнес это слово и с широкой дружеской улыбкой протянул им руку. — Вы советские?.. Очень хорошо… Я рад… моя… Мое имя… Хамид… Я учился Советский Союз… Здравствуйте!..

Это было так неожиданно и для Тагира, и для Сергея, что оба они некоторое время растерянно молчали. Единственное, что они сумели сделать, — это встать.

А Хамид, продолжая улыбаться, уже крепко жал руку Тагира.

— Здравствуйте… Здравствуйте! Как поживаете?.. Я уже два год, как из Советский Союз… У нас здесь, где я работал, нет русский… Чуть совсем не забыл, как говорить… А вы давно наша страна? Где работаете?.. Наверное, там, на больнице?..

Не успели Тагир и Сергей кое-как освоиться с тем, что произошло, как эти вопросы, которые Хамид задавал со стремительной быстротой, снова повергли их в полную растерянность. Сергей нашелся — он так же крепко пожал Хамиду руку, усадил его за свой стол и, не дав ему больше ничего спрашивать, сам начал задавать ему вопросы, где и когда он учился в Советском Союзе, как ему там понравилось. Хамид отвечал с большой охотой. По всему было видно, что время, проведенное в чужой стране, осталось в его памяти добрым воспоминанием. Оказывается, учился он совсем недалеко от мест, где рос и жил Тагир, — сначала в Армавире, потом в Краснодаре.

— Краснодар — Кубань, Армавир — Кубань, — быстро говорил он, размахивая руками, — Армавир быстрая, Краснодар тихая, как наша Барада. Краснодар институт… Сельское хозяйство… О-о, какой институт огромный. Один корпус больше, чем наш рынок Хамадие. Институт закончил, был в Москве Красная площадь Мавзолей Ленина… Кремлевский дворец. Многое видел всего интересно. Потом приехал домой. Теперь я врач. Понимаете — врач. Ветеринар!..

Хамид рассказал, что уже два года проработал в селе ветеринарным врачом, а сюда приехал по делам, нужно получить кое-какие медикаменты, которые пришли тоже из Советского Союза. Деревня, где он сейчас живет и работает, находится в самой глуши, далеко в стороне от главных дорог, новые люди заезжают туда очень редко, не говоря уже об иностранцах. И за все эти два года он ни разу не столкнулся с русским, ни словом не обмолвился на этом языке. Передачи по радио из Советского Союза он, правда, иногда слушает, но это совсем не то, что общение с живым человеком. И он сейчас очень, очень рад, что наконец может получить возможность вспомнить русский язык.

Хамид, рассказывая обо всем этом, конечно, и не подозревал, что оба собеседника слушают его и с интересом, и с очень большим волнением. Оба они были несказанно горды тем, что все эти восторженные слова благодарности относились к стране, в которой они когда-то были полноправными гражданами.

Но Тагир первый ощутил новый прилив волнения — сейчас Хамид кончит говорить о себе, и тогда придет их черед. А что они скажут ему? Солгать, будто оба они совсем недавно из Советского Союза, или выложить всю правду? Поймет ли их этот человек? И как он отнесется к этой горькой для них правде?

— Я через час пойти офис, — сказал в этот момент Хамид. — Контора, — поправился он, снова широко улыбнувшись. — А вам куда? Вы долго здесь? И где живете? Отель? Какой? Если можно, я зайду вечером… Конечно. Если товарищи свободны…

Тагир и Сергей посмотрели друг на друга. И ни один не увидел ответа в глазах другого на мучивший их вопрос, и все же Сергей опять нашелся первым…

— Мы очень рады, Хамид, что встретились с вами… Очень приятно видеть человека, который жил на твоей родине… В отель мы еще не устроились и не знаем, в каком будем жить. Но нам надо спешить по делам. Давайте вечером просто снова встретимся здесь…

— О, очень хорошо… — Хамид снова заулыбался. — Очень хорошо, спасибо… Восемь часов… Нет, меньше… Семь часов я буду здесь… Ладно.

Он проводил их на улицу и осмотрелся по сторонам.

— Вам ждет авто? Вам куда? Там моя машина. Автобус. Маленький. Могу повезти.

— Спасибо, — сказал Сергей. — Наш шофер знает, куда ехать. А машина наша за углом… До свидания… До вечера…

Хамид, кажется, хотел проводить их и дальше, но после того, как они с ним попрощались, не сделал этого. Он только стоял и смотрел им вслед и, когда они сворачивали за угол, помахал им рукой.

Очутившись за углом, Тагир и Сергей облегченно вздохнули. Однако они, не останавливаясь, прошли через какой-то проходной двор, вышли на широкий бульвар, у края которого елочкой стояло множество легковых машин, и только у скамейки, прикрытой низкой развесистой пальмой, остановились.

— Ну, — проговорил Сергей, опускаясь на скамейку, — что ты на это скажешь?

Тагир мрачно посмотрел на носки своих туфель.

— В конце концов, к черту… Не преступники же мы. Что нам сделают дома?., Как хочешь, я больше не могу… Будь что будет… Надо любыми способами возвращаться домой.

— Я согласен, — тихо произнес Сергей. — Но только надо сначала все узнать. Выяснить, как это делается. Хамид же ничего не знает. Для него наша страна тоже, что и для нас, — его. Прежде чем идти в наше представительство, нужно поговорить с кем-то из советских людей. Давай попросим Хамида помочь перебросить нас на строительство этой больницы? Там наверняка есть люди, от которых мы можем узнать все, что нам нужно.

— Но тогда надо рассказать Хамиду все о себе, — сказал Тагир. — А ты уверен, что после этого он захочет иметь с нами дело?

— Нет, — мрачно усмехнулся Сергей, — не уверен. А может быть, не стоит говорить ему все? Скажем, что мы просто по каким-то причинам отстали от своего транспорта и что нам нужно как можно быстрее попасть на строительство.

— А если он спросит, почему мы не обратимся в свое посольство? Или к какому-нибудь нашему представителю? Как быть тогда?

— Ну, а если не спросит? Если просто поможет, и все? А если нет, что мы теряем. Не будет же он следить, что мы будем делать дальше. И потом наше консульство находится в Дамаске. Отсюда до него полсотни километров.

— Ну что же, — подумав, произнес Тагир, — это, кажется, единственный выход. Давай взвесим и рассчитаем, что мы ему скажем. Как представим себя, чтобы это не вызывало у него подозрения. — В конце концов было решено, что они скажут Хамиду так. Оба работали на строительстве суконного комбината, но перед самым его пуском заболели. Ну, скажем, попали в автомобильную аварию, получили сотрясение мозга, и врачи запретили перевозить их на большое расстояние Пришлось отлежать свой срок на месте. Сейчас им выделили машину, которая должна была довезти их до Дамаска, но опять произошла досадная случайность. Какой-нибудь час назад на ней вышел из строя радиатор. Пока его будут чинить, они бы с удовольствием съездили на строительство больницы. Там, как они узнали, работает один очень близкий их знакомый. Вот если бы Хамид помог им в этом, они были бы ему очень благодарны. Главное — добраться туда, а уехать обратно их знакомый обязательно им поможет.

Хороша или плоха была версия, лучше придумать им не удалось.

И когда Хамид ровно в семь явился в уже знакомую им закусочную, они изложили ему ее слово в слово. Хамид, к их удивлению, не поставил под сомнение ни одно их слово. Сначала он чрезвычайно расстроился несчастьем, которое с ними произошло, потом огорчился случаем с машиной и, наконец, начал думать о том, как им помочь. Одно оказалось совершенно точным — в зону, где шло строительство больницы, в настоящее время требовался пропуск. Но Хамид настолько верил им обоим, что сейчас думал только о том, как бы провезти их, минуя пост на дороге. Пост был один, это Хамид знал точно, но и дорога была одна, и миновать его не представлялось никакой возможности. Разве только на вертолете.

— По пустыне нельзя, — рассуждал сам с собой Хамид, все более мрачнея. — По песку машина не пройдет. В объезд правее совсем нельзя. Горы… Да и кто повезет? Нужна машина. Подождите… Я буду звонить… Там же стройка. Может, кто-то приехал. Подождите, товарищи. Я скоро… — Он ушел и вернулся действительно очень быстро. Лицо его стало еще печальнее.

— Нету, ничего нету, — расстроенно сказал он. — Уже пять дней… На дороге стало неспокойно. Ладно, — вдруг решительно сказал он, — подождет. Это ничего. Один день.

— Кто подождет? — спросил Тагир, внимательно наблюдая за внезапно посветлевшим лицом Хамида.

— Жена подождет, — уже твердо произнес Хамид. — Я сказал сегодня: приеду завтра. Не умрет. А? — он засмеялся и посмотрел на них теперь уже совсем весело заблестевшими глазами. — И начальник не умрет тоже. И быки не умрут. Один день. Ничего не будет.

— Не понимаю, — спросил Тагир. — Какой один день?

— Один день позже. Приеду завтра. Повезу вас сам. До строительства. Туда три час. Обратно три час. Семь часов.

— Шесть, — поправил его Сергей — три и три будет шесть…

— Один час отдых, — довольно засмеялся Хамид. — Шесть и один — семь. Я не забыл. Русский я не забыл… Язык не забыл. А цифры у вас арабские, наши…

— Подожди, — остановил его Тагир, — а если тебе за это влетит? Ведь сам же говорил, что для проезда туда нужен пропуск.

— «Влетит? Что — влетит?» А, будет ругать, да? От начальника? Откуда он знает, сколько я получил тут медикаменты. Час, пять или два дня. А на дороге. Э-э, меня не остановят. Полумесяц… Медицина… Никто не откроет. Вам не надо только петь, кричать. Все будет хорошо. Пошли.

— Прямо сейчас? — спросил Тагир.

— Вещи? — спросил Хамид. — Хотите брать вещи? Не оставлять в своей машине? Поедем. Это далеко?..

— Нет, вещей не надо, — торопливо ответил Тагир. — Мы их оставим здесь. Ну, а шофер… Он согласится?

— Какой шофер? — уже совсем весело сказал Хамид. — Я шофер. На тракторе у вас ездить научили, на машине научили, только на самолете не успел. Еще раз поеду — научусь. Пойдем, пойдем. Быстро.

Ни Тагир, ни Сергей не ожидали такого поворота событий. Им уже стало просто стыдно за свою затею. Кроме того, Хамид, по приезде на строительство, наверняка захочет увидеть их «Знакомого» и, конечно, сразу догадается, что они его обманули, что каждое их слово было враньем… Но что теперь делать? Хамид, не говоря ни слова, торопливо шел по улице, ведя их за собой. Через несколько минут они свернули в небольшой дворик, в одном из углов которого стоял светлый микроавтобус, легкий и изящный. Ни Тагиру, ни Сергею еще не приходилось на таком ездить. Каково же было их удивление, когда они увидели, что автобус был советской марки.

Хамид открыл дверцу. Внутри были низкие удобные кресла. Не больше десятка. А в конце, за ними, лежали какие-то пачки, перевязанные шпагатом. Наверное, медикаменты.

— Садись, — сказал Хамид, — садись. Машина… Во… Нюся… Так называется. А, я забыл… Вы же сами знаете. Когда доедем до поста. Темно. Тогда скажу там. Только тихо.

Машина тронулась, и сразу же за городом поплыла за окнами темнота. Колеса шли легко, мотора почти не было слышно, и трудно было понять, с какой скоростью они едут. Неожиданные повороты событий в этот день основательно потрясли их обоих. Стала сказываться усталость. Они не заметили, как задремали, и очнулись оттого, что машина остановилась. Вокруг было все так же темно. Только перед Хамидом горели разноцветные огни на приборах.

— Все, — сказал он тем же веселым голосом, — проехали…

— Что — проехали? — не понял Тагир.

— Пост проехали… Еще час. Один час…

Машина снова тронулась с места. За окном в ночном полумраке мимо поплыли прямоугольные силуэты строений. Потом они кончились, и снова пошла голая дорога. Ни Тагир, ни Сергей уже не хотели думать о том, что произойдет дальше. Там на месте все станет ясным.

Они снова задремали. Хамид, освещая подфарниками дорогу, внимательно вглядывался вперед, мурлыкая что-то себе под нос. Сколько времени так прошло, ни Тагир, ни Сергей потом не могли сказать. Разбудил их звук выстрела. Он был очень отчетливым и близким. И потом, где-то уже совсем рядом, поднялась беспорядочная стрельба. Вспыхивали и гасли красные прерывистые нити, они перечертили полумрак во всех направлениях. Потом темнота за окнами машины внезапно растворилась в мягком зеленом пламени ракеты. И ясно до боли в глазах встала впереди почти прямая, идущая круто вниз горная дорога, каменный завал впереди где-то далеко внизу, темные фигурки людей на обочине. Потом все это сразу же исчезло в снова навалившейся со всех сторон темноте, и только теперь Тагир и Сергей поняли, что машина бесшумно на холостом ходу сама катится вниз по дороге. Хамида за рулем не было.

Сергей первый успел рвануться вперед к баранке, но, споткнувшись обо что-то мягкое, с силой ткнулся головой в ветровое стекло. Прежде чем он успел понять, что под ним лежало тело Хамида, сильнейший удар снова бросил его на стекло. На этот раз удар был настолько силен, что он сразу же, как и брошенный той же силой Тагир, потерял сознание.

Когда Сергей открыл глаза, вокруг было все так же темно. Нестерпимо болела голова и все тело. С трудом пошевелившись, он понял, что лежит на земле. Высоко над головой стояло беззвездное сероватое, по-видимому, начинавшее светлеть небо. Он полежал несколько минут неподвижно, пытаясь собраться с. мыслями. Хамид, машина, дорога, стрельба. Что дальше? А дальше он вдруг вспомнил очень отчетливо: неподвижное тело Хамида и в мертвенном свете ракеты крутая горная дорога. В тот самый момент, когда он пытался взять на себя управление машиной, она перевернулась. Ну, а потом, что было потом?

Сергей, сделав огромное усилие, приподнялся и сел. Теперь он увидел, что кто-то лежал рядом с ним. Глаза уже привыкли к темноте, и по фигуре он узнал Тагира. Лица его он еще не мог разглядеть, но, дотронувшись до него рукой, ощутил теплоту его тела и уловил тяжелое прерывистое дыхание. Но если это Тагир, наверное, где-то рядом должна быть и машина… А где же Хамид? И где те, кто их вытащил из машины?

В этот момент Тагир застонал и тоже пошевелился. Где же они все-таки находились. Сергей поднял голову и от неожиданности зажмурил глаза: рядом с ним, в каком-нибудь десятке шагов, была колючая проволока. Высокий забор в густом переплетении колючей проволоки. А чуть левее в темноте стояли прямые одинаковые строения, чрезвычайно похожие на бараки концлагеря.

Он снова бессильно опустился на землю. Нет, это была галлюцинация. Не могло же время вернуться вспять, не мог же он снова попасть в нацистский лагерь. И что — им снова предстояло испытать все унижения, голод и издевательства? Сейчас он откроет глаза и все это исчезнет, как мираж!.. Он открыл их, и все осталось на месте. И колючая проволока. И бараки. И теперь он даже различил на углу вышку с темной фигурой часового. Он хотел протянуть руку и потрясти Тагира, но тот уже сам с глухим стоном медленно поднял голову и сел.

— Что случилось? — тихо спросил он, наверное, различив в сером полумраке лицо Сергея. — Где Хамид? Что случилось?

— Не знаю, — так же тихо ответил Сергей, — ни где Хамид, ни где машина, ни где мы сами. Посмотри… По-моему, это колючая проволока… Может быть я ошибаюсь, но это лагерь… Это опять концлагерь!..

Сергей не ошибался. Очень скоро они узнали, что это действительно был лагерь, в который судьба их отправила второй раз через двадцать лет после того, как они вырвались из первого. В тот самый момент, когда машина Хамида проходила участок дороги, прилегающий к границе с израильской стороны, вдруг открыли по дороге огонь. Хамид, по-видимому, был убит первой же очередью, и машина, потеряв управление, на полной скорости понеслась вниз по дороге. Потом, сойдя с нее, пошла по склону горы. Благодаря своей устойчивости она перевернулась не сразу и пронеслась еще дальше, как раз до окопов израильских солдат…

Что было делать? Открываться? Сказать, кто они такие? А кем они вообще были? Что они могли о себе сказать? Но сейчас главное для них было даже не в этом. Что стало с Хамидом? Неужели из-за них погиб этот отличный парень, который бросил свои дела только для того, чтобы помочь им? Но спросить пока было не у кого. В лагере находилось человек двести арабов самого различного возраста. Здесь были не только мужчины, но и женщины с детьми и старики. Их пока никто не трогал, никто ни о чем не спрашивал. Утром охранник принес какую-то мучнистую похлебку, молча бросил им две погнутых алюминиевых чашки и так же молча ушел.

Лагерь находился в расщелине между каменистыми горами. Горы были почти совершенно пустынны. Только по дороге, охватившей крутой склон, двигались иногда машины. По ту сторону проволоки находилось несколько строений, в которых, по-видимому, жила охрана.

Время приближалось к полудню. Все находившиеся в лагере забились в тень. На них никто, как и прежде, не обращал внимания. И тут только они обнаружили, что ни одной бумаги, которые находились при них, ни одного документа, удостоверявшего личность, в карманах у них не было.

Тогда Тагир решил походить среди заключенных поискать человека, владеющего адыгейским языком. А Сергей в это время, расположившись у проволоки, стал наблюдать за строениями, в которых жила охрана, и особенно за одним, находящимся немного впереди, где стояли две машины и несколько мотоциклов. По-видимому, здесь была комендатура.

Из дверей комендатуры выходили и входили военные. Кто-то приехал на мотоцикле, потом уехали сразу двое. Привели каких-то гражданских. Потом еще нескольких. Но никого и отдаленно похожего на Хамида среди них не было.

Возможно, его и не могло быть среди них. Если тогда в машине он упал с сиденья не от толчка, а от попавшей в него пули… Там Сергей не успел этого определить. Однако ему не хотелось думать, что Хамид был убит. Это было бы слишком несправедливо. Нет, лучше предполагать, что он был только ранен. В этот момент из здания комендатуры вышли двое. Оба в коротких брюках, в гетрах и в шляпах тропического покроя. Они направились прямо ко входу в лагерь. Они вошли в него и остановились, осматриваясь вокруг. Потом один из них остался у входа, а второй вошел на территорию. Сергей не мог разглядеть его лица, наполовину оно было закрыто большими темными очками. Но зато он заметил совершенно точно, что человек этот смотрел как раз на то место, где они с Тагиром лежали ночью. Да, он не ошибался, тот смотрел именно туда, и по всему было видно: оттого, что там теперь никого не было, он ощущает не то что тревогу, но, во всяком случае, раздражение. Наконец он отошел на несколько шагов, еще раз оглянулся вокруг и теперь уже увидел Сергея. Что-то коротко сказав оставшемуся у входа, он пошел к забору. Сергей сидел на земле и молча смотрел на него. Тот остановился рядом.

— Эй, ты, встань. Ты кто такой? — Фраза эта была произнесена на довольно чистом русском языке. Но Сергей молчал.

— Что, от страха язык проглотил? А ну-ка встань, когда с тобой разговаривают. Ты русский? Говори. Молчишь? Ну, тогда пойдем. Там разговоришься. А где второй? А, вон он, — заметил он подходившего Тагира. — Ну давай пошли. Сейчас вы все выложите.

Их привели в просторную комнату со столом в углу. На столе лежали все их личные бумаги с разноцветными штампами и печатями таможенных чиновников чуть ли не всех частей света.

— Вы из Советского Союза? — спросил приведший их. — Когда прибыли в Сирию?

— Я русский, а он адыг. Из Советского Союза мы давно, почти двадцать пять лет. Это же ясно по нашим бумагам.

— Бумагам? — засмеялся тот, — С бумагой что хочешь можно сделать. Говорите все, как есть. Все равно от нас ничего не скроете.

Допрос длился три часа.

— Ладно, — со злобой сказал тот, кто их допрашивал. — Не хотите говорить здесь, скажете в другом месте. То что вы советские агенты, нам совершенно точно известно. Признаетесь — облегчите свою участь. Нет — пеняйте на себя.

Их снова отправили в лагерь, а утром опять вызвали на допрос. Впрочем, теперь он велся уже скорее формально, человек в темных очках уже сам понял, что здесь они ему не скажут ничего, кроме того, что уже сказали, и задавал вопросы просто так, на всякий случай. Это было ясно еще и из того, что у самых окон комендатуры стояла машина, около которой находился солдат, вооруженный автоматом, а второй находился здесь, в комнате.

— Так, значит, продолжаете упорствовать? — устало произнес человек в очках. — Ну, что ж, пожалеете, но будет поздно.

Он отдал какую-то команду, и солдат, сделав движение автоматом, показал им в сторону машины.

— Подождите минуту, — обернулся к нему Тагир. — С нами в машине был еще один человек. Где он, что с ним?

— Какой человек? — подозрительно посмотрел на них тот. — Никакого человека не было… А, этот?.. Он же был араб, и вам нет до него никакого дела.

— Ну что с ним? Он жив? — спросил Тагир.

— Он вас интересует? Если судить по вашим бумагам, вы здесь совсем недавно. Откуда же у вас друзья да еще, по-видимому, близкие, если вы так о нем волнуетесь? Хотите о нем узнать? Говорите всю правду о себе — услуга за услугу.

— Да нам не о чем больше говорить, — почти с отчаянием в голосе сказал Тагир. — Поймите же это! Мы сказали всю правду.

— Тогда проваливайте. Ничего вы от меня не услышите. — Он сказал несколько слов солдату и снова обернулся к ним. — Имейте в виду, при первой попытке к бегству они будут стрелять.

Через час машина довезла их до какого-то селения, скорее всего, небольшого городка. Их завели в серое невзрачное на вид казенного типа здание и заперли в отдельной камере. Кроме узенького оконца под самым потолком да наглухо закрытых обитых железом дверей, их окружали одни только голые стены. Ни нар, ни стола, ни стульев. Здесь можно было вспоминать о чем угодно, но жаловаться было некому. Днем через вырез в двери им просунули котелок с похлебкой — один на двоих — и два куска хлеба. Ложки дать забыли. Они молча сидели на полу, прислонившись спиной к стене. Мысли у них были настолько одинаковы, что говорить было не о чем. Все, что произошло с ними за последние два дня, было настолько трагично и глупо, что отняло у них остатки воли. Сейчас им уже было все равно, что произойдет дальше. Только судьба Хамида, за которую они считали себя полностью ответственными, никак не давала им покоя. И оба они уже хорошо понимали, что с Хамидом произошло самое худшее. А если бы не они… Если бы они не попросили его помочь им… Этот отличный парень, этот добряк и сейчас находился бы дома, около своей семьи.

Когда поздним вечером они поодиночке были вызваны на допрос, их уже ничего не волновало. Вопросы были одни и те же — когда и зачем ты прибыл из Советского Союза? Изложи все это на бумаге и скрепи своей подписью. И ты получишь свободу. Не менее десяти раз им пришлось повторить то же самое, что они говорили на первом допросе в лагере, но им, как и там, не верили. Их допрашивали днем, вечером, ночью, вызывая на допросы то вместе, то поодиночке. Но ничего нового, конечно, вытянуть из них не могли. И вот на третий день Тагир, уже совершенно обессиленный, потерявший способность что-либо соображать, во время очередного допроса, рассказывая о жизни в лагере для перемещенных лиц, случайно вспомнил о человеке, который предложил ему запомнить номер телефона и обратиться по этому номеру, когда ему будет трудно. У него спросили, какой это был номер. Тагир не без труда, но вспомнил его. После этого их два дня никуда не вызывали. Потом утром принесли чистую, пахнувшую нафталином одежду и предложили переодеться. После этого они получили довольно приличный завтрак. А еще через час их вывели во двор и посадили в небольшой автобус. Боковые стекла на нем были матовые, впереди от водителя их отделяло тоже такое же стекло, и, куда их везли, они видеть не могли. Автобус остановился у небольшого домика, ничем не отличавшегося от находившихся рядом домов.

В просторной комнате, куда их ввели, их встретил сугубо штатского вида человек в очках и тонкими рыжеватыми усиками. Он поставил перед ними виски с содовой и приступил к самым тщательным расспросам. Но теперь это был уже не допрос, он на них не кричал, ничего не требовал подписать, он просто задавал вопросы и слушал. Им пришлось снова выложить перед ним всю свою жизнь, начиная не только с того момента, как каждый из них перестал быть бойцом Советской Армии. Его интересовала их жизнь в Советском Союзе, кем они были, чем занимались, кто из родственников мог у них там остаться.

Потом их отвели в небольшую комнату с двумя кроватями. На окне, которое выходило во двор, не было решетки, но, выглянув из него, они увидели в зелени пальм фигуру часового.

— Ты понимаешь, что все это значит? — спросил Тагир.

— Конечно, — невесело усмехнулся Сергей, — думаешь, тебе дали номер, чтобы оказать добрую помощь? За эту помощь нам придется расплачиваться дороже, чем мы расплачивались за все свои ошибки до сих пор!

— Послушай, — сказал Тагир, — а может быть, это и есть единственный путь домой в создавшемся положении?.. Ведь теперь они нас не выпустят из своих лап. Ты же сам это понимаешь…

— Мне уже все равно, — устало ответил Сергей. — Пусть, как угодно, но домой… Будем соглашаться на все. А там посмотрим, кто кого перехитрит.

На третий день они снова попали в ту же просторную комнату. Опять было виски с содовой и был тот же самый человек в очках. Снова началась беседа. Но теперь каждый из них чувствовал, что человек этот задает только уточняющие вопросы. Наверное, многое о них было уже ему известно, и не только от них самих.

Часа через три-четыре, как будто удовлетворенный полученными ответами, человек этот вдруг сразу же предложил им перейти жить в место, которое он им укажет. Они согласились и на это. На следующий день оба вселились в отдельную комнату в небольшом флигеле при торговом представительстве, а еще через несколько дней у каждого из них в кармане лежал билет на пароход, отправлявшийся в Грецию. Здесь они попали в небольшой лагерь, где уже по-настоящему началась подготовка, которой они ждали. План их был прост: если их перекинут на территорию бывшей родины, они не сделают ничего такого, чтобы могло принести вред. Документами их наверняка снабдят добротными. А если так, то это поможет им влиться в общий поток жизни, не вызывая ничьих подозрений. Никаких заданий из тех, которые будут ими получены, они, конечно, выполнять не будут, не будут, естественно, и поддерживать связи с теми, кто их послал. Они попросту исчезнут для всех, кто их до сего времени знал, и для того чтобы меньше вызвать подозрений, на первое время расстанутся, а потом, через год, встретятся снова.

Если, конечно, все будет обстоять благополучно. И тогда уж окончательно решат, что делать дальше.

Хорошо, что они все заранее это обговорили, рассчитали до малейших деталей свой план, потому что вскоре. их отделили друг от друга. И только перед самым вылетом свели вновь. На инструктаж и на обмен мнениями. Но присутствовавший при этом хмурый человек в темных очках ни на минуту не оставлял их одних.

Задание, которое им давали, казалось очень несложным. Тагир должен был обосноваться где-нибудь поближе к морю, а Сергею надлежало направиться в один из городов предгорий, где на условленном месте получит от ожидавшего его человека дальнейшие инструкции, деньги и необходимые для проживания документы. Только после этого письмом, отправленным до востребования, Сергей должен был сообщить Тагиру о месте предстоящей встречи. Задание же последнего выглядело еще проще. В лесу ему надлежало оставить в указанном месте небольшой металлический ящичек. Оставить, и все. И устраиваться работать. А дальше все зависело от письма, полученного от Сергея.

Лучше было, конечно, Сергею ни с кем не встретиться, а попросту сразу же исчезнуть для тех, кто их послал. Но паспорт и деньги? Без них им не прожить и несколько дней. Значит, на встречу надо было идти. И уж потом исчезать навсегда. Что касается Тагира, то он и не думал никому передавать врученный ему металлический ящичек. Сейчас же после приземления он собирался просто избавиться от него, и точка.