Глава VI

Приехал Минька домой, коней привязал на выстойку и степенно зашагал в избу — пусть видят кому надо, как намотался он за день с плугом.

В сенцах, где никого не было, заторопился. И только отторкнул дверь в избу, выпалил сразу:

— Мамка, мы отесовцев видели.

Мать перед печкой в высокой и узкой кадушке выбивала масло.

— Где это? — удивилась она и опустила мешалку.

— По тракту проехали. Восемь человек, все оборуженные, на ве́ршне, — сказал Минька и поглядел на кадушку.

Чтобы скисало молоко, мать клала в горшок ломоть хлеба, а перед тем, как выбивать масло, вытаскивала этот ломоть. И не ел Минька ничего вкуснее, чем этот хлеб, пропитанный сметаной.

— Есть хо-чет-ся-я, — протянул он.

Мать выловила из горшка сметанный ломоть хлеба, положила на блюдце.

— Ешь покуда, скоро паужин.

Минька забрал в рот большой кус и языком стал выжимать сметану.

— Пахал сам? — любовно спросила мать.

— А кто же?.. Понятно, сам, — гордо ответил Минька.

Тут в избу вошел отец.

— Сбрую-то не убрал! — накинулся он сразу на Миньку. — Жрать уже сел…

«Иван Бастрыков», — сказал Минька в уме.

Всегда так: как рассердится Минька на отца, по имени и фамилии назовет его. Понятно, в уме, а если вслух — так прибьет еще отец.

— Никогда вас к порядку не обучишь, — бранился отец. — Хомут на оглобле валяется, вожжи не собраны…

К строгостям отца Минька привык. Молча продолжал он уплетать сметанный ломоть.

— Слышь, Иван, отесовцы будто явилися, — сказала мать, вытаскивая мешалку из кадки.

Иван Бастрыков застрелял глазами то на Миньку, то на жену.

— Где? — расторопно спросил он.

— Они вон видели на пашне, — сказала тетка Васса.

Иван Бастрыков сразу поласковел к сыну, ближе подошел к нему.

— А много ли их?

Отвечал Минька отцу неохотно:

— Восемь человек…

— Куда ехали? — допытывался отец.

— По тракту проехали…

Потоптался отец посреди избы, потом присел на скамью перед Минькой.

— Верховые?

Если бы не обругал отец за сбрую, все бы по порядку рассказал Минька, а теперь на все спросы отца отвечал будто по принуждению. А про Отесова-сына, который приехал к Морозову, и вовсе ничего не сказал.

— Андрюха-то как? — спросила мать.

— А он к ночи подойдет, — сказал матери Минька, не глядя на отца.

Отец забе́гал по избе, точно что нужное вспомнил.

— Не знаешь, Васса, куда я центровку положил? Надо отнести к хозяину, — сказал он.

И, не дожидаясь ответа, сам торопливо вышел из избы.

— Пошел теперь трезвонить, — буркнула тетка Васса, — покою не будет…

А Иван Бастрыков стоял уже за воротами, поглядывая в оба конца села.

Как назло, на улице никого не было.

Постоял он немного за воротами и опять в избу.

— Разведка, стало быть, — уставился на Миньку, — ежели восемь человек только?

— Кто их знает, — нехотя ответил Минька.

Бастрыков-отец повернулся к жене:

— Спрашиваю, центровку не видала где?

— Ну иди, иди, — ругнулась тетка Васса, — звони теперь…

Совсем расстроился Бастрыков.

— Ты чего это гноишь хлеб во рту? — накинулся опять на Миньку. — Цельный час жуешь и жуешь…

— Иван Бастрыков, — процедил Минька, выбираясь из-за стола.

Отец опять выбежал из избы. Постоял посреди двора и направился к соседскому забору. Притулился к щели меж жердями и замер. Соседский двор был пуст.

Тогда он разыскал большой бурав-центровку и пошел с ним на улицу: неловко же в будни ходить к людям без дела.

Погодя малость и Минька пошел из избы. Торопился он на площадь, к хлебозапасному магазину, куда сбегались ребята на игрище. К приходу Миньки на площади собралось уже много ребятишек. Шла игра в лапту.

— Чур я на матках! — кричал Санька Долотов.

— Чур я! — вперебой кричал Хоромных.

Когда в лапту играли, Минька всегда оставался в матках. Матка — старший в своей партии.

Умел Минька подбирать себе ребят и ловко выручал при последних ручках.

Увидав его, ребята закричали в один голос:

— Пускай Минька в матках!

Не объявил еще себя Минька маткой, а ребята начали подходить к нему пара за парой.

— Печь топить или коня кормить? — спрашивал Петряков Гарька.

Минька, не глядя на ребят, сел на траву.

— Конь вороной ай седло золотое? — спрашивал от следующей пары Гришка Морозов.

Минька, не обращая и на этих внимания, повернулся к Саньке Долотову и как взрослый начал:

— Сегодня вот на Листвянках пахал залог…

Сказал это Минька как о чем-то примечательном, сказал громко, чтобы всем было слышно. Разъединялись пары, усаживались вокруг Миньки.

— Под паужин, глядим, едут по тракту…

Передышку сделал Минька, чтобы всех охватил интерес.

— Кто едут? — спросил Гарька Петряков.

Минька даже не глянул на него.

— Все на конях, — продолжал он, — восемь человек…

— Да кто такие?

— Солдаты, что ль?

Оглядел всех Минька, повысил голос:

— Отесовцы…

Ребята разинули рты. А Минька как ни в чем не бывало начал ногтем расковыривать занозу в ноге.

— Хоть к фельдшеру иди.

Ребята уставились на Минькину ногу, выискивали глазами занозу.

— Небось все при револьверах? — спросил Долотов.

Минька плюнул на ногу, растер ладонью занозу и выпрямился.

— Все с ног до головы оборужены… А кони под ними иноходцы…

Про лапту уже забыли ребята. Ждали все, — может, еще что интересное Минька расскажет.

— В тайге, что ли, они живут?

— Конечно, пока в тайге, — пояснял Минька. — А вот наберет Отесов себе большое войско и на город пойдет войной…

Тут с курского края показалось сразу пятеро ребятишек. Кондратьев Семка шел впереди, размахивая кулаками.

— А ну, сколько вас, все на нас!

Долотов поднялся на ноги. Остальные повернули только головы.

— Налетай давай! — за всех принял вызов Санька Долотов.

— Да мы так, — мирно подошел к кучке Кондратьев.

— То-то, что так, — сказал Долотов.

А Минька продолжал о своем:

— Сын его к нам приехал.

— Чей сын? — не поняли ребята.

— Самого Отесова сын, — твердо сказал Минька, — сегодня приехал с Мавриным.

Сказал бы об этом другой кто, только бы посмеялись ребята, но говорил самостоятельный парень, Минька Бастрыков.

Ребята разом полезли к Миньке с вопросами:

— А чего он приехал?

— Большой парень-то?

— К кому заехал?

— Ровня мне парень, — перебил всех Минька. — Боевой, видать. Каурку мою чуть вилами не запорол…

В это время из поповского дома вышли трое ребят. Впереди вприскочку бежал Федька Морозов, за ним шел попович с неизвестным парнишкой.

— Вон сам идет, — встревоженно сказал Минька.

Ребята выпучили глаза на Алешку.

Алешка, увидав ребят, начал чудить. Ловко сгибал он на ходу левую ногу и носком ударял поповича по заду.

От каждого удара попович выгибался животом вперед, рвался в сторону. Но Алешка крепко держал его за шиворот.

— А тебе, Коля, не сладить с ним, — подзадоривал Минька поповича сыздали.

Попович рванулся изо всей силы и побежал. Алешка погнался за ним.

— Не лезь! — кричал попович, размахивая на бегу кулаками.

Алешка догнал его, схватил обеими руками за шею:

— Покоряйся, буржуй!

Ребята надрывались от хохота.

— За что проучаешь его так? — подался Минька к Алешке, как к знакомому.

Алешка глянул на поповича и на Федьку Морозова:

— В офицеры тоже лезут, сопляки…

Смелей-смелее подошли ребята, один за другим, вблизь к Алешке. Щупают его глазами со всех сторон.

Очень хотелось теперь Миньке, чтобы Алешка сам объявил ребятам, что Отесов батька ему. Но начал Алешка говорить пустяшное: почему ребята ни во что не играют, когда их столько собралось…

— Чего стоять-то как баранам?

Поерзали ребята на местах, а Минька за всех:

— Тут насчет тебя мы вот толковали.

Набрался духу и Санька Долотов, осмелился, спросил:

— А батька твой настоящий Отесов?

Алешка так глянул на Саньку, что попятился тот назад и стал за спину Кондратьева. А Федька Морозов пошептался о чем-то с поповичем и зычно крикнул:

— А ну довольно. Становись!

— Выстраивайся в одну шеренгу! — помогал Федьке попович.

Кое-кто из ребят по привычке кинулся выстраиваться, остальные не тронулись с места.

Федька, расталкивая ребят, подступил к Миньке Бастрыкову:

— А ты чего стоишь, унтер-мундер?.. Или тебе отдельно командовать…

— Обожди ты с пустяками, — недовольно оттолкнул Минька Морозова.

— Что значит «с пустяками»? — вскипел Федька. — Раз приказываю тебе, должен!..

Алешка со смехом поглядывал на Морозова:

— Канительный какой!

Федька круто повернулся к нему:

— А ты не порть наше дело. Иди к отесовцам своим и командуй там.

— А ну вали сюда оба, — подозвал Алешка Федьку и поповича к себе, — секрет скажу.

Федька и попович осторожно подошли к Алешке.

Алешка враз охватил руками их головы и с размаху стукнул одну о другую.

— Пустые головы-то, — лукаво подмигнул он ребятам.

Ребята захохотали. Взъерепенился Морозов, но кинуться с кулаками на Алешку побоялся.

— Смутьян чертов! Разбойник отесовский! — огрызался он, почесывая голову.

Алешка даже не глянул на него.

— Ребята! — окликнул он всех. — Нам с офицерами не по пути… Потому они за буржуев стоят.

— А ты за разбойников? — крикнул Федька Морозов.

Ребята недовольно глянули на него:

— Не сбивай, пускай говорит.

— Вот сразу видать буржуйского сынка, — показал Алешка на Морозова, — очень ему не по шерсти, что я говорю.

— Теперь бунтуете, после спокаетесь! — опять крикнул Федька, но ребята разом накинулись на него:

— Помолчи ты, буржуй!

— Заткнись хоть на время!

Когда утихли все, Алешка опять заговорил.

— Тятька этих буржуев ненавидит как гадов, — продолжал он речь, — потому что они всё норовят сесть на шею нашего брата…

Доводилось Алешке часто слушать, как ораторствовал отец. Мечтал он со временем стать таким же оратором и теперь старался говорить на манер отца.

— Вот и пошел тятька против этих буржуев, белогвардейцев. Отряд себе набрал партизанский и орудует вот…

Тут со стороны поповского дома показалась писариха Елена Михайловна.

— Ну ладно, — круто оборвал Алешка речь, — обсуждайте между собой. Завтра я с вами еще потолкую… Вы только буржуев этих не слушайтесь, — показал Алешка на Федьку и поповича.

И, попрощавшись с ребятами, зашагал сам навстречу сестре.

Загрузка...