Трофим и Алешка въехали в село. Минька от них не отставал.
— Широкая улица-то, — оглядывал Алешка дома.
Улица совсем походила на Акимовскую улицу в городе. По обе стороны ровно шли избы и пятистенки, сплошь крытые тесом. От избы в глубь двора уходили надворные постройки: амбар, навес, конюшня и сарай.
Любят новоселы, чтобы дом снаружи «аккурат имел». Наличники непременно вырезные, над карнизом прорезь для голубей. Ворота все с крапинами из светлой жести.
Трофимова кляча прибавила шаг, почти что побежала.
— Вон ведь как обрадовалась дому-то, — сказал Трофим.
У своих жердяных ворот он спрыгнул с телеги.
— Ну, Олешка, и ты слезай давай.
Алешка соскочил с телеги, потянулся.
— Так мне Морозова спросить?
— Морозовых тут много, — оглядел улицу Трофим, — Ивана спроси… Николаича. Да вон тебе Минька покажет. Вали за ним…
Алешка пошел с краю пыльной дороги, по мелкой приземистой травке. Минька ехал впереди. Пыль из-под колес его телеги сразу рассекалась в стороны, потом подымалась вверх.
— А ты зачем к Морозову? — храбро спросил Минька Алешку.
Алешка поправил картуз на голове, шаг принял тверже.
— Много знать будешь — скоро состаришься, — ответил он Миньке.
Минька от неловкости только задергал вожжами.
Равняясь с волостным правлением, он придержал коня. На деревянной лесенке в ворохе нарубленных березок копошился мужик в солдатской гимнастерке. Волосы взъерошены, один ус — кверху, другой — книзу.
— Окрашаешь, Карпей Иванович? — делово спросил его Минька.
Карпей Иванович повернулся к Миньке.
— Да надо к Троице.
Из кучки брал он по березке и притыкал их к палисаднику.
— Солнце-то высоко еще, — сказал Минька так же делово, — до бани помаршировать бы…
— Видно будет, — сказал Карпей Иванович. — Пущай собираются ребята, я погодя подойду.
Алешка чуть опередил Миньку. И, чтобы поравняться с ним, зашагал тише.
— Наш главнокомандующий, — сказал Минька про Карпея Ивановича, — в солдаты обучает наш отряд.
— Это что ж у вас за отряд? — спросил Алешка.
Минька точно с цепи сорвался.
— С весны еще отряд у нас… — замолол он. — В солдаты обучаемся. Карпей Иванович, сторож волостной, у нас главнокомандующий, а Морозов Федька и попович — офицера… А я пока унтер-офицер…
— Это с офицерами у вас отряд? — спросил Алешка.
— А как же, у нас все по-настоящему…
— А знаешь, — Алешка шагнул ближе к телеге, — по-настоящему-то офицеров ведь бьют…
— Пошто?
— По то и бьют, — сказал Алешка, — что они белогвардейцы…
По сторонам улицы начались уже старожильские дома.
Редкий дом выходил прямо на улицу: старожил строит дом во дворе, чтобы с улицы не было доступа к окнам.
— Слышь, малыш, — окликнул Алешка Миньку, — ты будто отесовцев видел. А сам Отесов не был с ними?
— А я почем знаю, — ответил Минька.
— «Почем знаю», — передразнил Алешка. — У него приметка есть — шрам…
Алешка показал на левую щеку. Заерзал Минька на телеге:
— А ты разве видал его?
— А ты разве никогда не видел своего батьку? — в ответ спросил Алешка.
Минька только таращил глаза на Алешку: теперь совсем разъяснилось ему, о каком «тятьке» разговаривал малец с Трофимом.
Хотел было Минька подробней порасспросить парня, но тут поравнялись они с морозовским домом.
Дом Морозова был отличный от всех: крестовый, под зеленой крышей, с большими окнами. На улицу выходило крашеное крыльцо. Над крыльцом висела вывеска:
Лавка была заперта. На двери висел тяжелый ржавый замок.
Алешка прошел во двор. Из будки с лаем выскочил мордастый пес, забегал по цепи.
— Зачем дразнишь? — послышался писклявый голос.
У стенок стоял малец, ровня Алешке.
— Никто ее не дразнит, — сказал на ходу Алешка, — сама она бесится…
— Ты чей? — подался на Алешку малец.
Алешка, будто не замечая его, прошел в сенки. Пол в сенках только что был вымыт, еще не обсох. За порогом стояла хозяйка. Была она толстая, как квашня.
— Елена Михайловна дома? — спросил Алешка.
— А нету ее, — ответила хозяйка, — у попадьи должна быть… А ты откуда такой?
— Я из города… к ней приехал…
— А-а-а, — протянула хозяйка, — брат похоже ей. Федька! — крикнула она тут же парнишке. — Ступай до отца Никандра…
Алешка сунул узелок хозяйке.
— А я сам пойду…
— Ну-к, вместе идите, — сказала хозяйка.
Федька был уже на отлете. Как услыхал он, что гость городской, переменился обхожденьем — стал легок на язык.
— Мы тоже думаем в город переехать, — говорил он по пути, — тут папа боится отесовцев.
— А чего бояться их? — удивился Алешка.
Федька забегал вперед и говорил, брызгая слюной в самое лицо Алешке:
— Верно, ты не знаешь еще. В Тундасах знакомого нашего, Волкова, начисто обобрали. Грабители они, эти отесовцы.
Неожиданно для себя сказал Алешка складно:
— Для кого грабители, а для нас спасители…
Так и дальше разговор пошел не на Федькин лад. Пока добрались до площади, совсем озлобились друг на друга.
Площадь была большая, десятин в восемь. По правую руку на пригорке высилась церковь. Краска уже слиняла на крыше, и только блестел золоченый крест. Поповский дом стоял неподалеку.
В другом конце площади, у хлебозапасного магазина, ребята играли в лапту.
— В городе, поди, и в лапту негде поиграть? — спросил Федька.
Алешка ничего не ответил. Потом сказал:
— Ты, значит, белогвардеец?
Федька не понял:
— Пошто белогвардеец?
— Ты же офицер…
— А ты откуда знаешь? — вытаращил Федька глаза.
— Нам все известно…
Тут подошли к поповскому дому. На кухне ребят встретила попова кухарка.
— А они только что ушли, — сказала она о Елене Михайловне, — с матушкой ушли на прогулку.
— Вот ведь, — недовольно выпалил Алешка.
— А Коля дома? — спросил Федька.
— Коля дома, — ответила кухарка.
— Пойдем туда, — позвал Федька Алешку и толкнул дверь в соседнюю комнату.