Призрак миссис Рочестер

Глава десятая

На следующий день я все же добралась до йоги, на которую накануне не попала, предпочтя беседу с Риком Мак-Адамсом. Виньяса оказалась тем видом йоги, в котором нужно постоянно двигаться, где одна поза тут же перетекала в другую. Семеро других присутствующих в классе оказались гибкими точно змеи, изгибались и скручивались без остановки все пятьдесят минут, даже не вспотев. А меня к концу занятия можно было выжимать, и, пошатываясь, я отправилась в раздевалку за полотенцем.

– Поверьте, дальше будет проще, – упав рядом на скамейку, подбодрила меня другая женщина.

Я заметила ее на занятии: лет сорок, худощавая и такая гибкая, что при всех наклонах назад ее пепельная, высоко уложенная на манер ирокеза челка касалась пола.

– Надеюсь, вы правы. У вас отлично получается.

– Я родилась гибкой, – пожала плечами она и начала энергично вытирать плечи и торс с искусной татуировкой. – Вы Джейн, верно? Та, что живет в Торн Блаффсе?

– Как вы узнали?

– Рик Мак-Адамс сказал. Столкнулась с ним вчера в баре, и он сообщил, что вы рано или поздно сюда заглянете.

– Он ваш друг? – осторожно спросила я.

– Не совсем, просто знакомый. Он из тех, кого знают все. И он явно очарован вами, – с очевидным намеком подмигнула она.

– О боже, нет, – возразила я. – Я так не думаю.

– А я не сомневаюсь. Вы очаровательны. Кстати, я Элла Махмед. – Женщина поднялась и, через голову натянув зеленую тунику, быстро ее расправила. – Так вы сюда насовсем перебрались?

– Нет, только на лето. В качестве репетитора для дочери Эвана Рочестера.

– Да, Рик упоминал.

Откуда он мог знать? Этого я ему не говорила.

Элла Махмед, порывшись в огромной сумке для вещей с африканским узором, выудила наконец шляпу с плоскими полями и, нацепив на затылок подальше от челки, пояснила:

– Просто я к Торн Блаффсу тоже имею некое отношение. Моя бывшая подруга – лицензированный архитектор, ее наняли для реставрации особняка.

Теперь я смотрела на нее с бóльшим интересом.

– Особняк роскошен! Она просто молодец.

– Достаточно хороший, да, но на самом деле там нужно было только подготовить чертежи. Рочестер сам четко представлял, чего хочет: современный, открытый, в стиле самых известных домов Джаспера Маллоя. Забавно, кстати, что для себя Маллой построил Торн Блаффс совершенно другим. Он напоминал кроличьи норы, весь в секретных проходах и потайных комнатах. Думаю, к концу жизни у него немного поехала крыша. Так и загнулся там же, знаете? В своей мастерской.

– Да, слышала, – поморщившись, кивнула я. – Вы, должно быть, неплохо знаете поместье.

– Не очень. Мы с Холли разбежались вскоре после начала работы над проектом.

– Мне жаль.

– Не стоит. На сбережения мне и удалось приобрести свою галерею керамики – «МистикКлэй» на Монте Верде. Заходите как-нибудь.

– С удовольствием. Хотя вряд ли я смогу что-то приобрести – разве что вы продаете кружки из серии «С любовью из Кармела».

– Ха, нет, точно нет. У меня выставляются произведения искусства для богачей – магнатов, богатых азиатских туристов. Как-то у меня чуть не купила работу Беатрис Рочестер.

Интерес к магазину подскочил еще выше.

– Почти?

– О, это интересная история. Может, расскажу, когда заглянете ко мне. – Снова нырнув в сумку, она в этот раз вытащила телефон: – Дайте ваш номер, и я пришлю свой. Здорово, что вы приехали, – нам тут в тесном кругу как раз не хватало свежей крови.

Мы обменялись контактами, и мысль, что, возможно, я обрела нового друга, придала мне сил. Впервые я почувствовала настоящую связь с Кармелом.

Раздался сигнал эсэмэс:

Я вздрогнула. Рик Мак-Адамс. По-прежнему следит за мной. Я быстро набрала ответ:

Я подняла голову, высматривая синий «Рэндж-Ровер», но его нигде не было.

Он ответил в ту же секунду:

Пошли угрозы. Я внесла номер в черный список, села за руль и поехала в теннисный клуб забрать Софию. Ее занятия еще не закончились, и я села у корта, наблюдая за игрой. Двигалась девушка быстро и грациозно, и в ней чувствовался боевой дух, напомнивший мне о ее отце.

На обратном пути я похвалила ее мастерство:

– Мне понравилось, как ты играла. Ты прирожденная спортсменка.

Она пожала плечами, но выглядела довольной:

– Мама всегда повторяла, что это у меня не от нее. Она в спорте была полный ноль, говорила, это все от папы.

– Она тебе много о нем рассказывала?

– Ничего. Только что он очень умный. И высокий, и я тоже буду высокой. А гораздо позже уже сказала, что я могу сама его найти, если хочу, и помогла мне. – София робко улыбнулась. – Мне нравилось думать, что вот я его найду и он окажется Роджером Федерером[9].

Меня больно кольнуло. Ей достался не любимый теннисист, а мужчина, слишком занятый сколачиванием капитала и не уделяющий ей внимания. И который, кстати, подозревался в убийстве собственной жены.

София уткнулась в телефон и больше за время дороги не произнесла ни слова. Высадив ее у особняка, я напомнила:

– В Морской комнате, через полчаса. – Я поспешила к себе, в душ и переодеваться. Какое-то время раздумывала, что же надеть, чтобы не выглядеть ни как училка, ни как ее ровесник. В итоге я остановилась на ярко-красной футболке и черной юбке до колен: и строго, и джазово. Затолкав ноутбук, блокнот и пару ручек в сумку, я направилась к главному дому.

Из гаража задом выезжала серебристая «Тесла». Мне вспомнилось, как Рочестер накинул на меня куртку и охватившее меня тепло, но я отогнала эту мысль.

Машина стремительно развернулась и подъехала ко мне, и Эван опустил стекло:

– Я решил, что вы были правы про «Ауди». Пользуйтесь теперь «Ленд-Крузером» – он старый, но в хорошем состоянии.

– Это в качестве наказания?

Он непонимающе поднял брови.

– За вчерашнее нарушение правил.

– Господи, нет, я не настолько мелочный. Просто понял, что модель S5 – не совсем подходящая машина для местных дорог. А вы будете еще и собак возить, во всяком случае, Фэрфакс так сказал.

– Да, – кивнула я. – Буду присматривать и за ними тоже.

– Хорошо. Не позволяйте овчаркам себя запугать.

– У них не получится. Вообще-то мне кажется, что Микки уже начал ко мне привыкать. По крайней мере, при виде меня он теперь виляет хвостом. А Минни пока нет.

– Думаю, скоро она вас очень полюбит, – коротко улыбнулся Рочестер.

Против воли щеки залил румянец.

– Погодите, – попросила я, увидев, что Эван нажал на кнопку, закрывая окно. – Я хотела вас кое о чем спросить.

– Слушаю.

– Прошлой ночью вы кое-что сказали о моем отце. Что он покончил жизнь самоубийством на шоссе. Но это был несчастный случай, дорога обледенела, и машину повело. Это был сарказм?

– Так значилось в отчете. Мои люди шутить не привыкли.

Мог ли он ошибиться?

– Я хочу увидеть этот отчет.

– Невозможно. Что-то еще?

Помедлив, я все же покачала головой:

– Нет.

Он поднял стекло, и «Тесла» бесшумно заскользила прочь, а я спустилась по склону вниз, на уровень Морской комнаты, и вошла в высокие двери. На одном из ковров Отис поставил карточный столик и два складных стула. Бледно-зеленый из-за океана свет сочился сквозь окна в комнату.

Я поставила сумку на стол, и тот опасно качнулся, будто под ковром была какая-то неровность. Отставив стол в сторону, я наклонилась и закатала ковер. Под ним, на беленом дубовом полу, обнаружилось полустертое, но все же различимое пятно в форме амебы красноватого цвета. Кто-то пытался его отскоблить, но получилось не до конца.

Какова вероятность, что это кровь? Пульс участился. Я отвернула ковер еще дальше, и пятно оказалось огромным. Если это кровь, то рана должна была быть ужасной.

Возможно, даже смертельной.

Посередине пятна лежал серебряный медальон – из-за него стол и шатался. Я подобрала его рассмотреть: потускневшее серебро с простым крестом на одной стороне и такими же простенькими символами на другой – звезда, месяц, пронзенное стрелой сердце. Что-то связанное с религией?

Снаружи раздались шаги Софии, и я, положив медальон обратно, быстро прикрыла его ковром и поставила столик в более устойчивое положение, чтобы все ножки стояли на ровной поверхности. А потом села, со спокойным и сосредоточенным выражением лица встретив Софию, которая неохотно, нога за ногу, вошла.

На локте у нее висел фиолетовый рюкзак, в другой руке она сжимала телефон, а на груди болтались провода наушников, из которых доносилось бумканье музыки. София тяжело опустилась на стул.

– Наушники, – кивнула ей я.

София выдернула их и бросила на стол.

– И как долго мы будем заниматься?

– До пяти. Ты знаешь условия.

Раздался поросячий визг: она сменила сигнал сообщения. Взглянув на экран и хихикнув, София начала набирать ответ.

– И телефон отложи, пожалуйста, – попросила я.

– Секунду. – Клац-клац-клац.

Я выхватила телефон:

– София, я серьезно. Никаких мессенджеров, пока не закончим.

Нахмурившись и поджав губы, она посмотрела на меня, и я уже приготовилась к проверке, чья воля сильнее, но тут София вздохнула, всем видом показывая, что она самый притесняемый человек в мире и все ее обижают, и соскользнула по спинке стула вниз.

– Ну хорошо, – кивнула я, – давай начнем с французского.

София выудила из рюкзачка учебник и подтолкнула его ко мне через стол: учебник «Bien dit!», второй уровень.

– Мы остановились там, где закладка.

Я пролистала до странички, заложенной вырванным тетрадным листом.

– Будущее время неправильных глаголов?

– Ага.

Я собралась с мыслями, пытаясь решить, с чего же начать.

– Так, ну ладно, скажи какое-нибудь предложение с использованием глагола être в будущем времени.

Снова раздался поросячий визг, и София тут же посмотрела на телефон. Я выключила звук.

– Предложение? – напомнила я.

Она только скорчила рожицу:

– Jane sera une putain de salope.

Я дошла до точки кипения. Да, она злилась из-за телефона, злилась на маму и на целый мир. Это все понятно, но мириться с этим я точно не стану.

– Форма правильная, – отчетливо произнесла я. – Но «Джейн будет лахудрой» на полное предложение не похоже, тебе не кажется?

Она только дернула плечом.

– Надо закончить. К примеру, можешь сказать: «Джейн будет лахудрой, если будет болтать ерунду обо мне Андрэ».

– Что еще за Андрэ? – закатив глаза, уточнила она.

– Да кто угодно.

– Я не знаю, как сказать «болтать ерунду».

– Не знаешь? Я тоже, – хмыкнула я.

Вопреки воле она хихикнула, и обиженный вид тоже пропал.

– Беатрис здесь много времени проводила, – окинув взглядом комнату, сообщила она.

– Да, Отис рассказывал.

– Был один случай, я вошла, а она смотрела в окно, куда-то далеко, на ту большую скалу вон там. И будто говорила с ней.

Я обернулась к окну: та самая зубчатая скала, напоминающая шпиль затонувшего готического собора.

– И что она говорила?

– Не знаю, это была сплошная мешанина, но она называла ее Мария. Будто скалу в самом деле так звали. Я испугалась до мурашек и просто вышла.

София хотела отвлечь меня от урока и опасно приблизилась к успеху: соблазн расспросить ее был очень велик. Но это было бы неправильно – ни сейчас, ни, возможно, когда-либо.

– Больше никакого английского, – по-французски оборвала беседу я. – Пройдемся по спряжениям.

С трудом мы продрались через формы avoir и être, а потом ко мне пришло вдохновение – устроить блиц, последний раунд, от прошлого времени к будущему.

Больше напоминало игру, так что в ней проснулся соревновательный дух и она включилась в нее, спрягая и другие глаголы, не только неправильные, но и необычные, которые я предлагала: chatouiller – щекотать, dévêtir – раздеваться и другие.

Потом я дала ей задание придумать предложения в будущем времени о мучениях несчастного зануды Андрэ, и она, хихикая (glousser), дурачилась от души.

Пока все шло хорошо, и мы переключились на алгебру. Я скачала несколько простейших задачек, и она прощелкала их как орешки – мне придется все активнее зубрить, чтобы и дальше обгонять ее по темам.

К четырем тридцати София начала вздыхать, морщиться и с тоской поглядывать на дверь. Только стукнуло пять, как она тут же схватила телефон.

– Еще кое-что, – добавила я. – У меня для тебя задание.

– Предполагается, что мы все будем делать во время занятий.

– Кто сказал? Я хочу, чтобы ты написала сочинение на французском, все в будущем времени, на страничку, через неделю.

– О чем?

– О чем захочешь.

– Например?

– Ну… какой будет работа твоей мечты?

– Дизайнер? – прикусив губу, предположила она. – Мы с мамой смотрели «Проект Подиум» вместе.

– Отлично. Напиши страничку о том, как ты станешь известным дизайнером одежды.

Схватив телефон, учебник и рюкзак, София быстро вышла из комнаты.

В свою очередь поднявшись, я потянулась. Да, непростая меня ждет работка. Но странным образом я чувствовала восторг: София пусть немного, но продвинулась вперед, и это давало чувство удовлетворения.

Отис с топотом спустился по лестнице и, осторожно заглянув в дверь, боком пробрался внутрь.

– Ну как все прошло?

– Нормально. На самом деле даже хорошо.

Он выдохнул, жестом показывая, как смахивает пот со лба.

– Да, я так же себя чувствовала, – хмыкнула я. – Хотя она изо всех сил пыталась меня отвлечь рассказами про Беатрис.

– О господи. Какими?

– Она сказала, что Беатрис часто разговаривала с той скалой и называла ее Марией.

– Ничего удивительного. Скала, наверное, еще и отвечала ей. Беатрис же голоса слышала, вдобавок к своему расстройству.

– А разве она не принимала лекарства?

– Принимала, но, видимо, они не всегда работали. Иногда она казалась совсем чокнутой.

– Ты знал, что тут на полу, под ковриком, большое пятно? – застегнув сумку, поинтересовалась я.

– А ты откуда узнала?

– Стол шатался, и я отодвинула его посмотреть, в чем дело. А там какое-то красноватое пятно и религиозный медальон в центре.

– Это Аннунциата, – фыркнул Отис. – Кладет их повсюду, не спрашивай почему.

– А пятно откуда?

– Могло быть что угодно. Когда Беатрис выходила из себя, у нее была склонность кидаться предметами. Как-то я приготовил курицу под острым соусом, и, может, для нее оказалось слишком остро, поэтому она шваркнула всю тарелку об пол. Здесь она часто обедала, так что кто знает, какие еще блюда летали по комнате, – слегка пожал он плечами. – Не хочешь выпить? Наверху для нас осталось полбутылки Pauillac de Latour.

– Звучит прекрасно.

– Ты заслужила. – Он стиснул меня в медвежьих объятиях. Как младший брат, которого у меня никогда не было. Единственная семья, которая у меня осталась.

Позже, после превосходного вина и подробных инструкций Отиса про всех собак, я наконец пообедала купленными в магазине салатами, посмотрела и ответила на все сообщения и уже уселась за компьютер, готовиться к занятию по природоведению с Софией, но сосредоточиться на вулканах никак не удавалось. Мысли продолжали возвращаться к той картине.

Беатрис, бормочущая что-то, обращающаяся к черной зазубренной скале в океане. Изуродованный портрет, спрятанный в разрушающейся башне. Марионеточная голова Рика Мак-Адамса, дергающаяся туда-сюда, шипящая обвинения. «Монстр. Он врет убедительнее, чем многие из нас говорят правду».

Врал ли он сам? Как мне это выяснить?

Снаружи раздался крик, и по спине пробежал холодок. Тот же крик, эхом отразившийся от той небольшой пещеры в бухте внизу. Точно кричал смертельно испуганный ребенок.

Сипуха, сказал тогда Эван. Или молодой филин.

Я прислушалась, но стояла тишина. Тогда я вернулась к компьютеру. Усилитель сигнала еще не приехал, но интернет кое-как работал, и я включила «Ютуб», вбив в поиске «западная сипуха голос». На видео появилась сидящая на ветке сова с белой, точно нарисованной и обведенной головой, раздался пронзительный крик, пробирающий до костей.

Но слышала я нечто другое.

Набрала в поиске «Сова клекот» и прослушала череду пугающего клекота и уханья, но это даже близко не походило на тот звук. Потом я включала по очереди всех сов подряд, пятнистых, карликовых, потом неясытей, ястребов, чаек, пеликанов и орлов. Всех четвероногих обитателей здешних лесов, которые мне вспомнились, – койотов, дикобразов, скунсов и всех, кто мог жить в окрестных лесах и пришел мне в голову, пока вай-фай, мигнув, не отключился.

Но ничего даже близко похожего на тот призрачный, леденящий душу вопль найти не удалось.

В голову пришла новая мысль. Там, снаружи, было что-то или кто-то. И оно следило за мной. И ждало.

Поднявшись, я передвинула шкаф к стеклянным дверям, как дополнительную защиту от чего бы то ни было. А потом зажгла свечу Аннунциаты, так и стоявшую на тумбочке у кровати.

Защиту от духов.

Меня подхватывают под мышки и вытаскивают из-под бурлящих пузырьков джакузи. Женщина с косами вся раскраснелась от гнева:

– Вы слишком долго пробыли под водой, миссис Беатрис.

– Я могу надолго задерживать дыхание, – сообщаю я.

Она сейчас найдет нож, – зловеще скрежещет Мария Магдалина. – Помешай ей!

– Аннунциата, – прошу я, – пожалуйста, принесите мне содовую. Во рту пересохло.

Она смотрит на дверь в спальню, затем снова на меня, явно не зная, что делать.

– Сейчас же! Я хочу пить, немедленно! – Голос срывается на визг, и я ничего не могу с этим поделать. Вся красная от гнева, она наконец быстро выходит, а я, выпрыгнув из джакузи, надеваю халат, и острие ножа тут же колет живот.

Пусти кровь, Беатрис. Прямо сейчас. Ты должна все выполнить сегодня.

Я снова вспоминаю про Барбадос и как я его любила тогда. Мне не хочется следовать плану.

Но я больше не могу думать, туман в мыслях скручивается спиралями, густеет. Я начинаю ходить туда-сюда по террасе своей знаменитой походкой Беатрис Мак-Адамс. Где-то слышатся голоса, но они не у меня в голове. Они доносятся снизу сумбурным гамом. Подхожу к ограждению взглянуть и вижу коричневый пикап, принадлежащий тому маленькому человечку, колдуну Гектору. Рядом с ним – большой белый «Лэнд-Крузер» со вмятинами. Мой тюремщик там же, и Гектор тоже, – это их голоса доносятся до меня, плетущие какой-то заговор на своем колдовском языке.

Я наблюдаю, как Гектор идет к пикапу, открывает багажник и вытаскивает предмет, закутанный в белую ткань. Он ее снимает, и я чуть не ахаю.

Это та девчонка. Девчонка по имени Лили.

Она вернулась в свою раму. Обратно в картину Амедео Модильяни.

Мой тюремщик повез меня на аукцион в Париж и сделал самую высокую ставку, чтобы купить мне свадебный подарок. «Модильяни. Как ты и хотела, Беат», – сказал он и повесил картину в спальне, и девушка смотрела на меня оттуда, пока я спала.

Да, это она, она приехала в пикапе Гектора. Глаза у нее овальной формы, губы цвета моченой вишни, небольшая грудь виднеется под белой прямой блузкой.

Но я не понимаю. Я же ее убила.

Ты ее не убила, – шипит Мария. – Я же тебе говорила. Ты сама слышала ее голос прошлой ночью.

Мысли застилает туман. Я смотрю, как мой тюремщик поднимает девушку, бережно, за краешки рамы, точно драгоценный камень, будто это рубин для королевской короны, и несет ее к «Лэнд-Крузеру».

Гектор поднимает крышку багажника и вытаскивает что-то: это деревянный короб, большой и плоский, и они с моим тюремщиком укладывают туда девушку на картине.

Внутри меня пузырьками клокочет смех.

Это же гроб. Она все-таки мертва!

Я убила ее маникюрными ножницами, в тот день в прошлом апреле. Да. Я выколола ей глаза, разрезала ее рот и груди, а потом написала ее имя вокруг: Лили, Лили, Лили. А теперь мой тюремщик похоронит ее вместе с картиной и рамой точно так же, как похоронил ту старую собаку, Делайлу.

Гектор забивает гвозди в крышку короба, кладет его в еще больший деревянный короб и заталкивает обратно в «Лэнд-Крузер».

Наружу выходит мальчик в золотых очках, что-то говорит моему тюремщику, а потом забирается на водительское сиденье.

Это все уловки, Беатрис, – предупреждает Мария. – Заговор, чтобы обхитрить тебя. Чтобы ты думала, что она мертва. Но теперь ты видишь, что это не так.

Не понимаю.

Ты слышала ее голос вчера по телефону. Слышала, что она говорила. И знаешь, что он собирается сделать.

Где-то глубоко внутри меня поднимается крик.

Тебе придется выполнить план прямо сегодня.

Вытаскиваю нож из кармана халата и быстро иду обратно к стеклянным дверям своей комнаты. Приходит Аннунциата с моей газировкой, но я уже не хочу, протискиваюсь мимо нее, сжимая острие, чтобы она его не увидела.

Захожу в спальню, запираю дверь. И вытаскиваю нож.