Призрак миссис Рочестер

Глава девятнадцатая

Утром я звоню в больницу в Монтерее и прошу соединить меня с палатой Ричарда Мак-Адамса. Но мне сообщают, что его уже выписали.

Я пишу ему сообщение:

Двадцать минут спустя приходит ответ:

Меня охватывает гнев.

Я нажимаю «Отправить» и снова вношу его номер в черный список.

От Эвана ничего не слышно. Я пишу ему сообщение:

Он отвечает:

И как долго мне ждать? Разве что он вовсе не собирался отвечать ни на какие вопросы и просто водил меня за нос. Он же не мог не заметить мои чувства. Мой говорящий взгляд выдавал все и сразу.

Я пошла к дому, покормить собак и проследить, чтобы Гермиона, слизнув свою порцию, не залезла в миску к Джулиусу с особым кормом. После непродолжительной борьбы мне удалось запихнуть в Джулиуса лекарство от астмы, а Пилота – убедить стоять смирно, пока я вычесывала его свежеподстриженную шерстку, внимательно высматривая клещей.

Отис ворвался в комнату со служебного входа:

– Слушай, не поможешь? София собирается провести выходные у Пейтон и забыла сумку с вещами в комнате. Можешь забросить ей на теннис?

– Что-то часто она там ночует. Это ты ей разрешил?

– Она спросила Эвана. А он, скорее всего, говорил по шести телефонам одновременно и просто кивнул. Но почему бы и нет.

Не знаю, в чем причина, но отчего-то мне было не по себе.

– Ладно, завезу.

– Отлично, ты же знаешь, я еду в Беркли. – Он зевнул. – Чертовы овчарки лаяли ночью. А у Эвана, наверное, очередной приступ бессонницы, бродил туда-сюда вокруг дома.

– Я тоже слышала, – просто ответила я.

Заглянув к Софии, я забрала ее сумку: оранжевый рюкзак с крошечными черепами стоял на кровати в ворохе простыней, пляжных полотенец и упаковок из-под чипсов и конфет. Я остановилась у террариума, где лежал маленький питон, Ниалл, черно-золотая блестящая запятая. Правда красивый. Сложно представить, что Аннунциата, которая сама кого удобно напугает, его боится.

В теннисном клубе я заняла свое уже привычное место у корта, пока София заканчивала партию. Она выиграла при помощи сильного удара слева, вернув подачу. Я подняла руку, и она подбежала вприпрыжку.

– Спасибо, что привезла, – схватив рюкзак, кивнула она. – Так глупо было забыть.

– Да не за что. А что, родители Пейтон будут дома все выходные?

– Ее настоящая мама живет в Копенгагене, но будет Келли, ее мачеха. И может, ее папа, правда, он редко там бывает.

– А как насчет ее брата? Олкотт, кажется?

– Да, он будет.

– Если он будет курить, пожалуйста, не оставайся в той же комнате. Пассивное курение опасно.

О, это закатывание глаз – всем закатываниям закатывание.

– Конечно, я знаю.

– Ладно, хорошо. Напишу тебе позже. А, и вот еще что, София…

– Что?

– У тебя в комнате настоящий бардак. Если Аннунциата там не убирает, почему ты не разрешишь кому-то из ее помощников?

– Не хочу. Они крадут вещи.

– Те милые дамы? Не верю.

София пожала плечами.

– У меня было нижнее белье Victoria’s Secret, мое любимое, с белым кружевом и пуш-апом, а теперь оно пропало, а я даже не могу купить такое же, потому что его сняли с продажи. А еще мой уютный плед в виде хвоста русалки тоже пропал, а мне его мама связала.

– Ох, София, мне очень жаль. – Мне вспомнилась сорочка, которая исчезла на второй день после моего приезда в Торн Блаффс. – Ты уверена, что они пропали? Может, просто потерялись в беспорядке?

– Нет. Я оставила их здесь перед отъездом в школу в январе, папа все это время жил в Сан-Франциско, так что, кроме уборщиц раз в неделю, сюда никто не заходил.

– И даже Аннунциата?

– Она уехала вместе с папой, только приезжала на выходные вместе с ним.

– Давай вот как сделаем. Я помогу тебе убраться, договорились? Когда вернешься, вдвоем мы справимся и поищем твои вещи. Хороших тебе выходных. Я напишу.

Она неожиданно улыбнулась, той редкой улыбкой, от которой щемит сердце, и убежала к своей команде: нескладным вертлявым девчонкам c хвостиками и визгливыми голосами. В груди что-то екнуло, чувство, которое я не могла толком определить.

В Торн Блаффсе ворота оказались открыты, с ними возился рабочий. Отис ждал меня у дверей.

– А я-то думала, ты уже уехал, – удивилась я.

– Как раз собираюсь. – Он зашел внутрь вместе со мной. – У нас новая охранная компания, «Защита дома». Эван выяснил, что кто-то из прежних охранников сливал коды от ворот.

Вот как Рик пробирался внутрь: подкупил охранника, как и пытался однажды подкупить судью.

Отис передал мне пульт и клочок бумаги:

– Вот новые коды и номер на экстренный случай. Пульт уже запрограммирован.

– Ладно, спасибо.

– Эван сказал, ты хочешь с ним поговорить – он у бассейна, можешь поймать его там. – Прищурившись, он смерил меня подозрительным взглядом. – О чем это?

– Да так. О Софии. Просто чтобы держать его в курсе.

– Что ж, тогда поторопись, а то он уедет.

– Он тоже уезжает?

– Ага, в Сан-Франциско, а потом в Лос-Гатос. Сказал мне заказать ему машину.

– Так я останусь тут одна?

Отис покачался на пятках.

– Ну, получается, да. Знаю, может показаться странным, но я столько раз ночевал тут один, и ничего. Преступления у нас тут редко случаются. Беатрис вполне можно считать преступлением века, – сдавленно хихикнул Отис. – Гектор возьмет больших собак с собой, остальные могут остаться в доме. Завтра Гектор приедет пораньше и со всем разберется, так что не беспокойся.

– Ладно. Но все равно как-то странно.

– Не забывай, есть еще охрана, если позвонишь, они приедут очень быстро. – Он сделал шаг к двери. – Мне уже пора ехать, а то к югу пробки быстро собираются.

– А я думала, ты едешь на север, в Беркли.

– Нет, в Сан-Луис-Обиспо… Мы с приятелем, Джейком, работали вместе в веганском кафе в Беркли, пока оно не прогорело. У него день рождения, так что я хотел… ну… сделать сюрприз…

– Ради бога, Отис! – не выдержала я. – Ты какой-то подозрительный.

– Вовсе нет. Ну, или, может, мне теперь немного стыдно, что оставляю тебя одну.

– Так мне есть о чем беспокоиться?

– Нет! Ты переиначиваешь все, что я говорю. Эта новая охранная компания просто отличная, все будет хорошо.

– Скажи мне кое-что, – помедлив, попросила я. – Почему ты на самом деле захотел, чтобы я приехала?

– В каком смысле?

– Ты же меня практически умолял. Еще и Эвану соврал, что мы выросли вместе, а когда я приехала, тут же отправил мою арендованную машину обратно, будто пытаясь помешать мне уехать.

– Я просто хотел, чтобы ты не тратила деньги, тебе же нужно было экономить, верно?

Я вздохнула.

– Хоть раз скажи мне все начистоту.

– Я и говорю начистоту. – Отис снова покачался на пятках. – Ну ладно, я действительно очень хотел, чтобы ты приехала, потому что иногда мне тут не по себе. Гектор и Аннунциата вообще занимаются вуду – ладно, может, не вуду, но они стремные. Особенно Аннунциата, не знаю, она вообще будто не в своем уме. И из-за этого… иногда мне кажется, будто тут действительно водятся привидения, как все болтают. И я подумал, что с твоим присутствием будет не так странно.

– Почему ты просто не бросил все и не уехал? Ты же всегда можешь найти какой-нибудь ресторан.

– Но я не хочу работать в очередном ресторане, где шеф-повара воображают себя Гордоном Рамзи и орут на тебя, а гребаные менеджеры командуют как хотят. Но когда сделка Эвана выгорит и дело сдвинется с мертвой точки, в этой биотехнической компании будет огромный новый кампус с кафе и кухней по последнему слову техники. А я буду отвечать за меню.

– Ого, звучит как серьезное дело, – подняла брови я.

– Так и есть. Работа мечты.

– Вот как он заставил тебя тайком отвезти портрет под охрану? Пообещав новую работу?

Отис бросил на меня взгляд из-под очков.

– Нет. Кажется, он считает меня отличным поваром – даже если ты с этим не согласна.

– Согласна. Ты действительно прекрасный повар.

– Да, так и есть. Я могу приготовить что угодно, из любого меню, хоть вегетарианское, веганское, для палеодиеты, для флекситарианской – какой угодно. И у меня хорошо получается, не понимаю, почему ты не можешь поддержать меня.

– Отис, я тебя поддерживаю.

– Вовсе нет. Ты считаешь меня полным неудачником и что я ничего не могу. Но такого шанса мне никогда больше не выпадет, понимаешь, никогда, так почему ты просто не можешь быть на моей стороне?

Горечь в его голосе оказалась для меня полной неожиданностью. И мне вдруг пришло в голову, что ведь я тоже сейчас от него многое скрываю.

– Я на твоей стороне и действительно считаю, что ты хороший повар, просто отличный. Я хочу тебя поддержать.

– Тогда почему ты ведешь себя совсем иначе?

– Потому что ты продолжаешь говорить мне то, что в итоге оказывается не совсем так.

– Что ж, сейчас это – так, и я не хочу проколоться. Мне правда ужасно хочется, чтобы так все и сложилось, понимаешь?

– И я этого тоже хочу для тебя. Ты же это знаешь?

– Наверное. – Он помедлил. – Послушай, если ты нервничаешь, я могу остаться.

– Нет, я справлюсь. Не хочу, чтобы у тебя пропал выходной.

Мы обнялись, и его лицо снова засияло улыбкой, как у хлопьев с упаковки готового завтрака.

Будто мы никогда и не ссорились.

Бесконечный бассейн располагался вдоль юго-западного выступа мыса и, сделанный из местного камня, выглядел как настоящий грот с постоянно переливающейся через край водой. Пилот примчался ко мне, гавкая как безумный, и проводил меня к бассейну. Эван быстро плыл, сильными гребками легко рассекая воду. Пилот прыгнул к нему, подняв кучу брызг, и Эван поднял голову. Увидев меня, он изящно запрыгнул на бортик и откинул с лица мокрые кудри.

– Не кинешь мне полотенце?

Я передала ему одно из стопки, и он быстро вытерся. На спине у него была другая татуировка, прямо под левой лопаткой: птица доколумбовой эпохи, чьи когти яростно вцепились в ветку с шипами. Мне безумно захотелось до нее дотронуться, проследить чернильные линии пальцем.

Эван бросил полотенце на пол, подхватил со стула льняную рубашку и накинул на плечи, а потом указал на столик под зонтиком.

– Подходит?

– Конечно. – Я села, а он опустился на стул напротив.

– Все пожары потушены? – спросила я.

– Самые важные.

– Отис сказал, ты скоро уезжаешь.

– Да, на пару дней. – Эван надел солнечные очки и посмотрел на меня. – Я не убивал свою жену, – коротко сказал он.

– Я этого и не говорила, – вздрогнув, возразила я.

– Многие говорили. Рик Мак-Адамс. Прошлой ночью он, должно быть, во многом успел меня обвинить.

– Да. И до этого, в нашу первую встречу.

– Он утверждал, что я издевался над ней? Бил ее? Что я подстроил ее первую попытку суицида в качестве алиби для последующего убийства?

– Именно так, – кивнула я. – Все сразу.

– И что я убил ее, чтобы получить половину имущества?

– Да. Он сказал, ей принадлежала половина всего. Совместно нажитое имущество.

– А то, что это работает в обе стороны, он говорил? – невесело хмыкнул он. – О том, что я теперь должен выплачивать половину ее долгов?

– Нет. У нее было много долгов?

– Во время своих маниакальных фаз моя жена спускала на ветер миллионы долларов. Одежда, украшения, любая дорогая вещь, которая только попадалась ей на глаза. И наркотики. Она вдохнула целое состояние.

– Кокаин?

– В основном, но и другие тоже. Загляни за кулисы показа мод – они же там купаются в тяжелых наркотиках. Но кокс был ее любимым. Она называла его «лекарство», и брат был ее основным поставщиком.

– Рик! – Меня передернуло.

– Да, братец Рикки. Он поставлял ей наркотики, а она его обеспечивала.

Так вот откуда эти брендовые шмотки, стильная стрижка и навороченный «Рэндж-Ровер».

– В чем еще он меня обвинял? Что я запер жену в психушке и хотел оставить ее там навсегда?

Я подтвердила, что и в этом тоже.

– Год назад у Беатрис случился психотический припадок. Да, она страдала от биполярного расстройства, но наркотики стали последней каплей. Она слышала голоса, видела галлюцинации. Серьезные срывы случались даже на публике.

– Да, мне рассказывали.

– Я отвез ее к хорошему психиатру, ей начали делать инъекции галоперидола. Он сдерживал психоз, но из-за побочных эффектов Беатрис набрала вес, считала, что у нее под кожей ползают жуки, и ее перевели на таблетки. – Эван бросил взгляд на аспидно-серые камни бассейна. – Это я виноват, я, что позволил ей принимать их самостоятельно. В какой-то момент она перестала их пить, и случился один из худших срывов за все время.

Когда я попытался ее сдержать, она потеряла рассудок, бросилась на меня, кусалась, царапалась, пиналась. Я пытался удержать ее, но она вырвалась и побежала к лестнице. И кинулась вниз.

Правда ли это?

– И тогда ты определил ее в психушку?

– Никуда я ее не определял. Я вызвал «скорую», и они отвезли ее в больницу, где она пролежала под наблюдением три дня – это максимум, разрешенный в Калифорнии по закону. А потом она согласилась на госпитализацию.

– Она сама согласилась? – удивленно переспросила я.

– Ей пришлось дать согласие. Тогда я нашел ей лучшую лечебницу в Северной Калифорнии. «Дубы», в Сономе. Прекрасное место с персоналом высшего класса.

«У него на все есть ответ». Но звучит очень правдоподобно.

– И сколько она там пробыла?

– Почти полгода. Ее состояние стабилизировалось, и когда Беатрис вернулась домой, лекарства она уже принимала под присмотром – рядом находился либо я, либо Аннунциата. Какое-то время все, похоже, работало. Анализы крови это подтверждали. – Немного помолчав, он снова посмотрел на воду, затем опять на меня. – А потом она опять стала неадекватной. Нунци тоже заметила. Я надеялся, это временное ухудшение, и в тот последний день ей вроде бы стало лучше. Это была наша годовщина, я собирался повезти ее на ужин, думал, это поможет. Как же я ошибался. – Уголки его губ приподнялись в печальной улыбке. – Она перестала принимать лекарства. Ну, это ты уже знаешь.

«Откуда ты знаешь, что он не сам подбросил эти таблетки?» – прозвучали в голове слова Рика.

– Полиция вчера приезжала, – заметила я.

– Хотели осмотреть мое оружие, два гладкоствольных «Ремингтона», надежно запертые в кабинете, и пистолет в спальне. Но они их уже видели. Просто пришли наудачу, надеялись что-то раскопать.

«Он легко врет. Социопаты в этом мастера».

Но Рик тоже лгал. И давал сестре тяжелые наркотики.

– А правда… – осторожно начала я. – Рик сказал, что ты уже запустил процесс по признанию Беатрис мертвой?

– Да, – безо всяких эмоций подтвердил он. – Это правда.

Я непонимающе уставилась на него.

– Господи, Джейн! А что мне еще делать? – воскликнул он. – Я в отчаянии. Меня подозревают в убийстве, все СМИ меня за него уже осудили и вынесли приговор. Мои оставшиеся активы, принадлежащие мне с женой напополам, заморожены, потому что у меня нет доказательств ни ее смерти, ни того, что она выжила. Если б я мог найти ее, или ее тело, или хотя бы какой-нибудь след, доказывающий, что она мертва, неужели ты думаешь, что я бы этого не сделал?

– Ты так уверен? В том, что она мертва?

– Да. Уверен.

– И она никак не могла выжить?

Посмотрев на меня пару мгновений, он поднялся и надел мягкие тряпичные туфли.

– Пойдем на пляж. Хочу тебе кое-что показать.

– Прямо сейчас?

– Да, пока не начался прилив.

Я нерешительно поднялась следом, но Эван тем временем уже сошел с площадки перед бассейном, и мне ничего не оставалось, как пойти за ним к высокой ограде по краю мыса. Он открыл ворота, цыкнул на сунувшегося было вперед Пилота и позвал меня за собой. Пес нервно закружился на месте, но послушался.

Мы начали спускаться по деревянным ступеням, уже разбитым и подгнившим. У меня был соблазн пробраться на пляж раньше, но лестница казалась очень длинной, да к тому же шаткой и ненадежной. Покосившиеся ступени цеплялись за край утеса, покрытые мхом и влагой, а местами напрочь отсутствовали. Я крепко держалась за шатающиеся перила, не отводя взгляда от Эвана, который легко и спокойно шел впереди.

Дойдя до конца, мы ступили на не внушающую доверия насыпь из обломков камней. Взяв меня за руку, Эван помог мне спуститься на островок мокрого песка – единственный вариант пляжа.

Сбросив обувь, мы пошли к воде, обходя скалистые выступы и плиты, покрытые лишайниками, кораллами и крошечными черно-зелеными ракушками. Грохот прибоя пробирал до костей, эхом отзываясь внутри. С каждой волной вода вспенивалась и яростно набрасывалась на камни, отдельными потоками пробираясь по песку, нагоняя крошечных полупрозрачных крабиков, которые спешили закопаться в песок.

– Здесь я ее видел в последний раз, – сказал Эван, остановившись на середине песчаного полумесяца. – Здесь она зашла воду.

Я посмотрела на бухту. Ветер трепал рубашку, играл с волосами, мешая видеть. Пена бурлила, волны разъяренно обрушивались на камни со всех сторон. Эту безграничную силу, настоящее воинственное наступление прибоя я видела со своей террасы. Насколько более пугающим и могущественным выглядел океан вблизи.

– Можешь представить себе силу течения, – громко произнес Эван, перекрикивая грохот. – Тысячи тонн воды, набирающие силу от самого Китая, каждую минуту, днем и ночью разбивающиеся в этой бухте.

Я молча кивнула, откидывая хлещущие по лицу волосы.

– И это еще прилив не начался. Потом пляж полностью скроется под водой. Никакого укрытия здесь нет, и спрятаться негде.

Мне представилась Беатрис, в вечернем платье, в босоножках на высоких каблуках приближающаяся к этой нестихающей буре.

У нее были галлюцинации. Обострение суицидальных наклонностей. Это единственное объяснение.

Если именно так все и произошло.

– Когда я добежал, ее уже не было, – продолжил Эван. – Я все равно поплыл за ней. Но это было невозможно, я сам едва выжил.

– Но все же выжил.

– Просто повезло. На мне были часы, и ремешок зацепился за острый камень, а когда я его отстегнул, то смог, воспользовавшись им как рычагом, поймать волну, которая и вытолкнула меня на берег. – Повернувшись, он указал на выдающуюся в океан скалу у дальнего края бухты: – Видишь край бухты?

Стального цвета волны разбивались об утес с грохотом сотни захлопывающихся дверей, а затем отступали, закручиваясь в адских водоворотах.

– Сюда ее вынесло бы течение. Не утони она сразу, ее тело превратилось бы в лоскуты.

Мне вспомнилась небольшая бухточка на другой стороне, та, где я видела призрачную фигуру и искру, как от светлячка.

– А можно обойти утес и пройти к другой бухте?

– Нет, это невозможно. – Эван повернулся в ту сторону, где зазубренная скала возвышалась над океаном. – Видишь ту гору? Беатрис была ею одержима. Во время галлюцинаций она с ней говорила.

– Я знаю, – ответила я, перекрикивая волны. – Она называла ее Марией. Думаю, она имела в виду Марию Магдалину.

Он бросил на меня вопросительный взгляд.

– В ее книгах по искусству есть скульптура Марии Магдалины в виде старухи, и руки сложены вот так, – объяснила я, соединив пальцы домиком, но не до конца. – Беатрис обвела их в круг. Может, ей казалось, что они были похожи на эту скалу.

– Господи. – Он снова повернулся к ней. – Я знаю эту скульптуру Донателло, она стоит в музее собора во Флоренции, мы провели там медовый месяц. Я сам купил ей эти чертовы книжки, – прошептал Рочестер, и следующие слова прозвучали практически неразличимо: – Я должен был догадаться.

Ледяная вода неожиданно вспенилась, немного не дойдя нам до колен.

– Пора возвращаться? – прокричала я.

– Да, начинается прилив! Идем!

Схватив меня за руку, он быстрым шагом направился к лестнице. Теперь мы шли против ветра, а камни, наполовину погрузившиеся в воду, неустойчиво скользили под ногами, и я с трудом поспевала за ним.

А потом я поскользнулась.

Гладкий плоский камень, еще и накрененный, попался под ногу, и я потеряла равновесие и удерживавшую меня руку. Оступившись и увязнув в песке, я взмахнула руками. Вдруг меня сзади накрыло ледяной водой, а песок заструился из-под ног.

Я оказалась в ловушке, и неведомая сила утаскивала меня прочь. От соли щипало глаза, я ничего не видела и успела наглотаться воды с песком. Замолотила руками, но меня уже кидало из стороны в сторону, дергало и тянуло за руки и волосы. Я продолжала беспомощно барахтаться, борясь одновременно с океаном и с подступившей паникой, чувствуя, как безжалостно и сильно течение.

А потом меня обхватили под мышки, подняли и понесли, все еще барахтающуюся, и помогли встать на песок.

Я прижалась щекой к крепкому плечу, чувствуя стук сердца и крепкое объятие сильных рук.

– Было так холодно, – пробормотала я. – Такое сильное течение.

– Все хорошо. Я рядом.

Но меня будто все еще тащило назад, не отпуская. Если б не он… я бы ничего не смогла сделать. Мне не удалось бы вырваться. Как не удалось и Беатрис.

– Так ее правда больше нет? – подняв голову к нему, спросила я. – Она бы не смогла…

– Да, ее нет, – подтвердил Эван.

Меня трясло от холода и шока, а еще от жалости к Беатрис и ее затуманенному разуму.

– Пора возвращаться. – Он снова взял меня за руку и крепко сжал, уже осторожнее шагая к лестнице. Почти все камни уже погрузились под воду, волны заливали берег и части каменистого склона, пенясь уже у колен.

– А мои босоножки? – глупо спросила я.

– Смыло, – просто ответил Рочестер. На подъеме осколки камней больно впивались в ступни, но он по-прежнему крепко держал меня за руку, а у подножия лестницы остановился: – Я понесу тебя. Тут много заноз. – Эван подхватил меня на руки, и я обняла его за шею, не осмеливаясь даже взглянуть вниз, на шаткие крутые ступени.

Уже слышался лай Минни и Микки и вторящего им Пилота: все трое послушно ждали наверху. Эван опустил меня на ноги, и я открыла ворота. Стоило нам ступить на знакомый мыс, как собаки окружили нас, нервно вертясь под ногами и фыркая.

Прохладный ветерок обдувал лицо, а меня била бесконтрольная дрожь.

– Тебе нужно скорее согреться, – сказал он. Нам обоим.

Снова взяв меня за руку, Эван повел меня к дому, через двери, ведущие в Морскую комнату. Идти было больно, прилипший к ступням песок мешал, меня трясло, а больше всего не хотелось отпускать его руку – так мы и поднялись, сначала на первый этаж, а потом выше, по коридору в его спальню. Широкая теплая ладонь крепко обхватывала мою.

Его комната в точности повторяла покои Беатрис, только в серебристых и зеленовато-серых тонах, с современной мебелью и горами книг повсюду. Стеклянные стены, в отличие от комнат Беатрис, не были занавешены, а, наоборот, открывали вид на утесы, море и небо.

Мы подошли к огромной кровати, и сердце заколотилось быстрее. Но он провел меня дальше, в ванную комнату – альков с обширной полузакрытой душевой, построенной из того же камня, что и бассейн. Он притянул меня к себе и нажал на панель: горячий водопад хлынул сверху вместе с клубами пара, окутывая нас мягким роскошным теплом.

Я вздохнула от удовольствия. Какое восхитительное чувство. Пронизывающий до костей холод наконец начал таять. Будто мраморная статуя внутри меня, согретая теплом, ожила. Пигмалион, вспомнилось мне. А, нет, это же имя скульптора, а не статуи, в которую он был влюблен.

И я рассмеялась от этих глупых мыслей, позволяя брызгам смыть песок и кусочки водорослей, прилипших повсюду. Эван тоже смеялся, встряхиваясь, как попавший под дождь хищник или как Пилот, отряхивающийся после прыжка в бассейн. Пар поднимался вокруг нас, точно туман в дождливом лесу, и на камнях играли крошечные радуги.

– Лучше? – спросил он.

– Гораздо.

Эван погладил меня по мокрым волосам, откинув их за плечи. Вода мягко струилась по нам. Я не могла отвести от него взгляда. Черные глаза смотрели на меня в ответ из-под густых слипшихся ресниц, на которых поблескивали капельки. Внутри меня все перевернулось.

Более прекрасного лица я не видела никогда.

Я не могла остановиться. Потянувшись к нему, обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и жадно поцеловала, со страстью, которая все это время крепла во мне.

«Если поддаться чувству и эндорфинам, то потом вообще разум потерять можно».

К черту предупреждения Кейко. К черту все, кроме этих мгновений.

Он поцеловал меня в ответ столь же страстно. Я принялась нетерпеливо расстегивать пуговицы его мокрой рубашки и наконец провела руками по обнаженной груди, касаясь упругих мускулов под теплой влажной кожей. Его руки прижали меня к себе еще крепче.

Схватив за запястье, он потянул меня за собой, прочь из душа и обратно в спальню, к той огромной кровати, на которую мы и упали, судорожно хватаясь за одежду друг друга и отчаянно целуясь.

Рядом завибрировал телефон, и Эван, точно подчиняясь рефлексу, повернул голову.

Я напряглась.

Зазвонил второй телефон, на столе в другой части комнаты.

– Тебя потеряли, – заметила я.

– Они всегда звонят. Сейчас выключу.

Он скоро уезжает, мелькнуло в голове. В Сан-Франциско. Где живет Лилиана Греко.

Я села и запахнула полы расстегнутой рубашки.

– Что такое? – Он взял меня за плечи. – Я же сказал, что они больше не помешают.

– Дело не только в этом, – покачала головой я.

– А в чем?

Все еще слишком много вопросов. Слишком много нужно узнать.

– Послушай, – мягко произнес он. – Джейн, для нас нет препятствий. Моя жена мертва. Она покончила с собой семь месяцев назад. Я имею право желать кого-то еще. И ты можешь желать меня – если ты в самом деле этого хочешь.

– Дело не в этом. Просто… – Я не могла подобрать слова.

Выражение его лица стало более жестким.

– Ты мне не доверяешь.

– Нет, – призналась я. – Пока нет. Я не могу.

Два телефона зазвонили одновременно.

– Черт, черт, черт! – Он схватил телефон и швырнул его в стену, осколки полетели во все стороны. Обернувшись, Эван яростно взглянул на меня, но я с вызовом посмотрела в ответ.

– Ладно, я понял. – Поднявшись с кровати, Эван широкими шагами пересек комнату и зашел в ванную. Шум воды прекратился. Он появился снова, уже в махровом халате, и кинул второй халат и полотенце на кровать, а потом развернулся и вышел в смежную комнату.

Завернувшись в толстый халат, я наскоро отжала и высушила волосы. Послышался звук, как если б открыли и захлопнули ящик, и в спальне появился Эван с парой толстых черных носков.

Я поднялась.

– Садись, – велел он.

– Зачем?

– Да бога ради! Пожа-а-алуйста, будь добра сесть, черт побери, и пожа-алуйста, надень эти чертовы носки. Потому что у тебя ноги в песке и тебе будет чертовски больно идти босиком до коттеджа.

– Хорошо. – Я села на краешек кровати, держась прямо.

Он опустился на колени и скатал один носок, а потом махнул мне, чтобы я дала ему правую ногу, и я не удержалась от улыбки. Эван надел носок с той же поражающей нежностью, как в тот вечер, когда он, подсадив меня в пикап Гектора, накинул на меня свою куртку. Кажется, это было так давно.

Так же бережно он надел и второй носок.

– Они велики, но других у меня нет.

Носки у пальцев смешно, по-клоунски болтались, но в них было тепло и комфортно.

– Подойдут. – Я встала. В тот же момент резко зазвенел стационарный телефон. Следом завибрировал и мобильный.

Я уже сделала шаг к двери, когда Эван окликнул меня:

– Подожди. Хочу тебя кое о чем попросить.

– О чем? – настороженно поинтересовалась я.

– Поехать со мной на одно мероприятие. Дресс-код вечерний. Это благотворительная встреча, пройдет в Лос-Анджелесе через пару недель, точную дату не помню. Мы полетим туда накануне днем, вернемся через день утром.

Я молча смотрела на него.

– Остановимся в отеле, – добавил он. – В разных номерах.

Пару мгновений я даже вымолвить ничего не могла от изумления, но потом все же сумела спросить:

– Что это? Сбор средств?

– Да, для «Врачей без границ».

– Вот как. Отличная организация, я сама переводила им деньги.

– Да, и я тоже. Но это скорее деловая встреча, там будет венчурный инвестор, который собирается вложить деньги в «Дженовэйшн». Они с женой устраивают это мероприятие.

– Диллон Сароян?

– А ты подготовилась, – криво улыбнулся он.

– Немного. – Я внимательно следила за выражением его лица. – Столкнулась с его сотрудницей на вечеринке с фейерверком. Лилиана Греко. Она приехала поздно и искала тебя. Вы встретились?

– Да, – спокойно ответил он, и на его лице не дрогнул ни один мускул. – Она один из директоров его компании, было мило с ее стороны заехать поздороваться.

– Полагаю, на мероприятии она тоже будет?

– Понятия не имею. Она часто в разъездах.

– Она очень привлекательна.

– Так и есть. Послушай, ты хочешь поехать на эту чертову встречу со мной или нет?

Говоря о Лилиане, Эван ничуть не изменился в лице. Получается, я ошибалась: их с ней ничего не связывало, кроме деловых отношений. Смешно, но меня накрыло облегчение.

– Я не брала с собой вечерних платьев, – только и сказала я.

– Так купи себе платье. Фэрфакс даст тебе кредитную карточку.

– Нет уж. Чтобы ты еще покупал мне вечернее платье?

– Дальше по коридору целый шкаф всякими платьями набит, большинство совершенно новые. Нунци может перешить что-то для тебя.

Меня даже передернуло от этой мысли.

– О нет! Ни за что.

– В таком случае иди в джинсах. Да хоть голой, если хочешь! Просто скажи «да» или «нет». Хотя я предпочел бы, чтобы ты сказала «да».

Меня все еще мучили сомнения. У него не было отношений с Лилианой, а Беатрис сама утонула в том чудовищном течении. Правда ли это?

– Можешь не отвечать прямо сейчас. Просто дай знать.

– Хорошо. То есть я скажу.

– Помочь тебе дойти до коттеджа?

– Нет, я справлюсь.

Шлепая в слишком больших носках по коридору, я остановилась и оглянулась на спальню Беатрис. Спальню, где на стене остался след от портрета – как раз по размеру изрезанного Модильяни.

Слишком много вопросов еще остается без ответов.

Пока я не могу ему доверять.

Подцепив вилкой еще крабового салата, который по-прежнему стоит на подносе у меня на коленях, я мыслями возвращаюсь в тот день в конце апреля.

Девчонка по имени Лили тогда еще жила в картине Амедео Модильяни и висела на стене в моей спальне.

Парнишка в золотых очках еще не приехал сюда, но кругом всегда сновала толпа народу, их голоса разносились по всему дому.

Улыбчивый мужчина по имени Рэймонд тоже постоянно что-то говорил. Он был очень тощим, и когда надевал рубашку поло, торчали кости, и говорил он как кенгуру. Он жил в доме поменьше за гаражом, но если кто-то называл его дворецким, он тут же переставал улыбаться, а кончики ушей у него краснели.

– Управляющий поместьем, приятель, – поправлял он своим кенгуриным голосом.

Помню, как-то я подшутила над ним, положив руку ему между ног, посмотреть, что произойдет, но – ничего не случилось. Он только подмигнул мне:

– Простите, миссис Р, ошибочка. Я из другой команды.

Еще был голос темнокожей женщины по имени Сесилия, нашей кухарки. Когда она смеялась, то это звучало так, будто она постоянно произносит свое имя. Сесили-Сесили-Сесили. Когда мы уезжали в дом на Ломбард-стрит в Сан-Франциско, она всегда ехала с нами.

И в тот апрельский день я слышала, как она разговаривает с Рэймондом и смеется.

Еще я помню голос очень морщинистой женщины по имени Мюриэль, в шляпе с полями как летающая тарелка. Она распоряжалась, где сажать кусты и какой отравой травить слизней. Еще была девочка Кендра с красными прыщиками на носу, она приносила мне вещи на примерку, когда ведьма наложила проклятие на мою кредитную карточку и та перестала работать. Еще Лоренс, красивый китаец, назначавший встречи для меня и моего тюремщика. Лоренс тоже всегда ездил с нами в высокий дом на Ломбард-стрит.

Все эти люди были здесь в тот день в конце апреля. Их голоса и шаги звучали по всему дому.

В тот день ланч мне принесла Сесилия, я сидела в столовой, а не здесь. Тоже подавали крабов, но не салат.

Крошечные крабики с лапками и панцирями, только без передней части. И только один прибор.

– Где мой муж? – спросила я Сесилию.

– Он обедает в Монтерее, но вернется к ужину. Это первые мягкопанцирные крабы в этом сезоне, я оставлю ему парочку.

– А где их лица, Сесилия?

– Я их отрезала. Вы же не хотите, чтобы обед таращился на вас, верно, Беатрис? – И она засмеялась этим своим смехом, Сесили-Сесили-Сесили.

В тот день мне не хотелось есть, но я откусила несколько ножек, чтобы выглядело так, будто я ела. Привычная вишневая газировка уже ждала в бокале, а рядом – бумажный стаканчик с ядовитой таблеткой.

Я убрала таблетку в лифчик, как и всегда. Но выпила весь бокал, чтобы казалось, будто я проглотила яд. Потом поднялась в комнату и смыла отраву в туалет.

Это только потом мой тюремщик стал проверять воду.

В то время я всегда дремала после обеда, и девчонка Лили смотрела на меня с портрета на стене, слегка склонив голову. Тогда я еще не знала, что она смотрит мои сны.

И не знала, что она плетет коварные планы и хочет спуститься из своей рамы.

Хочет заменить меня.

В тот день я долго спала, а проснувшись, чувствовала себя нервно и странно. У меня еще оставалось немного лекарства, спрятанного в тайном месте, и сейчас порция была мне просто необходима. Так что я спустилась вниз и вышла на улицу за ним. Я помню. Тот улыбчивый тощий мужчина по имени Рэймонд был снаружи, мыл новую серебряную машину без мотора – ту, что мой тюремщик водил при помощи одной лишь силы мысли.

– Как вам новая «Тесла», миссис Р? Прямо скользит, а?

– Да, – ответила я.

– Похоже, туман сгущается, что-то рано сегодня. – И Рэймонд вернулся к машине, напевая себе под нос арии из оперы, как всегда.

Белые пальцы тумана уже тянулись к деревьям в лесу, и я их боялась. Но мне нужно было лекарство, так что я пошла дальше, к своему тайному месту. Как и сегодня, в тот день в апреле я прошла по тайной тропе за деревянным коттеджем. Но из коттеджа доносились какие-то звуки, и я остановилась.

Сквозь стеклянные двери проникал слабый свет, меня трясло, но я захотела увидеть, что это за сияние. Подкравшись через кусты и папоротники к кирпичным ступеням, я поднялась к дверям и заглянула внутрь.

Свет исходил от высокой мерцающей свечи. И в этом тусклом свечении было видно кое-что еще.

Старую кровать с четырьмя столбиками. А на ней – двух людей.

Одним из них был мой тюремщик, он лежал на спине, со спущенными до лодыжек штанами. Другой была девушка, подпрыгивающая на нем сверху, вверх-вниз. На ней было желтое платье с расстегнутыми спереди пуговицами, и ее маленькая грудь подскакивала вверх-вниз вместе с ней.

Она слегка повернула голову, и мне стало видно ее лицо. Ей меня было не разглядеть за белыми пальцами тумана, но ее лицо… Я видела это лицо на картине Амедео Модильяни.

«Ты видишь то, чего не существует, Беат, – мягко звучал в голове голос моего тюремщика. – И слышишь голоса, которых нет».

Нет. Она была настоящей. И была прямо там. И я помню, как сильно испугалась.

Как она выбралась из своей рамы?

Я все смотрела и смотрела сквозь стекло, как она прыгает, вверх-вниз, вверх-вниз.

А потом я услышала шаги, негромкие, подкрадывающиеся. Шаги старой собаки, Делайлы.

Я замерла, точно статуя.

Сторожит, как всегда, – сейчас она залает и выдаст меня моему тюремщику, а он даст мне яд еще сильнее, так что я не смогу ни пошевелиться, ни заговорить.

Так что я тихонько сделала два шага назад. Делайла наблюдала за мной слезящимися глазами, но не залаяла.

А потом я пошла очень быстро, вышла на старую дорогу перед деревянным коттеджем, а потом начала кричать.

Но это было ошибкой: тут же появились ведьма с колдуном, приехали на своем коричневом пикапе. Ведьма с косами посадила меня на переднее сиденье рядом со своим мужем, Гектором, и они привезли меня сюда.

В Морскую комнату, где я сейчас сижу.

Именно тогда ты совершила тот ужасный поступок, Бити, – шепчет в голове голос совсем юной Бити Джун.

Лжешь, лжешь, лжешь, – шипит на нее Мария. – Это был очень хороший поступок.

Что же я сделала тогда в апреле? Почему я не могу думать?

Я доедаю крабовый салат с привкусом крови и вылизываю тарелку.

А потом продолжаю вспоминать.