Пронзительный звонок телефона выдернул меня из сна. Старый аппарат, работающий с перебоями, решил вдруг ожить. Уже было довольно поздно, почти час ночи, и я встревоженно взяла трубку:
– Отис?
– Это я, – раздался в ответ тихий голос Эвана. – Вы одеты?
– Нет. Я спала, – после пары секунд замешательства ответила я. – Почему вы звоните на этот телефон?
– С вашим мобильным связи нет. Мне нужно, чтобы вы пришли ко мне в офис.
– Сейчас? Зачем?
– Пожалуйста, Джейн. Вы мне нужны. Вы все поймете, когда придете.
Настойчивость, с которой он говорил, только усилила мою тревогу.
– Ладно, сейчас оденусь.
На экране смартфона действительно мигала всего одна полоска сети, и дешевый усилитель никак не исправил ситуацию. Натянув толстый свитер и джинсы, я наскоро расчесала успевшие спутаться волосы и вышла, старательно заперев за собой дверь.
Туман совершенно рассеялся. Луна тонким золотистым ломтиком поблескивала где-то высоко в темном небе, а шуршащий в кронах высоких сосен ветер напоминал шум машин на автостраде. В тусклом свете грунтовых светильников я добралась до парковки, где перед гаражом до сих пор стояла машина. Неужели Малик Андерсон еще не уехал?
Но это был внедорожник, а не «Порше» Малика. «Рэндж-Ровер», черный, а может, синий.
Меня вдруг охватило беспокойство.
Дойдя по темной тропинке до офиса, я обнаружила, что дверь приоткрыта, а изнутри льется слабый свет. Минни и Микки, припав к земле, низко рычали, не отрывая взгляда от чего-то внутри комнаты, и даже не обратили на меня внимания. Я вошла внутрь.
– Джейн. – Из теней в дальнем конце комнаты появился Эван.
Я охнула: на белой рубашке алели пятна крови.
– Вы ранены!
– Нет, не он, – донесся слабый голос сбоку.
Повернув голову к трем плоским мониторам в другом конце комнаты, транслирующим сводки по финансам, где чьи-то лица что-то тихо бормотали под бесконечные котировки акций, я увидела скорчившегося на кушетке Рика Мак-Адамса.
Я снова ахнула.
Лицо его превратилось в окровавленную маску, пиджак, штаны и обувь – все было в темных багровых пятнах. Прижатое к голове полотенце тоже пропиталось насквозь. Я не могла отвести от него глаз. Эван схватил меня за руку:
– Он говорит, что знает вас. Это правда?
Вздрогнув, я наконец посмотрела на Эвана.
– Виделись как-то раз. Что произошло?
– Когда вы встретились?
– Месяц назад. Он узнал «Ауди» и поехал за мной.
– Почему вы мне не рассказали?
– А с чего мне было рассказывать? – Я снова посмотрела на Рика. – Ему нужно в больницу.
– Как больно. Я здорово облажался, – произнес Рик. – Сказал ему позвонить вам. Вы будете свидетелем.
– Ей придется быть свидетелем, – ответил Эван, а потом обратился ко мне: – Он пробрался на частную территорию, нарушив судебный запрет. За ним погнались собаки, он оступился, упал и разбил голову.
– Ложь, – пробормотал Рик.
– Когда я его нашел, он был в отключке. Я погрузил его в машину и привез сюда. «Скорую» вызывать он отказывается.
– На вид он серьезно ранен. – Высвободившись, я подошла к Рику. Роскошные светлые волосы слиплись и потемнели, корни поблескивали от сочившейся из ран на голове крови, а кончики покрывала засохшая корка. – Ему немедленно нужно в больницу.
– Нет, – возразил Рик. – Никакой «скорой». Отвезите меня сами. – Отняв полотенце, он тут же приложил его обратно. – Черт, я умру от потери крови…
– Не умрешь, – возразил Эван. – От ран на голове всегда много крови, но все не так страшно. – Развернувшись, он прошел в другую комнату и появился с новым полотенцем. – Прижми покрепче. Я отвезу тебя в больницу.
Рик сменил багряное полотенце на чистое и с видимым усилием сел.
– Я не сяду в одну машину с тобой, – возразил он. – Она меня отвезет.
– Нет. – Эван сделал шаг ко мне, будто из желания загородить. – Я не позволю втянуть ее.
Втянуть меня во что?
– Или меня везет она, или сделка отменяется.
– В таком случае она отменяется, – низким, опасным голосом отрезал Эван. – Я звоню парамедикам, они известят полицию, и мы оба рискнем – и посмотрим, кто выиграет.
Рик что-то неслышно пробормотал.
Вдруг я обратила внимание на совершенно обычные звуки офиса вокруг: звонок телефона даже в такое время, звуки приходящих сообщений в компьютере, приглушенные голоса дикторов в телевизоре. Мигающий свет придавал обстановке какой-то ненатуральный вид, точно из черно-белого кони.
– Все в порядке, я его отвезу, – решила я.
– Я не могу вам этого позволить, – отрезал Эван.
– Это не ваше решение. А мое. – Я обернулась к Рику. Прижимая к голове полотенце, он, пошатываясь, поднялся на ноги. В пару широких шагов Эван оказался рядом, поддерживая его.
– Пункт неотложной помощи есть в Пасифик-Гроув, – сказал мне Эван. – Берите его машину. Я поеду следом.
– Никаких карманных докторов, – возразил Рик. – В Монтерее есть нормальная больница. И никаких преследований. – С помощью Эвана он двинулся к двери, а потом отпрянул: – А собаки?
– Они не бросятся, видя меня рядом.
Я вышла за ними следом. Овчарки вскочили, яростно лая.
– Тихо! – прикрикнул Эван, и они тут же смолкли, продолжая, впрочем, угрожающе рычать.
Эван рывком распахнул дверцу «Рэндж-Ровера», и Рик тяжело рухнул на сиденье.
– Ты упал у себя. Это ясно?
– Я понял. Я же сказал, что так и сделаю.
Эван повернулся ко мне:
– Вы уверены, что справитесь?
– Да. Ему нужна помощь.
– Послушайте, – уже более мягким тоном продолжил Эван, – если ему станет хуже, останавливайтесь и вызывайте «скорую». Если нет, оставьте его машину у больницы, я пошлю водителя забрать вас.
– Я сделаю все, что посчитаю необходимым. – Забравшись на водительское место, я завела двигатель.
– Вам надо на шоссе 1 до съезда на Пеббл-Бич, больница прямо за ним, там будет знак. Езжайте быстрее, боль просто невыносимая.
Выехав от особняка на петляющую лесную дорогу, я безуспешно пыталась проглотить ком в горле. Желудок свело. Рик стонал на каждой трещине и ямке в асфальте. Мы только доехали до середины первого крутого поворота, когда он неожиданно потребовал:
– Остановитесь!
– Что такое? Вернуться? – ударив по тормозам, не поняла я.
– Нет. Туда я не вернусь. Тут все и случилось. Тут он напал на меня. – Рик указал на лес. – Я видел его. Белая рубашка, фонарь – там была тропа, и я пошел за ним.
– В одиночку, в темноту?
– У меня был фонарик в телефоне, ясно? Я недалеко прошел, вон там есть крест. Красный крест на могильном холме. У него здесь тайная могила.
Я с сомнением покосилась на него.
– Он не хотел, чтобы я увидел, подобрался сзади и ударил меня. – Рик снова застонал. – Дьявол, как же больно. Езжайте дальше.
Всю дорогу до автострады он молчал, а потом, когда машина выбралась на более ровную поверхность, немного оживился и даже сел прямее.
– Что вы вообще так поздно делали в поместье?
– Осматривался. Это огромная дикая территория, улики могут быть где угодно. Раньше нельзя было, иначе этот чокнутый Гектор меня бы нашел.
– И как вы забрались внутрь?
– У меня свои способы, – уклончиво ответил он. – У меня есть право находиться здесь. Половина всего принадлежит моей сестре. Совместно нажитое имущество, таков закон в Калифорнии. Все делится пополам. – Он опустил козырек от солнца и, приподняв полотенце, посмотрел во встроенное зеркало: – Выглядит хреново. Езжайте быстрее.
Я нажала на газ. Все, что он говорил, звучало сомнительно, но, может, я смогу вытянуть из него еще что-нибудь.
– Вам нужно кое-что знать, – начала я. – Ваша сестра перестала принимать лекарства: она их не глотала, а прятала в туфлях. От этого у нее могли снова проявиться суицидальные наклонности.
– Это он вам сказал?
– Я сама нашла таблетку в ее туфле. Клозапин.
– И что же вы делали с ее туфлями?
– Рылась в ее гардеробной, – напрямую ответила я. – А потом Эван с Аннунциатой нашли еще таблетки, и у них есть беспристрастный свидетель, присутствовавший при обыске.
– И откуда вы знаете, что он не сам подложил их туда, до убийства? В качестве алиби.
Я помедлила. Наверняка я этого не знала.
Рик хрипло рассмеялся:
– У него на все готов ответ. Он же психопат, а они в этом мастера.
– Что, повышаете его с социопата?
Он качнул головой:
– Насмехайтесь, если хотите, но вы понятия не имеете, какой он на самом деле. Думаете, моя сестра была первой?
– Что вы имеете в виду? – настороженно уточнила я.
– Его родители. Знаете о них?
– Они погибли в авиакатастрофе, когда он был в колледже.
– Нет. Начались весенние каникулы, и он был с ними, в Перу. И он тоже должен был лететь на том самолете. Они пропали, а он получил деньги. Знакомо, не так ли?
У меня внутри все похолодело.
– В жизни может быть больше чем одна трагедия.
– Ага. Ему просто чертовски, хронически не везет.
– Это вы ходили около башни раньше, до темноты? – помолчав какое-то время, решила спросить я.
– Нет. Говорил же, я только вошел, как он ударил меня.
– А раньше? По ночам вы там бродили? Может, у коттеджа?
– Я больше не хочу говорить. Боль адская. – Он скорчился на сиденье и замолчал.
Примерно полчаса спустя показался съезд на Пасифик-Гроув/Пеббл-Бич, и я свернула по указателю. Знак привел меня на узкую дорогу, но тут Рик издал звук, напоминающий предсмертный хрип, и я обеспокоенно повернулась. По его лицу текла кровь. Веки дрогнули, и глаза медленно закатились, оставляя видимыми только белки, и мужчина, потеряв сознание, уткнулся в окно дверцы.
– Рик! – охнула я.
Впереди уже потянулись белые здания больничного комплекса. Я, затормозив у пункта неотложной помощи и выпрыгнув из машины, начала звать на помощь. Тут же появился санитар с каталкой, за ним второй. К моему облегчению, Рик уже немного пришел в себя.
– Держись, приятель. – Первый санитар помог ему опуститься на каталку. – Раны на голове всегда сильно кровоточат. Доктора тебя быстро подлатают.
– Мне остаться? – спросила я Рика.
– Нет. Уходите.
Припарковав его машину на парковке для посетителей, я вернулась к больнице, отдать ему ключи. Санитары как раз завозили каталку внутрь. Он слабо усмехнулся и указал в угол здания:
– Улыбнитесь. Вас снимают.
Я подняла голову: там действительно мигала красным огоньком камера слежения. И что?
Его увезли в приемный покой, и я вышла наружу. Позади здания надрывалась сиренами «скорая». А что, если б Рик был серьезно ранен и умер бы по дороге? Сердце колотилось как сумасшедшее.
Я уже вытащила телефон, но тут к тротуару подъехал черный внедорожник и водитель произнес мое имя. Спрыгнув на асфальт, он открыл для меня пассажирскую дверцу, и я устроилась на роскошном сиденье.
Руки и свитер у меня были в крови, и меня передернуло. Вытащив из дверцы бутылку воды и пакетик бумажных салфеток, я как можно тщательнее отчистила руки и одежду.
Видимо, потом я задремала, потому что по ощущениям уже через несколько минут мы свернули к Торн Блаффсу. На темной парковке перед особняком мерцал огонек – сигарета. Эван нервно мерил площадку шагами, а при виде нас затушил сигарету каблуком и распахнул мою дверцу.
– Вы в порядке?
– В порядке.
Он коротко переговорил с водителем, и внедорожник уехал. Тогда Эван снова обернулся ко мне:
– У меня есть друг доктор, он позвонил в больницу. Там сказали, у Мак-Адамса сотрясение. Угрозы для жизни нет, но вы были правы. Нужно было сразу вызвать сюда «скорую». И никоим образом не вовлекать вас в это.
– Что за сделку вы обсуждали? – спросила я. – Почему он согласился сказать, что упал дома?
– В прошлом году его лишили лицензии адвоката во Флориде за попытку подкупить судью. Он не хотел, чтобы его поймали на чужой территории, учитывая запрет суда.
– Что за запрет?
– Вслед за курьерами и службой доставки он проникал сюда, пока меня не было, и шнырял здесь, разнюхивал, донимал моих сотрудников. Не знаю, как он пробрался сегодня, но намерен выяснить.
– Тогда почему вы решили прикрыть его сейчас?
– Меня подозревают в убийстве жены. И если б ее брата нашли в крови у меня на кушетке, это лишь усложнило бы ситуацию.
– Это вы напали на Рика? – внимательно глядя на него, спросила я.
– Нет. Я был в зале, читал документы. Фэрфакс принес мне пиво за полчаса до этого, можете сами спросить. И зачем мне на него нападать? Его обнаружили собаки, загнали в угол. Если б он не разбил голову, я бы вызвал полицию.
– Он сказал, там в лесу есть могила с красным крестом. И вы не хотели, чтобы он ее видел.
– Там я похоронил свою собаку, Делайлу. – Уголки губ Эвана дернулись в невеселой улыбке. – Она была старой, плохо соображала и съела отравленную приманку.
– Так ее никто не травил?
– Вы имеете в виду Беатрис? Нет. Моя жена обожала собак.
Какое-то время я молчала. Наши тени под светом грунтовых светильников дрожали на мощеной площадке и будто переплетались.
– Вы слышали про меня много плохого, верно? – мягко произнес Эван.
– Да, – признала я.
– И вы этому верите?
Я медлила.
– Я отвечу на любой ваш вопрос. Но не сейчас, вы ужасно устали, а у меня есть срочные дела, которые нужно закончить до утра. Но завтра мы обязательно поговорим.
– Почему?
Улыбнувшись, он коснулся моего лба, убирая прядь волос. Я подняла голову, встречаясь с ним взглядом, и он притянул меня в объятия. Его губы коснулись моих, и от поцелуя все тело вспыхнуло как спичка.
Но потом перед глазами мелькнула картинка. Девушка, похожая на портрет Модильяни. И я высвободилась из его рук.
Эван снова улыбнулся.
– Хорошо. Увидимся завтра. Спокойной ночи, Джейн.
Я проводила взглядом его удаляющуюся по тропинке фигуру.
Я должна следовать плану Рикки.
В домах у приемных семей Рикки всегда составлял планы за нас обоих. Это он придумал, как нам украсть часы Cartier в Бока-Ратон или бриллиантовые ожерелья от «Тиффани» и сбежать в Вайоминг. Но потом я начала зарабатывать много денег, и ему больше не приходилось ничего придумывать. Ничего до того момента, пока не появилась та девчонка из Санкт-Петербурга. Та, которая стала саблезубым тигром на подиуме и которую я обезвредила, а Фиона потом названивала мне и каркала в трубку.
И тогда Рикки снова пришлось строить планы.
– Взгляни правде в глаза, Бити Джун, тебе становится хуже. У тебя осталось, может, года два продуктивной работы, и то если повезет. Тебя надо выдать замуж, желательно за какого-нибудь богатенького старикана. С состоянием не меньше четверти миллиарда. Тебе и так уже есть из кого выбрать.
– Но они мне не нравятся, Рикки. Я не хочу.
– Чушь, Би Джи. Тебе придется кого-то выбрать. И если дело до этого дойдет, мы всегда сможем от него избавиться.
– Как? Рикки, расскажи.
– Все просто. Существует миллион способов.
Тогда он придумал новый план.
– Первым делом, Би Джи, ты собираешь улики. – И он рассказал мне о крови, о ноже, волосах. – И прячешь все в каком-нибудь тайнике.
Тайник, – рассерженно шепчет Мария. – Какого черта ты ждешь? Пошевеливайся!
Я иду быстрее к своему тайном месту, вниз по зеленым от мха ступеням к старому деревянному коттеджу, и ноги неудобно болтаются в больших ботинках моего тюремщика. Обхожу коттедж сзади, по тропинке, о которой мало кто знает, и нервно заглядываю в стеклянные двери. Но внутри темно.
В отличие от того дня в конце апреля.
Бити, поспеши! – шипит Мария.
Набросив на голову капюшон толстовки, защищая волосы и лицо от плетей ежевики и сорняков, я иду дальше по тропинке, которая приводит меня к тайнику.
Проход в него скрыт под грязью и листвой, я вытираю ручку, а затем тяну на себя. Спускаюсь вниз по ступенькам, которые закручиваются, а потом заканчиваются в камнях и грязи.
Достаю из пакета доказательства: волосы, окровавленные кусочки шифона и шелка – и разбрасываю их на полу. Достаю также нож с моей кровью и тоже бросаю в грязь. Затем расчесываю едва затянувшийся порез и, выпачкав пальцы, оставляю отпечатки на перилах, поднимаясь обратно.
Выбравшись из тайника наружу, я тяну на себя крышку люка, и она падает с гулким звоном, точно церковный колокол. Мгновение я с ужасом жду, что на звук прибегут ведьмы.
Но ничего не происходит, и я возвращаюсь той же тропой вокруг коттеджа и иду к особняку, к той стороне, где под навесами стоят разные машины и механизмы. Подхожу к машине, которая перерабатывает и покрывает почву остатками травы и бумаги, и скармливаю в большой красный рот журнал Vogue. Она хрустит им, точно огр печеньями. Гр-р-р-р. И я снова боюсь, что шум услышат ведьмы, и торопливо запихиваю в машину пакет с остатками шелкового платья, и огр его тоже сжирает.
Быстро-быстро я возвращаюсь в Морскую комнату и, прежде чем зайти, откидываю капюшон и по возможности отряхиваюсь от колючек, листьев и грязи.
Поднос с едой так и стоит на столике рядом с моим шезлонгом, и теперь мне уже не страшно. Я ужасно хочу есть – прям как огр.
Устроившись в шезлонге, беру поднос на колени и, вонзив пластиковую вилку в крабовый салат, начинаю есть. Соленые морепродукты и листья молодого шпината напоминают мне другой вкус.
Вкус крови.
Да, я помню. Тот день в конце апреля.
И вкус крови девчонки во рту.
Девчонки по имени Лили.