На горке возле школы ребята на санках катались. И Фелицата с ними.
Съедет — и хохочет!
А упадет — и того пуще смеется. Поднимется, отряхнется и, как коза, снова на горку бежит, санки за собой волочит...
Марья Ивановна на них в окно класса глядела, да не прямо, а из-за цветов, чтоб ее не заметили.
Больше всего ей хотелось тоже на горочке быть, и так же весело и молодо бегать, и так же громко, без стеснения хохотать с ребятишками, как Фелицата!..
Паша Гришанин на горочку прибыл на собачьей упряжке. Он всех своих трех собак в санки запряг, сам прокатился и Фелицате предложил.
А она тут же в санки уселась, Пашу крепко руками обхватила, чтоб не упасть, крикнула:
— Ну, Павлик, поехали!
И понеслась собачья упряжка по дороге! А ребятишки за ними, да разве догонишь!
А Кеша на высоком кедре устроился, сидел на ветке, ножками болтал, с одобрением смотрел на всех и кедровыми шишками иногда бросался.
Очень метко получалось у него — то в Наташу попадет, то в Веруньку!..
И с нетерпением ждал, когда же Фелицата, наконец, в школу пойдет и увидит, что Марья Ивановна плачет.
Кеша Марью Ивановну никогда не оправдывал, часто даже сердился на нее за Фелицату, но тоже и жалел, потому что она очень сильно расстраивалась и тем свое здоровье подрывала.
А теперь он наперед знал, что сейчас случится очень доброе что-то, и радовался этому...
А Фелицата, наконец, захотела пить, попросила Пашу детей по очереди покатать, а сама в школу направилась.
Ребятам крикнула:
— Я сейчас вернусь!..
Как и должно было случиться, Марью Ивановну Фелицата в слезах застала:
— Что произошло?
Обняла ее так нежно, так искренне, что Марья Ивановна, сама не зная как, правду ей сказала:
— Боже мой, больше всего в жизни хотела б я вот так бегать и хохотать, как ты!
— Да в чем же дело? Побежим! — радостно удивилась и за руку ее Фелицата потянула.
И вдруг Марья Ивановна стала легкой-легкой, как когда-то в юности, взмахнула радостно руками и побежала с Фелицатой на горочку...
И вот уже вся школа — две учительницы, десять мальчиков и семь девочек! — бегали по снегу, съезжали с горки, катались по дороге на собачьей упряжке Паши Гришанина...
А когда сваливались в сугроб, хохотали, как сумасшедшие!..
А Кеша радовался, что, наконец, две учительницы совсем подружились и теперь будут дружить всегда, и он от радости на кедровой ветке высоко прыгал, снег стряхивал и шишками так быстро бросался, словно из пулемета строчил!..
— Я больше не буду стареть! — переводя дух, весело пообещала Марья Ивановна Фелицате.
А шишка ее — хлоп! — по лбу.
— Правильно! — поддержала ее Фелицата. — Даже седой учитель должен быть молодым, как инспектор Зорин, например, а иначе детям скучно!
А шишка и ее — хлоп! — по щеке. Она догадалась и крикнула весело:
— Кеша, не балуйся!