Глава 2b

Итак, дружок, ты в варианте 2b. Смотри, куда ты попал: ты опять у колыбели Русалочки.


...Крабс дождался, пока старуха уснула. Вывернулся из железной сетки, в которую его засадили, и, перебравшись по стене к подоконнику, свесился вниз и тихо свистнул. Тотчас в кустах зашевелилась темная масса, и морская ведьма уцепилась за сброшенную Крабсом веревку.

Тяжело перевалившись через подоконник, хищно улыбаясь, склонилась над колыбелью.

– Хороша, – прошипела ведьма, разглядывая младенца.

Русалочка не спала, забавляясь собственным хвостом. Когда грубая ручища ведьмы коснулась Майи, принцесса недовольно чмыхнула, но Крабс клешней прикрыл Русалочке рот.

Секлеста перестала храпеть. Похитители замерли. Но оказалось, старуха лишь перевернулась.

– Пошевеливайся, безмозглый, – тряхнула ведьма краба за камзол.

Крабс суетился, запихивая в мешок детские распашонки. Ведьма с Русалочкой на руках уже спускалась. Крабс лихорадочно разыскивал пластмассового попугая – любимую погремушку Русалочки. Погремушка закатилась между ножкой кровати и стеной да там и застряла. Крабс тянул изо всех сил, отдуваясь и поминая морского дракона. Попугай, наполненный сухим горохом, трещал, но застрял прочно.

– Ах, мошенник! – Секлеста двумя пальцами подхватила краба. Крабс приготовился к смерти и зажмурился. Но нянька, кряхтя, чуть сдвинула кроватку, поднимая игрушку. Отерла рукавом. Подышала, собираясь сунуть погремушку младенцу. Мига было достаточно, чтобы Крабс бросился вниз головой с подоконника. Удар был так силен, что краб, взмутив воду и распугав пескарей, на полметра зарылся в песок. Но тут же отряхнулся, улепетывая вслед за черными задниками ведьмы Грубэ.

Неслись истошные вопли старухи, и уже слышался топот стражи. Стража настигала Крабса, он на ходу стягивал с себя слишком яркий, ядовито-красный камзол, но шансов уйти от стремительной погони было немного.

Дорога раздваивалась. Крабс нырнул за камень и зарылся в ил. Стража на развилке разделилась. Когда шум стих, Крабс выбрался из убежища и поковылял целиной. Кони ведьмы в дороге не нуждались, мчась напролом.

Погоня царской охраны сбилась со следа. Теперь можно было не торопиться. Крабс завернул в таверну. Медленно выцедил кружечку осеннего эля. Поболтал о погоде с подвернувшимся приятелем и неторопливо, точно краб, у которого все и всегда благополучно, тронулся в сторону Мертвого ущелья. Там, в самой чащобе из вереска и бузины, прятался замок ведьмы Грубэ. Верноподданные Нептуна опасливо шутили, что, если хочешь хорошо чувствовать себя днем, то не поминай Грубэ к ночи. Само зло поселилось в черных гранитных махинах дворца колдуньи.

Никто не помнил, когда и откуда появилась ведьма в этих краях. Поселилась она в глуши, в тростниковой хижине. По утрам приносила на базар на продажу молоко и сливки. Была старушонка тихая, неприметная, благообразная. Разговорами не докучала, помощи не просила. Жила бы себе да жила, если бы однажды под вечер в местный трактир не ввалился потрепанный осьминог Федь и, жестикулируя всеми щупальцами, не принялся нести несусветное. Мол, охотился он в лесу на морских песчанок. Почти насытился, но тут перед самым его носом одна из этих прожорливых тварей принялась вылизывать шкурку: только чешуя во все стороны.

– Не стерпел я такой обиды, – рассказывал Федь, – как положено, ухватил мышь, а она и говорит...

– Кто говорит? – оторопели слушатели. Осьминог разом осушил бочонок. Утерся.

– Мышь говорит! – огрызнулся он.

Присоски на щупальцах Федя недвусмысленно сокращались – пришлось верить.

– Отпусти, мол, образина! Я и отпустил.

Трактирщику заказали еще пива на всех. Говорящие мыши – предмет, достойный обсуждения. В царстве морском и так все запутано и перепутано. Кто жертва, а кто охотник? Кого есть можно, а кто там по образу и подобию его морского владычества? Словом, шуму было много до тех пор, пока не условились: всякая тварь, умеющая складно выражать мысли, считается разумной. Сожрать такую – и думать не смей. Немало пескарей и карасей уцелели от щучьих зубов только оттого, что вовремя крикнули хищнице:

– Ha-ка выкуси! Я – говорящий!

Морские мыши были чуть ли не единственной добычей, которая в зубах лишь попискивала.

– Но и не это самое главное, – подогрел любопытство Федь, – а дело-то было у самой хижины старухи Грубэ. И мышь, клянусь присосками, деловито так прошествовала к самой двери и скрылась в логове этой чертовки.

– Ведьма! – ахнул морской народец.

– Сжечь ведьму! – тут же решили.

Разогретые пивом, гурьбой вывалили из трактира. Кое-кто по дороге отстал. Но когда приблизились с чадящими факелами к хижине Грубэ, орда насчитывала самое меньшее три десятка орущих глоток.

– Эй, ведьма, выходи!

Окружили подворье, разломав изгородь, просочились во двор.

Старуха точно ждала. Тотчас дверь хижины отворилась перед непрошеными визитерами. За спиной старухи маячили хищные морды акул-людоедов.

Праведный гнев собутыльников приутих. Народец попятился. Ведьма оскалилась:

– Так и знала, что рано или поздно заявитесь! Только вы чересчур глупы, чтобы сражаться со мной голыми руками. Возьмите на бедность!

И тотчас откуда-то сверху, сверкнув пламенем, посыпались копья. Попадали раненые. Остальные бросились наутек, преследуемые хохотом ведьмы.

Когда наутро Нептун, возмущенный дерзостью морской ведьмы, со свитой прискакал к хижине старухи, путь им преградила непролазная чащоба, скрывавшая высоченный крепостной вал. Всадники попробовали вломиться в чащу. Но кони застонали, потому что им в бока, разрывая шкуру, впились колючки. Нептун повернул назад, когда из леса, шипя и брызгая ядом, поползли двухметровые змеи.

Пришлось смириться как с неизбежным, что не все в государстве Нептуна принадлежит ему. В стороне от городов и селений, окруженное лесом и стражей, было царство морской колдуньи.

Знай Нептун, что не случайно ведьма обосновалась в его владениях, днем и ночью сторожил бы лесную чащу. Окружил бы тройной цепью воинов. Не постыдился бы просить у соседних царей подмогу.

Но ведьма после визита Федя с товарищами притихла, о себе не напоминала, то ли была она, то ли ее выдумали. К примеру, все слышали о морском драконе. А кто-нибудь видел?

Морская ведьма выжидала. Варила в змеином яде сушеных летучих мышей, бросала в воду жемчужины, следила за движением звезд на небе. Все подтверждало, что ее час еще не пришел. Морские ведьмы живут почти вечно, рождаясь такими же старыми и безобразными, какими им суждено прожить многие, многие годы. То ли три, то ли четыре сотни лет (Грубэ не помнила) она видела восходы и закаты. Но никогда в жизни не смотрелась в зеркало. Она и без зеркала представляла, как выглядит ее крючковатый, упирающийся в подбородок нос, лысая голова, покрытая безобразными ядовитыми пятнами наростов. Старалась молчать – от звука ее голоса жабы корчились в судорогах и дохли, опрокинувшись на спину и растопырив лапки. С грустью смотрела колдунья на свои руки: железные когти украшали не менее безобразные пальцы, а бородавки сидели так часто, что наплывали одна на другую. Иногда во сне Грубэ видела себя другой: с нежной кожей и упругой грудью – и просыпалась в слезах. Но и слезы ведьмы были ядовиты и прожигали на щеках кожу. Вспухали долго не заживающие волдыри. И злоба ведьмы на весь мир становилась лишь яростнее.

Если бы не надежда, Грубэ давно бы выпила содержимое одной из трех бутылочек, которым она приторговывала в молодости, помогая отправлять в мир иной опостылевших мужей нежным женушкам, мечтающим поскорее обрядиться во вдовьи одежды.

Но когда-то, когда Грубэ была еще молодой, хоть и выглядела ничуть не краше, чем теперь, бродячий музыкант ей предсказал, что скоро родится на свет существо, которое согласится отдать свою красоту.

Тогда от радости Грубэ чуть не летала. Оставила нищего ночевать, на славу угостила хмельным вином. А когда старик уснул, заколола кривым кинжалом: музыкант мог рассказать еще кому-нибудь о близком чуде. Грубэ рисковать не хотела. Она будет той, кому младшая дочь Нептуна отдаст свою красоту.

В тот же день ведьма собрала котомку и много лет блуждала по свету, пока не прибыла в царство Нептуна.

Год за годом ведьма украдкой – тенью, туманом, змеей – навещала детскую. Царевны были хороши как день. Но лишь тринадцатая оказалась той, 6 которой пророчествовал старый музыкант.

Ночному туману младенца не унести. Змея задушит ребенка в объятьях. Нужен был кто-то, кто помог бы колдунье проникнуть в спальню малышки. А что фея подарит смышленого Крабса крестнице, Грубэ не сомневалась.

Теперь, склонившись над колыбелью, старуха шептала, изучая черты юной принцессы, как свою собственность.

– Чуть заметный пушок и темные глаза. Это хорошо, я буду блондинкой с карими глазами!

На пороге, помахивая тросточкой, появился проныра Крабс, бесцеремонно заглянул в колыбель:

– Ну-с, ай да я! Отличнейшая работа, не правда ли, сударыня? – и пощекотал Русалочку под подбородком клешней.

Майя улыбнулась, пуская пузыри.

– А теперь не грех и расплатиться.

Ведьма мрачно усмехнулась. В соседних покоях день и ночь кипел котел с соленой водой – Крабс много знал. А Грубэ не собиралась рисковать своим сокровищем. Ведьма подцепила Крабса, цедя сквозь зубы:

– Будет, будет тебе награда!

Увидев чан, из которого курился пар, Крабс почуял неладное. Но было уже поздно: ведьма подержала его над кипятком:

– А вот поглядим, как ты смотришься в вареном виде да на блюде с хрустящей картошкой!


Приятель! Не хмурься, хоть ты ошибся, выбрав вариант 2b.

Правда, ты многого не узнаешь о Майе, зато сразу очутился в главе 4с.


Грустная получается сказка, не правда ли? Но все еще может кончиться по-иному. Давай, дружок, опять попробуем проникнуть во дворец морского царя.

Загрузка...