Сестра Харуна-ар-Рашида

Глава LXI ХАЛИФ МСТИТ

— Довольно! — Харун ар-Рашид перестал владеть собой. — Эй, Масрур!

— Слушаю и повинуюсь, мой господни!

В приоткрывшиеся двери просунулась голова ферганца.

— Это ты, шелудивый пес? Установлена охрана вокруг дворца, как я велел? Убивать всех, кто попытается войти или выйти!

— Слушаю и повинуюсь, мой господин!

— Где твои помощники, будь ты проклят?

— Здесь, мой господин!

— Выполняй, что приказано!

Голова исчезла. Двери со скрипом растворились, и двое рабов втащили в нишу разысканный в дворцовых подвалах старый длинный сундук.

Харун ар-Рашид глянул на палача.

— Я тебя прикончу сегодня! Пошевеливайся!

Масрур стремглав подскочил к Аббасе, встал позади нее, схватился за эфес сабли.

— Ты что задумал? — ахнула Аббаса. — Побойся аллаха! Он все видит, все слышит и знает!

Халиф отвел взгляд в сторону, и она поняла, что участь ее решена.

— Я плюю тебе в лицо за твою подлость! — воскликнула она, отворачиваясь, и мысленно перенеслась в Хиджаз, к сыновьям, глубоко вздохнула — хлынувший в растворенные двери свежий воздух напомнил дуновение ветерка в оазисе, — подумала о Шемассийском дворце, где супруг ожидал наступления утра свободы, сложила руки на груди и забормотала:

— О аллах, сохрани и спаси моих детей! Ты всемогущий, ты всемилостивый! Одари их своим благодеянием!

Поглощенная молитвой, она не видела, как халиф моргнул Масруру, не заметила занесенной сабли.

— Спаси, аллах, моего…

Голова Аббасы с глухим стуком скатилась на землю. Обезглавленное тело дернулось и упало возле сундука. Рука, зацепившись, повисла на крышке, будто взывая к аллаху. Испуганные рабы торопливо подхватили труп, приподняли — из шеи еще хлестала кровь — и уложили в сундук. В ногах сунули голову.

Халиф сидел не шевелясь, словно окаменев. Когда крышка была заколочена, он встал и хрипло спросил:

— Где могильщики?

Палач сбегал к дворцовым воротам, возле которых под охраной стражников ждали доставленные из дворца Пребывания рослые эфиопы, привел их в башню. С опаской поглядывая на свежие пятна крови, они закатали рукава джалябий, кетменями взрыхлили земляной пол. Замелькали лопаты. По краям быстро углублявшегося узкого рва росли холмики земли. Трое эфиопов насыпали лишнюю землю в корзины, выносили из ниши. На дне рва показалась вода.

— Хватит! Опускайте!

Сундук с трудом был просунут между стенками и опущен в жидкую грязь.

— Засыпайте, черномазые обезьяны! — прикрикнул Харун ар-Рашид, носком сандалии сталкивая в могилу попавший под ногу комок глины. — Да будет земля ей пухом!

Когда ров был засыпай, а площадка выровнена и утрамбована, так что никто бы и не подумал, что здесь погребен человек, он приказал всем выйти, собственноручно повесил на двери большой замок и сказал Масруру:

— Отблагодари помощников и могильщиков! Никого не обойди милостью. Понял меня? Никого!

— Слушаю и повинуюсь, мой господин!

— Удвой охрану дворца! Перекрой ходы и выходы. Затем следуй за мной, я направляюсь в замок Вечности.

Заря еще не успела погасить звезды — ночные светила лишь слегка померкли, будто предчувствуя наступление страшного дня, — как стражники из личной охраны халифа под присмотром палача прикончили рабов, присутствовавших при казни Аббасы, и эфиопов, которые вырыли безвестную могилу. Трупы были зашиты в мешки и сброшены с лодки в воды Тигра.

Масрур вернулся в замок Вечности и доложил поджидавшему его халифу:

— Мой господин! Я заплатил несчастным сполна.

Тот выслушал палача и проговорил, протягивая тяжелый ключ:

— На, пусть хранится у тебя! Вернешь, когда потребую. Сегодня четверг, день отъезда визиря. Не отлучайся ни на минуту! Надо помочь брату моему Джаафару отправиться в дальний путь!