Смерть под колоколом

Глава 5 Дао Гань читает молитву в Буддийском храме; трое монахов обмануты ловким мошенником

Утром того же дня Дао Гань надел простое, но хорошо сшитое платье, а на голову натянул шапочку из черного шелка вроде тех, что носят богатые бездельники.

Нарядившись таким образом, он вышел через северные ворота и отправился на прогулку по городским окраинам. Наконец он обнаружил маленькую харчевню, где заказал скромный завтрак. Со второго этажа через решетчатое окно ему был хорошо виден изгиб крыши храма Бесконечного милосердия.

Расплачиваясь, он сказал слуге:

— Какой великолепный монастырь! Как должны любить бога эти монахи, чтобы их столь щедро благословил владыка Будда!

— Не знаю, какова мера преданности богу этих лысоголовых, — злобно проговорил слуга, — но не один честный житель этого округа охотно перерезал бы им горло.

— Следите за своим языком, мой друг, — воскликнул Дао Гань в наигранном негодовании, — вы обращаетесь к горячему почитателю Будды!

Слуга бросил на него свирепый взгляд и отошел, не взяв оставленных на столе чаевых. Улыбнувшись, Дао Гань забрал их и, положив в рукав, спустился на улицу.

Очень скоро он уже стоял перед воротами монастыря. Поднявшись по каменным ступеням, краем глаза Дао Гань заметил трех монахов, которые наблюдали за ним из комнаты привратника. Он сделал несколько шагов вперед, резко остановился и стал ощупывать свои рукава, а потом огляделся по сторонам в притворной растерянности.

Один из привратников, пожилой монах, приблизился к нему и вежливо осведомился:

— Могу ли я чем-то вам помочь?

— Вы очень любезны, — ответил Дао Гань, — я иду по Пути и прибыл сюда ради подношения милосердной богине Гуаньинь. Но, к несчастью, я забыл дома мелкие деньги и теперь не смогу купить благовония, придется вернуться завтра.

Говоря это, он достал из рукава серебряный слиток и повертел его в руках.

При виде серебра глаза монаха загорелись.

— Позвольте мне, господин, одолжить вам деньги на благовония.

Он бросился в привратницкую и вернулся с двумя связками по пятьдесят медных монет в каждой, которые Дао Гань с достоинством принял. Он пересек внутренний двор, выложенный гладкими каменными плитами, оглядел красивые приемные покои справа и слева от себя. Перед ними стояли два паланкина и суетились монахи со слугами. Он миновал еще два двора и оказался перед главным залом храма. С трех сторон его опоясывала мраморная терраса, пространство перед ним также было замощено мраморными плитами. Дао Гань поднялся по широким ступеням, прошел через террасу и, перешагнув высокий порог, наконец оказался в полумраке святилища. Статуя богини достигала почти двухметровой высоты. Она возвышалась на позолоченном пьедестале, отблески пламени двух огромных свечей играли на золотых курильницах и жертвенных чашах. В храме было несколько монахов.

Дао Гань трижды склонился в глубоком поклоне и сделал вид, будто положил деньги в щель ящика для пожертвований, ударив по нему рукавом так, что связки монет убедительно звякнули. Постояв с молитвенно сложенными руками перед статуей, он снова сделал три поклона и вышел наружу. Обогнув святилище справа, он оказался перед запертыми воротами. Пока он раздумывал, не попытаться ли их открыть, оттуда появился монах и спросил:

— Не желает ли господин посетить настоятеля?

Дао Гань поспешно отказался и вернулся в главный зал. Пройдя его, он повернул налево. По крытому коридору он пришел к лестнице, спустившись по которой он очутился перед дверью с табличкой, гласившей:

Не обращая внимания на это вежливое предупреждение, Дао Гань толкнул дверь и оказался в прекрасном саду. Среди цветущих кустов и искусственных горок вилась дорожка, а в зелени деревьев поблескивали голубая черепица крыш и красный лак на стропилах павильонов.

Дао Гань сделал вывод, что именно здесь остаются на ночь женщины, пришедшие за помощью к богине. Он спрятался между двух больших кустов, быстро снял свое платье, вывернул наизнанку и надел снова. Этот хитрый костюм сшили когда-то по заказу Дао Ганя, подкладка его была из грубых конопляных волокон, в некоторых местах виднелись неуклюже поставленные заплаты. Подобные одеяния носили бедные ремесленники. Дао Гань снял шелковую шапочку, засунул ее в рукав, а голову обмотал не очень чистым лоскутом ткани. Затем он подоткнул полы платья и достал из другого рукава свернутый кусок синей материи. Это было одно из хитроумных изобретений Дао Ганя. В развернутом виде — квадратная сумка с множеством швов и уголков, которой дюжина бамбуковых палочек могла придать самый разный вид — от свертка с кипой белья из прачечной до вытянутого пакета со стопкой книг. Эта вещь не раз помогала ему в разного рода предприятиях.

На этот раз Дао Гань так приладил палочки внутри, что сумка стала похожа на котомку с плотницкими инструментами. Немного согнувшись под их мнимой тяжестью, Дао Гань пошел по дорожке к павильону, стоявшему в тени старой искривленной сосны. Через приоткрытую красную лакированную дверь с медными ручками было видно, как два послушника подметают пол.

Дао Гань перешагнул порог и молча направился к большой кровати, стоявшей у дальней стены. Крякнув, он присел и принялся измерять ложе.

— Что, снова нужно мебель менять? — спросил один из послушников.

— Занимайтесь своими делами! — буркнул Дао Гань. — Неужели вам жалко, если бедный плотник заработает несколько медяков?

Оба послушника громко рассмеялись и вышли. Оставшись один, Дао Гань поднялся и огляделся вокруг.

Окон в комнате не было, за исключением одного овального отверстия в дальней стене, столь узкого, что в него не пролез бы и ребенок. Кровать, которую Дао Гань якобы измерял, была из черного дерева с инкрустациями из перламутра, на ней лежали подушки и покрывало из парчи. Рядом стоял палисандровый столик с жаровней и чайным сервизом из дорогого фарфора. Одну стену целиком закрывало изображение богини Гуаньинь, написанное на шелке, а у противоположной стоял изысканный туалетный столик, тоже палисандровый, с курильницей для благовоний и двумя большими свечами. Рядом Дао Гань увидел низкий табурет. Хотя два прислужника только что подмели пол и проветрили комнату, в воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.

«А теперь, — сказал себе Дао Гань, — поищем секретный вход».

Он начал с самого очевидного места — стены с изображением богини. Он отогнул шелк и заглянул под него, но не увидел там тайной двери. Потом он обследовал все стены, ощупывая их, и отодвинул кровать. Взобравшись на туалетный столик, он потрогал края овального окна, проверяя, не является ли оно частью большей по размеру рамы, но поиски его были по-прежнему бесплодны. Неудача сильно задела гордость Дао Ганя, который считал себя знатоком тайных ходов.

«В старых зданиях, — думал он, — бывают люки в полах. Но этот павильон построен только в прошлом году. Монахи могли бы сделать скрытую дверь в стене, но проложить подземные ходы, не привлекая внимания, им бы не удалось. Однако больше вариантов я не вижу».

Он встал на колени, свернул ковер, лежавший перед кроватью, и стал с помощью ножа проверять щели между каменными плитами пола, но снова ничего не обнаружил. Боясь оставаться в павильоне дольше, он вышел наружу. Ни дверь, ни замок ничего не смогли поведать ему. Расстроенный Дао Гань вернулся ни с чем, по дороге встретив трех монахов, которые приняли его за старого ворчливого плотника с котомкой инструментов. Недалеко от главных ворот он снова залез в кусты и вернул себе прежнее обличье.

Потом он прогулялся по внутренним дворикам и увидел, где находятся жилища монахов и покои, в которых ночуют мужья посетительниц.

Вернувшись к главному входу, он заглянул в привратницкую и увидел тех же троих монахов, которые сидели там, когда он пришел.

— Примите мою безграничную благодарность за вашу любезную ссуду, — вежливо обратился Дао Гань к пожилому монаху, не доставая, впрочем, связку денег из рукава.

Тот в ответ был вынужден пригласить его присесть и выпить чашечку чая. Дао Гань с достоинством принял приглашение и сел за квадратный стол. Вскоре они уже пили тот горьковатый чай, какой обычно подают в буддийских монастырях.

— Вы не очень-то любите расставаться с деньгами, — помолчав, сказал Дао Гань. — Я не смог воспользоваться теми монетами, которые вы мне одолжили, потому что обнаружил, что на шнурке нет узла.

— Странные вещи вы говорите, незнакомец! — воскликнул монах помоложе. — Покажите мне связку.

Дао Гань достал из рукава связку медяков и передал монаху, который быстро перебрал их пальцами.

— Смотрите, — сказал он победным тоном. — Если это не узел, то я не знаю, что тогда можно назвать узлом.

Дао Гань взял связку и, даже не взглянув на нее, сказал пожилому монаху:

— Тут, должно быть, замешано колдовство! Вот что... Ставлю пятьдесят монет на то, что на шнурке нет узла.

— Договорились! — выкрикнул младший из монахов.

Дао Гань прокрутил связку над головой и протянул ему.

— Покажите мне узел, — сказал он.

Все трое по очереди перебрали шнурок, передвигая монеты, но узел так и не нашли.

Дао Гань спокойно сунул связку в рукав, бросил на стол медяк и объявил:

— Даю вам шанс вернуть свои деньги. Подбросьте эту монетку, и я спорю на пятьдесят таких же, что она упадет вверх решкой.

— Идет! — воскликнул старый монах, подбрасывая монетку.

Когда она упала, четверо игроков склонились над ней и увидели, что она упала вверх решкой.

— Значит, ссуда возмещена. Но я готов продать вам за пятьдесят монет тот слиток, который я показывал, чтобы возместить вашу потерю.

Сказав это, он достал слиток и взвесил его в руке.

Монахи совсем запутались. Старейший подумал, что их гость малость не в своем уме, но упускать серебряный слиток, который можно приобрести за сотую долю стоимости, не собирался. Он достал еще одну связку медных монет и положил ее на стол.

— Отличная сделка, — заметил Дао Гань. — Это красивый слиток, к тому же не слишком тяжелый.

Он подул на слиток и тот... плавно слетел на стол. На самом деле это была умелая подделка из посеребренной фольги.

Дао Гань положил выигранную связку в рукав и извлек оттуда другую. Он показал монахам, что имевшийся на ней узел был особенным: при нажатии пальцами он входил в отверстие монеты и оставался там, пока ее двигали, скользя вместе с ней. И в заключение он показал монету, которой только что играл — две стороны ее были одинаковы.

Монахи громко рассмеялись, поняв наконец, что их посетитель был профессиональным мошенником.

— Мой урок вполне стоил ста пятидесяти монет, — спокойно заметил Дао Гань. — А теперь перейдем к делу. Я слышал, что к храму стекаются денежные потоки, и решил выяснить, как здесь обстоят дела. Похоже, что вы принимаете немало знатных гостей. А я хорошо разбираюсь в людях, и язык у меня подвешен. Возможно, я был бы вам полезен для того, чтобы... так скажем, привлекать «клиентов» и убеждать тех, кто не хочет оставлять своих жен в святилище на ночь?

Хотя старый монах покачал головой, Дао Гань продолжал:

— Вам не придется мне много платить. К примеру, десятую часть от того, что вы получите за благовония от тех, кого я к вам приведу.

— Тебя обманули, мой друг, — ледяным тоном произнес старый монах. — Мне известно, что завистники распускают о монастыре грязные слухи, но это все просто болтовня. Такой плут, как ты, всех равняет по себе, но сейчас ты ошибаешься. Богатством мы обязаны только покровительству нашей благодетельницы богини Гуаньинь.

— Не хотел вас обидеть, — дружелюбным тоном сказал Дао Гань. — Да, действительно, люди моей профессии и других подозревают в жульничестве. Полагаю, вы принимаете все необходимые меры для того, чтобы честь женщин осталась незапятнанной?

— Разумеется, — кивнул старый монах. — Прежде всего наш достойный настоятель, Добродетель Духа, весьма разборчив относительно тех супругов, которые допускаются в монастырь. Сначала он долго беседует с ними в приемном зале, и если его посещает хоть малейшее сомнение насчет принятия ими буддийского учения иди же их финансового... вернее сказать, общественного положения, он отказывает им. После того как женщина помолится в главном зале, ее супруг должен устроить трапезу для настоятеля и старейшин монастыря. Обходится это недешево, но, не сочтите за хвастовство, наши повара свое дело знают.

Затем наш настоятель сопровождает супругов в один из шести павильонов в саду за храмом. Вы их не видели, но, поверьте мне на слово, они обставлены с безукоризненным вкусом. В каждой комнате висит изображение чудесной статуи в натуральную величину, и женщина может провести ночь в молитве перед ее образом. Дверь запирается на ключ, который забирает супруг. Более того, настоятель всегда наклеивает на дверь бумажную полоску, и супруг ставит на ней личную печать. Наутро только он может сорвать ее, когда приходят открыть дверь. Теперь вам ясно, что нет никаких причин для подозрений?

Дао Гань кивнул с расстроенным видом.

— Да, как это ни печально, вы совершенно правы. Но скажите мне, что происходит, если молитва и ночь в монастыре не дают желанного результата?

— Это бывает только с женщинами, чем ум занят нечестивыми мыслями, или с теми, кто не придерживается буддийского учения по-настоящему. Некоторые приезжают снова, но есть и те, кого мы больше не видим.

Подергивая волоски на щеке, Дао Гань спросил:

— Предполагаю, что когда в положенный срок у бездетной пары рождается ребенок, они не забывают храм Безграничного милосердия?

— Да, действительно, — ответил, монах, усмехнувшись, — иной раз требуется паланкин, чтобы вместить все дары, которые они присылают. Но если об этом скромном долге вежливости почему-либо забывают, наш настоятель отправляет посланца с напоминанием.

Поговорив еще немного с монахами, Дао Гань убедился в том, что больше ничего полезного не узнает, и распрощался. В судебную управу он вернулся кружным путем.