Смерть под колоколом - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Роберт Ханс ван Гулик (Глава 25 Двойная казнь за южными воротами Пуяна, судья Ди встает на колени перед посланием императора) #26

Глава 25 Двойная казнь за южными воротами Пуяна, судья Ди встает на колени перед посланием императора

Две недели в ожидании пакета с окончательными приговорами по трем делам судья Ди и его помощники провели в страшном беспокойстве. После памятного заседания суда, на котором был осужден Линь Фан, наместник округа был очень мрачен и постоянно размышлял о чем-то. Вместо того чтобы, как обычно, обсуждать со своими помощниками наиболее интересные обстоятельства раскрытых преступлений, судья просто поблагодарил их за верную службу и сразу же погрузился в административные вопросы.

И вот наконец из столицы прибыл посланник. Дао Гань, проверявший счета в канцелярии, расписался в получении объемистого пакета и поспешил в кабинет судьи. Там уже были старшина Хун, приготовивший документы на подпись, и Ма Жуй с Цзяо Таем.

Дао Гань показал им большую печать суда империи на конверте и бросил его на стол, радостно объявив:

— Братья, вот окончательные приговоры! Его честь наконец приободрится!

— Не думаю, что наш судья беспокоится о том, что высшие власти не одобрят его приговоры, — сказал старшина Хун, — он ничего про это не говорил. Мне кажется, он тревожится по какой-то личной причине, он что-то тщетно пытается понять, и это не дает ему покоя.

— В любом случае, — заметил Ма Жун, — я знаю, кто точно начнет чувствовать себя лучше, когда судья объявит об окончательном осуждении Линь Фана. Это старая госпожа Лян! Наше дорогое министерство финансов, очевидно, загребет себе значительную часть состояния Линь Фана, но оставшейся части будет достаточно, чтобы она превратилась в одну из богатейших женщин в империи.

— Она это заслужила, — кивнул Дао Гань. — Как грустно, что в момент триумфа она упала в обморок. Ей не по силам такие потрясения, она уже две недели лежит в постели.

В этот момент вошел судья Ди, и все сразу встали. Он поздоровался с помощниками и сорвал печать с пакета, который ему подал старшина Хун.

Быстро изучив его содержимое, он сказал:

— Высшие власти одобрили все мои приговоры. Линь Фана ждет ужасное наказание. На мой взгляд, было бы достаточно просто отрубить ему голову. Но мы обязаны исполнять приказы.

Затем судья прочитал письмо с печатью министерства ритуалов и церемоний и, передав все бумаги старшине Хуну, почтительно поклонился в сторону столицы.

— Наша судебная управа удостоена большой чести, — сказал он. — Его величество император пожаловал нам декоративную панель с воспроизведением подлинного текста, собственноручно начертанного им алой тушью. Как только императорский дар будет к нам доставлен, старшина, проследите, чтобы он был немедленно помещен на почетном месте в зале суда.

Прервав поздравления помощников, судья продолжал:

— Завтра я объявлю приговоры. Это будет на особом заседании, которое состоится, как того требует обычай, за два часа до восхода солнца. Старшина, дайте всем необходимые указания и сообщите командиру гарнизона, что мне понадобятся всадники для сопровождения приговоренных к месту казни.

Подумав немного, судья со вздохом склонился над документами, поданными на подпись.

Дао Гань подергал старшину Хуна за рукав, Ма Жун и Цзяо Тай подбадривающе кивнули. Старшина, кашлянув, сказал:

— Ваша честь, мы все так и раздумываем над убийством Лян Кофа. Может быть, теперь, когда дело близится к закрытию, вы удостоите своих слуг объяснением того, что же произошло?

Судья Ди поднял глаза.

— Завтра, сразу же после казни преступников, — пообещал он и снова погрузился в чтение.

На следующее утро жители Пуяна задолго до восхода солнца начали стекаться к судебной управе, и вскоре собралась большая толпа, которая терпеливо ожидала, когда откроются главные ворота. Наконец они распахнулись, и зал заседаний, освещенный десятками больших свечей, расставленных вдоль стен, заполнился. Люди тихо переговаривались между собой, посматривая на гиганта, который стоял за спиной начальника стражи, держа на плече длинный двуручный меч. Большинство из них пришли сюда из любопытства, но у людей постарше было тяжело на сердце. Они знали, как сурово правительство карает своих граждан за мятежи, а массовое убийство монахов могло быть рассмотрено в этом свете.

Большой судебный гонг ударил трижды, и на возвышении появился судья Ди в сопровождении своих помощников. Ярко-красная накидка на его плечах указывала на то, что будут вынесены смертные приговоры. Он сел за большой стол, быстро произвел перекличку и объявил заседание открытым.

Первым был введен Хуан Сан. Его раны за две недели ожидания зарубцевались. Он только что съел положенное по обычаю жаркое и выглядел примирившимся со своей судьбой. Когда он преклонил колени, судья развернул длинный свиток и громко прочитал:

— Хуан Сан признан виновным в изнасиловании и убийстве. Он будет обезглавлен на месте казней, его тело разрублено на части и брошено собакам, а голова в назидание горожанам выставлена у городских ворот на три дня.

Руки Хуан Сана связали за спиной. Двое стражей взяли заранее приготовленную белую доску, где были записаны его имя, преступление и ожидающее его наказание, и закрепили ее веревками на спине Хуан Сана.

Когда осужденного увели, первый писец протянул судье другой документ. Развернув его, судья приказал начальнику стражи вызвать настоятеля Полное Просвещение и сестер Абрикос и Голубой Нефрит.

Начальник стражи вывел вперед старого монаха. На нем было пурпурное одеяние с отделанными желтыми нитками швами, указывающее на его ранг. Отложив в сторону изогнутый посох, покрытый красным лаком, он медленно опустился на колени.

Затем домоправитель судьи Ди привел барышень Абрикос и Голубой Нефрит. Они были одеты в зеленые платья с длинными рукавами, а их волосы были тщательно уложены и повязаны вышитыми повязками из шелка — украшением незамужних девушек. Их красота восхитила всех, кто находился в зале суда.

Судья Ди проговорил:

— Сейчас я зачитаю приговор по делу храма Безграничного милосердия. Все имущество названного храма конфискуется. За исключением главного зала и одного бокового зала, все здания храма должны быть снесены в течение семи дней после объявления этого приговора. Настоятель Полное Просвещение продолжит служение богине вместе с не более чем четырьмя монахами. В связи с тем, что проведенное судьей Ди расследование установило, что два из шести павильонов не имели тайных входов, настоящим документом провозглашается, что ребенок, зачатый в храме, ни в коем случае не может считаться незаконным, а его появление на свет должно приписываться благоволению богини Гуаньинь. Из сокровищницы храма должны быть изъяты четыре золотых слитка, которые передаются барышне по имени Абрикос и ее сестре. Наместнику их родного округа было приказано включить их семью в списки освобожденных от налогов на пятьдесят лет и внести в документы запись о том, что они имеют заслуги перед государством.

Судья Ди прервал чтение, чтобы бросить взгляд на своих слушателей, и, погладив бороду, продолжил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Императорское правительство с глубоким неудовольствием отмечает, что граждане Пуяна посмели нарушить полномочие государства на наказание преступников, помешав свершиться правосудию, и жестоко убили двадцать монахов. За это ужасное деяние в ответе весь город. Правительство намеревалось прибегнуть к строгим карательным мерам, однако, учитывая особые обстоятельства и принимая во внимание, что наместник округа Пуян просит о снисхождении, правительство, в порядке исключения, постановило, что его милосердие возобладает над его справедливостью и ограничится выражением населению города строгого порицания и предупреждения.

Благодарный шепот пронесся над толпой. Несколько человек начали славить судью Ди, но он громовым голосом воскликнул: «Тишина!» Пока судья сворачивал длинный свиток, настоятель и девушки отбивали поклоны, выражая свою благодарность.

После того как их увели, перед судом предстал Линь Фан. Он заметно сдал. Глаза ввалились, а лицо исхудало. Увидев на плечах судьи ярко-красную накидку и силуэт палача, он задрожал так сильно, что двум стражникам пришлось поддержать его и помочь встать на колени.

Выпрямившись в кресле, судья спрятал руки в рукава и медленно прочитал:

— Линь Фан признан виновным в государственном преступлении, за что он приговаривается к смертной казни самым суровым способом. Соответственно, упомянутый преступник Линь Фан приговаривается к четвертованию живым.

Линь Фан издал хриплый вопль и рухнул на пол. Пока начальник стражи приводил его в чувство с помощью уксуса, судья продолжал:

— Все движимое и недвижимое имущество упомянутого преступника Линь Фана, так же как все его предприятия, конфискуются государством. Половина состояния будет передана госпоже Лян, урожденной Нгуань, в возмещение значительного ущерба, причиненного ее семье упомянутым преступником Линь Фаном.

Судья прервал чтение и обвел глазами зал, но не увидев среди публики госпожу Лян, возобновил чтение.

— Это официальный приговор по делу «Государство против Линь Фана». Поскольку преступник умрет и цена крови будет передана дому Лян, приговор кладет конец и делу «Лян против Линь».

Судья ударил молотком по столу и закрыл заседание. Когда он встал, чтобы покинуть зал, раздались радостные крики, а затем все заторопились к выходу, чтобы последовать за осужденными к месту казни. Открытая повозка стояла перед воротами судебной управы, окруженная сидевшими на конях солдатами гарнизона. Стражники вывели Хуан Сана и Линь Фана и заставили преступников встать рядом в открытой повозке.

Из ворот вынесли паланкин судьи Ди, впереди и позади него шествовали стражники по четыре человека в ряд. За ними поехала повозка с преступниками. Процессия направилась к южным городским воротам. Когда паланкин остановился у места казней, к судье подошел начальник гарнизона в сверкающих доспехах и проводил его к воздвигнутому за ночь временному помосту. Судья сел на скамью, и его помощники заняли места рядом с ним. Подручные палача помогли приговоренным сойти с повозки. Всадники сразу же сошли со своих коней, чтобы образовать кордон. Первые лучи солнца окрасили кроваво-красным светом лезвия их алебард.

Вокруг сгрудились зеваки, с трепетом глядя на четырех больших буйволов, мирно жевавших сено неподалеку, и стоящего рядом старого крестьянина.

По знаку судьи подручные палача поставили Хуан Сана на колени. Они сняли с него табличку и расстегнули ворот. Палач поднял свой тяжелый меч и посмотрел на судью. Тот наклонил голову, и лезвие обрушилось на шею преступника.

Он упал, но голова не отделилась от туловища полностью. То ли кости его были слишком крепкими, то ли палач не рассчитал удар.

Толпа загудела. Ма Жун прошептал на ухо старшине Хуну:

— Негодяй не ошибся, невезение преследует его даже теперь.

Подручные вновь поставили несчастного преступника на колени, и на этот раз палач ударил с такой силой, что голова далеко откатилась от кровоточащего тела. Затем он подобрал голову и поднес судье для того, чтобы тот пометил лоб своей алой кисточкой. Ее бросили в корзину, чтобы потом прибить за волосы к городским воротам.

Теперь Линь Фан был проведен на место казни, и подручные перерезали веревки на его руках. Увидев четырех буйволов, он пронзительно вскрикнул и заметался, но палач схватил его за шею и бросил на землю. Помощники привязали к его запястьям и лодыжкам толстые веревки.

Палач дал знак крестьянину, и тот подогнал буйволов. Судья наклонился к начальнику гарнизона и что-то негромко сказал ему. Он отдал приказ своим людям, и те окружили преступника и всех, кто участвовал в казни, чтобы толпа не смогла увидеть кровавое зрелище. Все взгляды были направлены на наместника округа, никто не издал ни звука, только далекий крик петуха нарушил тишину.

Судья кивнул.

Линь Фан завопил, а потом застонал. Было слышно, как крестьянин тихо посвистывает, управляя быками, и мирный звук, какой можно услышать обычно на рисовых полях, заставил всех, кто его услышал, содрогнуться от ужаса. Снова раздались крики Линь Фана, прерываемые безумным смехом. Раздался сухой треск, как при падении дерева, и солдаты расступились. Зрители увидели, как палач отсек голову от изуродованного тела. Затем он поднес ее судье, и тот пометил лоб красной кисточкой, чтобы ее также повесили на ворота вместе с головой Хуан Сана.

Палач протянул крестьянину слиток серебра. Но тот плюнул на землю и отказался принять проклятую награду, хотя люди его класса не часто имели возможность видеть драгоценный металл.

Ударили в гонги, и солдаты отдали честь, когда судья Ди спускался с помоста. Помощники заметили, что лицо его побледнело, а по лбу катится пот. Он поднялся в паланкин и попросил доставить его к храму Хранителя города, где воскурил благовонную свечу и долго молился небесному покровителю Пуяна, прежде чем вернуться в суд. Там его уже ожидали помощники.

Судья дал знак старшине, и тот налил ему горячего чая. Вдруг дверь резко распахнулась, и вбежал начальник стражи.

— Ваша честь, мне сообщили, что госпожа Лян только что покончила с собой, приняв яд!

Старшина и его товарищи изумленно вскрикнули, но судья, казалось, совсем не удивился. Он приказал начальнику стражи отправить в дом покойной судебного врача, чтобы тот составил свидетельство о смерти. Причиной самоубийства надлежало указать помутнение рассудка.

Затем судья Ди откинулся на спинку кресла и устало произнес:

— Вот теперь дело «Лян против Линь» действительно закрыто. Последний представитель семьи Линь был казнен, последняя представительница семьи Лян покончила с собой. Почти тридцать лет вражды — убийства, изнасилование, поджог, ложь. И это конец. Все мертвы.

Он молча глядел перед собой невидящими глазами. Помощникам было не по себе, но ни один не решался задать вопрос.

Внезапно судья вышел из оцепенения, скрестил руки в длинных рукавах и заговорил своим обычным тоном:

— Когда я только начинал заниматься этим делом, меня поразило одно странное противоречие. Линь Фан — жестокий преступник, а госпожа Лян — его главный обвинитель. В течение долгого времени он стремился уничтожить ее, но когда она приехала в Пуян, оставил в покое. Я спрашивал себя: почему он ее не убил? У него хватало подручных, и он мог легко представить это убийство как несчастный случай. Линь Фан не колебался, когда речь шла о Лян Кофа. Он не колебался и тогда, когда понял, что может избавиться от нас. Но с того момента, как госпожа Лян приехал в Пуян, он не шевельнул и пальцем против нее. Как это объяснить?

Найденный под колоколом медальон дал мне первую подсказку. Выгравированное внутри него имя «Линь» заставило всех вас подумать, что он принадлежит Линь Фану. Но такие медальоны носят на шее, и если тесемка рвется, они застревают в одежде. Следовательно, Линь Фан не мог его потерять. Поскольку медальон лежал рядом с шейными позвонками убитого, я сделал вывод, что он принадлежал ему. Линь Фан его не видел, потому что в момент преступления медальон находился под одеждой жертвы. Лишь после того, как термиты съели ткань и шнурок от медальона, можно было его обнаружить. Это заставило меня предположить, что мы нашли не прах Лян Кофа, а кого-то, кто носил ту же фамилию, что и убийца.

Судья замолк и быстро допил чай. Потом он заговорил снова:

— Я перечитал свои заметки, и еще одна подробность доказала мне, что жертвой не мог быть Лян Кофа. Когда он приехал в Пуян, ему должно было быть тридцать — именно этот возраст назвала госпожа Лян надзирателю квартала, но, по его мнению, Лян Кофа выглядел не старше двадцати лет. Тогда я стал подозревать госпожу Лян в обмане. Возможно ли, чтобы это была другая женщина, похожая на госпожу Лян, которая ненавидела Линь Фана, все знала о вражде семейств, но которой тот не хотел причинить вреда? Я снова принялся перечитывать документы, раздумывая, кто мог быть на месте госпожи Лян и ее внука. И тогда мне в голову пришла мысль, которую я счел фантастической, но открывшиеся позднее факты, однако, постепенно ее подтвердили.

Может быть, вы помните, что сразу же после того, как Линь Фан изнасиловал госпожу Лян Хон, его собственная супруга исчезла. Подозревали, что он ее убил, но тело не нашли, как и доказательств. Я же теперь был уверен, что жена Линь Фана не была убита, она просто сбежала от него. Она обожала своего мужа. Наверное, так сильно, что даже простила ему и убийство брата, и смерть отца. Но когда ее супруг начал мечтать о госпоже Лян Хон, горячая любовь обманутой женщины превратилась в ненависть.

Она тайно отправилась к матери — старой госпоже Лян — и предложила ей объединиться против Линь Фана. Покинув мужа, она нанесла ему жестокий удар, ведь, как ни странно, Линь Фан был очень привязан к жене. К госпоже Лян Хон его влекли похоть и зависть, отнюдь не уменьшавшие его любви к супруге, единственного доброго чувства, которое когда-либо испытывал этот жестокий человек. После ее ухода Линь Фан больше не в силах был сдерживать свою ненависть и погубил всех членов семьи Лян. Там, в старой башне, погибли все, включая старую госпожу Лян и ее внука Лян Кофа.

Дао Гань открыл было рот, но судья поднял руку.

— Госпожа Линь продолжила борьбу своей матери. Она была прекрасно осведомлена о семейных делах и легко смогла себя выдать себя за госпожу Лян. К тому же мать и дочь были похожи, и ей просто нужно было выглядеть старше. Опасаясь нового нападения Линь Фана, перед тем как укрыться в башне, мать наверняка передала ей все документы, относившиеся к вражде семейств.

Вероятно, госпожа Линь открыла мужу, кто она, после убийства членов семьи Лян в башне. Этот удар был для него даже тяжелее первого — жена не просто его покинула, она стала его заклятым врагом. Он не мог разоблачить ее, потому что это означало бы публично объявить, что собственная супруга отвернулась от него. Такое не сможет признать ни один наделенный хоть какой-то гордостью мужчина. Кроме того, он все еще ее любил. Оставался один выход — скрыться.

Вот почему он бежал в Пуян, вот почему намеревался бежать и отсюда, когда она приехала вслед за ним. Но если госпожа Линь и сообщила мужу правду о себе, то ничего не сказала о том юноше, который был при ней, продолжая утверждать, что это Лян Кофа. И здесь мы приближаемся к самой невероятной и самой чудовищной части этой трагедии. Ложь госпожи Линь была частью плана, более жестокого, чем самое зверское из преступлений ее мужа. На самом деле тот юноша был сыном госпожи Линь и Линь Фана!

Все четверо помощников заговорили разом, но судья снова прервал их.

— Когда Линь Фан надругался над госпожой Лян Хон в заброшенном храме, у его жены после многих лет появилась надежда стать матерью. Я бы не дерзнул назвать себя знатоком женской души, но думаю, что нечеловеческая ненависть и зародилась в ней потому, что когда супружеская любовь обещала принести давно желанный плод, Линь Фан отвернулся от нее. Я говорю «нечеловеческая», потому что эта женщина сознательно пожертвовала родным ребенком, чтобы когда-нибудь нанести решающий удар своему супругу. Она хотела завершить свою месть, раскрыв ему, что он убил собственного сына!

Ей, по-видимому, удалось заставить юношу поверить, будто его зовут Лян Кофа. Возможно, она поведала ему, что подменила детей в раннем возрасте, чтобы защитить его от происков Линь Фана. Но она велела ему носить медальон, который муж подарил ей в день их свадьбы. В истинности этой ужасающей истории я убедился лишь во время допроса Линь Фана.

Первым доказательством явилась реакция Линь Фана на медальон, он едва не проговорился, что эта драгоценность принадлежала его жене. Когда же супруги оказались лицом к лицу, моя идея получила окончательное подтверждение. Наконец-то госпожа Линь восторжествовала, настал момент, которого она ждала всю жизнь! Ее муж был раздавлен и осужден на казнь. Оставалось нанести последний, решающий удар, чтобы разбить ему сердце. Указывая на Линь Фана, она воскликнула: «Ты убил своего...», но не смогла закончить страшную фразу: «Ты убил своего сына!»

Когда госпожа Линь увидела мужа страдающим, в крови, наконец побежденным, ее ненависть вдруг исчезла. Когда она пошатнулась, Линь Фан кинулся к ней для того, чтобы поддержать ее, не дать ей упасть и удариться о каменный пол... Вот теперь, друзья, вы знаете все. И вы понимаете теперь, как мне было трудно. Я приказал арестовать Линь Фана, и мне следовало как можно быстрее установить его виновность, не упоминая убийство сына. Потребовались бы месяцы, чтобы доказать, что госпожа Линь выдает себя за госпожу Лян! Поэтому я решил устроить подлецу ловушку, чтобы добиться от него признания в покушении на мою жизнь.

Мне это удалось, но я не мог допустить, чтобы правительство выделило бы часть конфискованного имущества самозваной госпоже Лян. Я ждал ее прихода, потому что по моим вопросам о ее предполагаемом бегстве из башни она смогла понять, что я догадываюсь о правде. Я уже начал опасаться, что мне придется открыть против нее дело. Но сейчас и эта проблема решена. Госпожа Линь ожидала дня казни мужа, чтобы умереть одновременно с ним. Теперь судить ее будут на Небесах.

В комнате царила гробовая тишина. Судья вздрогнул и закутался в мантию.

— Наступает зима, холодает. Старшина, вели, чтобы разожгли жаровню.

После того как его помощники вышли из комнаты, судья подошел к небольшому столику, на котором стояло зеркало, и снял свою судейскую шапочку. Отражение показало его осунувшееся, изможденное лицо. Машинально он сложил шапочку, убрал в ящик под зеркалом, сменив ее на домашнюю, и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину.

Судья пытался вернуть себе душевное равновесие. Но как только ему удавалось отвлечься от тревожных мыслей, перед его глазами вставали изуродованные тела убитых монахов, а безумный смех Линь Фана звучал у него в ушах. В отчаянии он снова и снова спрашивал себя, как же Небеса могли желать людям таких страданий, таких ужасных мучений.

Терзаемый сомнениями, судья замер перед своим столом и закрыл лицо руками. Когда же он опустил ладони, его взгляд его упал на послание из министерства ритуалов и церемоний. Печально вздохнув, он пошел в зал заседаний проверить, в нужном ли месте писцы укрепили панно.

Судья посмотрел на большой, покрытый красной тканью стол и на ширму с вышитым изображением единорога, символом проницательности. Скользнув взглядом выше, он увидел императорскую надпись. Прочитав ее, судья почувствовал глубокое волнение и встал на колени.

Долго и искренне молился он в пустом зале, пока луч утреннего солнца не заглянул в окно и не осветил слова, написанные с безупречным почерком императора:

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВЫШЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ