Сосуд (СИ)

Глава 35. О том, что счастье всегда рядом. Главное — узнать, рядом с кем

Голубые озёра.

Вилла Ситримия.

Голубые озёра — это самое прекрасное, что я когда‑либо видела в этом мире, за исключением, конечно, глаз Рихарда. Я постоянно об этом говорю, но он мне не верит. Смеётся и повторяет, что такой влюбленной дурочке очень легко вскружить голову. И я… согласна. Потому что весь мир предо мной… здесь, среди Озёр.

Я чувствую сквозь сон, как Рик любуется мной. Ощущаю, как его руки раскладывают огромные лиловые цветы на постели. Я чувствую, как искрящаяся серебром вода Озера Любви принимает меня в себя, и я плыву… к нему в руки.

Мы жили среди небес, среди розовых облаков, которые никогда не развеются над Озером Вечности, будто паря на одном из них.

Гора Просветления — место, где известный всему миру своими талантами маг построил… постойте, как это называется, ах, да… виллу.

Огромные залы, анфилады и сотни всевозможных балконов и балкончиков с видом на Озёра и горы — это и есть вилла Ситримия.

Кто такой Ситримий?! Он был учителем Рихарда, его наставником на пути постижения магии и мудрости мироздания. Почему был?! Потому, что сейчас его нет… в нашем мире. Единственный из всех магов он открыл путь Просветления и стал Странником, уподобившись первым Создателям.

Вилла Ситримия — это место, куда Рихард не приводил еще никого, это тот дом, где великий герцог Дахрейн всего лишь ученик, маг и… простой человек, лишённый всевластия, родовой силы, тщеславия и гордыни.

Мы часами гуляли по лугам Долины Грёз и у берега Озера Любви среди огромных деревьев с чешуйчатыми стволами и широкими листьями, собранными в метёлку вместо раскидистой кроны. Я срывала удивительные цветы величиной с мою ладонь, а на их месте тут же появлялись другие, еще краше.

Герцог объяснил мне, что Голубые озёра находятся под защитой самого Ниамора, города магов, потому что это единственный уголок мира, где при помощи самой магии нельзя сотворить что‑либо и остается лишь подчиниться Природе в её первозданном виде.

Мы были счастливы, питаясь фруктами и овощами, насыщавшими нас не хуже бараньей ноги или запеченного цыплёнка. По утрам я пила родниковую воду с добавлением капель росы, собранных с лепестков омитрии — цветов жизни. И действительно, я ощущала себя прекрасно отдохнувшей. А затем… мы любили другу друга так нежно и трепетно, как никогда ранее. Так, будто мы пили саму любовь.

Рихард познакомил меня с местными жителями — истинными детьми Природы, чтящими свою мать. Они не люди. Здесь их называют гайи. Я же слышала о них, как о нимфах, лесных и озёрных. Но, так или иначе, они — прекрасны и телом, и душой.

Шли дни, и я стала забывать, что есть другой мир. Тот, в котором может жить только сильный духом человек.

Я навсегда запомню Голубые Озера как место, где я испытала истинное незамутненное ничем счастье. Может быть потому, что возвращение на землю принесло мне столько горя…

— Рихард, дорогой, что это у тебя в руках?! — я вошла в дом с букетом омитрий, собираясь поставить его в вазу и отнести в спальню.

— Это?! — он рассеянно вертел в руке светящийся клочок бумаги, — Так… послание от одного существа, которого я нанял для…

— Для чего?! — опустив цветы в воду, я подошла к магу, явно чем‑то расстроенному.

— Помнишь, ты просила разузнать о твоей мачехе?!

— Да… — моё сердце внезапно пустилось вскачь, чувства обострились.

— Я узнал… гораздо больше… еще когда ездил в столицу, но хотел быть уверенным до конца, — меня взяли за плечи и усадили на тахту. — Присядь, эти вести, вряд ли тебе понравятся.

— Рихард, пожалуйста, ожидание только мучает меня! — я попыталась встать, но меня удержали.

— Кьяра, это касается твоей семьи, не только мачехи, с потерей которой ты уже смирилась, — герцог положил послание на столик и присел рядом, — если ты готова, я расскажу всё здесь и сейчас, но я бы предпочёл сделать это в Сумраке.

— Здесь! И сейчас! — решительно кивнула я. Пусть будет, что будет. Я сильная, я выдержу. — Обещай мне! Всё, без утайки!

— Хорошо!

Зря я так думала, никакая я не сильная… глупая самонадеянная девчонка, заигравшаяся во взрослую жизнь. Рихард сдержал слово.

— Нет, этого не может быть! Это не правда! — я кричала в голос, едва удерживая себя, чтобы не сорваться вниз с облаков и навсегда покончить с мучавшей меня болью и… виной.

— Кьяра, послушай меня, ты должна успокоиться! Это для твоего же блага! — Рихард не мог со мной совладать. Нет уже тех людей, кто некогда мог… и я никогда не увижу их. — Ты взволнована, я понимаю…

— Ничего ты не понимаешь, герцог Даремский! — я всплеснула руками. — Ничего! Пока я здесь пребывала в праздности и безопасности, мою семью убивали, резали, пытали… и уводили в плен, что равносильно смерти, но более мучительной!

— Милая, пойми, это война! А на войне всегда есть жертвы! — дорогой мне человек обнял меня, и я люблю его, но он меня не понимает…

— Мне плевать на жертвы и на войну, я только хочу, чтобы моя мама, моя сестрёнка, к чёрту, даже мой отец были живы! Ты меня слышишь, жи — и-и — ивы!

— Кьяра, я должен… должен был тебе сказать… но не мог! Еще был шанс… — герцог держал мою голову в своих руках, не давая мне отвернуться или уйти, чтобы оплакать свою потерю в одиночестве, — но теперь его нет… Твой отец мёртв… его тело найдено, вернее, то, что от него осталось. Мне жаль.

— К демонам! Тебе не жаль! Это лишь формула вежливости! — я вырвалась и была готова избить его за эту вежливую ложь, настолько гнев и боль клокотали во мне. — Не говори мне, что тебе жаль! Ты его не знал!

— Нет, не знал… Прости, — я видела, как гордый мужчина проглотил обиду, как замкнулся в себе… но сейчас я не могла, у меня не было сил быть с ним.

— Не извиняйся… Просто скажи мне, что… что с… — мой голос прервался, — что с мамой?! С сестрой?!

Герцог сел в кресло, а меня, обняв, усадил на колени.

— Твоя мать в плену, в одном из кланов демонов, пока не знаю в каком, но, слышал, что сам Ангир Тан — глава рода Ниариту, демонов крови, забрал её… Но это лишь слухи… А сестра исчезла бесследно и скорее всего у мраров.

— О, боги, я даже не знаю, что хуже! — закрыв глаза, я пыталась сдержать подступающие рыдания. Сейчас я должна держаться, ради них.

— Понимаешь, малыш, то, что нам часто кажется страшным, не всегда таковым является…

— О чём ты?!

— Они женщины, Кьяра. Твои мать и сестра — женщины, еще способные родить, — Рихард переплёл мои пальцы с его, — а с женщинами и демоны, и мрары будут обращаться бережно. Поверь, я знаю…

— Да от одной мысли о том, о чём ты говоришь, меня тошнит!

— Я был и у тех, и у других, так скажем, в гостях. О них позаботятся, — я чувствую его беспокойство обо мне и понимаю, что он пытается сделать всё возможное, чтобы облегчить мою боль, но… но есть то, что нельзя разделить даже с близким человеком… горе замешанное на предательстве своей семьи. Когда я покинула их, я думала только о себе. Я предала их!

— Но меня это не утешает. Я, слышишь… Я никогда не смогу их обнять! — и первая слеза всё‑таки сорвалась с моих ресниц. — Я сама выбрала этот путь… я покинула их первая… а теперь уже никогда…

— Даже думать не смей так о себе! Слышишь, я запрещаю тебе! — ярость прорывалась в каждом жесте герцога Даремского. — Твоей вины здесь нет! Кто угодно, но только не ты!

— Но я преда… — мой рот накрыли ладонью, не давая сказать.

— Нет! Иначе я сотру все твои воспоминания о сегодняшнем дне!

— Ты не посмеешь! — извернувшись, вскричала я, спрыгнув с колен мужчины.

— А ты проверь! — и мои руки снова в плену его, — Кьяра, ты самый дорогой мне человек… я сделаю всё, чтобы ты не страдала. Веришь?! Всё, абсолютно.

Он пугал меня, мой герцог. В его глазах блестели золотые искорки. Здесь, в этой комнате присутствовали трое, включая Зверя. И я была одна против их желания защитить меня… даже от самой себя.

Мы молчали. Ни ему, ни мне нечего было сказать. Солнце поднималось над облаками, окрашивая их в перламутрово — розовый цвет.

— Как умерла… Тайя, ты узнал?! — хрипло спросила я, закрыв глаза.

— Да.

— Почему не говоришь?! — еще более дурные предчувствия стали охватывать меня.

— Потому, что это тяжело… узнавать такое о близких, — сочувствие сквозило в каждом слове, но мне не это было нужно. Может, чуть позже.

— Я выдержу. Говори.

— Когда напали мрары, все мужчины отправились защищать последние рубежи. Деревни и общины были оставлены… И тогда пришли демоны. Они обрушились прямо с небес. Твоя мачеха воистину выдающаяся женщина. Она…

— Да, это так, — прошептала я, вспоминая Тайю и то, какой она была.

— Она собрала всех, кто уцелел после первого нападения в крепости Даремской, и три дня держала оборону. Не имея солдат, лишь женщин, детей и самых немощных стариков, Тайя смогла дать отпор многим отрядам демонов, но…

— Но что?! — насторожилась я.

— Но… силы были неравны, и кто‑то предал её. Ей только удалось увести малое число тех бедняг, кто мог хорошо двигаться к некой потайной тропе, что пролегала через Живой Лес. Вот они, быть может, и спаслись. Лес не пускал к себе, в саму Чащу, завоевателей. Чудо, что он пропустил людей.

— Она ушла с ними и погибла по дороге?!

— Нет, она осталась… и билась до конца.

— Значит, Тайя умерла на стене крепости, как воин… — потрясённо прошептала я, не ожидая услышать такое о женщине, которую я знала, или думала, что знаю, — … я не могу поверить…

— И это… не так.

— Рихард, ты тянешь с ответом! — я видела, как ему не хотелось говорить об этом, но мне нужно знать.

— Её пытали, отдавая ей честь болью и кровью, как заведено в мире демонов, а затем командующий армией лорд Эвей Эрард лично пронзил её сердце.

В наступившей тишине, я слышала, как дождевые капли собираются на стёклах Рассветного замка. Как притихли птицы перед бурей. Я слышала, но не было мне до этого никакого дела, ибо моя собственная буря бушевала в моей душе.

— Кьяра, она… погибла как героиня. Поверь, её смерть будут оплакивать многие…

— Они не имеют право! Они не знали, какой она была при жизни! А я узнала слишком поздно…

— Но ты‑то можешь оплакать её смерть, как и гибель своего отца, — меня обняли, целуя в висок, — плачь, тебе это нужно. Плачь, малыш. А я постараюсь, чтобы эти слёзы были последними.

Слёзы спасли меня от разговоров о том, что я чувствую. Они открыли моё сердце, и я увидела, что в нём. В нём была… ярость. Дикая, необузданная жажда убивать. Причинить боль тем, кто сделал это моим родным. Я изменилась. И изменился мой мир. Он стал по — настоящему жестоким.

— Нам надо возвращаться…меньше чем через три дня приём, а гости могут приехать и раньше, — слова герцога доносились до меня как будто издалека, потому я не сразу поняла, о чём он говорит, — о многом еще нужно позаботиться.

— О чём ты?! — опешила я.

— Кьяра, бал! Твой выход в свет и… наша помолвка, — терпеливо напомнили мне.

— О чём ты говоришь, Рихард… Я не могу. Нет, — я качала головой, отрицая саму мысль о празднике, — бала не будет. Нет. Только не сейчас, когда я узнала…

— Малыш, соберись и подумай! — меня тряхнули, приводя в чувство. — Большинство приглашений разосланы. Бал будет, но это не только танцы и праздничный ужин.

Я непонимающе смотрела в глаза Рихарда.

— Это еще и политика. Нет, не так, это — в первую очередь политика, — он сделал паузу и продолжил. — А теперь подумай, кого еще мы могли бы пригласить на торжество такого масштаба, как помолвка самого герцога Даремского?!

— Кого?!

— Тех, кто был бы не принят при дворе короля, в виду войны, но кто является, так скажем, личными друзьями герцога. Главы кланов демонов, не все, но многие, возможно сам Эвей Эрард. И кое‑кто из мраров…

— Зачем?! — воскликнула я, отстраняясь от него. — Это же мучение! Искать в толпе их лица, смотреть на них, и видеть убитых моих…

— Перестань, мысли шире! Как еще ты узнаешь, где твоя мать и сестра?! Как еще ты сможешь добиться встречи с ними, а быть может, и их освобождения?! — злился Рихард моей недалёкости.

— А… это возможно?! — впервые за этот день во мне затеплилась надежда.

— Малыш, неужели ты так до сих пор не поняла, с каким человеком тебя свела судьба?! Ты даже не представляешь, до каких пределов простирается моё могущество…

— Тогда, к чёрту всё! Возвращаемся! Мне нужно быть готовой к встрече с дорогими гостями! — я воинственно подняла подбородок.

— Вот это уже другое дело!