Тэтчер и тэтчеризм

1. Тэтчер и партия

Став лидером оппозиции, М. Тэтчер, конечно же, отдавала себе отчет в том, что и ее собственное будущее, и будущее того течения, которое она представляла, в решающей степени зависят от того, в какой форме находится возглавляемая ею теперь партия и от того влияния, которым она располагает, а точнее - будет располагать. Поэтому было вполне естественно, что с первых же дней своего лидерства она со свойственной ей энергией и решительностью приступила к освоению доставшегося ей в наследство партийного хозяйства. Поскольку же, как показали итоги двух подряд выборов, партия явно не справилась со своей основной миссией завоевания парламентского большинства, от нового лидера требовалось нечто большее, нежели просто принятие "партийных дел" и овладение новым для нее искусством партийного лидерства. Нужна была "новая метла", и Тэтчер, вероятно, лучше многих других понимала это.

Задачи, вставшие перед Тэтчер, во многом облегчались тем, что лидер консервативной партии по давней традиции обладает почти неограниченной властью в ней. Это, пожалуй, один из тех редких случаев, когда восходящие от аристократической политической культуры Британии авторитарные традиции менее всего подверглись разрушительной работе времени. В самом деле, власть лидера партии тори до сих пор такова, что он единолично назначает и смещает возглавляющего партийный аппарат председателя партии, другие ключевые фигуры этого аппарата. Он также назначает членов "теневого кабинета" - руководящего органа парламентской фракции, и в случае победы на выборах - членов кабинета министров и всех членов правительства. Правом назначения членов кабинета и других министров пользуется и лидер лейбористской партии. Однако во время пребывания в оппозиции теневой кабинет лейбористов избирается всем составом парламентской фракции.

Единственный влиятельный орган, который неподвластен лидеру, -это упоминавшийся выше Комитет 1922 г., в который входят все консерваторы-заднескамеечники. С момента своего создания комитет наделен правами избирать своего председателя, вице-председателей и руководителей комитетов фракции. Комитет 1922 г. полномочен выражать мнение заднескамеечников по тем или иным вопросам партийной и правительственной политики. После введения процедуры избрания лидера партии роль комитета, как это было показано ранее, еще более возросла.

"Монархический"[84] характер распределения власти в партии особенно наглядно проявляется в той форме, которую обретают отношения ее лидера с ежегодной конференцией партии. В отличие от конференции лейбористской партии, принимающей на своих заседаниях основополагающие документы программного характера и избирающие руководящие органы "массовой партии"[85] (Национальный исполком, председателя партии, ее генерального секретаря и др.), конференция консервативной партии обладает лишь консультативными полномочиями и может только "выражать мнение" по тем или иным вопросам партийной политики. Принимаемые ею резолюции не обязательны для исполнения и носят чисто рекомендательный характер. Знаменательно, что вплоть до 1965 г., т.е. до того как состоялись первые выборы лидера партии, этот последний вообще не присутствовал на конференции и появлялся лишь "под занавес", чтобы произнести напутственную речь и удовлетворить верноподданнические чувства делегатов. Э. Хит был первым лидером,

нарушившим эту традицию и ставшим участником всех пленарных заседаний конференции. М. Тэтчер продолжила это начинание Хита, и сейчас уже трудно представить себе ситуацию, когда кто-то из лидеров партии решился бы поступить иначе. И дело здесь отнюдь не в новой традиции, но прежде всего в тех меняющихся внутрипартийных отношениях, которые определяют поведение партийного руководства. Так же, как введение системы выборов лидера в 1965 г. и расширение прав парламентской фракции в 1975 г. (когда она получила право ежегодного переизбрания лидера), обретение партийной конференцией более высокого статуса (что явилось неизбежным следствием участия лидера в ее работе) было ничем иным как проявлением пусть и крайне заторможенной, но все же неуклонной тенденции к демократизации партии, повышению роли и "массовой" и "парламентской" ее составляющих. И хотя "патриархально-монархический" характер отношений лидера с массовой партией сохранялся, зависимость лидера от нее явно возрастала.

Одной из главных причин этого явилась резко усилившаяся в 60-х и особенно в 70-х годах неустойчивость в поведении избирателя, сужение "твердого ядра" электората обеих партий, готового голосовать за нее при любом повороте событий. Инертная, пассивная партия и партийные организации могли в этих условиях лишь загубить дело. Чтобы они действовали напористо и энергично, их нужно было убедить в правоте партийной политики, причем на просто убедить, но и, по-возможности, вдохновить на успешную борьбу за ее реализацию, т.е. за победу на выборах.

За время пребывания Хита на посту лидера энтузиазм членов и активистов партии не только не возрос, но и заметно поубавился. Не вселяли оптимизма и более долгосрочные тенденции. Согласно весьма компетентным свидетельствам, исходившим от влиятельных партийных кругов, в ней стали наблюдаться такие крайне неблагоприятные для ее будущего явления, как апатия, цинизм, утрата четкой ориентации и уважения ко всему парламентскому процессу[86]. Стала снижаться и численность партии. Если в 1953 г. в ней насчитывалось почти 3 млн членов (точнее, 2,8 млн), то, по данным исследования, выполненного в 1975 г., эта численность сократилась в 2 раза, т.е. упала где-то до 1,5 млн[87]. Еще быстрее снижалась численность организации "Молодых консерваторов" (со 150 тыс. в 50-х годах до 60 тыс. в середине 60-х и всего 45 тыс. в начале 70-х годов)[88].

Именно такая, находящаяся далеко не в лучшей своей форме, массовая партия и досталась в "наследство" новому лидеру. Для Тэтчер это означало, что нужно было не упиваться победой, а действовать, и действовать срочно.

Путь, избранный новым лидером был, с одной стороны, крайне прост, а с другой - нетривиален. Не полагаясь (как это делали все лидеры до нее) на партийный аппарат и его руководство, она решила взять на себя наиболее трудную задачу непосредственного общения с "низами" партии, поднятия их "духа" и укрепления веры в будущее организации. К такому решению Тэтчер подталкивали как сами обстоятельства ее избрания, которому она была обязана тесными связями с низовым партийным активом, так и накопленный ею опыт партийно-политической борьбы, неприязнь к "бюрократическим" методам ее ведения.

Сразу же после своего избрания Тэтчер начала менять характер отношений лидера и партийных масс. Здесь, как и во многих других аспектах деятельности нового лидера, отчетливо проявилось своеобразие ее политического стиля, резко контрастировавшего с методами прежнего руководства. Если Э. Хит вел себя как "патрон", редко снисходивший до общения с партийными деятелями и активистами более низкого ранга[89], то М. Тэтчер, напротив, не только резко расширила круг такого общения, но и старалась вести его в сугубо доверительной, личностной манере. Она, в частности, не упускала случая, чтобы в ходе продолжающейся три-четыре дня ежегодной конференции партии проводить множество неофициальных бесед, коротких встреч, будь то в перерывах между заседаниями, во время пребывания в отеле или даже в часы, отведенные для отдыха. Для сотен и тысяч партийных функционеров и активистов она стремилась стать, используя ее собственное выражение, "своим человеком" ("one of us")[90], не только вышедшим из той же среды, что и большинство их[91], но и сохранившим столь близкие им стандарты мышления и поведения.

В то же время в ее речах и выступлениях стал неизменно присутствовать высокий, "пафосный" стиль, призванный "разбудить" аудиторию и вызвать эмоциональный отклик. Пожалуй, первую серьезную проверку этот стиль прошел на первой ежегодной конференции партии в октябре 1975 г., где ей как лидеру партии пришлось держать традиционную заключительную речь. Высоко оценивая эту речь, газета "Таймс" писала, что, произнеся ее, Тэтчер прочно утвердила себя в качества лидера.

Конечно же, Тэтчер прекрасно сознавала всю важность этого своего выступления перед форумом, на котором присутствует в полном составе парламентская фракция партии, а "массовая партия" представлена примерно тремя тысячами делегатов[92]. Тем более, что одновременно это было и выступление перед всей страной, поскольку значительная часть речи обычно транслируется по радио и по телевидению. Чтобы читатель мог более предметно ощутить атмосферу зала, а заодно и ознакомиться с самой речью, приведу эту часть протокола конференции почти целиком:

"Питер Томас (председатель Национального союза, член Парламента): Маргарет, вы видели и слышали великолепное приветствие, которым вас встретило это выдающееся и поистине представительное собрание нашей партии... Прием, оказанный вам, показывает снова то, что мы уже наблюдали в течение всей конференции, а именно что мы горды иметь вас в качестве лидера и мы выражаем вам нашу полную и единодушную поддержку. И мы смотрим в будущее с энтузиазмом и уверенностью в вашем полном успехе.

Маргарет, благодарим вас за то, что вы были с нами в течение всей этой недели. А теперь я приглашаю вас обратиться к конференции.

Достопочтенная Маргарет Тэтчер, член парламента:

Благодарю вас за это чудесное приветствие.

Первая конференция консервативной партии, на которой я присутствовала, проходила в 1946 г., я была тогда студенткой Оксфордского университета, представлявшей университетскую консервативную ассоциацию... Та конференция также проходила в этом зале, но сцена казалась мне тогда очень далекой, и я даже не помышляла о том, чтобы оказаться в одном ряду с выдающимися людьми, которые сидели в президиуме. Но наша партия - это партия равенства возможностей, как вы можете воочию в этом убедиться".

Отдав дань уважения лидерам партии, которых она знала (начиная от Черчилля и кончая Хитом), Тэтчер продолжала:

- На протяжении моей жизни все лидеры консервативной партии становились премьер-министрами, и я надеюсь, что так будет и дальше. Наши лидеры были разными, непохожими друг на друга людьми, но все они имели одно общее качество: каждый отвечал на вызов своего времени. А какой же вызов бросает нам наше время? Я считаю, что их два: преодолеть экономические и финансовые проблемы страны и вновь обрести уверенность Британии в себе...

... Некоторые из выступавших считали, что я критиковала Британию во время пребывания за границей. Они неправы. Я критиковала не Британию, а социализм, и я буду критиковать социализм и выступать против социализма, поскольку это плохо для Британии. Британия и социализм не одно и то же, и пока я буду здоровой и сильной, этого никогда не случится.

Что бы я ни говорила о Британии, разве это может сравниться с тем ущербом, который нанесло ей нынешнее лейбористское правительство? Это правительство довело производительность труда до уровня, на котором она находилась в течение трехдневной недели 1974 г. У нас и сейчас фактически трехдневная рабочая неделя, только для выполнения той же работы сейчас тратится пять дней. Это лейбористское правительство довело до рекордного в мирное время уровня налогообложения...

... Неспособность лейбористов взглянуть в лицо национальным проблемам с точки зрения интересов всей нации, а не какой-то одной ее части, привела к утрате уверенности, к ощущению беспомощности. И вместе с тем создается ощущение того, что парламент, который должен принимать решения, бездействует и что решения принимаются где-то в другом месте.

Дело еще серьезнее, ибо есть люди, которые озабочены не тем, чтобы преодолеть наши экономические трудности, а эксплуатировать их, разрушить общество свободного предпринимательства и создать на его месте марксистскую систему. Сегодня эти голоса образуют внушительный хор в парламентской лейбористской партии и есть ощущение, что число их растет. И когда даже Вильсон обеспокоен их успехом в захвате ключевых позиций в лейбористской партии, разве можем мы оставаться равнодушными?...

Наша капиталистическая система обеспечивает значительно более высокими стандартами благосостояния и счастья, поскольку она исходит из признания инициативы и возможностей и поскольку в ее основе лежит человеческое достоинство и свобода. Даже русские должны обращаться к капиталистической Америке и покупать пшеницу, чтобы прокормить своих людей - и это после 50 лет контролируемой экономики. И тем не менее они не уставая хвастаются, тогда как мы, у кого есть гораздо больше оснований для хвастовства, только критикуем и осуждаем себя.

Так что не дадим себя обмануть тем, кто утверждает, что система свободного предпринимательства провалилась. То, с чем мы сегодня сталкиваемся, это кризис не капитализма, а социализма. Никакая страна не может процветать, если ее экономическая и социальная жизнь основана на доминировании национализации и государственного контроля...

Мы не должны позволить, чтобы кто-то промывал наши мозги или отвергал то, во что мы верим...

Каковы наши шансы на успех? Они зависят от того, что мы собой представляем. К какому роду людей мы принадлежим? Мы - народ, который в прошлом превратил Великобританию в мастерскую мира, кто убедил других покупать товары, сделанные в Британии, но не умолял делать это, а брал тем, что эти товары лучшие в мире.

Мы - народ, который получил больше Нобелевских премий, чем любой другой за исключением американского, но если считать в соответствии с численностью жителей, то наш результат по меньшей мере в 2 раза лучше, чем у Америки. Мы - народ, который изобрел компьютер, холодильник, электромотор, стереоскоп, искусственный шелк, паровую турбину, нержавеющую сталь, танк, телевизор, пенициллин, радар, реактивный двигатель и многое другое. Да, и лучшую часть Конкорда... И кто может усомниться, что обладая такими достижениями, Британия имеет великое будущее?

Позвольте мне поделиться с вами моим представлением об обществе этого будущего: это люди, имеющие право работать так, как они хотят, тратить, что они зарабатывают, владеть собственностью, иметь государство в качестве слуги, а не господина. Это и есть британское наследие. Это - основа свободной страны и от этой свободы зависят все другие наши свободы...

Если кто-то будет сетовать, что я выступаю за полную свободу предпринимательства ("laisses-faire"), то позвольте мне сказать, что я не доказываю и никогда не доказывала, что мы должны иметь экономику, которая предоставлена самой себе. Я считаю, что, так же как каждый из нас обязан получать возможно большую отдачу от своего таланта, так и правительства имеют обязанность создать условия, при которых мы сможем делать это. И не только каждый из нас в отдельности, но и отдельные фирмы и особенно мелкие фирмы... Некоторые из них останутся мелкими, но некоторые вырастут и станут крупными компаниями в будущем. Лейбористское правительство развернуло ужасную по своим последствиям войну против мелкого предпринимательства и самостоятельных работников. Мы дадим обратный ход от этой гибельной политики.

...Некоторые социалисты, кажется, считают, что люди должны быть цифрами в государственном компьютере. Мы считаем, что они должны быть индивидами. Мы все неравны. Никто, слава небесам, не похож на кого-то другого, как бы социалисты ни считали, что это не так. Мы считаем, что каждый имеет право быть неравным. Но для нас каждое человеческое существо одинаково важно...

А теперь я хочу коснуться утверждения Вильсона, будто лейбористская партия является естественной правящей партией, поскольку только ее принимают профсоюзы в качестве таковой... Но если нам говорят, что консервативное правительство не сможет управлять, поскольку те или иные экстремистские лидеры не позволят ей этого, тогда всеобщие выборы превращаются в издевательство и мы становимся однопартийным государством, а парламентская демократия погибает. Демократия, за которую наши отцы боролись и умирали, не позволит так легко положить себя на лопатки.

Когда следующее консервативное правительство придет к власти, этому будут способствовать многие члены профсоюзов. Миллионы из них голосуют за нас на всех выборах. Я хочу сказать всем им: помните, что если парламентская демократия умирает, умирают и свободные профсоюзы.

Я кончаю тем, что многие поставили бы на первое место: сила закона. Первейшей задачей людей в правительстве должна быть забота о соблюдении законов, и это трагедия, что у социалистического правительства, к его стыду, сдали нервы и оно порвало с этим принципом в деле Народной республики Клей Кросс[93]... Первая обязанность государства состоит в поддержании силы закона, и если оно пытается увиливать от этой обязанности, колеблется и петляет, когда ему неудобно выполнять ее, то и те, кем оно управляет, делают в точности то же самое, и тогда ничто уже не является прочным, ни дом, ни свобода, ни сама жизнь.

...Я верю, что мы подходим к новому поворотному пункту нашей долгой истории. Мы можем идти дальше так же, как мы шли и прежде, и опускаться все ниже, или же мы можем остановиться и, набравшись решимости, сказать: "Довольно".

Давайте все мы, кто собрался в этом зале и кто равно как и другие далеко за его пределами - все, кто верит в наше дело, совершим этот акт политической воли. Давайте провозгласим нашу веру в новое и лучшее будущее нашей партии и нашего народа. Давайте решимся залечить раны разделенной нации и пусть этот акт оздоровления будет прелюдией нашей прочной и длительной победы. (Длительные аплодисменты).

Достопочтенный Питер Томас, член парламента:

- Мы имели честь прослушать запоминающуюся речь. Я думаю, что эта конференция долгое время будет вспоминаться как конференция Маргарет. Налицо был широкий интерес к речи, которую она должна была произнести этим утром, и я думаю, что она может покинуть этот зал, будучи уверенной в том, что это был полный триумф"[94].

Судя по отчасти уже приводившимся откликам печати, Тэтчер в этой речи, как и в ходе конференции в целом, удалось главное - заложить основы взаимопонимания с наиболее активной частью членов и сторонников партии. Этому способствовал и доверительный тон речи, и личностное ее начало, и пассаж относительно мелкого бизнеса, и резкий, обличительный тон по отношению к "социалистам" и социализму, и, наконец, призыв к патриотическим чувствам, к решительным действиям во имя "спасения" нации.

На живой отклик аудитории были рассчитаны и пассажи, в которых Тэтчер в максимально доступной, манере попыталась изложить некоторые из основных принципов "нового консерватизма".

Можно без преувеличения сказать, что именно здесь, на первой ее конференции было положено начало тому союзу нового лидера и склонных к правому радикализму масс, который в дальнейшем стал одной из главных, если не самой главной опорой ее власти и влияния и в партии, и в стране в целом.

Ежегодная конференция, естественно, была и остается тем форумом, который дает лидеру партии поистине уникальную возможность воздействовать на массовую партийную и околопартийную аудиторию. Но одновременно Тэтчер стала широко использовать и многие другие возможности такого рода, открывшиеся перед ней как лидером партии: пропагандистские кампании, проводимые партией в связи с ежегодными выборами в местные органы власти, дополнительные выборы в парламент, проводимые для замены выбывших по тем или иным причинам его членов, интервью с журналистами и т.д. Главное, чего стремилась при этом добиться Тэтчер, - это не только быть постоянно на виду, но и являть собой пример того, как и в какой манере следует общаться с массами.

Эта роль "генерала", не только ведущего свое "войско", но и непосредственно ввязывающегося в "бой", причем в самых критических ситуациях, с самыми опытными и поднаторевшими в политических сражениях противниками, не в малой степени способствовала и росту популярности Тэтчер среди консервативно настроенных избирателей и поднятию ее авторитета в качестве партийного лидера. Такой же стиль стал утверждаться и на других уровнях, чему автор не раз был свидетелем, посещая предвыборные собрания, наблюдая за дебатами на телевидении. Во всяком случае, разговоры об апатии, разочаровании, столь распространенные в последний период пребывания Хита на посту лидера, довольно быстро сходят на нет.

Популистская стратегия Тэтчер в отношениях с собственной партией, ее стремление создать своего рода горячую линию связи с ней, минуя промежуточные звенья и где-то даже игнорируя их, во многом определяли и характер ее отношений с центральным партийным аппаратом. Менее всего склонная пускать дело на самотек, она в то же время не видела особой необходимости постоянно держать этот аппарат под своим непосредственным контролем. Тем более что она имела возможность осуществлять этот контроль другими, менее обременительными способами.

12 Главные функции исполкома - поддержание связей между центром и периферией, обеспечение эффективной предвыборной деятельности местных ассоциаций. Непосредственное управление парт аппаратом осуществляется генеральным директором. В рамках ЦБ имеется организационный и ряд функциональных отделов (исследовательский, по отношениям в промышленности, проблемам местного самоуправления и др.), а также Комитет по отбору парламентских кандидатов и Консервативный политический центр, выполняющий, как уже отмечалось, преимущественно информационно-пропагандистские, просветительские и отчасти идеологические функции.

В отличие от положения в лейбористской партии, где руководящий орган массовой партии - Национальный исполком и его председатель, избираемые ежегодной конференцией партии, нередко вступают в конфликтные отношения с лидером, в партии консерваторов такая ситуация практически исключена. Центральный совет партии, являющийся высшей после конференции партийной инстанцией, и по составу, и по функциям разительно отличается от Национального исполкома лейбористов. Выборы в его состав вообще не проводятся, и формируется он на принципиально иной должностной основе. В него входят ("по должности") руководители местных и региональных организаций партии, члены и кандидаты в парламент, руководящие деятели центрального аппарата. Сам же совет является совещательным органом при лидере партии, и, по общему мнению специалистов, ни он, ни создаваемый им исполком не играют сколько-нибудь существенной роли в руководстве делами партии12. Что же касается собственно партийного аппарата, т.е. Центрального бюро (ЦБ) (Central office), которое и осуществляет реальное руководство партийной деятельностью, то оно целиком и полностью подчиняется лидеру и председателю партии13.

Тот факт, что парт аппарат консерваторов находится практически под полным контролем лидера партии и назначаемого им председателя и, таким образом, не является ни частью массовой, ни тем более парламентской партией, практически исключает превращение массовой партии в нечто большее, нежели электоральная машина. Однако, как уже было отмечено выше, чтобы эта "машина" функционировала должным образом, ее роль не может сводиться лишь к роли исполнителя команд и директив, спускаемых сверху.

Ограничение функций парт аппарата тори (как, впрочем, и лейбористов) чисто внутрипартийными делами предопределяет его сравнительно небольшую численность. Постоянный штат Центрального бюро, включая и освобожденных партийных функционеров в регионах, составляет около 160 основных и около 200 вспомогательных сотрудников (клерков, машинисток и т.п.). Что же касается партийных организаций избирательных округов, то руководящие органы целиком и полностью действуют на добровольной основе. Единственной оплачиваемой должностью в них являются так. называемые агенты - профессиональные партийные работники, выполняющие преимущественно организационные функции. Подавляющее большинство партийных организаций (около 400 из 650) имеет по одному агенту (некоторые же обходятся и без них) и содержат их из собственного бюджета. Всем этим обеспечивается довольно высокая степень автономии местных партийных организаций от центра, что в немалой степени стимулировало усилия Тэтчер по установлению "горячей линии" связи с ними.

Сказанное выше во многом объясняет тот факт, почему Тэтчер, став лидером, удовлетворилась лишь незначительными изменениями в структуре аппарата. Эти изменения были нацелены главным образом на укрепление и расширение его связей с реальными и потенциальными сторонниками партии на местах[95]. Но что она тут же, без промедления сделала, так это освободилась от "людей Хита" на ключевых постах -председателя партии, его заместителя и генерального директора Центрального бюро. Председателем партии на место У. Уайтлоу, в чьей лояльности она еще не была уверена, был назначен лорд Торникрофт, находившийся не у дел после своей отставки из правительства Макмиллана в 1961 г. Здесь Тэтчер целиком следовала партийной традиции, в соответствии с которой на пост председателя назначается не "аппаратчик", а политик "кабинетного" ранга, прошедший школу партийной и государственной деятельности. Значение этого поста подчеркивается и тем, что занимающий его политик во время пребывания партии в оппозиции является одним из наиболее приближенных к лидеру деятелей, а в случае прихода партии к власти ему предоставляется место в кабинете. Делается это не только для того, чтобы повысить престиж председателя и держать его в курсе важнейших государственных и парламентских дел, но и чтобы дать ему возможность эффективно выполнять одну из главных его функций, а именно обеспечить связь между чисто партийной и правительственно-парламентской сферами, не допускать отрыва одной от другой.

Лорд Торникрофт вполне устраивал Тэтчер и тем, что он был заслуженной и уважаемой в партии фигурой, и тем, что он не был тесно связан ни с одним из противоборствующих течений в партии, предпочитая стоять "над схваткой". Такая позиция была на руку Тэтчер, которая в лице председателя хотела иметь не столько единомышленника, сколько лояльного политического организатора[96].

Заместителем председателя партии и председателем Исследовательского отдела Тэтчер назначила А. Мода - деятеля, придерживавшегося правоцентристских взглядов. До его назначения этот пост занимал Я. Гильмор - один из влиятельнейших "реформаторов", чьи отношения с Тэтчер, судя по всему, не сложились с самого начала. Имея уже установившуюся репутацию наиболее авторитетного интеллектуала партии, он не был склонен проявлять по отношению к ней даже чисто внешнюю лояльность.

Были произведены и некоторые другие перестановки, однако никакого "перетряхивания" аппарата Тэтчер производить не стала.

Знаменательно, что заменив председателя Исследовательского отдела, она сочла целесообразным оставить на этом посту его директора, выполняющего функции непосредственного руководителя отдела. Этим руководителем продолжал оставаться Кристофер Паттен, назначенный Хитом из числа наиболее молодых и талантливых советников его правительства. Был сохранен в прежнем виде и весь персонал отдела, насчитывающий около 30 сотрудников. Единственное существенное изменение, которое в нем было произведено, - это укрепление экономического сектора, во главе которого был поставлен бывший сотрудник мозгового треста правительства Хита Адам Ридли.

Важная роль, которую играет Исследовательский отдел в выработке партийной политики, ставит его сотрудников в несколько особое положение среди других парт аппаратчиков. Основной их задачей является подготовка информационных и аналитических материалов для комитетов парламентской фракции, специализирующихся на тех или иных вопросах внутренней и внешней политики. Сотрудники отдела выполняют также функции консультантов теневых министров. Примерно четверть своего времени они могут уделять исследованиям, связанным с долгосрочной стратегией партии. В отличие от основной массы сотрудников Центрального бюро они могут рассчитывать на парламентскую карьеру, и это привлекает в отдел немало талантливых и амбициозных молодых людей с университетским дипломом, побуждая их работать, что называется, не за страх, а за совесть[97].

Во время посещения Исследовательского отдела в 1978 г. автор был поражен царившей там атмосферой деловитости, а также большим интересом сотрудников как к выполняемой ими исследовательской работе, так и к тем функциям консультирования теневых министров, которые на них возлагаются. Это было далеко не самое лучшее время для посещения данного учреждения исследователем из бывшего СССР. Однако после того, как я не проявил интерес к дискуссии на идеологические темы и постарался перевести разговор на интересовавшие меня конкретные вопросы (о функциях отдела, последних его разработках, общей роли в партии и т.д.), беседа сразу же приняла деловой и, по крайней мере по моим впечатлениям, почти дружеский характер. Я получил не только исчерпывающие разъяснения, но и последние публикации и документы отдела.

Особенно оценил я такого рода прием и отношение после того, как буквально через день-два посетил штаб-квартиру лейбористской партии, от сотрудников которой я ожидал по меньшей мере столь же конструктивного и делового общения. Визит мой свелся к тому, что меня принял чиновник по внешним связям, который толком не мог ответить ни на один мой вопрос, а на просьбу организовать встречу с кем-либо из Исследовательского отдела партии ответил прикрытым какой-то отговоркой отказом. Как мне объяснили потом, все дело было в том, что для консерваторов я был просто собеседником, с которым было любопытно пообщаться, а для лейбористов - лицом, общение с которым, как опасался, видимо, этот чин, могло быть неправильно понято. Впоследствии мне не раз приходилось бывать у лейбористов, по-деловому и даже дружески беседовать со многими из них. Но тот первый мой визит надолго оставил неприятный осадок.

Но вернемся к парт аппарату тори и занятой по отношению к нему новым лидером позиции. Свою тактику невмешательства в практическую деятельность аппарата Тэтчер распространила и на процесс отбора и утверждения парламентских кандидатов, находящихся под эгидой Центрального бюро. Видимо сознавая, что ее вмешательство в этот тонкий и деликатный процесс, где решающую роль играют партийные организации избирательных округов и руководство парт аппарата, может вызвать болезненную реакцию тех и других, она предпочла оставить все как есть. Тем более, что изменить сколько-нибудь заметно состав парламентской партии с помощью такого вмешательства было явно нереальным делом. Практически во всех избирательных округах имелись либо уже избранные в парламент деятели, либо кандидаты в таковые, и согласно давно установившейся традиции лишь в случае выбытия по возрасту или по иной причине производилась замена. Учитывая нарастающее влияние неоконсервативной волны в партии, и особенно ее местных организациях, Тэтчер могла особенно не беспокоиться по поводу позиций "новичков".

Гораздо в большей степени ее интересовало происходившее в самой парламентской партии. Будучи избранной на пост лидера благодаря "бунту заднескамеечников" и отчетливо сознавая зависимость ее положения как лидера партии и потенциального премьер-министра от их поддержки, она с первых же дней своего лидерства стала устанавливать особо доверительные отношения именно с этой частью партии. К такого рода усилиям ее подталкивало и то обстоятельство, что она не могла рассчитывать на их автоматическую лояльность. Согласно проведенным в тот период исследованиям, лишь около 30 консервативных парламентариев, т.е. порядка 10%, относились к "жестким неолибералам". После выборов 1979 г. этот процент несколько возрос, однако ненамного. И даже после выборов 1983 г. число таких парламентариев составило от 80 до 100 человек, т.е. всего около четверти всей фракции. Примерно такая же часть заднескамеечников занимала хотя и менее жесткую, но все же в целом неоконсервативную позицию. Остальные принадлежали либо к группе "умеренных", либо "центристских", колеблющихся парламентариев[98].

Поскольку противники Тэтчер, причем не только из числа сторонников Хита, не были намерены сдавать свои позиции, а скорее, наоборот, считали ее избрание явлением временным, случайным и, как мы увидим дальше, продолжали активнейшим образом пропагандировать свои взгляды, завоевание лояльности парламентариев-заднескамеечников стало той главной стратегической целью, которую она начала преследовать в качестве высшего должностного лица парламентской партии. В отличие от всех своих предшественников, Тэтчер включила в круг своего общения едва ли не всех заднескамеечников. Она, в частности, взяла себе за правило пользоваться буфетом для рядовых парламентариев с тем, чтобы, стоя в общей очереди и сидя за столиком во время ланча или даже во время короткого перерыва на чай или кофе, пообщаться с возможно более широким кругом членов фракции, выяснить проблемы, волнующие их и их избирателей, выслушать те или иные просьбы. Поскольку такие мимолетные встречи и беседы носили регулярный и отнюдь не формальный характер, Тэтчер была всегда прекрасно информирована о настроениях основной массы заднескамеечников, могла влиять на эти настроения и, что немаловажно, зарабатывала на этом немалый авторитет и поддержку. Большую помощь в поддержании тесных контактов с парламентариями оказывали ей парламентские организаторы партии (именуемые по традиции "кнутами"[99]), а также ее личный парламентский секретарь, в функции которого входит обеспечение связей лидера с парламентской партией, информирование его о настроениях заднескамеечников, их пожеланиях и требованиях. Согласно информации, полученной от этих должностных лиц и от самих парламентариев, Тэтчер реагировала на такого рода пожелания и просьбы с поразительной быстротой, уже через пару дней, причем нередко письменно.

Усиленное внимание к заднескамеечникам и налаживание тесных отношений с ними сопровождалось стремлением несколько поднять их роль в выработке партийной политики. Делалось это, в основном, через участие последних в исследовательских группах или комитетах, создаваемых внутри фракции. Помимо самих парламентариев в эти группы обычно включаются видные ученые, эксперты, представители бизнеса, некоторых других общественных групп. Число таких комитетов при Тэтчер заметно возросло и составило около 60-ти. Стремясь повысить престиж парламентариев в комитетах, Тэтчер изменила статус "аутсайдеров", оставив в качестве полноправных членов этих групп только членов парламента. Остальные должны были представлять "свидетельства" и рекомендации, и выступать лишь в роли экспертов[100].

Новации Тэтчер, однако, мало что изменили в реальном распределении ролей внутри парламентской партии. Во-первых, наиболее важные исследовательские группы (около 20 из 60-ти) возглавлялись, как и прежде, членами теневого кабинета. Во-вторых, согласно установленному порядку, после того как та или иная группа подготавливала доклад, он должен был представляться теневому кабинету, и именно этим последним, являющимся и формально, и фактически основной руководящей инстанцией парламентской фракции, должны были приниматься те или иные решения. А это означало, что от отношений с этим органом зависели прежде всего те "степени свободы", которые могла позволить себе Тэтчер и в своем качестве лидера партии, и в качестве теневого премьер-министра'.

Как и во многих других своих действиях, она и здесь была связана установившимися правилами игры и традициями, которым она, естественно, должна была более или менее скрупулезно следовать. И все же по крайней мере одно существенное новшество она позволила себе ввести. Летом 1975 г. она санкционировала создание внутри теневого кабинета неформального политического подкомитета из девяти его членов. Председателем комитета был назначен К. Джозеф, его заместителем -А. Мод. Именно в рамках этого комитета проводились обсуждения подготавливаемых исследовательскими группами документов, а также регулярные дискуссии с директором исследовательского отдела К. Паттеном и главой экономического сектора А. Ридли. Как утверждалось в содержащей эту информацию статье в "Экономисте", "мало что обсуждается теперь в полном составе теневого кабинета, с которым Тэтчер сильно расходится"[101]. На заседания комитета, сообщал еженедельник, приглашаются и другие теневые министры, но только в случае, если обсуждаемый вопрос относится к их компетенции.

Однако, судя по составу подкомитета (помимо Тэтчер и Джозефа в него входили У. Уайтлоу, Дж. Прайер, Дж. Хау, П. Дженкин, лорд Каррингтон, Я. Гильмор и Ст. Джон-Стивас), вряд ли и здесь Тэтчер и Джозеф могли навязывать свои взгляды. Из семи "рядовых" его членов лишь Дж. Хау относился к твердым ее сторонникам. Неудивительно, что сама Тэтчер принимала участие только на заключительных стадиях дискуссий, да и то только по самым критическим вопросам, таким как налоги и иммиграция.

Возможно, Тэтчер и хотела бы сделать что-то более существенное для укрепления своих позиций в теневом кабинете, однако при существовавшем соотношении сил в парламентской фракции и особенно в нем самом свобода рук у нее была ограничена. Наиболее влиятельной силой, с которой ей приходилось считаться, был тот круг влиятельнейших партийных и государственных деятелей, которым традиционно принадлежала основная власть в партии. И тот факт, что Тэтчер, несмотря на свою успешную парламентскую и министерскую карьеру, продолжала оставаться скорее аутсайдером по отношению к этому кругу, побуждал ее проявлять по отношению к нему особую осторожность.

Отличительной чертой людей этого круга было то, что подавляющее их большинство принадлежало (большей частью по рождению) к политизированным кругам "высшего общества", воспитывались, как правило, в престижных частных школах и старинных университетах Оксфорда и Кембриджа и представляли собой своего рода элиту "избранных", спаянную зачастую и тесными родственными узами.

Избрание Э. Хита на пост лидера партии было расценено многими наблюдателями как начало новой эры в истории консервативной партии, своего рода рубеж, клавший если не конец, то начало конца господству старого, патерналистского истэблишмента. В их глазах Хит олицетворял собой новое поколение лидеров партии, отличительной чертой которых являлось то, что они сами пробились наверх. То, что такое обновление имело место, не подлежало сомнению, однако основные рычаги власти оставались у прежней элиты. Не в малой степени этому способствовало и то, что Хит не только не пытался противопоставить и себя самого, и других подобных ему политиков этой последней, но, напротив, стремился идентифицироваться с ней. Вот что писал, к примеру, орган британских деловых кругов "Менеджмент тудей", подводя итог правлению Хита и оценивая его роль в партийной иерархии. В начале его лидерства, говорилось в статье, многие "полагали, что он представлял новых тори, бесклассовую меритократию [102]. И в определенном смысле это было так. Он окончил грамматическую школу и сам сделал свою карьеру в политике. Но если в социальном плане он был своего рода правофланговым нового поколения, то в интеллектуальном плане он замыкал ряды старого. Настоящая разграничительная черта проходит между Хитом и Тэтчер, а не между Хитом и Макмилланом или Хитом и Хьюмом"[103].

За десять лет, прошедших после избрания Хита лидером в 1965 г., произошла определенная консолидация старой партийной элиты и новой меритократии, причем преимущественно на позициях, занимавшихся первой. Не только сам Хит, но и целый ряд привлеченных им в руководству партией и страной деятелей превратились к середине 70-х годов в ревностных защитников "макмиллановской" традиции. Неудивительно, что престарелый, но все еще политически активный бывший премьер решительно встал на сторону Хита в развернувшейся вскоре внутрипартийной борьбе.

Разумеется, такого рода смычка отнюдь не упрощала задач, стоявших перед Тэтчер. Риск оказаться пленницей обновленной консервативной элиты был вполне реальным, и она, разумеется, прекрасно сознавала это. Тем более что сила и влияние этих людей были отнюдь не только в упомянутых выше связях и поддержке извне, т.е. со стороны большого бизнеса, влиятельных аристократических кругов, членов престижных клубов, "квалифицированной" прессы. Каждый из них был и сам по себе достаточно крупной фигурой, накопил огромный опыт парламентской и министерской деятельности, являлся деятелем национального масштаба. Многие из них были известны не только как политические деятели, но и как авторы книг, публицисты. Почти все они были прекрасными ораторами, благодаря газетам, радио и телевидению их знала в лицо вся страна, и не просто знала, но и принимала их за "естественных" лидеров.

К середине 70-х годов в составе элиты тори наряду с уже сходившими с политической арены деятелями типа Гарольда Макмиллана и лордов Батлера и Хэлшема, а также рядом зрелых, многоопытных политиков (У. Уайтлоу, Р. Модлинг, лорд Торникрофт, лорд Каррингтон) наиболее многочисленной, да и, пожалуй, наиболее влиятельной была группировка сравнительно молодых, энергичных деятелей, уже вкусивших власть, но еще не реализовавших в полной мере свои политические амбиции. Это были прежде всего Ян Гильмор, Джеффри Хау, Питер Уокер, Джемс Прайор, Норман Джон Стивас, Кит Джозеф, Майкл Хезелтайн, Дэвид Хауэлл и еще несколько менее известных в то время имен.

Хотя у Тэтчер и было несколько твердых сторонников среди этой группы, они составляли явное меньшинство. Из перечисленных выше к ним можно было отнести К. Джозефа, а также с известными оговорками - Дж. Хау и Д. Хауэлла. Остальные же, принимая в той или иной мере неолиберальную фразеологию, в то же время достаточно твердо придерживались традиционного, основанного на консенсусе и активной роли государства подхода к решению обострившихся социально-экономических проблем страны. Исключение здесь составлял лишь один М. Хезелтайн, который не относился ни к твердым тэтчеристам, ни к убежденным реформистам.

В этой ситуации, казалось бы, Тэтчер должна была сплотить вокруг себя правоверных своих сторонников из указанной верхушки и срочно продвигать их наверх. Тем более что формирование теневого кабинета было и остается единоличной прерогативой лидера партии. Однако скорее всего такая мысль даже не приходила ей в голову, ибо любая попытка обойти, проигнорировать основной торийский истеблишмент не была бы понята не только в консервативной партии, но и в обществе в целом. Вся политическая история Британии научила ее жителей исключительно высоко ценить опыт политического управления страной и людей, таким опытом располагающих.

И все же определенное поле для маневра, пусть и крайне ограниченное, у Маргарет Тэтчер было. Во-первых, как уже отмечалось, в среде консервативной элиты у нее было некоторое число сторонников. Во-вторых, пользуясь своим правом лидера, она могла, не вызывая особых нареканий, возвысить двух-трех способных и перспективных заднескамеечников из числа своих приверженцев. Такого рода инъекции "свежей крови" делали практически все лидеры партии, включая и ее предшественника Хита, и было бы странно, если бы Тэтчер не сделала того же самого. Одновременно она не нарушила бы никаких табу, если б отодвинула в тень или же несколько снизила роль некоторых из влиятельных деятелей партии.

И Тэтчер, конечно же, постаралась использовать все эти возможности, избегая в то же время искушения зайти слишком далеко. Более того, по мнению многих наблюдателей, она действвовала чересчур осторожно. Формируя теневой кабинет, она включила в его состав почти всех членов прежнего, назначенного Э. Хитом. Помимо самого Хита, высокомерно отказавшегося от предложения войти в состав кабинета и тут же пересевшего на задние скамьи, исключенными из нового состава оказались всего пять человек, т.е. четвертая его часть. И это были далеко не самые влиятельные фигуры.

В числе привлеченных Тэтчер новых "теневых министров" выделялся Реджинальд Модлинг, который не был сторонником Тэтчер, он являлся типичным политиком старой, "макмиллановской" и "батлеровской" школ. Однако в момент, когда необходимо было поднять престиж партии и ее руководства, назначение его на один из ключевых постов теневого министра иностранных дел было не просто жестом в сторону старой гвардии, но и диктовалось тонким политическим расчетом.

Из числа своих сторонников, не входивших ранее в теневой кабинет, они включили лишь Э. Нива, которому, как помнит читатель, Тэтчер была многим обязана в деле организации кампании за ее избрание, и Дж. Биффена. В состав кабинета также вошел новый председатель партии лорд Торникрофт.

Заметно более решительно действовала Тэтчер при назначении "второго эшелона" переднескамеечников, из которого обычно формируется состав младших министров и который одновременно служит свого рода резервом для пополнения "первого эшелона", т.е. теневого кабинета или же кабинета министров. Одним из новых "назначенцев" здесь оказался Джон Нотт, уже занимавший пост младшего министра в правительстве Э. Хита, но отказавшийся от сотрудничества с ним после поражения партии на октябрьских выборах 1974 г. Уже спустя год Тэтчер сделала его членом теневого кабинета, ответственным за торговлю. Подобный же старт обеспечила она Сесилю Паркинсону, Норману, Теббиту, Николасу Ридли и ряду других близких ей по духу парламентариев.

Практически не изменив соотношения сил в теневом кабинете, Тэтчер в то же время распределила обязанности в нем таким образом, что на ключевые позиции были назначены люди, на которых она могла положиться. К. Джозефу было поручено отвечать за разработку партийной политики, на пост заместителя лидера партии назначен не склонный к фронде У. Уайтлоу. Располагая большим политическим весом и влиянием, Уайтлоу был типичным центристом, правда явно тяготевшим по своим взгядам к реформистскому крылу партии. Он был против того, чтобы огульно охаивать курс правительства Хита. В одном интервью он предостерег от "опасности полной смены курса при новом руководстве", высказался в пользу "конструктивной оппозиции" лейбористскому правительству, не исключающей поддержку тех или иных проводимых им мероприятий[104]. При всем том он, как и при Хите, ни разу не изменил своему принципу поборника единства партии. Пожалуй, это было одно из самых удачных, если не самое удачное назначение М. Тэтчер, во многом облегчившее ей задачу нейтрализации своих влиятельных оппонентов и одновременно позволившее занять определенную дистанцию по отношению к ним. Достаточно лояльную позицию по отношению к новому лидеру занимали также такие крупные деятели, как лорд Каррингтон и лорд Торникрофт, лорд Сомс и лорд Хэлшем.

К числу явных оппонентов М. Тэтчер в теневом кабинете относились прежде всего Я. Гильмор, Дж. Прайор, Фрэнсис Пим, Р. Модлинг.

Прекрасно сознавая, что любая попытка "завоевать" весь теневой кабинет на свою сторону не только нереальна, но и крайне опасна, Тэтчер предоставила его членам возможность оставаться при собственных взглядах и убеждениях. Вместе с тем ни она сама, ни другие партийные деятели не хотели создавать впечатление, что у партии и ее руководства нет четкой политической линии. Поэтому уже в 1976 г. Исследовательский отдел представил теневому кабинету программный документ "Правильный подход", который после небольшой доработки был издан от имени Центрального бюро[105]. Осенью 1976 г. его одобряет, правда неофициально, де-факто, ежегодная конференция партии. Спустя год публикуется еще один документ, названный "Правильный подход к экономике"[106]. На этот раз в качестве авторов выступила группа теневых министров - К. Джозеф, Дж. Хау, Дж. Прайор и Д. Хауэлл. Оба эти документа представляли собой довольно причудливую смесь правого радикализма и традиционного реформизма, причем содержавшаяся в них неолиберальная риторика создавала у читателя ощущение альтернативности и по отношению к установкам и политике лейбористов, и политике правительства Э. Хита. Что же касается сугубо конкретных предложений, то они были выдержаны в достаточно умеренном духе и не содержали ни требований широкомасштабной приватизации, ни демонтажа государства благосостояния, ни жесткого антипрофсоюзного законодательства. Провозглашалось лишь достаточно общее намерение осуществить заметный сдвиг во всех этих сферах в антиэтатистском, антибюрократическом направлении, а также обосновывалась линия на существенное снижение налогов, повышение конкурентоспособности и прибыльности предприятий и корпораций, поддержку мелкого бизнеса и других подобных мер по возрождению утраченного экономикой динамизма на преимущественно частнопредпринимательской основе.

Публикацией указанных документов одновременно решались две задачи. Во-первых, партия получала своего рода новый ориентир, пусть и не очень последовательный и четкий. Во-вторых, создавалась видимость единства партии, достижения согласованной и приемлемой для основных ее течений и группировок позиции. Как то, так и другое вполне устраивало и радикалов, включая Тэтчер, и реформаторов. Как те, так и другие ощущали свою причастность к выработке авторитетных программных документов и одновременно получали свободу рук и возможность вести собственную игру в надежде на каком-то этапе взять верх над своими оппонентами. Что же касается самой М. Тэтчер, то как лидер партии она уже могла не заботиться о достижении согласия, и, хотя ее имя не фигурировало ни в том, ни в другом документе, было очевидно, что оба они обсуждались с ней и публиковались с ее согласия. Эту свою причастность она четко обозначила в выступлении на конференции 1976 г., назвав "Правильный подход" документом, в котором выражена точка зрения высшего партийного руководства[107]. Сделано это было, правда, в весьма сдержанном тоне, походя и без каких-либо комментариев и оценок, что также понятно, учитывая содержание документа и ее растущую приверженность к праворадикальному курсу.

Примечательно, что обе стороны уже в процессе подготовки указанных документов не теряли времени и начали срочно готовить плацдармы для разработки и утверждения своего идейно-политического кредо. О том, что конкретно предприняли в этой ситуации Тэтчер и Джозеф, речь пойдет в следующем разделе. Здесь же отметим лишь, что, сделав упор на деятельности вне существующих партийных и парламентских структур и предоставив фактически полную свободу рук реформаторам, они в чем-то притупили бдительность последних и создали у них впечатление едва ли не изначального их превосходства. Во всяком случае, именно такое впечатление оставляют многие выступления представителей "старого" истеблишмента, относящиеся к тому времени. В них четко сквозит менторский, поучительный тон по отношению к человеку, лишь по воле случая оказавшегося на столь высоком посту, но явно не способного осилить редкое искусство большой политики. В какой-то мере такая оценка нового лидера возникала и укреплялась как следствие стремления Тэтчер вникать в детали той или иной проблемы, идти от факта. Склонность к "копанию в мелочах", не свойственная никому из ее предшественников, вызывала подозрение, а часто и уверенность в том, что это лидер, которому вообще недоступно крупномасштабное, "мужское" мышление и который нуждается если не в опеке широко и по-государственному мыслящих людей, то по меньшей мере в их помощи и поддержке.

Вспоминаю состоявшуюся у меня весной 1978 г. встречу с британским политологом, профессором Лондонской школы экономики и политических наук Р. Маккензи, хорошо известного всем тогдашним телезрителям по изобретенному им "электоральному барометру". С помощью этого нехитрого, но очень понравившегося зрительской аудитории устройства он доносил до массовой аудитории результаты опросов, выборов, оценивал шансы той или иной партии на всеобщих выборах. На мой вопрос, что он думает о Тэтчер как о лидере партии, этот отличавшийся недюжинным аналитическим умом и проницательностью человек[108] начал с нескрываемой досадой сетовать на то, что Тэтчер крайне ограниченный, неспособный к стратегическому мышлению деятель, все время которого уходит на выяснение деталей и который за деревьями не видит леса. Будучи связан с влиятельными кругами консервативной партии, Маккензи, конечно же, выражал отнюдь не только свое личное мнение. В этом убеждает, кстати, не только подтекст упомянутых мною статей и выступлений, но и то, что говорилось и писалось тогда открытым текстом. Так, солидная газета деловых кругов "Файненшл таймс" в 1975 г. отмечала, что в случае прихода партии к власти задача умеренных деятелей партии, объединившихся в "Торийскую группу реформ" (о которой речь пойдет чуть ниже), будет состоять в том, чтобы "образовать" Тэтчер, чье пребывание на посту лидера является "аберрацией". В случае же, если партия проиграет, писала газета, то необходимо будет в срочном порядке от нее освободиться[109].

Примерно в то же время в статье, частично основанной на доверительной информации, исходившей от высшего эшелона партийных политиков и опубликованной в журнале "Экономист", утверждалось: "Как говорят некоторые из ее (Тэтчер. - Авт.) ближайших коллег, неумение схватывать политическую суть является серьезным минусом ее лидерства"[110].

Вполне вероятно, что такая оценка политических потенций нового лидера объяснялась отчасти и тем, что содержавшиеся в изобилии в ее речах и выступлениях обобщающие политические оценки и положения праворадикального, неоконсервативного толка воспринимались этими людьми лишь как популистская риторика и даже демагогия, не имеющая ничего общего с реальной политикой и пригодная лишь для "пропаганды".

Тэтчер, конечно же, наверняка была прекрасно осведомлена о такого рода отношении к ней окружавших ее "патронов". Тем не менее она даже не пыталась ни опровергать эти оценки, ни менять что-то в стиле своего поведения, предпочитая вести свою собственную игру. Тем более что свобода, которой пользовались ее оппоненты, оправдывала ее собственную "самодеятельность", которая, как мы увидим ниже, отнимала у нее все больше времени и сил.

Уже спустя несколько месяцев после избрания Тэтчер сторонники традиционных подходов предприняли ряд шагов, нацеленных на укрепление своих позиций и в самой консервативной партии, и в стране в целом. Наиболее серьезным из этих шагов было создание в сентябре 1975 г. "Торийской группы реформ", непосредственным организатором и руководителем которой стал Питер Уокер. Как уже отмечалось, он не скрывал своего несогласия с Тэтчер и имел установившуюся репутацию "человека Хита". Активную роль при создании группы играл и другой бывший министр правительства Хита, не включенный в теневой кабинет М. Тэтчер, - Роберт Карр. В заметке об образовании группы "Таймс" называла в качестве ее руководителей также Я. Гильмора и некоторых других деятелей партии меньшего калибра[111]. Непосредственным предшественником группы являлась упоминавшаяся в предыдущем параграфе группа "За экономический и социальный торизм", руководителем которой был, кстати, все тот же Питер Уокер.

Сообщая о создании группы, обозреватель "Таймс" Р. Батт отмечал, что, хотя группа и отрицает, что она против Тэтчер, намеченная ее инициаторами линия на "средний путь в духе традиций, Дизраэли и Макмиллана, решительным образом расходится с той монетаристской доктриной, которую она берет на вооружение"[112]. Как сообщала "Файненшл таймс", к лету 1978 г. группа располагала 35-60 сторонниками в парламенте, причем 25-30 из них платили взносы. Всего в составе группы насчитывалось около 340 человек, входящих непосредственно в национальную организацию, и примерно 800 членов, организованных в местные группы (в основном в университетах).

Как состав руководства группы, так и ее ориентация создавали поначалу впечатление, что она образована едва ли не в поддержку Э. Хита. С течением времени, однако, деятельность группы и ее общая ориентация обретают более солидный, "центристский" характер. Сообщая о выходе первого номера журнала группы "Reformer" (спустя примерно два года после ее основания), "Тайме" отмечала, что журнал занял более примирительную позицию по отношению к Тэтчер, которая, как и Э. Хит, послала приветствие новому изданию[113]. Наряду с уже упоминавшимися именами руководителей группы к этому времени появляется и несколько новых. В частности, в числе вице-президентов наряду с Я. Гильмором назывались лорд Каррингтон, У. Уайтлоу, а также лорд Батлер. В числе членов группы упоминался и еще один член теневого кабинета Ф. Пим, о котором "Тайме" писала как о возможном наследнике Тэтчер. Примечательно, что У. Уайтлоу уже с самого начала заявил о своей поддержке группы и решительно возражал против мнения о ее "антитэтчеристском" характере[114].

Несмотря на то что все большее влияние в группе приобретала примиренческая линия Уайтлоу, нацеленная на "интеграцию" Тэтчер в старый истеблишмент или же на компромисс с ней, содержание и общая направленность публикаций группы практически не изменились. Так, выражая несогласие с неолиберальной трактовкой проблемы рынка, исходившей от тэтчеристского крыла партии, "патрон" группы П. Уокер заявил в одном из своих выступлений, что "свободный рынок бьет по слабым и тем самым становится мощным источником беспорядков". "Как и социализм, - заявил он, - свободный рынок разделяет людей"[115].

В унисон с группой, но не идентифицируя себя с ней, исключительно активно отстаивал "центристскую" линию и особенно линию на примирение с профсоюзами член теневого кабинета Дж. Прайер. Постоянным рефреном его многочисленных статей и выступлений было налаживание конструктивных отношений между правительством, бизнесом и тред-юнионами, привлечение наемных работников к решению вопросов, непосредственно затрагивающих их производственную деятельность. Будет "безумием", заявлял он в одном из выступлений в 1977 г., если тори отвергнут политику доходов и возвратятся к "свободе для всех" в отношении заработной платы и цен.

В том же духе, но одновременно и с почти незавуалированной критикой линии Тэтчер и Джозефа выступали два бывших премьера - Г. Макмиллан и Э. Хит, и особенно последний из них. Однако резкий, язвительный тон многочисленных выступлений Хита в прессе и парламенте скорее вредил, чем помогал реформаторам, создавая у читательской и иной аудитории, и особенно у той ее части, которая была склонна прислушиваться к Тэтчер, впечатление предвзятости и субъективизма.

Не ограничиваясь потоком статей, речей, интервью, реформаторы выступили и с более солидными разработками концептуального и политического характера. Наиболее значительными из них были две появившиеся почти одновременно осенью 1977 г. книги П. Уокера и Я. Гильмора. Первая из них, озаглавленная "Согласие Британии" ("The Assent of Britain"), была посвящена обоснованию тезиса о том, что для решения резко обострившихся социально-экономических проблем страна нуждается в национальном согласии и "единой нации". Именно нацеленность на создание такого рода национальной общности, утверждал автор, и есть истинный консерватизм. В числе других мер он выдвигал идею создания "промышленного парламента", который действовал бы параллельно с традиционным парламентом. Предлагалась также передача муниципального жилья в собственность квартиросъемщикам, поощрение различных форм участия в собственности и управлении, афишировался лозунг качества жизни.

Хотя некоторые положения книги были созвучны идеям радикалов (расширение частного домовладения, другие предложении, нацеленные на расширение "демократии собственников"), основное содержание книги, весь ее настрой свидетельствовали о приверженности автора к традиционному социал-реформизму. Как отмечала печать, они сильно расходились не только с идеями правых радикалов, но и с официальной партийной линией, зафиксированной в "Правильном подходе".

Несмотря на стремление автора по возможности острее поставить вопрос о путях выхода страны из кризиса, книга не вызвала большого интереса ни в партии, ни в стране в целом. Возможно, что причиной тому была явно прохитовская исходная позиция, которая в обстановке тех лет скорее вызывала реакцию отторжения.

Значительно больше повезло в этом плане книге Я. Гильмора "В лагере правых: исследование консерватизма" ("Inside the Right:А Study of Conservatism"). Книга эта привлекла большое внимание уже тем, что ее автор входил в узкий круг высшего консервативного руководства и обладал утвердившейся репутацией одного из ведущих интеллектуалов страны. Кроме того, сам подход Гильмора, его попытка изложить свои позиции и взгляды не напрямую, а через анализ ситуации внутри партии, оказался гораздо более удачным и привлектальным для читателя. Однако в том, что касается точки зрения автора, то она мало чем отличалась от взглядов Уокера. Гильмор утверждал, что сила консервативной партии прежде всего в ее умеренности, что консерватизм - это никакой не "изм", а скорее система принципов и норм, составляющих в своей совокупности цельностную концепцию. К числу таких принципов он относил: свободу, патриотизм, национальное единство, авторитет, власть, основанную на законе, улучшение экономических и социальных условий жизни людей, сбалансированную модернизацию общественных отношений, учет меняющихся обстоятельств.

Анализируя ситуацию в партии, Гильмор утверждал, что ее реальную политику определяет не идеологизированная риторика, а основанный на перечисленных им принципах политический прагматизм. Происшедший в начале 70-х годов при правительстве Хита сдвиг вправо носил большей частью поверхностный характер, и поэтому вскоре все вновь встало на свои места. То же самое, заявлял он, произойдет, и с теперешним радикализмом. По сути дела это было равносильно заявлению о том, что нового лидера партии не следует воспринимать всерьез и что бы она сейчас ни говорила и ни делала, со временем все вернется на круги своя.

При всей своей интеллектуальной и политической активности, реформаторы старого закала тем не менее не предложили сколько-нибудь разработанной общей программы действий, пусть даже и сугубо неофициальной.

Видимо, они отдавали себе отчет в том, что такого рода инициатива была бы воспринята как недопустимое проявление фракционности. Соответственно свое влияние на программные и политические установки партии они стремились реализовать путем инкорпорирования своих взглядов и своих концепций как в конкретные партийные документы и заявления, так и в общий поток генерируемых партией и ее интеллектуальными кадрами идей.

Невмешательство и даже видимое безразличие Тэтчер по отношению к литературным упражнениям своих коллег они воспринимали, скорее всего, либо как признак близорукости лидера, либо как проявление ее покладистости и даже слабости. Между тем она, конечно же, прекрасно понимала, куда они ведут дело. И если они имели свою игру, то она также имела свою, причем в чем-то более глубоко продуманную и изощренную.