Трагедия Дикого («Снежного») человека

Устное народное творчество о диком человеке

Сколько раз видали дикого человека, убивали его, держали в неволе, и все же словам мало верят, требуют конкретные материальные доказательства, поимку его и демонстрацию множеству ученых, ясные и множественные его фотографии, еще лучше — несколько трупов. Без всего этого дикий человек представляется скептикам темной историей. А там, где темно, к сожалению, всегда находятся еще и фальсификаторы, лжецы и просто выдумщики рассказов о различных таинственных историях, якобы приключавшихся при встрече с диким человеком. Они приносят вред делу нелепыми историями, выдаваемыми за правду, сеют недоверие к ясным чистым фактам. К поэтическому воображению относится и устное народное творчество — фольклор. В сказаниях, легендах и просто в суевериях нет недостатков. Многие народы, например, верят, что дикий человек обладает магической силой, способен погубить человека, напустить на него болезнь или что-либо другое неприятное. Встретить его — значит испытать большое несчастье, рано или поздно тяжело заболеть, погибнуть. Поэтому о нем не полагается рассказывать посторонним, чтобы не разгневать его. Все это порождает среди образованного общества разъедающий правду скепсис, ничем не аргументированное предубеждение о нем, как о вымысле, порожденном народной фантазией. Поэтому доказательства реальности существования дикого человека должны быть значительно большего объема разумной необходимости. Что поделать: путь к правде всегда тяжел, хотя бы потому, что нарушает покой и привычные удобные представления, и поэтому пролегает через ложь.

Устное народное творчество, скрашивающее разнообразие будничной жизни, всегда сопровождало различные события преувеличениями и вымыслами, и если бы не фольклор, дикий человек давно бы привлек к себе внимание цивилизованного мира. Почти каждый, кто встречался с этим остающимся до сего времени загадочным существом, — крестьянин, скотовод, охотник, рыбак, — рассказывая о нем, прибавлял незаметно для себя что-либо свое, и с самого начала достоверный факт путем пересказов неизбежно обрастал, как снежный ком, нереальными деталями. Так, по воле бытия фольклор превратился в могучую преграду для познания дикого человека, особенно в ученом мире, и потребовались проницательность и непредвзятость, чтобы среди нагромождения вымыслов распознать зерна истины.

В качестве образца подобной фольклористики мне хочется привести с небольшими сокращениями случайно найденную и забытую всеми статью, опубликованную в журнале «Охотник», в 1928 году, в № 11, Д. Милеевым «Джес-турмук». В ней автор пытается пробиться через нагромождение народного вымысла, неимоверно искажающего до неузнаваемости образ дикого человека.

«Могучие горные складки, вершинами своими уходящие далеко за линию вечного снега, окаймляют Ферганскую долину. Это географическое название громадной впадины, ограниченное с юга Алайским хребтом, с севера — Чаткальскими горами и с востока — Ферганской флексурой.

Долина ее с богатыми хлопковыми плантациями территориально входит в состав Узбекистана, а окаймляющие горы принадлежат Киргизии. Горные местности заселены почти исключительно киргизами, занимающимися скотоводством, и этот народ, исторические и бытовые условия жизни которого он получал за бесценок, так же, как и его стада, — отличается своим особым мировоззрением, свойственным лишь скотоводам.

Киргиз любит конный спорт, любит музыку, фантазия его богата, а некоторые народные сказания и фантастические предания дышат подлинной поэзией. В горах, в которых киргиз проводит лучшую часть своего времени, — он украшает каждую, более или менее выдающуюся скалу циклом мифических событий, каждое ущелье в преданиях служило ареной фантастической борьбы и героических моментов. Эта фантазия, рисовавшая мифические события, создавала и не менее чудовищных зверей, которые отличались особыми внешними свойствами, а нередко представляла собой как бы помесь отдельных зверей между собой или же обладала некоторыми человеческими свойствами. Так, существует предание, что по течению реки Чичкан (левый приток р. Таласа) жили в глубоких пещерах зверообразные люди, которые поедали заблудших путников и питались исключительно их кровью. И теперь это место называют „Дж-уй“, что означает „подземелья“.

До последнего времени к области этих фантазий относили рассказы киргизов о невероятном животном, похожем с виду на человека, но имеющем медные когти и медную пасть^[1]. Этот зверь должен питаться также человеческой кровью, и, по рассказам, еще не так давно — всего 70 лет назад, причинял много горя родственникам тех, кто погиб в когтях „джес-турмука“ или, иначе, „джез-тырмака“ (медная пасть и медные когти).

Эта легенда распространена только у киргизов южных горных районов, непосредственно примыкающих к границам Китая (Кашгарии), но с теми же, приблизительно, подробностями она повторяется и в самых северных районах от Алайского и Заалайского хребтов и, охватывая Ферганский хребет, Таласский Алатау, Сусамырский и Чаткальский хребты, распространяется также на север по Тянь-Шаню, Кунгей и Терскей Алатау.

Киргиз, рассказывая об этом звере, и не подозревает, что его рассказ может вызвать лишь улыбку, с которой слушают фантастическое вранье. Он укажет вам места, где, по рассказам его стариков, джес-турмак умерщвлял свои жертвы, он серьезно будет уверять, что через этот вот хребет нельзя было раньше переходить, так как там жили эти человекообразные. С такой же обстоятельностью он будет вам говорить и о богатырях, размерами своей подошвы не уступающих новейшим американским дредноутам, и если он очевидно глубоко верит этим героям, то и всякая чудовищная подробность для него — неоспоримый факт.

О джес-турмуке он будет говорить вам, что это человекообразное — немного лишь больше человека, но своими медными когтями и зубами нагоняющее такой неописуемый ужас на человека, что на последнего при встрече с ним нападает столбняк: он не в силах убежать и становится тут же его жертвой.

Однако в прошлом году мне пришлось услышать подобные же рассказы от русских охотников, психология которых, несмотря на то, что они выросли среди киргизов и многое у них позаимствовали, все же несколько разнится от психологии киргизского охотника, и сейчас еще пользующегося фитильным ружьем, поставленным на рогатку.

Наши охотники рассказали мне, что во время одной облавы на медведей в северо-западных ущельях Ферганского хребта, куда добраться можно только пешком, оставив лошадей и вьюки позади километров за 50, они встретили джес-турмука, который их так перепугал, что один из них, за всю жизнь сваливший не один десяток медведей, не одну сотню кабанов, бросился бежать и, чуть не бросив ружье, перемахнул над пропастью через такой барьер, который под силу только каменному козлу, спасающемуся от преследования хищника. Товарищи подняли его на смех, но тот едва переводя дух мог только указать место, где находился джес-турмук. Те же охотники, составляющие давно известную охотничью артель, не раз делившие свои трофеи, подтвердили сообщение одного из них, который будто бы в 1915 году убил одного джес-турмука и продал шкуру его за 500 рублей.

На высказанные мною сомнения и предположения, что с перепугу, может быть, они приняли обыкновенного медведя за джес-турмука, охотники продолжали уверять, что это именно был джес-турмук, и в доказательство предложили заключить с ними договор на поимку этого зверя, а уж в крайнем случае на доставку его шкуры.

Обстоятельства не позволили мне проверить существование этого зверя. Водится он в самых глухих местах, где даже вблизи не появлялся человек, любит лесные горы, где он скрывается в непроходимых зарослях. Животное это в высшей степени кровожадное».

Редакция журнала сопроводила статью замечательным примечанием. Она «печатает этот очерк, как интересное поверие, дожившее до наших дней», тем самым подтвердив глубокое забвение и недоверие к существованию дикого человека, царившее в те времена. А ведь тогда в 1928 году природа, по сравнению с настоящим временем, процветала, и угроза исчезновения дикого человека с лика земли не существовала в той мере, как сейчас.