Убийца, ваш выход! Премьера

III

Мартина вскрикнула.

— Я вас напугала, извините, — произнесла мисс Гейнсфорд. — Я вошла тихо, думала вы спите, но теперь поняла — вы репетировали эту сцену. Правда?

— Меня взяли во второй состав, вашей дублершей, — ответила Мартина.

— Уже была репетиция?

— Да, и у меня плохо получается. Теперь вот решила попробовать еще раз.

— Все понятно.

Мартина смущенно разглядывала девушку. Красивое фотогеничное лицо, заплаканные глаза. Скривившиеся губы.

— А на то, что будет со мной, вам, конечно, наплевать.

— О чем вы? — удивилась Мартина. — Я стала вашей дублершей. Что тут такого? Конечно, я радуюсь, что получила роль, но она у меня что-то не клеится.

— Все не так… не так, — проговорила Габи срывающимся голосом.

— Что не так?! — в отчаянии воскликнула Мартина. — И пожалуйста, не плачьте. Вам нечего меня опасаться. Я никто. Всего лишь дублерша.

— Ничего себе дублерша, — проговорила Габи Гейнсфорд. — С такой внешностью. Когда все говорят, что я не гожусь, и показывают на вас:. «Вот у кого подходящая внешность». Им дела нет, что мне пришлось покрасить волосы, потому что в этом театре не любят парики. И все равно моя внешность не подходит. У меня были волосы до плеч, натуральная пепельная блондинка, и вот пришлось подстричься под мальчика, стать брюнеткой, и все равно все недовольны. Да разве в любом другом театре режиссер допустил бы, чтобы автор так разговаривал с актрисой. А Адам, вместо того чтобы меня защитить, только пожимает плечами. Да, он такой чертовски терпеливый, возится со мной, бубнит, бубнит что-то, а я половину не понимаю.

Она всхлипнула и полезла в сумочку за платком.

— Я вам сочувствую, — сокрушенно проговорила Мартина. — Но бывает и так, что на репетициях все идет из рук вон плохо, а на премьере успех. И пьеса замечательная.

— Пьеса? Дрянь редкостная. Заумная тягомотина, и ничего больше. Для меня по крайней мере. Не знаю, кто станет это смотреть. И вообще, зачем дядя Бен сорвал меня с места? В том театре я главные роли не играла, но вторые с большим успехом. Там было весело, а тут как на кладбище. Меня и без того в этом театре все достали, а тут еще вы появились.

— Но я не собираюсь отнимать у вас роль, — снова начала оправдываться Мартина. — Вы ее прекрасно сыграете. Зачем огорчаться?

— Как не огорчаться, когда все жалеют, что вы появились слишком поздно.

— Чепуха. Просто мы немного похожи, вот и все.

— И сходство ваше чисто случайное? Никакого родства?

— Мы действительно родственники, — призналась Мартина, — но настолько дальние, что наше сходство — каприз природы. Я не хотела никому говорить, потому что это не имеет значения. И я попала в театр совсем не из-за этого.

— Я не знаю, как вы оказались в театре, но лучше бы вас здесь не было. Это так жестоко с вашей стороны. — Она снова всхлипнула.

— То есть вы требуете, чтобы я из-за вас бросила работу, которая так мне нужна?

— Не требую, а прошу… умоляю. Из-за вас я на грани безумия. Эмоционально истощена до предела. — Габи Гейнсфорд опять картинно всхлипнула. Теперь уже было ясно, что она разыгрывает сцену из дешевой мелодрамы. — Меня обложили со всех сторон. С одной стороны вы. С другой — дядя Бен изводит меня и изводит. С третьей — этот отвратительный театр. — Габи повысила голос до крика. — Если у вас есть хоть капля человечности, сжальтесь надо мной, избавьте от этой ужасной муки.

— Вы делаете трагедию на пустом месте! — воскликнула Мартина в отчаянии.

Габи Гейнсфорд обратила на нее полные слез глаза, ее губы дрожали.

— Вы не можете так поступить со мной.

Произнеся эту фразу, она разрыдалась в полный голос.

Мартине некогда было разбираться, игра это или действительно глубокое страдание. Она просто не могла выносить эти стенания и плач. Одно было ясно — ее недолгое счастье разрушено, она опять проиграла.

С чувством какой-то кошмарной отстраненности Мартина услышала свой голос:

— Ладно, я поговорю с мистером Пулом. Скажу, что не могу быть вашей дублершей.

Плечи Габи Гейнсфорд перестали трястись. Она застыла, прижав носовой платок к лицу. Это длилось с полминуты. Затем девушка тихо высморкалась, откашлялась и подняла на Мартину глаза.

— Но вы останетесь костюмершей Елены, то есть все равно будете в театре.

Мартина встала.

— То есть вы намерены вообще выпроводить меня отсюда?

— Почему же выпроводить, просто…

Мартина направилась к двери.

— Я пойду поищу мистера Пула. Если он в театре, немедленно поговорю с ним.

Габи Гейнсфорд схватила ее руку.

— Я вам, конечно, благодарна, но… пожалуйста, будьте великодушны. Не вмешивайте меня. Ну, не говорите Адаму о нашем разговоре. Он не пойме…

Она не успела закончить. Дверь отворилась. На пороге стояли Джеко и Адам Пул.

К своему удивлению, Мартина рассмеялась.

— Вы как добрый волшебник из сказки, — сказала она, глядя на Адама. — Появляетесь всегда в нужное время.

— И что случилось на этот раз? — спросил Пул, разглядывая Габи Гейнсфорд, которая смущенно отвернулась, подкрашивая губы. — В чем дело, Габи?

— Извините, — проговорила она сдавленно. — Позвольте мне уйти. Что-то разболелась голова.

Пул посторонился. Габи бросила умоляющий взгляд на Мартину и, скорбно потупившись, выскользнула за дверь.

— Девушке не повезло, — объявил Джеко. — Не там оказалась. В Голливуде ее бы на руках носили. Сколько подлинного трагизма в голосе, в походке.

— Сходи и выясни, в чем дело.

— Но у нее разболелась голова.

— Ничего, ты сумеешь ее вылечить.

Джеко положил на стол пакеты с едой и вышел.

Адам Пул повернулся к Мартине:

— Садитесь и рассказывайте. На вас лица нет.

Она снова уселась за машинку.

— Так что? — спросил он.

— Боюсь, что мне надо уходить из театра.

— Из-за нее? — Адам Пул кивнул в сторону двери.

— Из-за всего. Из-за нее тоже. Она в жутком расстройстве.

— Переживает, что роль отдадут вам?

— Нет. Просто мой вид доводит ее до истерики.

— Не нравится, что мы с вами похожи?

— Да.

— Так пусть не смотрит. Беда в том, что эта девушка законченная дура. — Пул потянул на себя лоскут, который пришивала Мартина, и начал рассматривать. — Никуда вы не уйдете, и я не потерплю, чтобы какая-то заурядная актриса командовала в моей труппе.

— Мне ее жалко.

— А себя вам не жалко?

— Себя? — Мартина усмехнулась. — Мне грех жаловаться. Я получила работу, а теперь еще благодаря вам стала актрисой второго состава. О чем еще можно мечтать?

— Неужели дублерша — это предел ваших мечтаний?

Мартина молчала, в душе удивляясь, что сейчас вот так свободно говорит с Адамом Пулом, который всего два дня назад был для нее лишь экранной легендой.

— Нет, конечно. Но что толку? — Затем после паузы вдруг добавила: — А пьеса хорошая и… постановка тоже. Нельзя допустить, чтобы она провалилась.

— Вот вы, оказывается, какая! Говорите правильные слова. — Он встал. Подошел к ней. Наклонился и взял за руку. — Но раз так, зачем же поднимать шум. Зачем уходить из театра из жалости к этой девушке, которая сама не знает, чего хочет? Тогда надо помочь.

«Давайте отвечайте, не тяните. И мы покончим с этим. Вы согласны?[****]»

— Я не знаю, чем могу тут помочь, но согласна.

— Вот и славно, девочка. — Пул погладил ее по голове и выпрямился.

Мартина улыбнулась.

— А я узнала цитату, только не помню точно откуда. Это или Петручио из «Укрощения строптивой», или Генрих Пятый.

Пул улыбнулся в ответ:

— Они друг друга стоят. А вы в таком случае Кейт, героиня «Укрощения строптивой». Хитрая, практичная Кейт, добрая Кейт, в которой нет ни капли трусости. Так что на репетицию завтра в одиннадцать явиться живой или мертвой. Договорились?

— Договорились.

— Смотрите не подведите. А с этой девицей я разберусь. До свидания, Кейт.

— До свидания, сэр.